Сражение при Суассоне (486)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Сражение при Суассоне
Дата

486 год

Место

Суассон

Итог

победа франков

Изменения

присоединение Суассонской области к Франкскому государству

Противники
франки галло-римляне
Командующие
Хлодвиг I Сиагрий
Силы сторон
неизвестно неизвестно
Потери
неизвестно неизвестно

Сражение при Суассоне — состоявшееся в 486 году около Суассона сражение, в котором франки короля Хлодвига I разбили галло-римлян правителя Суассонской области Сиагрия. Первая военная кампания Хлодвига I.





Описание

Исторические источники

Наиболее ранним из средневековых исторических источников, сообщавшим сведения о сражении при Суассоне, была «История франков» Григория Турского. Писавшие несколько позднее историк Фредегар и анонимный автор «Книги истории франков» в изложении этих событий почти дословно повторили свидетельства о сражении своего предшественника[1]. Некоторые сведения, отсутствующие в трудах франкских историков, содержатся в агиографической литературе[2].

Предыстория

После падения в 476 году Западной Римской империи территория Римской Галлии оказалась разделённой между несколькими государственными образованиями. Наиболее крупными из них были находившаяся под властью бывшего римского наместника Сиагрия Суассонская область и варварские королевства франков, вестготов и бургундов[3][4].

Владения франков, вероятно, в это время всё ещё находившихся на положении римских федератов, ограничивались территорией бывшей римской провинции Бельгика с городами Камбре и Турне. Первое время при короле Хильдерике I франки и галло-римляне совместно успешно противостояли попыткам правителя вестготов Эйриха расширить своё королевство к северу от реки Луары. Однако незадолго до своей смерти в 481 году Хильдерик I предпринял несколько попыток установить контроль над некоторыми областями Суассонской области. В том числе, он безуспешно пытался овладеть Парижем. Окончательный разрыв союзнических отношений между франками и Сиагрием произошёл после смерти в 484 году их общего врага, короля вестготов Эйриха, и вступления на вестготский престол его малолетнего сына Алариха II[5].

Сражение

Противостояние между желавшим присоединить к своим владениям богатые земли Суассонской области королём франков Хлодвигом I и Сиагрием привело весной 486 года к войне между ними. Франкское войско под командованием Хлодвига и его родственника Рагнахара вторглось во владения Сиагрия и беспрепятственно дошло до Суассона. Здесь между франками и галло-римлянами произошло сражение. Григорий Турский очень скупо описывает обстоятельства битвы, сообщая только то, что по предложению Хлодвига Сиагрий сам выбрал поле для битвы и что после поражения правитель Суассонской области укрылся в Тулузе при дворе короля вестготов Алариха II. Угрожая тому войной, Хлодвиг вынудил вестготского правителя выдать ему Сиагрия, который вскоре был казнён[2][3][5].

При захвате Суассона франкам досталась большая добыча, по обычаю разделенная между всеми воинами, участвовавшими в походе. С одним из трофеев, так называемой Суассонской чашей, был связан инцидент, ставший свидетельством всё ещё сохранявшихся у франков обычаев военной демократии, а также уже наметившегося в то время сближения Хлодвига I с христианским духовенством[6].

Итоги

Несмотря на поражение галло-римского войска в сражении при Суассоне, некоторые крупные города продолжили сопротивление франкам. Исторические источники сообщают об упорной борьбе, которую вели франки для овладения Верденом и Нантом. По разным данным, жители Парижа не признавали своего подчинения власти Хлодвига I пять или даже десять лет. Окончательно население Северной Галлии примирилось с властью франков только после крещения Хлодвига I в 496 году[4].

В результате битвы при Суассоне было уничтожено последнее римское государственное образование в Галлии — Суассонская область. Её земли были присоединены к Франкскому государству, что увеличило его территорию почти в два раза. Южная граница королевства франков стала проходить по реке Луаре. Таким образом, владения Хлодвига I вошли в непосредственное соприкосновение с Королевством вестготов, что впоследствии привело к нескольким вестгото-франкским военным конфликтам[5][7].

