Сражение при Сент-Джордж Кей

Сражение при Сент-Джордж Кей
Основной конфликт: Французские революционные войны
Карта Белиза
Дата	3 — 10 сентября 1798 года
Место	Сент-Джордж Кей, у береговБелиза
Итог	Победа англичан
Противники
Испания Испания Великобритания Великобритания
Командующие
капитан Бокка-Негра генерал Дон Артур О'Нил Капитан Джон Мосс Подполковник Томас Барроу
Силы сторон
20 судов, 500 матросов, 2000 солдат Шлюп, 2 шхуны, 11 канонерских лодок, 700 солдат и матросов
Потери
Нет данных Нет

Сражение при Сент-Джордж Кей было короткой военной операцией, которая длилась с 3 по 10 сентября 1798 года у берегов Британского Гондураса (современный Белиз). Однако это название, как правило, применяется для финальной битвы, которая произошла 10 сентября. Испанцы и ранее пытались изгнать поселенцев в 1716, 1724, 1733, 1747, 1751, и 1779 годах. Таким образом, сражение 10 сентября 1798 года было последней попыткой установить контроль над этим районом. Битва произошла между вторгшимися силами из Мексики, которые пытаясь захватить территорию Белиза, и небольшим отрядом местных лесорубов, (они назывались Baymen), которые защищали свои земли при поддержке черных рабов. После окончательного сражения, длившегося два с половиной часа, изнуренные от болезней испанцы отступили и британцы объявили себя победителями. Сегодня день битвы при Сент-Джордж Кей в Белизе является национальным праздником и выходным днём, хотя многие историки и оспаривают значение и важность этого события.

Предыстория

Территория современного Белиза был предметом спора между Великобританией и Испанией уже с середины XVIII века. Хотя Испания никогда не занимала Белиз, она считала его частью её Центрально-американских владений, таких, как Мексика и Гватемала. Англичане начали колонизировать эту территорию с 1638 сначала для добычи кампешевого дерева, а позже красного дерева. Испания признала признала права Британии на эти земли по условиям Парижского договора (подписан в 1763 году), но отказалась провести границы (это показало бы, что Испания отказывается от своих притязаний на эти области), что привело к дальнейшим спорам. После того как в сентябре 1779 года испанцы атаковали британское поселение на Сент-Джордж Кей и вывезли оттуда всех поселенцев, так что с 1779 по 1782 поселок был заброшен. В 1783 году после подписания Версальского договора военные действия прекратились, что позволило Baymen вновь поселиться на территории между реками Белиз и Рио-Ондо, этот район был расширен до реки Сибан Лондонской конвенцией 1786 года. При этом по условиям конвенции английские поселенцы не имели права строить укрепления, содержать вооружённые силы или создавать какую-либо форму самоуправления. Согласно этому соглашению Британия ликвидировала свою колонию Москито-Бэй на берегу Никарагуа. Около 2 тысяч поселенцев и их рабов оттуда перебралось в Белиз в 1787 году. Несмотря на соглашение, в колонии создавались крупные плантации, и продолжал существовать выборный магистрат. Крупные плантаторы не желали подчиняться британскому суперинтенданту, и колония продолжала оставаться полунезависимой.

Обострение конфликта

Хамфрис сообщает, что в 1796 году при посещении этой области, испанский инспектор Хуан О'Салливан заявил, что британцы вторглись на испанские территории в Мексике в районе реки Рио-Ондо. После его возвращения в Испанию начались военные действия между Великобританией и Испанией. Испанцы решили воспользоваться ситуацией и прогнать британских поселенцев из Белиза. Колонисты обратились за помощью к ямайскому губернатору Александру Линдсею, 6-му графу Балкарресу. Несмотря на то, что он находился в состоянии войны с маронами, Балкаррес тем не менее послал оружие и боеприпасы, а в декабре 1796 года послал еще и коммандера Томаса Дандаса с судном HMS Merlin. Но по прибытии, вместо подготовки к защите, Дандас начал вмешиваться в местные дела, что сократило добычу кампешевого дерева. Тогда Балкаррес послал для наведения порядка подполковника Томаса Барроу, назначив того суперинтендантом. Барроу сразу же начал готовиться к обороне, и 11 февраля 1797 года ввел военное положение и приказал остановить все работы. Несогласные с его планами по защите Baymen 1 июня 1797 года собрали открытое заседание магистрата. На этой встрече они проголосовали 65 голосов против 51 за защиту поселения и сотрудничество с Барроу. Число его сторонников значительно уменьшилось в сентябре 1798 года, когда пришли новости о размере приближающегося испанского флота. Дон Артур О'Нил, губернатор Юкатана и командующий экспедицией, смог собрать:

