Сражение при Хастенбеке
| Сражение при Хастенбеке | |||
| Основной конфликт: Семилетняя война | |||
 Схема битвы при Хастенбеке | |||
| Дата | |||
|---|---|---|---|
| Место |
Хастенбек, под Хамельном | ||
| Итог |
Пиррова победа Франции | ||
| Противники | |||
| |||
| Командующие | |||
| |||
| Силы сторон | |||
| |||
| Потери | |||
| |||
Сражение при Хастенбеке (нем. Schlacht bei Hastenbeck) — сражение, прозошедшее у деревни Хастенбек (ныне — район города Хамельна) 26 июля 1757 года между 60 тысячной французской армией под началом маршала д’Эстре и 36 тысячной так называемой Обсервационной армией герцога Кумберлендского. Стало одним из самых курьёзных сражений Семилетней войны, имевшее, тем не менее, нешуточные последствия. Оба военачальника, считая сражение проигранным, почти одновременно отдали приказ к отступлению. Французам, однако, удалось первым заметить, что и противник отступает, они смогли вовремя остановиться, благодаря чему, потеряв вдвое больше солдат, и вышли победителями при Хастенбеке.
Содержание
Накануне сражения
Война с Францией была вызвана политическим просчётом короля Пруссии Фридриха II, недооценившего возмущения, которое вызовет во Франции его союзный договор с Англией. Стремясь избежать её, он, в других условиях, небезосновательной надежде на продажность французского двора, выделяет большие деньги на подкуп французских политиков и придворных, так, одной мадам Помпадур были предложены полмиллиона талеров за лоббистские услуги в пользу Пруссии. Однако, на сей раз, все попытки подкупа, в том числе, и через Вольтера, не увенчались успехом: посредникам и эмиссарам Фридриха было дано недвусмысленно понять, что ни о каком мире с Пруссией не может быть и речи.
В конце мая 1757 года французская армия, насчитывавшая, вместе с отрядами австрийцев, 115 тысяч человек перешла Рейн. 20 июня французы берут Билефельд. Против них Фридрих может выставить лишь 5 тысяч солдат, таким образом, основную тяжесть войны с Францией должны взять на себя немногочисленные союзники Пруссии.
Силы сторон
Так называемая Обсервационная армия союзников (не путать с русским Обсервационным корпусом) насчитывала 47 тысяч человек с 22 орудиями, из них 27 тысяч ганноверцев, 12 тысяч гессенцев и 6 тысяч брауншвейгцев, а также, двухтысячный отряд из Шаумбурга и Готы. Командовал ей сын английского короля Георга II Вильям Август, герцог Кумберлендский.
Герцог Кумберлендский видел свою основную задачу в защите Ганновера, владения английского короля на континенте. С этой целью он намеревался воспрепятствовать переправе французов через Везер, когда они, всё же, 16 июля перешли Везер и расположились лагерем в Ольденбурге, он решается дать им сражение у крепости Хамельн, у деревни Хастенбек. В его распоряжении находятся, к этому моменту, 36 тысяч человек, включая 5 тысячный отряд пруссаков. У противника — 60 тысяч.
Диспозиция
Позиция, выбранная герцогом Кумберлендским между селениями Хастенбек и Форенберг, имела ряд недостатков: в то время, как правый фланг был защищён ручьём и болотами, левый находился у подножия высот, которые могли быть с успехом использованы артиллерией противника. Центр располагался на двух небольших, поросших лесом, возвышенностях, пологие склоны которых не представляли серьёзного препятствия для подъёма. Армия была выстроена в одну линию, в первом эшелоне пехота, во втором — резерв и вся кавалерия. Артиллерия была поделена на четыре батареи, главная из которых, вооружённая 12-ю двенадцати фунтовыми пушками и шестью гаубицами располагалась на невысоком холме между центром и левым флангом.
Деревня Хастенбек была занята на ночь небольшим деташементом, командир которого имел приказ оставить её и присоединиться к армии при приближении противника.
