Сражение при Сайлерс-Крик

Сражение при Сайлерс-Крик
Основной конфликт: Гражданская война в США
Поле боя при Сайлерс-Крик, фото 1936 года
Дата	6 апреля 1865 года
Место	округа Амелия и Принца Эдварда, Виргиния
Итог	победа Союза
Противники
США КША
Командующие
Филип Шеридан Ричард Юэлл Ричард Андерсон
Силы сторон
15 - 16 000 11 500
Потери
1148 7 700 попало в плен. Число погибших неизвестно.

Сражение при Сайлерс-Крик (англ. The Battle of Sayler’s Creek), известное так же как Sailor’s Creek, Hillsman Farm, или Lockett Farm, произошло 6 апреля 1865 года юго-западнее Петерсберга, в штате Вирджиния. Оно было одним из сражений Аппоматтоксской кампании и одним из последних сражений американской гражданской войны. Сражение представляло собой три отдельных столкновения, в ходе которых федеральная армия пыталась уничтожить отставший от основных сил корпус генерала Юэлла.

Предыстория

После того, как армия генерала Гранта проломила оборону Петерсберга, генерал Ли эвакуировал Петерсберг и Ричмонд. В ночь на 3 апреля Северовирджинская армия отошла от города на запад, чтобы соединиться с армией Джозефа Джонстона в Северной Каролине. Федеральная армия начала преследование и южанам пришлось столкнуться с ней у Намозин-Чеч 3 апреля и у Амелия-Спрингс 5 апреля. Ли понял, что его путь к Дэнвиллю перекрыт кавалерией Шеридана. У него остался только один вариант: отправиться в длинный марш к Линчбергу, без запасов еды и боеприпасов. Однако, генералу пообещали послать обоз с 80 000 рационов в Фармвилль, находящийся в 25-ти километрах западнее.

Во время отступления корпус Лонгстрита сильно оторвался от корпуса Юэлла. Северяне заметили это и решили атаковать отделившийся корпус Юэлла.

Понимая, что ожидаются очередные атаки, Юэлл отправил обозы северной дорогой под прикрытием отряда Джона Гордона. На перехват Гордона был направлен II корпус генерала Хемфриса. На южном участке Юэлл решил дать бой на берегу реки Литтл-Сейлорс-Крик. Он построил свои 3700 человек параллельно реке, фронтом на северо-восток. Левым флангом командовал генерал-майор Кастис Ли, старший сын генерала Роберта Ли. Джозеф Кершоу командовал правым флангом.

Сражение

В 17:15 на господствующих высотах перед позициями Юэлла показался VI корпус генерала Горацио Райта. Райт сразу установил на высотах артиллерию и открыл огонь по противнику, на который генералу Юэллу нечем было ответить. Райт развернул для атаки 4 бригады: дивизии Сеймура и Уитона. После получасовой бомбардировки дивизии двинулись к реке. Уровень воды поднялся после дождей и река достигала глубины в 2-4 фута. С трудом перейдя реку, северяне атаковали линию Юэлла, но первый же залп с близкой дистанции заставил их остановиться, а затем отступить. Бывший артиллерист и выпускник Вест-Пойнта, полковник Степлтон Кратчфилд (он потерял ногу под Чанселорсвиллом) поднял бригаду в атаку и отбросил противника за Сайлорс-Крик. Вскоре, однако, бригаде пришлось отступить с потерями. Сам полковник был смертельно ранен. Перегруппировавшись, северяне повторили атаку и на этот раз обошли Юэлла с обоих флангов.

Юэлл писал: «Неожиданно я обнаружил крупные силы противника, выходящего в мой тыл с левого фланга. Они перекрыли единственный путь отхода. Теперь мы оказались под перекрестным огнём с фронат и с тыла и правый фланг тоже оказался обойден».

Юэлл вместе со штабом сдался кавалерийскому офицеру, через которого Юэлл предложил Кастису Ли сдаться также, во избежание ненужных жертв. В этом бою Юг потерял 6 генералов и более 3000 человек. Сражение стало первым и последним сражением в карьере Кастиса Ли.

Ещё одно столкновение произошло в двух милях севернее, у фермы Локетта. Генерал Гордон отправил обозы в тыл, а сам остался прикрывать их отход. Развернув полки на высотах у фермы, Гордон ждал атаки противника. Корпус Хемфриза появился на закате. В атаку пошли федеральные дивизии Майлза и Мотта. Южане упорно оборонялись, но под угрозой обхода левого фланга отступили на другой склон. Федералы захватили 200 повозок и 1700 пленных.

