Сражение при Сандепу

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Сражение при Сандепу
Основной конфликт: Русско-японская война
Дата

12—16 (25—29) января 1905 года

Место

К югу от Мукдена

Итог

Неопределённый исход

Противники
Российская империя Японская империя
Командующие
А. Н. Куропаткин

О. К. Гриппенберг
А. В. Каульбарс
Н. П. Линевич

Ивао Ояма

Ясуката Оку

Силы сторон
290 000 220 000
Потери
1 727 убито,
11 123 ранено и контужено,
1 113 пропало без вести[1]
9 300 убито и ранено


Сражение при Сандепу — крупное сражение Русско-японской войны. Произошло примерно в 60 км. к юго-западу от Мукдена.





Обстановка перед сражением

После сражения на реке Шахе русские и японские силы стояли друг против друга к югу от Мукдена. Армии сторон возросли в связи с полученными пополнениями. Силы русских, насчитывавшие 320 тыс. чел. и 1078 орудий, растянулись на 90 км, не считая отрядов, охранявших фланги. В первых числах января 1905 года русские армии располагались следующим образом. На правом фланге стояла 2-я армия генерала Гриппенберга в составе: I Сибирского, Сводно-стрелкового, VIII и Х армейских корпусов. Она была развёрнута с охраняющими отрядами на фронте свыше 40 км. В центре, вдоль железной дороги, находилась 3-я армия генерала Каульбарса — V и VI Сибирские, XVI и XVII армейские корпуса. На левом фланге, в горах, 1-я армия генерала Линевича — I армейский, II, III и IV Сибирские корпуса. Три армии — каждая в четыре корпуса. Японцы к этому времени насчитывали в своих рядах около 200 тыс. чел. и 666 орудий. 1-я армия Куроки Тамэмото располагалась, как и прежде, на правом фланге в районе от Бенсиху до Янтайских копей. Слева к ней примыкала 4-я армия Нодзу, а далее на восток тянулась 2-я армия Оку Ясуката в составе 3-й, 4-й и 5-й пехотных дивизий и трёх резервных бригад. На левом фланге 2-й армии против основной массы русской 2-й армии стоял только один отряд Акиямы, наблюдавший пространство между реками Шахэ и Хуньхэ. Узнав о падении Порт-Артура 20 декабря 1904 г. (2 января 1905 г.), русский главнокомандующий генерал-адъютант Куропаткин решил перейти в наступление до прибытия в подкрепление японцам освободившейся после сдачи крепости 3-й армии Ноги Марэсукэ. Целью наступления он поставил не разгром противника, а только оттеснение его за реку Тайцзыхэ. Операцию начинала 2-я армия О.-Ф. К. Гриппенберга, которой надлежало охватить левый фланг японского расположения (отряд Акиямы из японской 2-й армии Оку). После взятия укреплённых позиций она должна была действовать «в зависимости от действий противника и успехов 3-й армии». Эта последняя должна была наступать... «в зависимости от действий противника и успехов 2-й армии». Что касается 1-й армии, то её участь решалась «в зависимости от действий противника и успехов 2-й и 3-й армий». Эта диспозиция была отдана 6(19) января 1905 г. Наступление было назначено сначала на 10(23) января, затем перенесено на 12(25)-е. При этом Куропаткин запретил Гриппенбергу использовать все свои силы. 2-й армии разрешалось атаковать противника лишь тремя дивизиями: 1-м Сибирским корпусом — в обход Оку на Хейгоутай, 14-й дивизией — с фронта на Сандепу. «В зависимости от успехов» этих трёх дивизий решалось, наступать или нет остальным двадцати двум...

Ход сражения

В то время армии не вели активных военных действий в зимнее время. Атака русской армии для расположившихся зимовать японцев была неожиданной. В ночь с 11 января (24 января1905 на 12 января (25 января1905 в жестокий мороз 1-й Сибирский стрелковый корпус генерал-лейтенанта Г. К. Штакельберга неожиданной быстрой атакой захватил деревню Хуанлотоцзы на западном берегу реки Хуньхэ. К утру 1-й Сибирский корпус овладел всей линией реки и перешёл в наступление на Хейгоутай. К концу дня 12 января (25 января1905 1-й Сибирский стрелковый корпус занял Хейгоутай — опорный пункт на левом фланге армии Оку. Японцы, очевидно, мало верили в возможность наступления русской армии её правым крылом при полном бездействии всех остальных войск и в первый день наступления не смогли отразить атаку русских. Но падение Хейгоутая очень встревожило и генерал-лейтенанта Оку, и маршала Ояма, двинувших туда из резерва 8-ю пехотную дивизию. 1-й Сибирский корпус был вынужден перейти к обороне.

