Сражение при Порт-Репаблик

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Координаты: 38°18′01″ с. ш. 78°47′36″ з. д. / 38.3002° с. ш. 78.7933° з. д. / 38.3002; -78.7933 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=38.3002&mlon=-78.7933&zoom=14 (O)] (Я)

Сражение при Порт-Репаблик
Основной конфликт: Гражданская война в США

Сражение при Порт-Репаблик
Дата

9 июня 1862 года

Место

округ Рокингем, штат Виргиния

Итог

победа Конфедерации

Противники
США США КША КША
Командующие
Эрастус Тайлер[en] Томас Джексон
Силы сторон
3 500 6 000
Потери
1 000 убитых и раненых[1][Прим. 1] 800 убитых и раненых[1]

Сражение при Порт-Репаблик (англ. Battle of Port Republic) — одно из сражений кампании в долине Шенандоа во время Гражданской войны в США, которое произошло 9 июня 1862 года в округе Рокингем, штат Виргиния.

Это было жестокое сражение между двумя решительно настроенными противниками, и оно стало самым кровопролитным за всю кампанию. Сражение при Порт-Репаблик, как и произошедшее днем раньше при Кросс-Кейс стало решающим моментом в той кампании, которой заставило федеральную армию отступить и позволило генерал-майору Конфедерации Томасу Джексону перебросить свою армию под Ричмонд на помощь генералу Ли.





Предыстория

Порт-Репаблик[en] — это маленькая деревня, в которой в 1832 году проживало около 160 жителей. Расположена деревня на перешейке между рекой Норт-Ривер[en] и Саут-Ривер[en], которые образуют развилку реки Шенандоа. 6—7 июня 1862 года армия Джексона, численностью 16 000 человек, стояла лагерем севернее Порт-Репаблик: дивизия Ричарда Юэлла находилась на Милл-Крик возле Годс-Милл, а дивизия Чарльза Уиндера размещалась на северной стороне Норт-Ривер около моста. 15-й алабамский полк был оставлен у Юнион-Чеч, где перекрывал дорогу. Джексон разместил свой штаб в Мэдисон-Холл в самом Порт-Репаблик[5].

Рано утром 8 июня началась сражение при Кросс-Кейс. Пока шла перестрелка у Кросс-Кейс, федеральная кавалерия Баярда совершила рейд на Порт-Репаблик и едва не захватила в плен самого Джексона с его обозами. Джексон направил против прорвавшейся кавалерии 37-й вирджинский полк, при появлении которого северяне отошли. Баярд отвёл своих людей на две мили от города и соединился с авангардом Шилдса[en] — бригадой Эрастуса Тайлера[en][6].

После разгрома Фримонта при Кросс-Кейс, офицеры Джексона решили, что теперь он отведёт армию из «ловушки», но к их удивлению, Джексон велел вернуть обозы в Порт-Репаблик и накормить людей. Вопреки всеобщему ожиданию он решил на следующий день не уходить, а атаковать Шилдса[7].

Федеральная бригада генерала Эрастуса Тайлера соединилась с бригадой Самуэля Кэрролла севернее Левистона на Ларей-Роуд. Остальные части дивизии Джеймса Шилдса растянулись по размокшим дорогам. Генерал Тайлер, командующий на поле боя, выступил на рассвете 9 июня. Его левый фланг прикрывала батарея на Левистон-Коалинг, фронт тянулся на запад к реке. Правый фланг и центр были усилены артиллерией, всего 16-ю орудиями[8]. Среди них были 12-фунтовая гаубица и шесть 10-фунтовых нарезных Парротов на вершине холма и пять медных 10-фунтовых нарезных орудия на равнине[9].

