Сражение при Хукс-Ран
| Сражение при Хукс-Ран | |||
| Основной конфликт: Гражданская война в США | |||
 Полковник Старкуитер во главе 1-го Висконсинского полка при Хукс-Ран | |||
| Дата |
2 июля 1861 года | ||
|---|---|---|---|
| Место |
округ Беркли, Вирджиния | ||
| Итог |
победа США | ||
| Противники | |||
| |||
| Командующие | |||
| |||
| Силы сторон | |||
| |||
| Потери | |||
| |||
Сражение при Хукс-Ран (англ. Battle of Hoke's Run) известное так же как сражение при Фоллен-Уотерс или сражение при Хейнсвилле, произошло 2 июля 1861 года в округе Беркли, Вирджиния, и стало одним из первых сражений Манасасской кампании, так же как и одним из первых сражений американской гражданской войны, и первым сражением этой войны в карьере генерала Томаса Джексона.
Предыстория
Летом 1861 года, к началу Манасасской кампании, долину Шенандоа обороняла Армия Шенандоа под командованием Джозефа Джонстона, основная база которого находилась в Харперс-Ферри. Для наступления на долину Шенандоа была выделена федеральная армия Роберта Паттерсона[en].
Утром 13 июня Джонстон узнал, что отряд в 2 000 человек, предположительно авангард армии Джорджа Макклеланна, занял Ромни. Джонстон отправил два полка для противодействия потенциальной угрозе с той стороны, а утром 15 июня отвёл армию из Харперс-Ферри и разместил её лагерем в Чарльзтауне. Утром 16 июня передовые отряды Паттерсона переправились через реку Потомак у Уильямспорта, и в то же время федеральный отряд покинул Ромни. Джонстон решил отвести армию к Винчестеру, где он мог бы отражать атаку со стороны Ромни или Уильямспорта, и откуда мог бы быстро уйти на соединение с армией Борегара под Манассасом[1].
Полковнику Стюарту было приказано отправиться в Харперс-Ферри со своим мерилендским батальоном, чтобы вывезти оттуда часть забытого армейского имущества, а полковник Томас Джексон во главе своей бригады был направлен в Мартинсберг, чтобы поддержать Стюарта в случае опасности. Джексону было так же приказано вывезти всё, что удастся, со складов железной дороги Балтимор-Огайо, и разрушить всё, что не получится вывезти.
Утром 2 июля армия Паттерсона снова начала переправу через Потомак. Кавалерия Джеба Стюарта сразу доложила об этом Джексону.
Силы сторон
На 30 июня бригада Джексона насчитывала 128 офицеров и 2 043 рядовых, а также в артиллерии 4 офицера и 81 рядового. У Джеба Стюарта было 21 офицер и 313 рядовых.
В то же время в распоряжении Паттерсона было 14 344 человека: 395 кавалеристов, 258 артиллеристов и 13 691 пехотинец. Однако, эти силы состояли в основном из 90-дневных ополченцев, за исключением 4-го Коннектикутского полка[2].
Сражение
Утром 2 июля передовые отряды Паттерсона перешли Потомак по броду около села Фоллин-Уотерс. Джексон узнал об этом и отправился вперёд вместе с 5-м Вирджинским пехотным полком и 4-мя орудиями Рокбриджской артиллерии. 2-й и 4-й Вирджинские полки остались на первоначальной позиции с приказом быть наготове и присоединиться к 5-му, если потребуется, а 27-й Вирджинский был отправлен загружать обозы на случай отступления. Джексон так же взял с собой 1-й Вирджинский кавалерийский полк Джеба Стюарта, которому велел прикрывать фланги. В рапорте Джексон писал, что его целью было захватить противника врасплох, если его силы насчитывают всего несколько сотен, а если встретятся основные силы противника, то удерживать их, чтобы обозы успели отойти в тыл.
Приблизившись к противнику, Джексон разместил полк на позиции (в Кэмп-Стивенс), а сам взял 350 человек и одно орудие и проследовал вперёд. Они подошли к дому Уильяма Портерфилда, который стоял в нескольких милях южнее места переправы Паттерсона. Этот дом когда-то был построен дедом знаменитого конгрессмена Дэвида Крокетта. Джексон установил орудие перед домом, разместил в дом снайперов, а остальных людей — вокруг.
Передовая бригада Паттерсона, которой командовал его родственник, Джон Эберкомби, в это время осторожно наступала на юг, сильно преувеличивая возможную численность отряда Джексона. Впереди шёл 1-й Висконсинский полк, за ним — 11-й Пенсильванский. Отряды вступили в перестрелку на длинной дистанции, которая продлилась около часа. На помощь федеральной пехоте подошли 4 орудия, и Эберкомби при их поддержке попытался обойти противника с флангов. Джексон, которому было приказано избегать серьезного боя, начал отступил к Кэмп-Сивенс. Чтобы замедлить преследование, кавалерия Стюарта вышла на фланг федеральной бригады, наткнулась там на 15-й Пенсильванский кавалерийский полк, и захватила в плен примерно 50 человек.