Враг показался 25 июля, с рассветом, атаковав пикеты у деревни. В этот день не произошло никаких решительных событий, весь день продолжались мелкие стычки и артиллерийский обстрел левого фланга, причём солдаты Обсервационной армии смогли убедиться в том, что французская артиллерия по всем показателям значительно превосходит их собственную. Ночью, опасаясь удара в тыл своей армии, герцог Кумберлендский отрядил деташемент под командованием полковника Макса фон Брайденбаха (2 эскадрона, 3 батальона) к Дирсену, а, затем, и усилил его дополнительно 2 эскадронами и тремя сотнями пехоты.
Ход сражения
Сражение началось с рассветом обстрелом левого фланга союзников, в девять утра французы пошли в наступление, им удалось охватить левый фланг, один отряд французов ударил с тыла по центру армии, другому удалось захватить главную батарею. Получив известие о потере батареи, слыша со стороны Дирсена сильную стрельбу и истолковав её превратно (на самом деле, стрельба велась побеждающими солдатами Брайденбаха), герцог Кумберлендский счёл сражение проигранным и дал приказ к отступлению.
Между тем, принц Брауншвейгский контратаковал французов и отбил батарею, в то время, как Брайденбах неожиданно напал с тыла на французский корпус, состоявший из 16 батальонов, и обратил его в паническое бегство, захватив 22 пушки и изрядное количество повозок. Теперь настала очередь французов посчитать битву проигранной.
Им посчастливилось, однако. Уже отступая, они сумели вовремя обнаружить, что и противник уходит. Приказ об отступлении был отменён, французская армия заняла лагерь у Хастенбека на правах победителя. Офицер, посланный к герцогу Камберлендскому с сообщением об успехе Брайденбаха, сумел, в неразберихе и хаосе поспешного отступления, разыскать того лишь на следующий день. Вот тогда герцог и узнал, что это, возможно, он, а не французы, выиграл сражение. Но было уже поздно.
Итоги сражения
После неудачи под Хастенбеком, Обсервационная армия отошла за Аллер, французы заняли большую часть Ганновера и Брауншвейга. Затем, под началом нового главнокомандующего Луи Армана дю Плесси, герцога Ришелье, сменившего маршала д’Эстре в результате версальских интриг, они смогли вытеснить Обсервационную армию, которую, к тому времени, покинули 5 тысяч прусских солдат, в окрестности Штаде и отрезать от всякого сообщения с Гамбургом и Бременом.
В результате, при посредничестве Дании, герцог Камберлендский был вынужден начать переговоры с Ришелье, закончившиеся подписанием в начале сентября Цевенской конвенции, согласно условиям которой французы занимали Ганновер, а Обсервационная армия распускалась. Этот договор открывал французам дорогу на Магдебург и Берлин. На счастье Фридриха, Ришелье не спешил воспользоваться открывшимися возможностями, отложив поход в Пруссию на следующий год. По утверждению А. А. Керсновского в его «Истории русской армии», дело было не в неповоротливости французского военачальника, а в том, что ему была дана Фридрихом хорошая взятка.
Но и, безо всяких взяток, общеизвестно, что Ришелье принадлежал к партии решительных противников сближения с Австрией и, следовательно, к партии сторонников Фридриха при французском дворе. С прусским королём он вёл оживлённую дружескую переписку через линию фронта, опубликованную ещё в XVIII веке.
Напишите отзыв о статье "Сражение при Хастенбеке"
Литература
- Groehler, Olaf: Die Kriege Friedrichs II.,Brandenburgisches Verlagshaus, Berlin 1990
Ссылки
- Подробное описание сражения, сделанное его участником на [www.ub.uni-bielefeld.de/cgi-bin/navtif.cgi?pfad=/diglib/aufkl/neumiljour/025881&seite=00000237.TIF&scale=8] (нем.)
Отрывок, характеризующий Сражение при Хастенбеке
– Где ж он?– Да я его взял сперва наперво на зорьке еще, – продолжал Тихон, переставляя пошире плоские, вывернутые в лаптях ноги, – да и свел в лес. Вижу, не ладен. Думаю, дай схожу, другого поаккуратнее какого возьму.
– Ишь, шельма, так и есть, – сказал Денисов эсаулу. – Зачем же ты этого не пг'ивел?
– Да что ж его водить то, – сердито и поспешно перебил Тихон, – не гожающий. Разве я не знаю, каких вам надо?
– Эка бестия!.. Ну?..
