Сражение при Фэирфилде

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Сражение при Фэирфилде
Основной конфликт: Гражданская война в США
Дата

3 июля 1863 года

Место

Фэирфилд, Пенсильвания

Итог

победа КША

Противники
США КША
Командующие
Сэмюэль Старр Уильям Джонс
Силы сторон
400 ок. 1050
Потери
242 (общие) 34 (общие)
 
Геттисбергская кампания
станция Бренди 2-й Винчестер Элди Миддлберг Аппервиль Спортинг-Хилл Рейд Стюарта Гановер Геттисберг (Атака Килпатрика Атака Пикетта Персиковый сад Литл-Раунд-Топ) • Фэирфилд) • Карлайл Хантерстаун Монтерей

Сражение при Фэирфилде (англ. The Battle of Fairfield) представляло собой небольшое кавалерийское столкновение в ходе Геттисбергской кампании американской гражданской войны. Оно произошло 3 июля 1863 года около местечка Фэирфилд, штат Пенсильвания, одновременно со сражением при Геттисберге, однако не считается частью этого сражения. Это была перестрелка между небольшими группами кавалерии, однако в результате южане удержали контроль над Хагерстаунской дорогой, и это позволило генералу Ли 5 июля воспользоваться этой дорогой для отступления в Мэриленд.





Предыстория

Первые перестрелки у Фэирфилда произошли ещё 21 июня 1863 года, когда 14-й вирджинская кавалерийский полк из бригады Альберта Дженкинса перешел ущелье Монтеррей и предпринял рейд, в ходе которого столкнулся у Фэирфилда с филадельфийской кавалерией и отступил обратно в Камберлендскую долину.

Во время Геттисбергской кампании основные кавалерийские силы были выделены для проведения рейда Стюарта по тылам противника, поэтому и оставалось всего четверо кавалерийских бригад для охраны горных проходов и разведки. Одной из них была бригада Уильяма Джонса, один из батальонов которой (35-й вирджинский) был передан дивизии Джубала Эрли. Бригада Джонса вместе с бригадой Робертсона шла в арьергарде наступающей Северовирджинской армии и была спешно вызвана на север в ночь на 29 июня, когда пришли известия о близости противника. 1 июля Джонс перешел Потомак, где оставил 12-й вирджинский кавполк для охраны переправы, и ночью прибыл в Чамберсберг. В его распоряжении находились 6-й, 7-й и 11-й вирджинские кавалерийские полки и батарея конной артиллерии Престона Чеу. Бригада прибыла в Кэштаун, где 3 июля в 13:00 получила приказ генерала Ли охранять Хагерстаунскую дорогу. Он отправился в Фэирфилд, имея 6-й и 7-й полки впереди, а 11-й и артиллерийскую батарею — сзади.

Между тем федеральный генерал Уэсли Мерритт, командующий резервной бригадой в дивизии Бьюфорда, услышал про обоз, проходящий около Фэирфилда. Он приказал 6-му кавалерийскому регулярному полку майора Сэмюэля Старра разведать Фэирфилд и обнаружить обоз. Прибыв в Фэирфилд, Старр разделил своих людей на три группы и приступил к поискам обоза.

Сражение

Один из отрядов Старра — эскадрон прусского иммигранта Кристиана Балдера — наткнулся на пикеты 7-го вирджинского полка и отступил. Южане преследовали его около двух миль, пока не встретили остальные части Старра.

Узнав и произошедшем, Старр приказал кавалерии занять позицию на поле по обе стороны дороги Фэирфилд-Ортанна около фермы Маршалла. Половина его людей спешилась, половина осталась позади верхом. У Джонса не было времени на разведку, поэтому он послал вперёд один свой полк ради эксперимента.