...Два больших фрегата, вооруженный бриг, два шлюпа и четыре канонерские лодки, несущие каждая по 24-фунтовой пушке на носу; с несколькими другими вооруженными судами, прибыли в Кампече, и приняв на борт около 300 военнослужащих, сделали остановку на острове Косумель, там два фрегата и бриг дезертировали и вернулись в Веракрус...

Общая численность сил вторжения составляла 20 судов, 500 матросов и 200 солдат. И хотя число испанцев снизилось из-за вспышек желтой лихорадки, тем не менее, этого было достаточно, чтобы испугать Baymen.

Капитаном Merlin в 1798 году по приказу Барроу стал Джон Мосс. Когда 18 июля 1798 года испанский флот достиг острова Косумель, это вынудило поселенцев принять решение вооружить своих рабов, факт, который затем повлиял на исход сражения. Были некоторые люди, кто потребовал эвакуации, но Балкаррес проигнорировал их и ввел военное положение с 26 июля. Английские силы были меньше чем испанские: шлюп Merlin, две канонерских лодки, Towzer и Tickler, с одной 18-фунтовой пушкой и 25 членами экипажа каждая, под командованием двух торговых капитанов, Гелстона и Хосмера, которые привели с собой некоторых членов экипажа; Mermaid, с одной короткой 9-фунтовой пушкой и 25 матросами; две шхуны, Swinger и Teazer, с шестью пушками и 25 членами экипажа каждая, и восемь небольших канонерок, с одной 9-фунтовой пушкой и 16 матросами. Большая часть их экипажей, за исключением Towzer и Tickler, состояла из добровольцев "колониальных войск". Кроме того, было ещё 700 солдат, готовых отразить нападение с суши.

Нападение

На 3 сентября испанцы с пятью судами попытались преодолеть мелководье возле Монтего-Кей. Tickler, Swinger, и Teazer, сразу же атаковали эти пять испанских судов, и с наступлением темноты, заставили их отступить. На следующий день, 4 сентября, испанцы вновь попытались преодолеть мелководье, и вновь были вынуждены отступить. 5 числа те же испанские суда, в сопровождении двух других судов и нескольких шлюпок, заполненных солдатами, попытались преодолеть то же мелководье в другом месте, но были отбиты, понеся потери. Не сомневаясь, что следующей целью испанцев будет захват Сент-Джордж Кей, от которого они могли бы легко достичь побережья Белиза и там напасть на жителей и уничтожить город, капитан Мосс в ночь на 5 сентября повел туда свой флот, и к полудню следующего дня достиг места назначения. В это время двенадцать самых больших испанских судов полным ходом приближались к острову, но увидев так близко Merlin и флотилию канонерских лодок, испанцы отступили и вернулись к месту своей прежней стоянки. Испанские суда не предпринимали попыток атаковать англичан и до 10 сентября стояли на якоре среди отмелей, на расстоянии четырех-пяти миль от Merlin и канонерских лодок.

10 сентября, в 13 часов, девять вооруженных шлюпок и шхун с солдатами на борту, преодолели канал, который отделял их от Merlin. Пять более мелких судов, также с войсками на борту, встали на якоре с наветренной стороны на расстоянии около мили, а оставшаяся часть испанской флотилии оставалась в районе косы Лонг-Кей, как будто ожидая окончания битвы. Испанские суда подошли к англичанам на расстояние пушечного выстрела и встали на якорь. Предположив, что они попытаются атаковать Towzer и Tickler, которые находились к испанцам гораздо ближе, чем основная часть флотилии, капитан Мосс в 13:30 приказал сниматься с якоря. Британские суда сразу же открыли огонь по противнику, испанцы начали отвечать и канонада продолжалась два с половиной часа. К концу этого времени испанцы в спешке отступили везя на буксире с помощью шлюпок большую часть своих судов. Со стороны англичан не пострадал ни один человек, но испанцам, судя по поспешности их отступления, повезло меньше. Из-за мелководья Мерлин был не в состоянии преследовать испанские суда, а остальная часть британской флотилии без его поддержки значительно уступала им по силе. Испанские суда еще оставались несколько дней на некотором удалении от берега, пока в ночь на 15 сентября, не отплыли обратно в Веракрус.