– Пошел за другим, – продолжал Тихон, – подполоз я таким манером в лес, да и лег. – Тихон неожиданно и гибко лег на брюхо, представляя в лицах, как он это сделал. – Один и навернись, – продолжал он. – Я его таким манером и сграбь. – Тихон быстро, легко вскочил. – Пойдем, говорю, к полковнику. Как загалдит. А их тут четверо. Бросились на меня с шпажками. Я на них таким манером топором: что вы, мол, Христос с вами, – вскрикнул Тихон, размахнув руками и грозно хмурясь, выставляя грудь.
– То то мы с горы видели, как ты стречка задавал через лужи то, – сказал эсаул, суживая свои блестящие глаза.
Пете очень хотелось смеяться, но он видел, что все удерживались от смеха. Он быстро переводил глаза с лица Тихона на лицо эсаула и Денисова, не понимая того, что все это значило.
– Ты дуг'ака то не представляй, – сказал Денисов, сердито покашливая. – Зачем пег'вого не пг'ивел?
Тихон стал чесать одной рукой спину, другой голову, и вдруг вся рожа его растянулась в сияющую глупую улыбку, открывшую недостаток зуба (за что он и прозван Щербатый). Денисов улыбнулся, и Петя залился веселым смехом, к которому присоединился и сам Тихон.
– Да что, совсем несправный, – сказал Тихон. – Одежонка плохенькая на нем, куда же его водить то. Да и грубиян, ваше благородие. Как же, говорит, я сам анаральский сын, не пойду, говорит.
– Экая скотина! – сказал Денисов. – Мне расспросить надо…
– Да я его спрашивал, – сказал Тихон. – Он говорит: плохо зн аком. Наших, говорит, и много, да всё плохие; только, говорит, одна названия. Ахнете, говорит, хорошенько, всех заберете, – заключил Тихон, весело и решительно взглянув в глаза Денисова.
– Вот я те всыплю сотню гог'ячих, ты и будешь дуг'ака то ког'чить, – сказал Денисов строго.
– Да что же серчать то, – сказал Тихон, – что ж, я не видал французов ваших? Вот дай позатемняет, я табе каких хошь, хоть троих приведу.
– Ну, поедем, – сказал Денисов, и до самой караулки он ехал, сердито нахмурившись и молча.
Тихон зашел сзади, и Петя слышал, как смеялись с ним и над ним казаки о каких то сапогах, которые он бросил в куст.
Когда прошел тот овладевший им смех при словах и улыбке Тихона, и Петя понял на мгновенье, что Тихон этот убил человека, ему сделалось неловко. Он оглянулся на пленного барабанщика, и что то кольнуло его в сердце. Но эта неловкость продолжалась только одно мгновенье. Он почувствовал необходимость повыше поднять голову, подбодриться и расспросить эсаула с значительным видом о завтрашнем предприятии, с тем чтобы не быть недостойным того общества, в котором он находился.
Посланный офицер встретил Денисова на дороге с известием, что Долохов сам сейчас приедет и что с его стороны все благополучно.
Денисов вдруг повеселел и подозвал к себе Петю.
– Ну, г'асскажи ты мне пг'о себя, – сказал он.
Петя при выезде из Москвы, оставив своих родных, присоединился к своему полку и скоро после этого был взят ординарцем к генералу, командовавшему большим отрядом. Со времени своего производства в офицеры, и в особенности с поступления в действующую армию, где он участвовал в Вяземском сражении, Петя находился в постоянно счастливо возбужденном состоянии радости на то, что он большой, и в постоянно восторженной поспешности не пропустить какого нибудь случая настоящего геройства. Он был очень счастлив тем, что он видел и испытал в армии, но вместе с тем ему все казалось, что там, где его нет, там то теперь и совершается самое настоящее, геройское. И он торопился поспеть туда, где его не было.