7-й вирджинский полк предпринял кавалерийскую атаку, однако попал под плотный огонь федералов, стоящих под защитой полевых изгородей. Атака была отбита. В это время подошла батарея Престона Чеу и открыла огонь по федералам. Артиллерист Джордж Ниис потом вспоминал: «Мы сразу же развернули наши орудия в батарею и открыли огонь по ним, и наша кавалерия так же начала стрелять из ручного оружия. Наши пушки стояли на пшеничном поле, где пшеница была густа, высотой почти с мой рост и уже спелая. Казалось неприличным вести войну посреди такого пшеничного поля»[1].

На помощь 7-му вирджинскому подошел 6-й вирджинский полк и они повторили атаку. Теперь 6-й был основной атакующей силой, 7-й поддерживал атаку, и некоторые части 11-го полка так же приняли участие. Кавалерия сошлась в рукопашном бою. Рядовой Джон Опи вспоминал: «Из противников многие были выбиты саблями из седла, но сумели скрыться в высокой пшенице». Кристиан Балдер бросился в атаку на противника, получил несколько пулевых ранений, сумел прорваться в Фэирфилд и там умер несколько дней спустя. Старр получил ранение саблей в голову и пулевое в руку, что потом повлекло ампутацию.

Отряд Старра был обращен в бегство. Джонс преследовал противника примерно три мили до Фэирфилдского ущелья. Оттуда федералы ушли в Эммитсберг.

Последствия

Федеральная кавалерия потеряла 6 человек убитыми, 28 ранеными и 208 пленными. Кавалеристы Юга потеряли 8 человек убитыми, 21 ранеными и 5 человек пропавшими без вести. (По другим данным, было потеряно 58 человек: 30 потерял 7-й полк, 20 — 6-й.) Джонс встал лагерем у Фэирфилда и удерживал дорогу, пока отступающая Северовирджинская армия не прошла по ней к Монтерерйскому ущелью, после чего отступил в качества арьергарда армии.

Сэмюэль Старр попал в плен и был впоследствии отпущен по обмену. Несмотря на фэирфилдский разгром, он был временно повышен до полковника за Геттисбергскую кампанию.

Рядовой Джордж Платт, ирландец-иммигрант из 6-го кавалерийского федерального полка, был награждён Медалью Почета за Фэирфилд 12 июля 1895 года. Было сказано, что он «поднял знамя полка после гибели знаменосца в рукопашной и не позволил ему попасть в руки противника».

Мерритт избежал ответственности за эту неудачу — точно так же, как и Килпатрик за свою атаку в тот же день.

Примерно через неделю 7-й вирджинский снова встретился с 6-м федеральным полком у Фанкстауна и разбил его в бою, отомстив за свою неудачную атаку под Фэирфилдом.

Эрик Виттенберг писал по поводу сражения: «Действительно, федералы упустили прекрасный шанс в тот день. Если бы Меррит выделил более крупный отряд, например, всю резервную бригаду, они смогли бы захватить и удержать Фэирфилдский Проход, отрезав Ли путь отступления в Мэриленд, и дав Потомакской армии возможность разгромить Северовирджинскую армию. Отступая в Виржинию, Ли был бы вынужден пробиваться через сильные оборонительные позиции на высотах у Фэирфилдского прохода. Если бы спешенная кавалерия достаточно долго сдерживала противника, примерно как Бьюфорд 1 июля, то это дало бы время федеральной пехоте подойти, и тогда переломное сражение гражданской войны произошло бы именно у Фэирфилдского прохода»[1].

Напишите отзыв о статье "Сражение при Фэирфилде"

Примечания

  1. 1 2 [www.historynet.com/battle-of-fairfield-grumble-jones-gettysburg-campaign-victory.htm Battle of Fairfield: Grumble Jones' Gettysburg Campaign Victory]

Ссылки

  • [www.emmitsburg.net/archive_list/articles/history/civil_war/holding_the_passes.htm Holding Fairfield & the Waynesboro Pike]
  • [www.historynet.com/battle-of-fairfield-grumble-jones-gettysburg-campaign-victory.htm Battle of Fairfield: Grumble Jones' Gettysburg Campaign Victory]
  • [www.emmitsburg.net/archive_list/articles/history/civil_war/battle_of_fairfield_pass.htm The Battle For Fairfield Pass]