Сражение

Бригада Уиндера перешла реку в 05:00 (первым переправился 2-й вирджинский полк) и начала разворачиваться для атаки и размещать артиллерию. 2-й вирджинский полк полковника Джеймса Аллена был послан для атаки левого фланга противника на холме, а 4-й вирджинский был дан ему в усиление. Батарея Поаге (два Паррота) разместилась левее дороги, а 27-й и 5-й вирджинские полки были оставлены для её прикрытия. В 06:00 артиллерия открыла огонь. В это время федеральный полковник Кэрролл нашёл генерала Тайлера и предложил ему отступить, но Тайлер отказался и начал размещать полки для боя. Он построил их от реки к холму, справа налево: 7-й индианский[en], 29-й огайский[en], 7-й огайский[en], 5-й огайский[en] и 1-й вирджинский[10].

Как только южане начали наступать, они сразу попали под тяжёлый обстрел федеральной артиллерии и скоро были остановлены. Орудия Конфедерации были выдвинуты вперёд, но тоже попали под обстрел и были вынуждены искать безопасную позицию. Убедившись в мощи федеральной батареи на левом фланге, Джексон послал бригаду Тэйлора (в том числе знаменитых Луизианских тигров) на усиление полков, идущих в обход батареи[11].

Бригада Уиндера повторила атаку на центр и правый фланг противника, но понесла большие потери. Генерал Тайлер перебросил два полка с левого фланга на правый и предпринял удачную контратаку, которая отбросила южан почти на полмили. В этот самый момент первые полки Конфедерации атаковали позиции батареи, но были отброшены[12].

Джексон понял, что противник сопротивляется упорнее, чем предполагалось, поэтому приказал Юэллу вывести последние части своей дивизии за реку и сжечь мост. Эти части присоединились к Уиндеру, усилили его линию и остановили контрнаступление федералов. В этот момент бригада Ричарда Тэйлора атаковала батарею противника, прорвалась на холм и захватила четыре орудия. В ответ Тайлер немедленно приказал провести контратаку силами резервов. Несколько полков бросились в атаку на холм и в рукопашном бою отбили позицию. Тэйлор переместил один полк ещё дальше направо, чтобы обойти фланг противника. Южане атаковали снова и снова заняли холм, захватив пять орудий, которые сразу же были повернуты против федеральных войск. После потери холма позиции Тайлера стали невыгодны, поэтому в 10:30 Тайлер приказал отступать. Джексон приказал начинать генеральное наступление[13].

Из Порт-Репаблик подошла свежая бригада Уильяма Тальяферро и несколько миль преследовала противника, захватив несколько сотен пленных. Поле боя осталось за армией Юга. Вскоре после полудня армия Фримонта начала разворачиваться на западном берегу, но она уже не могла спасти Тайлера. Фримонт расположил артиллерию на высотах и открыл беспокоящий огонь по противнику. Джексон не спеша отвел дивизии в лес, предполагая, что Фримонт перейдет реку и атакует на следующий день. Однако, ночью Фримонт отступил к Харрисонбергу[en][14][12].

Последствия

Несмотря на победу, это сражение считается не самым удачным в карьере Джексона. Ему потребовалось 4 часа, чтобы разбить противника, которого он втрое превосходил по численности, и его потери были выше. Главной причиной проблем стало то, что он посылал свои бригады в бой по частям. Один из участников писал, что «из-за нетерпеливости Джексона мы потеряли гораздо больше людей, чем могли бы». Фактически, в самом сражении не было особо смысла: армия Джексона к ночи остановилась там, где могла бы оказаться на 12 часов ранее без всякого кровопролития. Стратегически сражение тоже ничего не дало, поскольку президентский приказ на отход был дан ещё 8 июня, за день до сражения[15].

Потери конфедератов в этом сражение составили более 800 человек убитыми и ранеными, тогда как общие потери федералистов, состояли около 1 000 человек убитыми и ранеными[16]. После неудачи при Кросс-Кейс и Порт-Репаблик, федеральная армия начала отступление. Фримонт вернулся в Харрисонберг, где обнаружил, что не успел получить письмо президента с приказом не наступать на Джексона. Кавалерия Манфорда[en] тревожила набегами тылы Фримонта, пока он отступал к Маунт-Джексону[en] и Мидлтауну[en]. 14 июня Фримонт соединился с частями Бэнкса и Зигеля. Дивизия Шилдса медленно отступала к Фронт-Рояль[en], и 21 июня ушла на соединение с армией Макдауэлла[17].