Когда 21 го октября его генерал выразил желание послать кого нибудь в отряд Денисова, Петя так жалостно просил, чтобы послать его, что генерал не мог отказать. Но, отправляя его, генерал, поминая безумный поступок Пети в Вяземском сражении, где Петя, вместо того чтобы ехать дорогой туда, куда он был послан, поскакал в цепь под огонь французов и выстрелил там два раза из своего пистолета, – отправляя его, генерал именно запретил Пете участвовать в каких бы то ни было действиях Денисова. От этого то Петя покраснел и смешался, когда Денисов спросил, можно ли ему остаться. До выезда на опушку леса Петя считал, что ему надобно, строго исполняя свой долг, сейчас же вернуться. Но когда он увидал французов, увидал Тихона, узнал, что в ночь непременно атакуют, он, с быстротою переходов молодых людей от одного взгляда к другому, решил сам с собою, что генерал его, которого он до сих пор очень уважал, – дрянь, немец, что Денисов герой, и эсаул герой, и что Тихон герой, и что ему было бы стыдно уехать от них в трудную минуту.
Уже смеркалось, когда Денисов с Петей и эсаулом подъехали к караулке. В полутьме виднелись лошади в седлах, казаки, гусары, прилаживавшие шалашики на поляне и (чтобы не видели дыма французы) разводившие красневший огонь в лесном овраге. В сенях маленькой избушки казак, засучив рукава, рубил баранину. В самой избе были три офицера из партии Денисова, устроивавшие стол из двери. Петя снял, отдав сушить, свое мокрое платье и тотчас принялся содействовать офицерам в устройстве обеденного стола.
Через десять минут был готов стол, покрытый салфеткой. На столе была водка, ром в фляжке, белый хлеб и жареная баранина с солью.
Сидя вместе с офицерами за столом и разрывая руками, по которым текло сало, жирную душистую баранину, Петя находился в восторженном детском состоянии нежной любви ко всем людям и вследствие того уверенности в такой же любви к себе других людей.
– Так что же вы думаете, Василий Федорович, – обратился он к Денисову, – ничего, что я с вами останусь на денек? – И, не дожидаясь ответа, он сам отвечал себе: – Ведь мне велено узнать, ну вот я и узнаю… Только вы меня пустите в самую… в главную. Мне не нужно наград… А мне хочется… – Петя стиснул зубы и оглянулся, подергивая кверху поднятой головой и размахивая рукой.
– В самую главную… – повторил Денисов, улыбаясь.
– Только уж, пожалуйста, мне дайте команду совсем, чтобы я командовал, – продолжал Петя, – ну что вам стоит? Ах, вам ножик? – обратился он к офицеру, хотевшему отрезать баранины. И он подал свой складной ножик.
Офицер похвалил ножик.
– Возьмите, пожалуйста, себе. У меня много таких… – покраснев, сказал Петя. – Батюшки! Я и забыл совсем, – вдруг вскрикнул он. – У меня изюм чудесный, знаете, такой, без косточек. У нас маркитант новый – и такие прекрасные вещи. Я купил десять фунтов. Я привык что нибудь сладкое. Хотите?.. – И Петя побежал в сени к своему казаку, принес торбы, в которых было фунтов пять изюму. – Кушайте, господа, кушайте.
– А то не нужно ли вам кофейник? – обратился он к эсаулу. – Я у нашего маркитанта купил, чудесный! У него прекрасные вещи. И он честный очень. Это главное. Я вам пришлю непременно. А может быть еще, у вас вышли, обились кремни, – ведь это бывает. Я взял с собою, у меня вот тут… – он показал на торбы, – сто кремней. Я очень дешево купил. Возьмите, пожалуйста, сколько нужно, а то и все… – И вдруг, испугавшись, не заврался ли он, Петя остановился и покраснел.
Он стал вспоминать, не сделал ли он еще каких нибудь глупостей. И, перебирая воспоминания нынешнего дня, воспоминание о французе барабанщике представилось ему. «Нам то отлично, а ему каково? Куда его дели? Покормили ли его? Не обидели ли?» – подумал он. Но заметив, что он заврался о кремнях, он теперь боялся.
«Спросить бы можно, – думал он, – да скажут: сам мальчик и мальчика пожалел. Я им покажу завтра, какой я мальчик! Стыдно будет, если я спрошу? – думал Петя. – Ну, да все равно!» – и тотчас же, покраснев и испуганно глядя на офицеров, не будет ли в их лицах насмешки, он сказал:
– А можно позвать этого мальчика, что взяли в плен? дать ему чего нибудь поесть… может…
– Да, жалкий мальчишка, – сказал Денисов, видимо, не найдя ничего стыдного в этом напоминании. – Позвать его сюда. Vincent Bosse его зовут. Позвать.