13 января (26 января1905 атака русской 14-й пехотной дивизии 8-го корпуса на Сандепу была отбита японцами. Ночью два полка дивизии по собственной инициативе с боем захватили большую деревню, приняв её за Сандепу, о чём было доложено главнокомандующему. Наутро выяснилось, что захвачена была не Сандепу, а находившаяся 400 м севернее неё деревня Баотайцзы, которая в течение двух дней подвергалась артиллерийскому обстрелу. Дальнейшие попытки захватить Сандепу успеха не имели. 14-я дивизия генерал-майора Русанова, потеряв 1122 человека убитыми и замерзшими, вынуждена была отойти на исходные позиции.

Куропаткин приказал 1-му Сибирскому корпусу остановить наступление, но генерал-лейтенант барон Г. К. Штакельберг принял решение продолжать операцию. 14 января (27 января1905 при поддержке кавалерийского отряда Мищенко (около 40 эскадронов и сотен), переправившегося через реку Хуньхэ, после упорного сражения его части под командованием командира 1-й Сибирской дивизии А. А. Гернгросса (в составе 2, 3, 35-го и 36-го пехотных полков) заняли деревню Сумапу, которую защищала японская 3-я пехотная дивизия. Затем Гернгросс начал развёртывать свой резерв с целью окружения и последующего уничтожения противника в районе Сандепу.

Однако, общее бездействие остальной части русских войск в районе Сандепу - Эртхаузы, позволило японцам сосредоточить войска для нанесения сильного удара по 1-му Сибирскому корпусу, в результате которого отряд Гернгросса с большими потерями покинул Сумапу.

На 15 января (28 января1905, 2-й русской армии был отдан приказ во что бы то ни стало овладеть Сандепу. Однако японцы сосредоточив на своём левом фланге крупные силы утром того же 15 января (28 января1905 перешли в энергичное наступление, особенно против 1-го Сибирского корпуса. Тем не менее с наступлением светового дня 15 января (28 января1905, после сильной артиллерийской подготовки, полки русской 31-й пехотной дивизии стремительной атакой захватили несколько китайских деревень близ Сандепу и, выйдя с боем во вражеский тыл, поставили японцев в критическое положение.

В тот же день командир 10-го армейского корпуса генерал-лейтенант Церпицкий, с согласия Гриппенберга, произвёл успешную атаку на Сяотайцзы и Лобатай, угрожая тылу Сандепу. Конница генерала П. И. Мищенко стала выходить в ближние японские тылы и заставила противника оставить позицию у деревни Цзяньцзявопу.

Положение японцев было близко к поражению.

Признав действия своей 2-й армии слишком рискованными, А. Н. Куропаткин 16 января (29 января1905 сначала запретил Гриппенбергу ставить боевые задачи соединениям без его санкции, отвёл 10-й армейский корпус Церпицкого за реку Хуньхэ, а затем отрешил барона Г. К. Штакельберга от командования 1-м Сибирским корпусом и предписал армии прекратить наступление и отойти в исходное положение. Возмущённый генерал от инфантерии О.-Ф. К. Гриппенберг, обвинявший А. Н. Куропаткина в этой неудаче, сложил с себя должность командующего 2-й армии и уехал в Петербург.

Потери составили: у русских – 1781 убитый, 9395 раненых, 1065 пропавших без вести; у японцев – примерно 9000 чел. Много раненых погибло от мороза.

Итог сражения

Русской армии не удалось разгромить японцев. Возмущённый Гриппенберг сложил с себя должность командующего 2-й армией и уехал в Петербург для доклада царю. Впоследствии сражение при Сандепу стало предметом спора в военно-научной литературе между Куропаткиным и Гриппенбергом.

Напишите отзыв о статье "Сражение при Сандепу"

Примечания

  1. Война с Японией 1904-1905 гг. Санитарно-статистический очерк. 1914.