Джексон отправил в Ричмонд письмо, в котором просил усилить его армию до 40 000 человек, чтобы он смог продолжить наступление вниз по долине и перейти Потомак. Генерал Ли отправил ему 14 000 человек, однако затем пересмотрел свои планы и велел Джексону со всеми силами идти к Ричмонду, для участия в наступлении против Потомакской армии. Джексону было приказано атаковать неприкрытый правый фланг армии Макклеллана. 18 июня, вскоре после полуночи, Джексон начал марш в сторону Вирджинского полуострова. Кампания в длине Шенандоа была закончена. С 25 июня по 1 июля армия Джексона участвовала в Семидневной битве, однако действовала медленно и неэффективно — возможно, именно вследствие усталости после трудной кампании и долгого перехода к Ричмонду[18].

Напишите отзыв о статье "Сражение при Порт-Репаблик"

Комментарии

  1. Потери армии Союза по некоторым данным, составляется от 1 000 до 1 903 человек: 1 018 согласно Кларку[2], 1 702 согласно Эйчеру[en][3] и 1 903 согласно Крику[4].

Примечания

  1. 1 2 Kennedy, 1998, p. 87.
  2. Clark, 1984, p. 170.
  3. Eicher, 2001, p. 266.
  4. Krick, 1996, p. 507-12.
  5. Krick, 1996, p. 33—35.
  6. Kennedy, 1998, p. 85.
  7. Cozzens, 2008, p. 478—479.
  8. Krick, 1996, p. 309—310.
  9. Cozzens, 2008, p. 482.
  10. Cozzens, 2008, p. 482—483.
  11. Tanner, 1976, p. 300—302.
  12. 1 2 Tanner, 1976, p. 303.
  13. Cozzens, 2008, p. 489—494.
  14. Krick, 1996, p. 449—460.
  15. Cozzens, 2008, p. 499.
  16. Salmon, 2001, p. 54.
  17. Cozzens, 2008, p. 502—504.
  18. Glatthaar, 2008, p. 137.

Литература

  • Cozzens, Peter. Shenandoah 1862: Stonewall Jackson's Valley Campaign. — Chapel Hill: University of North Carolina Press, 2008. — ISBN 978-0-8078-3200-4.
  • Clark, Champ. Decoying the Yanks: Jackson's Valley Campaign. — Alexandria, Virginia: Time-Life Books, 1984. — ISBN 0-8094-4724-X.
  • Eicher, David J. The Longest Night: A Military History of the Civil War. — New York: Simon & Schuster, 2001. — ISBN 0-684-84944-5.
  • Glatthaar, Joseph T. General Lee’s Army: From Victory to Collapse. — Simon and Schuster, 2008. — ISBN 9781416593775.
  • Kennedy, Frances H. [books.google.ru/books?id=35PHeA9YUxwC The Civil War Battlefield Guide]. — Boston: Houghton Mifflin Co., 1998. — ISBN 0-395-74012-6.
  • Krick, Robert K. Conquering the Valley: Stonewall Jackson at Port Republic. — New York: William Morrow & Co., 1996. — ISBN 0-688-11282-X.
  • Salmon, John S. The Official Virginia Civil War Battlefield Guide. — Mechanicsburg: PA: Stackpole Books, 2001. — ISBN 0-8117-2868-4.
  • Tanner, Robert G. Stonewall in the Valley: Thomas J. "Stonewall" Jackson's Shenandoah Valley Campaign, Spring 1862. — Garden City, New York: Doubleday, 1976. — ISBN 978-0-385-12148-4.

Ссылки

  • Angela Diaz. [www.encyclopediavirginia.org/Port_Republic_Battle_of The Battle of Port Republic] (англ.). Encyclopedia Virginia. Проверено 29 ноября 2015.