Напишите отзыв о статье "Сражение при Суассоне (486)"

Примечания

  1. Григорий Турский. «История франков» (книга II, главы 18 и 27); Фредегар. «Хроника» (книга III, главы 12 и 15); «Книга истории франков» (главы 8 и 9).
  2. 1 2 Martindale, J. R. Syagrius 2 // Prosopography of the Later Roman Empire. — Cambridge University Press, 1980. — Vol. II : A.D. 395–527. — P. 1041—1042. — ISBN 0-521-20159-4 [2001 reprint].
  3. 1 2 Клауде Д. История вестготов. — СПб.: Евразия, 2002. — С. 56—57. — ISBN 5-8071-0115-4.
  4. 1 2 Сиротенко В. Т. [books.google.ru/books?id=tlgBHQAACAAJ История международных отношений в Европе во второй половине IV — начале VI вв.]. — Издательство Пермского госуниверситета, 1975. — С. 221—223.
  5. 1 2 3 Лебек С. Происхождение франков. V—IX века. — М.: Скарабей, 1993. — С. 47—51. — ISBN 5-86507-022-3.
  6. История Европы. — М.: Наука, 1992. — Т. 2. — С. 112. — ISBN 5-02-009036-0.
  7. Циркин Ю. Б. Испания от античности к Средневековью. — СПб.: Филологический факультет СПбГУ; Нестор-История, 2010. — С. 184—185. — ISBN 978-5-8465-1024-1.

Литература

  • Eggenberger D. An Encyclopedia of Battles. — New York: Dover Publication, Inc., 1985. — P. 404. — ISBN 0-486-24913-1.
  • Jaques T. Dictionary of Battles and Sieges. — Westport, Connecticut — London: Greenwood Press, 2007. — P. 955—956. — ISBN 978-0-313-33536-5.

Отрывок, характеризующий Сражение при Суассоне (486)

Великий мастер предложил исполнить последнюю обязанность, и важный сановник, который носил звание собирателя милостыни, стал обходить братьев. Пьеру хотелось записать в лист милостыни все деньги, которые у него были, но он боялся этим выказать гордость, и записал столько же, сколько записывали другие.
Заседание было кончено, и по возвращении домой, Пьеру казалось, что он приехал из какого то дальнего путешествия, где он провел десятки лет, совершенно изменился и отстал от прежнего порядка и привычек жизни.