Последствия

Испанцы больше не предпринимали попыток захватить Белиз. В начале XIX века Великобритания попыталась установить более жёсткий административный контроль над поселениями в Белизе, требуя, в частности, под угрозой приостановки деятельности Народного собрания, соблюсти указания британского правительства об отмене рабства. Официально рабство было отменено в 1838 году. С 1840 года англичане стали называть эту территорию Британским Гондурасом. В 1862 году Британия официально объявила Британский Гондурас своей колонией, а во главе администрации вместо суперинтенданта был поставлен вице-губернатор.

К 100-летию битвы правительство Белиза объявило 10 сентября национальным праздником, это событие отмечается как день Сент-Джордж Кей. Также в 1998 году банк Белиза выпустил три памятных монеты в честь 200-летия битвы.

Литература

• Assad Shoman. Thirteen chapters of a history of Belize. — Belize: Angelus Press, 2000.

• H.F. Humphreys. Gallant Spirits: The Battle of St. George's Caye. — In Readings in Belizean History III..

• William James. [freepages.genealogy.rootsweb.ancestry.com/~pbtyc/Naval_History/Vol_II/Contents.html The Naval History of Great Britain, Volume 2, 1797–1799]. — Conway Maritime Press, 2002 [1827]. — ISBN 0-85177-906-9.