Отрывок, характеризующий Сражение при Порт-Репаблик

– Соня! Что с тобой? Можно ли это? – сказал Николай, подбегая к ней.
– Ничего, ничего, оставьте меня! – Соня зарыдала.
– Нет, я знаю что.
– Ну знаете, и прекрасно, и подите к ней.
– Соооня! Одно слово! Можно ли так мучить меня и себя из за фантазии? – говорил Николай, взяв ее за руку.
Соня не вырывала у него руки и перестала плакать.
Наташа, не шевелясь и не дыша, блестящими главами смотрела из своей засады. «Что теперь будет»? думала она.
– Соня! Мне весь мир не нужен! Ты одна для меня всё, – говорил Николай. – Я докажу тебе.
– Я не люблю, когда ты так говоришь.
– Ну не буду, ну прости, Соня! – Он притянул ее к себе и поцеловал.
«Ах, как хорошо!» подумала Наташа, и когда Соня с Николаем вышли из комнаты, она пошла за ними и вызвала к себе Бориса.
– Борис, подите сюда, – сказала она с значительным и хитрым видом. – Мне нужно сказать вам одну вещь. Сюда, сюда, – сказала она и привела его в цветочную на то место между кадок, где она была спрятана. Борис, улыбаясь, шел за нею.
– Какая же это одна вещь ? – спросил он.
Она смутилась, оглянулась вокруг себя и, увидев брошенную на кадке свою куклу, взяла ее в руки.
– Поцелуйте куклу, – сказала она.
Борис внимательным, ласковым взглядом смотрел в ее оживленное лицо и ничего не отвечал.
– Не хотите? Ну, так подите сюда, – сказала она и глубже ушла в цветы и бросила куклу. – Ближе, ближе! – шептала она. Она поймала руками офицера за обшлага, и в покрасневшем лице ее видны были торжественность и страх.
– А меня хотите поцеловать? – прошептала она чуть слышно, исподлобья глядя на него, улыбаясь и чуть не плача от волненья.
Борис покраснел.
– Какая вы смешная! – проговорил он, нагибаясь к ней, еще более краснея, но ничего не предпринимая и выжидая.
Она вдруг вскочила на кадку, так что стала выше его, обняла его обеими руками, так что тонкие голые ручки согнулись выше его шеи и, откинув движением головы волосы назад, поцеловала его в самые губы.
Она проскользнула между горшками на другую сторону цветов и, опустив голову, остановилась.
– Наташа, – сказал он, – вы знаете, что я люблю вас, но…
– Вы влюблены в меня? – перебила его Наташа.
– Да, влюблен, но, пожалуйста, не будем делать того, что сейчас… Еще четыре года… Тогда я буду просить вашей руки.
Наташа подумала.
– Тринадцать, четырнадцать, пятнадцать, шестнадцать… – сказала она, считая по тоненьким пальчикам. – Хорошо! Так кончено?
И улыбка радости и успокоения осветила ее оживленное лицо.
– Кончено! – сказал Борис.
– Навсегда? – сказала девочка. – До самой смерти?
И, взяв его под руку, она с счастливым лицом тихо пошла с ним рядом в диванную.