На другой день после приема в ложу, Пьер сидел дома, читая книгу и стараясь вникнуть в значение квадрата, изображавшего одной своей стороною Бога, другою нравственное, третьею физическое и четвертою смешанное. Изредка он отрывался от книги и квадрата и в воображении своем составлял себе новый план жизни. Вчера в ложе ему сказали, что до сведения государя дошел слух о дуэли, и что Пьеру благоразумнее бы было удалиться из Петербурга. Пьер предполагал ехать в свои южные имения и заняться там своими крестьянами. Он радостно обдумывал эту новую жизнь, когда неожиданно в комнату вошел князь Василий.
– Мой друг, что ты наделал в Москве? За что ты поссорился с Лёлей, mon сher? [дорогой мoй?] Ты в заблуждении, – сказал князь Василий, входя в комнату. – Я всё узнал, я могу тебе сказать верно, что Элен невинна перед тобой, как Христос перед жидами. – Пьер хотел отвечать, но он перебил его. – И зачем ты не обратился прямо и просто ко мне, как к другу? Я всё знаю, я всё понимаю, – сказал он, – ты вел себя, как прилично человеку, дорожащему своей честью; может быть слишком поспешно, но об этом мы не будем судить. Одно ты помни, в какое положение ты ставишь ее и меня в глазах всего общества и даже двора, – прибавил он, понизив голос. – Она живет в Москве, ты здесь. Помни, мой милый, – он потянул его вниз за руку, – здесь одно недоразуменье; ты сам, я думаю, чувствуешь. Напиши сейчас со мною письмо, и она приедет сюда, всё объяснится, а то я тебе скажу, ты очень легко можешь пострадать, мой милый.
Князь Василий внушительно взглянул на Пьера. – Мне из хороших источников известно, что вдовствующая императрица принимает живой интерес во всем этом деле. Ты знаешь, она очень милостива к Элен.
Несколько раз Пьер собирался говорить, но с одной стороны князь Василий не допускал его до этого, с другой стороны сам Пьер боялся начать говорить в том тоне решительного отказа и несогласия, в котором он твердо решился отвечать своему тестю. Кроме того слова масонского устава: «буди ласков и приветлив» вспоминались ему. Он морщился, краснел, вставал и опускался, работая над собою в самом трудном для него в жизни деле – сказать неприятное в глаза человеку, сказать не то, чего ожидал этот человек, кто бы он ни был. Он так привык повиноваться этому тону небрежной самоуверенности князя Василия, что и теперь он чувствовал, что не в силах будет противостоять ей; но он чувствовал, что от того, что он скажет сейчас, будет зависеть вся дальнейшая судьба его: пойдет ли он по старой, прежней дороге, или по той новой, которая так привлекательно была указана ему масонами, и на которой он твердо верил, что найдет возрождение к новой жизни.
– Ну, мой милый, – шутливо сказал князь Василий, – скажи же мне: «да», и я от себя напишу ей, и мы убьем жирного тельца. – Но князь Василий не успел договорить своей шутки, как Пьер с бешенством в лице, которое напоминало его отца, не глядя в глаза собеседнику, проговорил шопотом:
– Князь, я вас не звал к себе, идите, пожалуйста, идите! – Он вскочил и отворил ему дверь.
– Идите же, – повторил он, сам себе не веря и радуясь выражению смущенности и страха, показавшемуся на лице князя Василия.
– Что с тобой? Ты болен?
– Идите! – еще раз проговорил дрожащий голос. И князь Василий должен был уехать, не получив никакого объяснения.
Через неделю Пьер, простившись с новыми друзьями масонами и оставив им большие суммы на милостыни, уехал в свои именья. Его новые братья дали ему письма в Киев и Одессу, к тамошним масонам, и обещали писать ему и руководить его в его новой деятельности.


Дело Пьера с Долоховым было замято, и, несмотря на тогдашнюю строгость государя в отношении дуэлей, ни оба противника, ни их секунданты не пострадали. Но история дуэли, подтвержденная разрывом Пьера с женой, разгласилась в обществе. Пьер, на которого смотрели снисходительно, покровительственно, когда он был незаконным сыном, которого ласкали и прославляли, когда он был лучшим женихом Российской империи, после своей женитьбы, когда невестам и матерям нечего было ожидать от него, сильно потерял во мнении общества, тем более, что он не умел и не желал заискивать общественного благоволения. Теперь его одного обвиняли в происшедшем, говорили, что он бестолковый ревнивец, подверженный таким же припадкам кровожадного бешенства, как и его отец. И когда, после отъезда Пьера, Элен вернулась в Петербург, она была не только радушно, но с оттенком почтительности, относившейся к ее несчастию, принята всеми своими знакомыми. Когда разговор заходил о ее муже, Элен принимала достойное выражение, которое она – хотя и не понимая его значения – по свойственному ей такту, усвоила себе. Выражение это говорило, что она решилась, не жалуясь, переносить свое несчастие, и что ее муж есть крест, посланный ей от Бога. Князь Василий откровеннее высказывал свое мнение. Он пожимал плечами, когда разговор заходил о Пьере, и, указывая на лоб, говорил:
– Un cerveau fele – je le disais toujours. [Полусумасшедший – я всегда это говорил.]
– Я вперед сказала, – говорила Анна Павловна о Пьере, – я тогда же сейчас сказала, и прежде всех (она настаивала на своем первенстве), что это безумный молодой человек, испорченный развратными идеями века. Я тогда еще сказала это, когда все восхищались им и он только приехал из за границы, и помните, у меня как то вечером представлял из себя какого то Марата. Чем же кончилось? Я тогда еще не желала этой свадьбы и предсказала всё, что случится.