Литература

Отрывок, характеризующий Сражение при Сандепу

Что стоило еще оставаться два дни? По крайней мере, они бы сами ушли; ибо не имели воды напоить людей и лошадей. Он дал слово мне, что не отступит, но вдруг прислал диспозицию, что он в ночь уходит. Таким образом воевать не можно, и мы можем неприятеля скоро привести в Москву…
Слух носится, что вы думаете о мире. Чтобы помириться, боже сохрани! После всех пожертвований и после таких сумасбродных отступлений – мириться: вы поставите всю Россию против себя, и всякий из нас за стыд поставит носить мундир. Ежели уже так пошло – надо драться, пока Россия может и пока люди на ногах…
Надо командовать одному, а не двум. Ваш министр, может, хороший по министерству; но генерал не то что плохой, но дрянной, и ему отдали судьбу всего нашего Отечества… Я, право, с ума схожу от досады; простите мне, что дерзко пишу. Видно, тот не любит государя и желает гибели нам всем, кто советует заключить мир и командовать армиею министру. Итак, я пишу вам правду: готовьте ополчение. Ибо министр самым мастерским образом ведет в столицу за собою гостя. Большое подозрение подает всей армии господин флигель адъютант Вольцоген. Он, говорят, более Наполеона, нежели наш, и он советует все министру. Я не токмо учтив против него, но повинуюсь, как капрал, хотя и старее его. Это больно; но, любя моего благодетеля и государя, – повинуюсь. Только жаль государя, что вверяет таким славную армию. Вообразите, что нашею ретирадою мы потеряли людей от усталости и в госпиталях более 15 тысяч; а ежели бы наступали, того бы не было. Скажите ради бога, что наша Россия – мать наша – скажет, что так страшимся и за что такое доброе и усердное Отечество отдаем сволочам и вселяем в каждого подданного ненависть и посрамление. Чего трусить и кого бояться?. Я не виноват, что министр нерешим, трус, бестолков, медлителен и все имеет худые качества. Вся армия плачет совершенно и ругают его насмерть…»