Графиня так устала от визитов, что не велела принимать больше никого, и швейцару приказано было только звать непременно кушать всех, кто будет еще приезжать с поздравлениями. Графине хотелось с глазу на глаз поговорить с другом своего детства, княгиней Анной Михайловной, которую она не видала хорошенько с ее приезда из Петербурга. Анна Михайловна, с своим исплаканным и приятным лицом, подвинулась ближе к креслу графини.
– С тобой я буду совершенно откровенна, – сказала Анна Михайловна. – Уж мало нас осталось, старых друзей! От этого я так и дорожу твоею дружбой.
Анна Михайловна посмотрела на Веру и остановилась. Графиня пожала руку своему другу.
– Вера, – сказала графиня, обращаясь к старшей дочери, очевидно, нелюбимой. – Как у вас ни на что понятия нет? Разве ты не чувствуешь, что ты здесь лишняя? Поди к сестрам, или…
Красивая Вера презрительно улыбнулась, видимо не чувствуя ни малейшего оскорбления.
– Ежели бы вы мне сказали давно, маменька, я бы тотчас ушла, – сказала она, и пошла в свою комнату.
Но, проходя мимо диванной, она заметила, что в ней у двух окошек симметрично сидели две пары. Она остановилась и презрительно улыбнулась. Соня сидела близко подле Николая, который переписывал ей стихи, в первый раз сочиненные им. Борис с Наташей сидели у другого окна и замолчали, когда вошла Вера. Соня и Наташа с виноватыми и счастливыми лицами взглянули на Веру.
Весело и трогательно было смотреть на этих влюбленных девочек, но вид их, очевидно, не возбуждал в Вере приятного чувства.
– Сколько раз я вас просила, – сказала она, – не брать моих вещей, у вас есть своя комната.
Она взяла от Николая чернильницу.
– Сейчас, сейчас, – сказал он, мокая перо.
– Вы всё умеете делать не во время, – сказала Вера. – То прибежали в гостиную, так что всем совестно сделалось за вас.
Несмотря на то, или именно потому, что сказанное ею было совершенно справедливо, никто ей не отвечал, и все четверо только переглядывались между собой. Она медлила в комнате с чернильницей в руке.
– И какие могут быть в ваши года секреты между Наташей и Борисом и между вами, – всё одни глупости!
– Ну, что тебе за дело, Вера? – тихеньким голоском, заступнически проговорила Наташа.
Она, видимо, была ко всем еще более, чем всегда, в этот день добра и ласкова.
– Очень глупо, – сказала Вера, – мне совестно за вас. Что за секреты?…
– У каждого свои секреты. Мы тебя с Бергом не трогаем, – сказала Наташа разгорячаясь.
– Я думаю, не трогаете, – сказала Вера, – потому что в моих поступках никогда ничего не может быть дурного. А вот я маменьке скажу, как ты с Борисом обходишься.
– Наталья Ильинишна очень хорошо со мной обходится, – сказал Борис. – Я не могу жаловаться, – сказал он.
– Оставьте, Борис, вы такой дипломат (слово дипломат было в большом ходу у детей в том особом значении, какое они придавали этому слову); даже скучно, – сказала Наташа оскорбленным, дрожащим голосом. – За что она ко мне пристает? Ты этого никогда не поймешь, – сказала она, обращаясь к Вере, – потому что ты никогда никого не любила; у тебя сердца нет, ты только madame de Genlis [мадам Жанлис] (это прозвище, считавшееся очень обидным, было дано Вере Николаем), и твое первое удовольствие – делать неприятности другим. Ты кокетничай с Бергом, сколько хочешь, – проговорила она скоро.
– Да уж я верно не стану перед гостями бегать за молодым человеком…
– Ну, добилась своего, – вмешался Николай, – наговорила всем неприятностей, расстроила всех. Пойдемте в детскую.
Все четверо, как спугнутая стая птиц, поднялись и пошли из комнаты.
– Мне наговорили неприятностей, а я никому ничего, – сказала Вера.
– Madame de Genlis! Madame de Genlis! – проговорили смеющиеся голоса из за двери.
Красивая Вера, производившая на всех такое раздражающее, неприятное действие, улыбнулась и видимо не затронутая тем, что ей было сказано, подошла к зеркалу и оправила шарф и прическу. Глядя на свое красивое лицо, она стала, повидимому, еще холоднее и спокойнее.