Джексон отступил к Мартинсбергу и занял оборону на северной окраине города, однако позиция была невыгодной и от отступил к Биг-Спринг, где и провёл ночь. Утром он отвёл бригаду в Дарксвилл.
Последствия
Паттерсон продолжил наступление, занял брошенный лагерь Кэмп-Стиенс, а 3 июля занял Мартинсберг. Именно в это время произошёл инцидент с убийством одного из его солдат Изабеллой Бойд. Джонстон подошёл к Мартинсбергу и четыре дня ждал атаки Паттерсона, но атака так и не произошла. Не желая атаковать Паттерсона в Мартинсберге, где было много удобных для обороны каменных зданий, Джонстон отвёл армию к Винчестеру. 4 июля он отправил в Ричмонд отчёт с приложением рапортов Джексона и Стюарта и порекомендовал обоих к повышению.
Полагая, что имеет дело с превосходящими силами противника, Паттерсон не стал наступать на Винчестер. Это позволило Джонстону перебросить свою армию к Манассасу, что привело к разгрому федеральной армии в первом сражении при Булл-Ран. Конгресс назвал главным виновником поражения генерала Паттерсона, который был недостаточно активен во время сражения при Хукс-Ран и после него. Паттерсон был отстранён от командования.
За сражение при Хукс-Ран Джексон получил звание бригадного генерала, а Стюарт — звание полковника.
На Севере сражение получило название «Сражение при Хукс-Ран», по имени ближайшего водоема, а на Юге — «Сражение при Фоллин-Уотерс», по названию ближайшего населенного пункта. Считается, что именно это сражение впервые в ту войну получило свои названия по этой системе.
Напишите отзыв о статье "Сражение при Хукс-Ран"
Примечания
Литература
- Gimbel, Gary. «The End of Innocence: The Battle of Falling Waters», in Blue & Gray, Volume XXII, issue 4 (Fall 2005). ISSN 0741-2207.
Ссылки
- [www.angelfire.com/va3/valleywar/battle/61campaign.html The First Shenandoah Valley Campaign]
- [civilwardailygazette.com/jacksons-brigade-at-the-battle-of-falling-waters/ Jackson’s Brigade at the Battle of Falling Waters]
- [www.battleoffallingwaters.com/ Краткое описание сражения]
- [www.nps.gov/abpp/battles/wv002.htm Краткое описание на nps.gov]
Отрывок, характеризующий Сражение при Хукс-Ран
Князь Андрей особенно внимательно следил за каждым словом и движением Сперанского. Как это бывает с людьми, особенно с теми, которые строго судят своих ближних, князь Андрей, встречаясь с новым лицом, особенно с таким, как Сперанский, которого он знал по репутации, всегда ждал найти в нем полное совершенство человеческих достоинств.Сперанский сказал Кочубею, что жалеет о том, что не мог приехать раньше, потому что его задержали во дворце. Он не сказал, что его задержал государь. И эту аффектацию скромности заметил князь Андрей. Когда Кочубей назвал ему князя Андрея, Сперанский медленно перевел свои глаза на Болконского с той же улыбкой и молча стал смотреть на него.
– Я очень рад с вами познакомиться, я слышал о вас, как и все, – сказал он.
Кочубей сказал несколько слов о приеме, сделанном Болконскому Аракчеевым. Сперанский больше улыбнулся.
– Директором комиссии военных уставов мой хороший приятель – господин Магницкий, – сказал он, договаривая каждый слог и каждое слово, – и ежели вы того пожелаете, я могу свести вас с ним. (Он помолчал на точке.) Я надеюсь, что вы найдете в нем сочувствие и желание содействовать всему разумному.
Около Сперанского тотчас же составился кружок и тот старик, который говорил о своем чиновнике, Пряничникове, тоже с вопросом обратился к Сперанскому.
Князь Андрей, не вступая в разговор, наблюдал все движения Сперанского, этого человека, недавно ничтожного семинариста и теперь в руках своих, – этих белых, пухлых руках, имевшего судьбу России, как думал Болконский. Князя Андрея поразило необычайное, презрительное спокойствие, с которым Сперанский отвечал старику. Он, казалось, с неизмеримой высоты обращал к нему свое снисходительное слово. Когда старик стал говорить слишком громко, Сперанский улыбнулся и сказал, что он не может судить о выгоде или невыгоде того, что угодно было государю.