Отрывок, характеризующий Сражение при Фэирфилде

– Нет, в бане гадать, вот это страшно! – говорила за ужином старая девушка, жившая у Мелюковых.
– Отчего же? – спросила старшая дочь Мелюковых.
– Да не пойдете, тут надо храбрость…
– Я пойду, – сказала Соня.
– Расскажите, как это было с барышней? – сказала вторая Мелюкова.
– Да вот так то, пошла одна барышня, – сказала старая девушка, – взяла петуха, два прибора – как следует, села. Посидела, только слышит, вдруг едет… с колокольцами, с бубенцами подъехали сани; слышит, идет. Входит совсем в образе человеческом, как есть офицер, пришел и сел с ней за прибор.
– А! А!… – закричала Наташа, с ужасом выкатывая глаза.
– Да как же, он так и говорит?
– Да, как человек, всё как должно быть, и стал, и стал уговаривать, а ей бы надо занять его разговором до петухов; а она заробела; – только заробела и закрылась руками. Он ее и подхватил. Хорошо, что тут девушки прибежали…
– Ну, что пугать их! – сказала Пелагея Даниловна.
– Мамаша, ведь вы сами гадали… – сказала дочь.
– А как это в амбаре гадают? – спросила Соня.
– Да вот хоть бы теперь, пойдут к амбару, да и слушают. Что услышите: заколачивает, стучит – дурно, а пересыпает хлеб – это к добру; а то бывает…
– Мама расскажите, что с вами было в амбаре?
Пелагея Даниловна улыбнулась.
– Да что, я уж забыла… – сказала она. – Ведь вы никто не пойдете?
– Нет, я пойду; Пепагея Даниловна, пустите меня, я пойду, – сказала Соня.
– Ну что ж, коли не боишься.
– Луиза Ивановна, можно мне? – спросила Соня.
Играли ли в колечко, в веревочку или рублик, разговаривали ли, как теперь, Николай не отходил от Сони и совсем новыми глазами смотрел на нее. Ему казалось, что он нынче только в первый раз, благодаря этим пробочным усам, вполне узнал ее. Соня действительно этот вечер была весела, оживлена и хороша, какой никогда еще не видал ее Николай.
«Так вот она какая, а я то дурак!» думал он, глядя на ее блестящие глаза и счастливую, восторженную, из под усов делающую ямочки на щеках, улыбку, которой он не видал прежде.
– Я ничего не боюсь, – сказала Соня. – Можно сейчас? – Она встала. Соне рассказали, где амбар, как ей молча стоять и слушать, и подали ей шубку. Она накинула ее себе на голову и взглянула на Николая.
«Что за прелесть эта девочка!» подумал он. «И об чем я думал до сих пор!»
Соня вышла в коридор, чтобы итти в амбар. Николай поспешно пошел на парадное крыльцо, говоря, что ему жарко. Действительно в доме было душно от столпившегося народа.
На дворе был тот же неподвижный холод, тот же месяц, только было еще светлее. Свет был так силен и звезд на снеге было так много, что на небо не хотелось смотреть, и настоящих звезд было незаметно. На небе было черно и скучно, на земле было весело.
«Дурак я, дурак! Чего ждал до сих пор?» подумал Николай и, сбежав на крыльцо, он обошел угол дома по той тропинке, которая вела к заднему крыльцу. Он знал, что здесь пойдет Соня. На половине дороги стояли сложенные сажени дров, на них был снег, от них падала тень; через них и с боку их, переплетаясь, падали тени старых голых лип на снег и дорожку. Дорожка вела к амбару. Рубленная стена амбара и крыша, покрытая снегом, как высеченная из какого то драгоценного камня, блестели в месячном свете. В саду треснуло дерево, и опять всё совершенно затихло. Грудь, казалось, дышала не воздухом, а какой то вечно молодой силой и радостью.
С девичьего крыльца застучали ноги по ступенькам, скрыпнуло звонко на последней, на которую был нанесен снег, и голос старой девушки сказал:
– Прямо, прямо, вот по дорожке, барышня. Только не оглядываться.
– Я не боюсь, – отвечал голос Сони, и по дорожке, по направлению к Николаю, завизжали, засвистели в тоненьких башмачках ножки Сони.
Соня шла закутавшись в шубку. Она была уже в двух шагах, когда увидала его; она увидала его тоже не таким, каким она знала и какого всегда немножко боялась. Он был в женском платье со спутанными волосами и с счастливой и новой для Сони улыбкой. Соня быстро подбежала к нему.
«Совсем другая, и всё та же», думал Николай, глядя на ее лицо, всё освещенное лунным светом. Он продел руки под шубку, прикрывавшую ее голову, обнял, прижал к себе и поцеловал в губы, над которыми были усы и от которых пахло жженой пробкой. Соня в самую середину губ поцеловала его и, выпростав маленькие руки, с обеих сторон взяла его за щеки.
– Соня!… Nicolas!… – только сказали они. Они подбежали к амбару и вернулись назад каждый с своего крыльца.