На самом южном участке поля боя, примерно в 800 метрах от Юэлла, федеральный генерал Мерритт атаковал дивизии Джорджа Пикетта и Башрода Джонсона (Под общим командованием Ричарда Андерсона). В 17:00 в бой были посланы кавалерийские дивизии Кастера, Джорджа Крука и Томаса Дэвина. Южане отбили несколько атак, но в итоге линии Андерсона были прорваны и солдаты стали отступать на запад, под защиту корпуса Лонгстрита. Во время этого отступления в плен попали 2 600 южан, в том числе 4 генерала. Только бригаде Генри Уайза удалось вырваться из окружения и соединиться с армией Ли. Уайз получил звание генерал-майора за это сражение.

Последствия

Сражение стало тяжелым ударом по армии Ли. Он потерял почти треть от своей 30-тысячной армии. В плен попали генералы Юэлл, Кершоу, Монгомери Корсе, Эппа Хантон, Сет Бартон, Джеймс Симмс и другие.

Армия Ли успела прийти в Фармвиль, где их ждали обозы с 80 000 рационами мяса и 40 000 рационами хлеба. 7 апреля генерал Ли отстранил от командования генералов Андерсона и Пикетта, поскольку им уже некем было командовать. Андерсон отправился домой в Южную Каролину, а Пикетт остался с армией.

Литература

• Calkins, Christopher M. The Appomattox Campaign, March 29 — April 9, 1865. Lynchburg, Va.: Schroeder Publications, 2008.
• Calkins, Christopher M. Lee’s Retreat: A History and Field Guide. Richmond, Va.: Page One History Publications, 2000.
• Calkins, Christopher M. Thirty-Six Hours Before Appomattox: April 6 and 7, 1865. Farmville, Va.: The Farmville Herald, 1980. Reprinted, 2006.
• Eanes, Greg. Black Day of the Army, April 6, 1865: The Battles of Sailor’s Creek. Burkeville, Va.: E & H Publishing, 2001.
• Pfanz, Donald C. Richard S. Ewell: A Soldier’s Life. Chapel Hill: University of North Carolina Press, 1998.

Ссылки

• [www.civilwar.org/battlefields/sailorscreek/maps/map.html карта сражения]
• [militaryhistory.about.com/od/civilwarintheeast/p/battle-of-saylers-creek.htm описание сражения]
• [encyclopediavirginia.org/Sailor_s_Creek_Battles_of сражение в вирджинской энциклопедии]
• [penelope.uchicago.edu/Thayer/E/Gazetteer/People/Robert_E_Lee/FREREL/4/7*.html R. E. Lee: A Biography by Douglas Southall Freeman, гл. 7 ]