В гостиной продолжался разговор.
– Ah! chere, – говорила графиня, – и в моей жизни tout n'est pas rose. Разве я не вижу, что du train, que nous allons, [не всё розы. – при нашем образе жизни,] нашего состояния нам не надолго! И всё это клуб, и его доброта. В деревне мы живем, разве мы отдыхаем? Театры, охоты и Бог знает что. Да что обо мне говорить! Ну, как же ты это всё устроила? Я часто на тебя удивляюсь, Annette, как это ты, в свои годы, скачешь в повозке одна, в Москву, в Петербург, ко всем министрам, ко всей знати, со всеми умеешь обойтись, удивляюсь! Ну, как же это устроилось? Вот я ничего этого не умею.
– Ах, душа моя! – отвечала княгиня Анна Михайловна. – Не дай Бог тебе узнать, как тяжело остаться вдовой без подпоры и с сыном, которого любишь до обожания. Всему научишься, – продолжала она с некоторою гордостью. – Процесс мой меня научил. Ежели мне нужно видеть кого нибудь из этих тузов, я пишу записку: «princesse une telle [княгиня такая то] желает видеть такого то» и еду сама на извозчике хоть два, хоть три раза, хоть четыре, до тех пор, пока не добьюсь того, что мне надо. Мне всё равно, что бы обо мне ни думали.
– Ну, как же, кого ты просила о Бореньке? – спросила графиня. – Ведь вот твой уже офицер гвардии, а Николушка идет юнкером. Некому похлопотать. Ты кого просила?
– Князя Василия. Он был очень мил. Сейчас на всё согласился, доложил государю, – говорила княгиня Анна Михайловна с восторгом, совершенно забыв всё унижение, через которое она прошла для достижения своей цели.
– Что он постарел, князь Василий? – спросила графиня. – Я его не видала с наших театров у Румянцевых. И думаю, забыл про меня. Il me faisait la cour, [Он за мной волочился,] – вспомнила графиня с улыбкой.
– Всё такой же, – отвечала Анна Михайловна, – любезен, рассыпается. Les grandeurs ne lui ont pas touriene la tete du tout. [Высокое положение не вскружило ему головы нисколько.] «Я жалею, что слишком мало могу вам сделать, милая княгиня, – он мне говорит, – приказывайте». Нет, он славный человек и родной прекрасный. Но ты знаешь, Nathalieie, мою любовь к сыну. Я не знаю, чего я не сделала бы для его счастья. А обстоятельства мои до того дурны, – продолжала Анна Михайловна с грустью и понижая голос, – до того дурны, что я теперь в самом ужасном положении. Мой несчастный процесс съедает всё, что я имею, и не подвигается. У меня нет, можешь себе представить, a la lettre [буквально] нет гривенника денег, и я не знаю, на что обмундировать Бориса. – Она вынула платок и заплакала. – Мне нужно пятьсот рублей, а у меня одна двадцатипятирублевая бумажка. Я в таком положении… Одна моя надежда теперь на графа Кирилла Владимировича Безухова. Ежели он не захочет поддержать своего крестника, – ведь он крестил Борю, – и назначить ему что нибудь на содержание, то все мои хлопоты пропадут: мне не на что будет обмундировать его.
Графиня прослезилась и молча соображала что то.
– Часто думаю, может, это и грех, – сказала княгиня, – а часто думаю: вот граф Кирилл Владимирович Безухой живет один… это огромное состояние… и для чего живет? Ему жизнь в тягость, а Боре только начинать жить.
– Он, верно, оставит что нибудь Борису, – сказала графиня.
– Бог знает, chere amie! [милый друг!] Эти богачи и вельможи такие эгоисты. Но я всё таки поеду сейчас к нему с Борисом и прямо скажу, в чем дело. Пускай обо мне думают, что хотят, мне, право, всё равно, когда судьба сына зависит от этого. – Княгиня поднялась. – Теперь два часа, а в четыре часа вы обедаете. Я успею съездить.
И с приемами петербургской деловой барыни, умеющей пользоваться временем, Анна Михайловна послала за сыном и вместе с ним вышла в переднюю.
– Прощай, душа моя, – сказала она графине, которая провожала ее до двери, – пожелай мне успеха, – прибавила она шопотом от сына.
– Вы к графу Кириллу Владимировичу, ma chere? – сказал граф из столовой, выходя тоже в переднюю. – Коли ему лучше, зовите Пьера ко мне обедать. Ведь он у меня бывал, с детьми танцовал. Зовите непременно, ma chere. Ну, посмотрим, как то отличится нынче Тарас. Говорит, что у графа Орлова такого обеда не бывало, какой у нас будет.