Поговорив несколько времени в общем кругу, Сперанский встал и, подойдя к князю Андрею, отозвал его с собой на другой конец комнаты. Видно было, что он считал нужным заняться Болконским.
– Я не успел поговорить с вами, князь, среди того одушевленного разговора, в который был вовлечен этим почтенным старцем, – сказал он, кротко презрительно улыбаясь и этой улыбкой как бы признавая, что он вместе с князем Андреем понимает ничтожность тех людей, с которыми он только что говорил. Это обращение польстило князю Андрею. – Я вас знаю давно: во первых, по делу вашему о ваших крестьянах, это наш первый пример, которому так желательно бы было больше последователей; а во вторых, потому что вы один из тех камергеров, которые не сочли себя обиженными новым указом о придворных чинах, вызывающим такие толки и пересуды.
– Да, – сказал князь Андрей, – отец не хотел, чтобы я пользовался этим правом; я начал службу с нижних чинов.
– Ваш батюшка, человек старого века, очевидно стоит выше наших современников, которые так осуждают эту меру, восстановляющую только естественную справедливость.
– Я думаю однако, что есть основание и в этих осуждениях… – сказал князь Андрей, стараясь бороться с влиянием Сперанского, которое он начинал чувствовать. Ему неприятно было во всем соглашаться с ним: он хотел противоречить. Князь Андрей, обыкновенно говоривший легко и хорошо, чувствовал теперь затруднение выражаться, говоря с Сперанским. Его слишком занимали наблюдения над личностью знаменитого человека.
– Основание для личного честолюбия может быть, – тихо вставил свое слово Сперанский.
– Отчасти и для государства, – сказал князь Андрей.
– Как вы разумеете?… – сказал Сперанский, тихо опустив глаза.
– Я почитатель Montesquieu, – сказал князь Андрей. – И его мысль о том, что le рrincipe des monarchies est l'honneur, me parait incontestable. Certains droits еt privileges de la noblesse me paraissent etre des moyens de soutenir ce sentiment. [основа монархий есть честь, мне кажется несомненной. Некоторые права и привилегии дворянства мне кажутся средствами для поддержания этого чувства.]
Улыбка исчезла на белом лице Сперанского и физиономия его много выиграла от этого. Вероятно мысль князя Андрея показалась ему занимательною.
– Si vous envisagez la question sous ce point de vue, [Если вы так смотрите на предмет,] – начал он, с очевидным затруднением выговаривая по французски и говоря еще медленнее, чем по русски, но совершенно спокойно. Он сказал, что честь, l'honneur, не может поддерживаться преимуществами вредными для хода службы, что честь, l'honneur, есть или: отрицательное понятие неделанья предосудительных поступков, или известный источник соревнования для получения одобрения и наград, выражающих его.
Доводы его были сжаты, просты и ясны.
Институт, поддерживающий эту честь, источник соревнования, есть институт, подобный Legion d'honneur [Ордену почетного легиона] великого императора Наполеона, не вредящий, а содействующий успеху службы, а не сословное или придворное преимущество.
– Я не спорю, но нельзя отрицать, что придворное преимущество достигло той же цели, – сказал князь Андрей: – всякий придворный считает себя обязанным достойно нести свое положение.
– Но вы им не хотели воспользоваться, князь, – сказал Сперанский, улыбкой показывая, что он, неловкий для своего собеседника спор, желает прекратить любезностью. – Ежели вы мне сделаете честь пожаловать ко мне в среду, – прибавил он, – то я, переговорив с Магницким, сообщу вам то, что может вас интересовать, и кроме того буду иметь удовольствие подробнее побеседовать с вами. – Он, закрыв глаза, поклонился, и a la francaise, [на французский манер,] не прощаясь, стараясь быть незамеченным, вышел из залы.
Первое время своего пребыванья в Петербурге, князь Андрей почувствовал весь свой склад мыслей, выработавшийся в его уединенной жизни, совершенно затемненным теми мелкими заботами, которые охватили его в Петербурге.
С вечера, возвращаясь домой, он в памятной книжке записывал 4 или 5 необходимых визитов или rendez vous [свиданий] в назначенные часы. Механизм жизни, распоряжение дня такое, чтобы везде поспеть во время, отнимали большую долю самой энергии жизни. Он ничего не делал, ни о чем даже не думал и не успевал думать, а только говорил и с успехом говорил то, что он успел прежде обдумать в деревне.
Он иногда замечал с неудовольствием, что ему случалось в один и тот же день, в разных обществах, повторять одно и то же. Но он был так занят целые дни, что не успевал подумать о том, что он ничего не думал.
Сперанский, как в первое свидание с ним у Кочубея, так и потом в середу дома, где Сперанский с глазу на глаз, приняв Болконского, долго и доверчиво говорил с ним, сделал сильное впечатление на князя Андрея.