Отрывок, характеризующий Сражение при Сайлерс-Крик

– Ma bonne amie, je crains que le fruschtique (comme dit Фока – повар) de ce matin ne m'aie pas fait du mal. [Дружочек, боюсь, чтоб от нынешнего фриштика (как называет его повар Фока) мне не было дурно.]
– А что с тобой, моя душа? Ты бледна. Ах, ты очень бледна, – испуганно сказала княжна Марья, своими тяжелыми, мягкими шагами подбегая к невестке.
– Ваше сиятельство, не послать ли за Марьей Богдановной? – сказала одна из бывших тут горничных. (Марья Богдановна была акушерка из уездного города, жившая в Лысых Горах уже другую неделю.)
– И в самом деле, – подхватила княжна Марья, – может быть, точно. Я пойду. Courage, mon ange! [Не бойся, мой ангел.] Она поцеловала Лизу и хотела выйти из комнаты.
– Ах, нет, нет! – И кроме бледности, на лице маленькой княгини выразился детский страх неотвратимого физического страдания.
– Non, c'est l'estomac… dites que c'est l'estomac, dites, Marie, dites…, [Нет это желудок… скажи, Маша, что это желудок…] – и княгиня заплакала детски страдальчески, капризно и даже несколько притворно, ломая свои маленькие ручки. Княжна выбежала из комнаты за Марьей Богдановной.
– Mon Dieu! Mon Dieu! [Боже мой! Боже мой!] Oh! – слышала она сзади себя.
Потирая полные, небольшие, белые руки, ей навстречу, с значительно спокойным лицом, уже шла акушерка.
– Марья Богдановна! Кажется началось, – сказала княжна Марья, испуганно раскрытыми глазами глядя на бабушку.
– Ну и слава Богу, княжна, – не прибавляя шага, сказала Марья Богдановна. – Вам девицам про это знать не следует.
– Но как же из Москвы доктор еще не приехал? – сказала княжна. (По желанию Лизы и князя Андрея к сроку было послано в Москву за акушером, и его ждали каждую минуту.)
– Ничего, княжна, не беспокойтесь, – сказала Марья Богдановна, – и без доктора всё хорошо будет.
Через пять минут княжна из своей комнаты услыхала, что несут что то тяжелое. Она выглянула – официанты несли для чего то в спальню кожаный диван, стоявший в кабинете князя Андрея. На лицах несших людей было что то торжественное и тихое.
Княжна Марья сидела одна в своей комнате, прислушиваясь к звукам дома, изредка отворяя дверь, когда проходили мимо, и приглядываясь к тому, что происходило в коридоре. Несколько женщин тихими шагами проходили туда и оттуда, оглядывались на княжну и отворачивались от нее. Она не смела спрашивать, затворяла дверь, возвращалась к себе, и то садилась в свое кресло, то бралась за молитвенник, то становилась на колена пред киотом. К несчастию и удивлению своему, она чувствовала, что молитва не утишала ее волнения. Вдруг дверь ее комнаты тихо отворилась и на пороге ее показалась повязанная платком ее старая няня Прасковья Савишна, почти никогда, вследствие запрещения князя,не входившая к ней в комнату.
– С тобой, Машенька, пришла посидеть, – сказала няня, – да вот княжовы свечи венчальные перед угодником зажечь принесла, мой ангел, – сказала она вздохнув.
– Ах как я рада, няня.
– Бог милостив, голубка. – Няня зажгла перед киотом обвитые золотом свечи и с чулком села у двери. Княжна Марья взяла книгу и стала читать. Только когда слышались шаги или голоса, княжна испуганно, вопросительно, а няня успокоительно смотрели друг на друга. Во всех концах дома было разлито и владело всеми то же чувство, которое испытывала княжна Марья, сидя в своей комнате. По поверью, что чем меньше людей знает о страданиях родильницы, тем меньше она страдает, все старались притвориться незнающими; никто не говорил об этом, но во всех людях, кроме обычной степенности и почтительности хороших манер, царствовавших в доме князя, видна была одна какая то общая забота, смягченность сердца и сознание чего то великого, непостижимого, совершающегося в эту минуту.
В большой девичьей не слышно было смеха. В официантской все люди сидели и молчали, на готове чего то. На дворне жгли лучины и свечи и не спали. Старый князь, ступая на пятку, ходил по кабинету и послал Тихона к Марье Богдановне спросить: что? – Только скажи: князь приказал спросить что? и приди скажи, что она скажет.
– Доложи князю, что роды начались, – сказала Марья Богдановна, значительно посмотрев на посланного. Тихон пошел и доложил князю.
– Хорошо, – сказал князь, затворяя за собою дверь, и Тихон не слыхал более ни малейшего звука в кабинете. Немного погодя, Тихон вошел в кабинет, как будто для того, чтобы поправить свечи. Увидав, что князь лежал на диване, Тихон посмотрел на князя, на его расстроенное лицо, покачал головой, молча приблизился к нему и, поцеловав его в плечо, вышел, не поправив свечей и не сказав, зачем он приходил. Таинство торжественнейшее в мире продолжало совершаться. Прошел вечер, наступила ночь. И чувство ожидания и смягчения сердечного перед непостижимым не падало, а возвышалось. Никто не спал.

Была одна из тех мартовских ночей, когда зима как будто хочет взять свое и высыпает с отчаянной злобой свои последние снега и бураны. Навстречу немца доктора из Москвы, которого ждали каждую минуту и за которым была выслана подстава на большую дорогу, к повороту на проселок, были высланы верховые с фонарями, чтобы проводить его по ухабам и зажорам.
Княжна Марья уже давно оставила книгу: она сидела молча, устремив лучистые глаза на сморщенное, до малейших подробностей знакомое, лицо няни: на прядку седых волос, выбившуюся из под платка, на висящий мешочек кожи под подбородком.
Няня Савишна, с чулком в руках, тихим голосом рассказывала, сама не слыша и не понимая своих слов, сотни раз рассказанное о том, как покойница княгиня в Кишиневе рожала княжну Марью, с крестьянской бабой молдаванкой, вместо бабушки.
– Бог помилует, никогда дохтура не нужны, – говорила она. Вдруг порыв ветра налег на одну из выставленных рам комнаты (по воле князя всегда с жаворонками выставлялось по одной раме в каждой комнате) и, отбив плохо задвинутую задвижку, затрепал штофной гардиной, и пахнув холодом, снегом, задул свечу. Княжна Марья вздрогнула; няня, положив чулок, подошла к окну и высунувшись стала ловить откинутую раму. Холодный ветер трепал концами ее платка и седыми, выбившимися прядями волос.
– Княжна, матушка, едут по прешпекту кто то! – сказала она, держа раму и не затворяя ее. – С фонарями, должно, дохтур…
– Ах Боже мой! Слава Богу! – сказала княжна Марья, – надо пойти встретить его: он не знает по русски.