В числе бесчисленных подразделений, которые можно сделать в явлениях жизни, можно подразделить их все на такие, в которых преобладает содержание, другие – в которых преобладает форма. К числу таковых, в противоположность деревенской, земской, губернской, даже московской жизни, можно отнести жизнь петербургскую, в особенности салонную. Эта жизнь неизменна.
С 1805 года мы мирились и ссорились с Бонапартом, мы делали конституции и разделывали их, а салон Анны Павловны и салон Элен были точно такие же, какие они были один семь лет, другой пять лет тому назад. Точно так же у Анны Павловны говорили с недоумением об успехах Бонапарта и видели, как в его успехах, так и в потакании ему европейских государей, злостный заговор, имеющий единственной целью неприятность и беспокойство того придворного кружка, которого представительницей была Анна Павловна. Точно так же у Элен, которую сам Румянцев удостоивал своим посещением и считал замечательно умной женщиной, точно так же как в 1808, так и в 1812 году с восторгом говорили о великой нации и великом человеке и с сожалением смотрели на разрыв с Францией, который, по мнению людей, собиравшихся в салоне Элен, должен был кончиться миром.
В последнее время, после приезда государя из армии, произошло некоторое волнение в этих противоположных кружках салонах и произведены были некоторые демонстрации друг против друга, но направление кружков осталось то же. В кружок Анны Павловны принимались из французов только закоренелые легитимисты, и здесь выражалась патриотическая мысль о том, что не надо ездить во французский театр и что содержание труппы стоит столько же, сколько содержание целого корпуса. За военными событиями следилось жадно, и распускались самые выгодные для нашей армии слухи. В кружке Элен, румянцевском, французском, опровергались слухи о жестокости врага и войны и обсуживались все попытки Наполеона к примирению. В этом кружке упрекали тех, кто присоветывал слишком поспешные распоряжения о том, чтобы приготавливаться к отъезду в Казань придворным и женским учебным заведениям, находящимся под покровительством императрицы матери. Вообще все дело войны представлялось в салоне Элен пустыми демонстрациями, которые весьма скоро кончатся миром, и царствовало мнение Билибина, бывшего теперь в Петербурге и домашним у Элен (всякий умный человек должен был быть у нее), что не порох, а те, кто его выдумали, решат дело. В этом кружке иронически и весьма умно, хотя весьма осторожно, осмеивали московский восторг, известие о котором прибыло вместе с государем в Петербург.
В кружке Анны Павловны, напротив, восхищались этими восторгами и говорили о них, как говорит Плутарх о древних. Князь Василий, занимавший все те же важные должности, составлял звено соединения между двумя кружками. Он ездил к ma bonne amie [своему достойному другу] Анне Павловне и ездил dans le salon diplomatique de ma fille [в дипломатический салон своей дочери] и часто, при беспрестанных переездах из одного лагеря в другой, путался и говорил у Анны Павловны то, что надо было говорить у Элен, и наоборот.
Вскоре после приезда государя князь Василий разговорился у Анны Павловны о делах войны, жестоко осуждая Барклая де Толли и находясь в нерешительности, кого бы назначить главнокомандующим. Один из гостей, известный под именем un homme de beaucoup de merite [человек с большими достоинствами], рассказав о том, что он видел нынче выбранного начальником петербургского ополчения Кутузова, заседающего в казенной палате для приема ратников, позволил себе осторожно выразить предположение о том, что Кутузов был бы тот человек, который удовлетворил бы всем требованиям.
Анна Павловна грустно улыбнулась и заметила, что Кутузов, кроме неприятностей, ничего не дал государю.
– Я говорил и говорил в Дворянском собрании, – перебил князь Василий, – но меня не послушали. Я говорил, что избрание его в начальники ополчения не понравится государю. Они меня не послушали.
– Все какая то мания фрондировать, – продолжал он. – И пред кем? И все оттого, что мы хотим обезьянничать глупым московским восторгам, – сказал князь Василий, спутавшись на минуту и забыв то, что у Элен надо было подсмеиваться над московскими восторгами, а у Анны Павловны восхищаться ими. Но он тотчас же поправился. – Ну прилично ли графу Кутузову, самому старому генералу в России, заседать в палате, et il en restera pour sa peine! [хлопоты его пропадут даром!] Разве возможно назначить главнокомандующим человека, который не может верхом сесть, засыпает на совете, человека самых дурных нравов! Хорошо он себя зарекомендовал в Букарещте! Я уже не говорю о его качествах как генерала, но разве можно в такую минуту назначать человека дряхлого и слепого, просто слепого? Хорош будет генерал слепой! Он ничего не видит. В жмурки играть… ровно ничего не видит!
Никто не возражал на это.
24 го июля это было совершенно справедливо. Но 29 июля Кутузову пожаловано княжеское достоинство. Княжеское достоинство могло означать и то, что от него хотели отделаться, – и потому суждение князя Василья продолжало быть справедливо, хотя он и не торопился ого высказывать теперь. Но 8 августа был собран комитет из генерал фельдмаршала Салтыкова, Аракчеева, Вязьмитинова, Лопухина и Кочубея для обсуждения дел войны. Комитет решил, что неудачи происходили от разноначалий, и, несмотря на то, что лица, составлявшие комитет, знали нерасположение государя к Кутузову, комитет, после короткого совещания, предложил назначить Кутузова главнокомандующим. И в тот же день Кутузов был назначен полномочным главнокомандующим армий и всего края, занимаемого войсками.
9 го августа князь Василий встретился опять у Анны Павловны с l'homme de beaucoup de merite [человеком с большими достоинствами]. L'homme de beaucoup de merite ухаживал за Анной Павловной по случаю желания назначения попечителем женского учебного заведения императрицы Марии Федоровны. Князь Василий вошел в комнату с видом счастливого победителя, человека, достигшего цели своих желаний.
– Eh bien, vous savez la grande nouvelle? Le prince Koutouzoff est marechal. [Ну с, вы знаете великую новость? Кутузов – фельдмаршал.] Все разногласия кончены. Я так счастлив, так рад! – говорил князь Василий. – Enfin voila un homme, [Наконец, вот это человек.] – проговорил он, значительно и строго оглядывая всех находившихся в гостиной. L'homme de beaucoup de merite, несмотря на свое желание получить место, не мог удержаться, чтобы не напомнить князю Василью его прежнее суждение. (Это было неучтиво и перед князем Василием в гостиной Анны Павловны, и перед Анной Павловной, которая так же радостно приняла эту весть; но он не мог удержаться.)