Отрывок, характеризующий Сражение при Сент-Джордж Кей

В третьем часу еще никто не заснул, как явился вахмистр с приказом выступать к местечку Островне.
Все с тем же говором и хохотом офицеры поспешно стали собираться; опять поставили самовар на грязной воде. Но Ростов, не дождавшись чаю, пошел к эскадрону. Уже светало; дождик перестал, тучи расходились. Было сыро и холодно, особенно в непросохшем платье. Выходя из корчмы, Ростов и Ильин оба в сумерках рассвета заглянули в глянцевитую от дождя кожаную докторскую кибиточку, из под фартука которой торчали ноги доктора и в середине которой виднелся на подушке чепчик докторши и слышалось сонное дыхание.
– Право, она очень мила! – сказал Ростов Ильину, выходившему с ним.
– Прелесть какая женщина! – с шестнадцатилетней серьезностью отвечал Ильин.
Через полчаса выстроенный эскадрон стоял на дороге. Послышалась команда: «Садись! – солдаты перекрестились и стали садиться. Ростов, выехав вперед, скомандовал: «Марш! – и, вытянувшись в четыре человека, гусары, звуча шлепаньем копыт по мокрой дороге, бренчаньем сабель и тихим говором, тронулись по большой, обсаженной березами дороге, вслед за шедшей впереди пехотой и батареей.
Разорванные сине лиловые тучи, краснея на восходе, быстро гнались ветром. Становилось все светлее и светлее. Ясно виднелась та курчавая травка, которая заседает всегда по проселочным дорогам, еще мокрая от вчерашнего дождя; висячие ветви берез, тоже мокрые, качались от ветра и роняли вбок от себя светлые капли. Яснее и яснее обозначались лица солдат. Ростов ехал с Ильиным, не отстававшим от него, стороной дороги, между двойным рядом берез.
Ростов в кампании позволял себе вольность ездить не на фронтовой лошади, а на казацкой. И знаток и охотник, он недавно достал себе лихую донскую, крупную и добрую игреневую лошадь, на которой никто не обскакивал его. Ехать на этой лошади было для Ростова наслаждение. Он думал о лошади, об утре, о докторше и ни разу не подумал о предстоящей опасности.
Прежде Ростов, идя в дело, боялся; теперь он не испытывал ни малейшего чувства страха. Не оттого он не боялся, что он привык к огню (к опасности нельзя привыкнуть), но оттого, что он выучился управлять своей душой перед опасностью. Он привык, идя в дело, думать обо всем, исключая того, что, казалось, было бы интереснее всего другого, – о предстоящей опасности. Сколько он ни старался, ни упрекал себя в трусости первое время своей службы, он не мог этого достигнуть; но с годами теперь это сделалось само собою. Он ехал теперь рядом с Ильиным между березами, изредка отрывая листья с веток, которые попадались под руку, иногда дотрогиваясь ногой до паха лошади, иногда отдавая, не поворачиваясь, докуренную трубку ехавшему сзади гусару, с таким спокойным и беззаботным видом, как будто он ехал кататься. Ему жалко было смотреть на взволнованное лицо Ильина, много и беспокойно говорившего; он по опыту знал то мучительное состояние ожидания страха и смерти, в котором находился корнет, и знал, что ничто, кроме времени, не поможет ему.
Только что солнце показалось на чистой полосе из под тучи, как ветер стих, как будто он не смел портить этого прелестного после грозы летнего утра; капли еще падали, но уже отвесно, – и все затихло. Солнце вышло совсем, показалось на горизонте и исчезло в узкой и длинной туче, стоявшей над ним. Через несколько минут солнце еще светлее показалось на верхнем крае тучи, разрывая ее края. Все засветилось и заблестело. И вместе с этим светом, как будто отвечая ему, раздались впереди выстрелы орудий.
Не успел еще Ростов обдумать и определить, как далеки эти выстрелы, как от Витебска прискакал адъютант графа Остермана Толстого с приказанием идти на рысях по дороге.
Эскадрон объехал пехоту и батарею, также торопившуюся идти скорее, спустился под гору и, пройдя через какую то пустую, без жителей, деревню, опять поднялся на гору. Лошади стали взмыливаться, люди раскраснелись.
– Стой, равняйся! – послышалась впереди команда дивизионера.
– Левое плечо вперед, шагом марш! – скомандовали впереди.
И гусары по линии войск прошли на левый фланг позиции и стали позади наших улан, стоявших в первой линии. Справа стояла наша пехота густой колонной – это были резервы; повыше ее на горе видны были на чистом чистом воздухе, в утреннем, косом и ярком, освещении, на самом горизонте, наши пушки. Впереди за лощиной видны были неприятельские колонны и пушки. В лощине слышна была наша цепь, уже вступившая в дело и весело перещелкивающаяся с неприятелем.
Ростову, как от звуков самой веселой музыки, стало весело на душе от этих звуков, давно уже не слышанных. Трап та та тап! – хлопали то вдруг, то быстро один за другим несколько выстрелов. Опять замолкло все, и опять как будто трескались хлопушки, по которым ходил кто то.
Гусары простояли около часу на одном месте. Началась и канонада. Граф Остерман с свитой проехал сзади эскадрона, остановившись, поговорил с командиром полка и отъехал к пушкам на гору.
Вслед за отъездом Остермана у улан послышалась команда:
– В колонну, к атаке стройся! – Пехота впереди их вздвоила взводы, чтобы пропустить кавалерию. Уланы тронулись, колеблясь флюгерами пик, и на рысях пошли под гору на французскую кавалерию, показавшуюся под горой влево.
Как только уланы сошли под гору, гусарам ведено было подвинуться в гору, в прикрытие к батарее. В то время как гусары становились на место улан, из цепи пролетели, визжа и свистя, далекие, непопадавшие пули.
Давно не слышанный этот звук еще радостнее и возбудительное подействовал на Ростова, чем прежние звуки стрельбы. Он, выпрямившись, разглядывал поле сражения, открывавшееся с горы, и всей душой участвовал в движении улан. Уланы близко налетели на французских драгун, что то спуталось там в дыму, и через пять минут уланы понеслись назад не к тому месту, где они стояли, но левее. Между оранжевыми уланами на рыжих лошадях и позади их, большой кучей, видны были синие французские драгуны на серых лошадях.