Когда все поехали назад от Пелагеи Даниловны, Наташа, всегда всё видевшая и замечавшая, устроила так размещение, что Луиза Ивановна и она сели в сани с Диммлером, а Соня села с Николаем и девушками.
Николай, уже не перегоняясь, ровно ехал в обратный путь, и всё вглядываясь в этом странном, лунном свете в Соню, отыскивал при этом всё переменяющем свете, из под бровей и усов свою ту прежнюю и теперешнюю Соню, с которой он решил уже никогда не разлучаться. Он вглядывался, и когда узнавал всё ту же и другую и вспоминал, слышав этот запах пробки, смешанный с чувством поцелуя, он полной грудью вдыхал в себя морозный воздух и, глядя на уходящую землю и блестящее небо, он чувствовал себя опять в волшебном царстве.
– Соня, тебе хорошо? – изредка спрашивал он.
– Да, – отвечала Соня. – А тебе ?
На середине дороги Николай дал подержать лошадей кучеру, на минутку подбежал к саням Наташи и стал на отвод.
– Наташа, – сказал он ей шопотом по французски, – знаешь, я решился насчет Сони.
– Ты ей сказал? – спросила Наташа, вся вдруг просияв от радости.
– Ах, какая ты странная с этими усами и бровями, Наташа! Ты рада?
– Я так рада, так рада! Я уж сердилась на тебя. Я тебе не говорила, но ты дурно с ней поступал. Это такое сердце, Nicolas. Как я рада! Я бываю гадкая, но мне совестно было быть одной счастливой без Сони, – продолжала Наташа. – Теперь я так рада, ну, беги к ней.
– Нет, постой, ах какая ты смешная! – сказал Николай, всё всматриваясь в нее, и в сестре тоже находя что то новое, необыкновенное и обворожительно нежное, чего он прежде не видал в ней. – Наташа, что то волшебное. А?
– Да, – отвечала она, – ты прекрасно сделал.
«Если б я прежде видел ее такою, какою она теперь, – думал Николай, – я бы давно спросил, что сделать и сделал бы всё, что бы она ни велела, и всё бы было хорошо».
– Так ты рада, и я хорошо сделал?
– Ах, так хорошо! Я недавно с мамашей поссорилась за это. Мама сказала, что она тебя ловит. Как это можно говорить? Я с мама чуть не побранилась. И никому никогда не позволю ничего дурного про нее сказать и подумать, потому что в ней одно хорошее.
– Так хорошо? – сказал Николай, еще раз высматривая выражение лица сестры, чтобы узнать, правда ли это, и, скрыпя сапогами, он соскочил с отвода и побежал к своим саням. Всё тот же счастливый, улыбающийся черкес, с усиками и блестящими глазами, смотревший из под собольего капора, сидел там, и этот черкес был Соня, и эта Соня была наверное его будущая, счастливая и любящая жена.