Ростов своим зорким охотничьим глазом один из первых увидал этих синих французских драгун, преследующих наших улан. Ближе, ближе подвигались расстроенными толпами уланы, и французские драгуны, преследующие их. Уже можно было видеть, как эти, казавшиеся под горой маленькими, люди сталкивались, нагоняли друг друга и махали руками или саблями.
Ростов, как на травлю, смотрел на то, что делалось перед ним. Он чутьем чувствовал, что ежели ударить теперь с гусарами на французских драгун, они не устоят; но ежели ударить, то надо было сейчас, сию минуту, иначе будет уже поздно. Он оглянулся вокруг себя. Ротмистр, стоя подле него, точно так же не спускал глаз с кавалерии внизу.
– Андрей Севастьяныч, – сказал Ростов, – ведь мы их сомнем…
– Лихая бы штука, – сказал ротмистр, – а в самом деле…
Ростов, не дослушав его, толкнул лошадь, выскакал вперед эскадрона, и не успел он еще скомандовать движение, как весь эскадрон, испытывавший то же, что и он, тронулся за ним. Ростов сам не знал, как и почему он это сделал. Все это он сделал, как он делал на охоте, не думая, не соображая. Он видел, что драгуны близко, что они скачут, расстроены; он знал, что они не выдержат, он знал, что была только одна минута, которая не воротится, ежели он упустит ее. Пули так возбудительно визжали и свистели вокруг него, лошадь так горячо просилась вперед, что он не мог выдержать. Он тронул лошадь, скомандовал и в то же мгновение, услыхав за собой звук топота своего развернутого эскадрона, на полных рысях, стал спускаться к драгунам под гору. Едва они сошли под гору, как невольно их аллюр рыси перешел в галоп, становившийся все быстрее и быстрее по мере того, как они приближались к своим уланам и скакавшим за ними французским драгунам. Драгуны были близко. Передние, увидав гусар, стали поворачивать назад, задние приостанавливаться. С чувством, с которым он несся наперерез волку, Ростов, выпустив во весь мах своего донца, скакал наперерез расстроенным рядам французских драгун. Один улан остановился, один пеший припал к земле, чтобы его не раздавили, одна лошадь без седока замешалась с гусарами. Почти все французские драгуны скакали назад. Ростов, выбрав себе одного из них на серой лошади, пустился за ним. По дороге он налетел на куст; добрая лошадь перенесла его через него, и, едва справясь на седле, Николай увидал, что он через несколько мгновений догонит того неприятеля, которого он выбрал своей целью. Француз этот, вероятно, офицер – по его мундиру, согнувшись, скакал на своей серой лошади, саблей подгоняя ее. Через мгновенье лошадь Ростова ударила грудью в зад лошади офицера, чуть не сбила ее с ног, и в то же мгновенье Ростов, сам не зная зачем, поднял саблю и ударил ею по французу.
В то же мгновение, как он сделал это, все оживление Ростова вдруг исчезло. Офицер упал не столько от удара саблей, который только слегка разрезал ему руку выше локтя, сколько от толчка лошади и от страха. Ростов, сдержав лошадь, отыскивал глазами своего врага, чтобы увидать, кого он победил. Драгунский французский офицер одной ногой прыгал на земле, другой зацепился в стремени. Он, испуганно щурясь, как будто ожидая всякую секунду нового удара, сморщившись, с выражением ужаса взглянул снизу вверх на Ростова. Лицо его, бледное и забрызганное грязью, белокурое, молодое, с дырочкой на подбородке и светлыми голубыми глазами, было самое не для поля сражения, не вражеское лицо, а самое простое комнатное лицо. Еще прежде, чем Ростов решил, что он с ним будет делать, офицер закричал: «Je me rends!» [Сдаюсь!] Он, торопясь, хотел и не мог выпутать из стремени ногу и, не спуская испуганных голубых глаз, смотрел на Ростова. Подскочившие гусары выпростали ему ногу и посадили его на седло. Гусары с разных сторон возились с драгунами: один был ранен, но, с лицом в крови, не давал своей лошади; другой, обняв гусара, сидел на крупе его лошади; третий взлеаал, поддерживаемый гусаром, на его лошадь. Впереди бежала, стреляя, французская пехота. Гусары торопливо поскакали назад с своими пленными. Ростов скакал назад с другими, испытывая какое то неприятное чувство, сжимавшее ему сердце. Что то неясное, запутанное, чего он никак не мог объяснить себе, открылось ему взятием в плен этого офицера и тем ударом, который он нанес ему.