Сражение у Бассиньяно (1799)

Сражение у Бассиньяно (фр. Bataille de Bassignana) — локальное сражение, произошедшее 1 (12) мая 1799 года у селения Бассиньяна в Италии, на реке По, ниже Валенцы, между русским отрядом генерал-майора Чубарова и французскими войсками генерала Моро.

История

После поражения на реке Адде Моро отступил за реку Тичино. Имея двоякую задачу — прикрывать Турин и поддерживать сообщения с войсками Макдональда, находившимися в Неаполе — Моро одну часть своих войск направил к Турину, а с другой расположился, в ожидании прибытия Макдональда, на весьма сильной позиции между крепостями Валенцою и Александрией за реками По и Танаро.

В это время Суворов, заняв Милан, получил известие, оказавшееся впоследствии неверным, о приближении армии Макдональда, а потому направился с главными силами к переправам реки По, и 26 апреля (7 мая) союзные войска стояли уже на обоих берегах. Одновременно с этим получилось и другое известие об оставлении французскими войсками Валенцы. На основании этого фельдмаршал приказал Розенбергу послать 27 апреля (8 мая) от его колонны авангард генерал-майора Чубарова (около 3 тысяч человек), для занятия этого города. Великий Князь Константин Павлович, прибыв 26 апреля в главную квартиру Суворова и сгорая нетерпением видеть военные действия, отправился в отряд Розенберга.

Генерал-майор Чубаров для переправы через реку По избрал место близ селения Борго-Франко, километрах в 7 ниже Валенцы, и того же числа подошел к месту переправы, но неприятель заблаговременно уничтожил все суда, так что Чубарову только 30 апреля (11 мая) удалось устроить большой паром и приступить к переправе на остров Мугароне напротив Бассиньяно. На противоположном берегу обнаружены были неприятельские передовые посты, которые, однако, не пытались мешать переправе. Во всяком случае это доказывало, что Валенца, ещё не покинута, о чём в то же время получено было известие и в главной квартире. Вследствие этого Суворов 30 апреля (11 мая) посылает из Тартоны Розенбергу одно за другим приказание — вернуться назад на присоединение к главным силам. Но Розенберг, соблазнившись отсутствием помехи к переправе, решил завладеть Валенцой.

Утром 1 (12) мая весь авангард Чубарова был на острове Мугароне, откуда уже легко можно было перейти в брод на правый берег По. Розенберг выжидал накопления войск; переправа его главных сил шла медленно. Авангард Чубарова перешел с острова на правый берег, отогнал аванпосты и занял близлежащие высоты. Французы (дивизии Гранье и Виктора, около 13 тысяч человек) зорко следили за движением авангарда Чубарова, и когда он продвинулся вперед, атаковали его с двух сторон.

Несмотря на большое превосходство в силах неприятеля, Чубаров, построив войска в каре, стойко отбивался, ожидая подхода помощи. Однако Розенберг, направившийся было за своим авангардом к Бассиньяно, получил новое приказание Суворова и возвратился на северный берег По. Генерал-майор Чубаров, оставленный без поддержки, выдерживал неравный бой против наседающего со всех сторон противника в течение 8 часов и нес значительные потери. По словам участника этого боя Грязева, войска «начали слабеть и силами, и духом и, наконец, совершенно расстроились». Лишь при помощи подкреплений (3,5 батальона), выдвинутых Великим Князем Константином Павловичем измученный авангард Чубарова отступил к Бассиньяно; с трудом оттуда в темноте войска перешли на остров Мугароне и перевезли артиллерию под прикрытием батальона мушкетерского генерал-майора Барановского полка.

Но и на острове войска вынуждены были всю ночь провести под губительным огнём неприятельской артиллерии, так как переправа с острова на северный берег была замедлена. Итальянцы-перевозчики обрезали канат у парома, который унесло течением вниз по реке, и прошло много времени, пока казаки его не остановили и не приспособили снова к переправе. Ночью переправляли раненых, а войска на острове должны были отражать попытки французов перейти через рукав реки. Только утром Чубарову удалось переправить на лев. берег остатки своего авангарда. Потери: русских: офицеров 7 убитых и 50 раненых, в том числе и сам начальник авангарда генерал-майор Чубаров, нижних чинов 1200 человек и 2 орудия; французов — 600 человек.

Литература

• Бассиньяно // Военная энциклопедия : [в 18 т.] / под ред. В. Ф. Новицкого [и др.]. — СПб. ; [М.] : Тип. т-ва И. В. Сытина, 1911—1915.</span>

Отрывок, характеризующий Сражение у Бассиньяно (1799)

В каретном сарае одного дома у Крымского Брода Пьер пробыл еще четыре дня и во время этих дней из разговора французских солдат узнал, что все содержащиеся здесь ожидали с каждым днем решения маршала. Какого маршала, Пьер не мог узнать от солдат. Для солдата, очевидно, маршал представлялся высшим и несколько таинственным звеном власти.
Эти первые дни, до 8 го сентября, – дня, в который пленных повели на вторичный допрос, были самые тяжелые для Пьера.

Х
8 го сентября в сарай к пленным вошел очень важный офицер, судя по почтительности, с которой с ним обращались караульные. Офицер этот, вероятно, штабный, с списком в руках, сделал перекличку всем русским, назвав Пьера: celui qui n'avoue pas son nom [тот, который не говорит своего имени]. И, равнодушно и лениво оглядев всех пленных, он приказал караульному офицеру прилично одеть и прибрать их, прежде чем вести к маршалу. Через час прибыла рота солдат, и Пьера с другими тринадцатью повели на Девичье поле. День был ясный, солнечный после дождя, и воздух был необыкновенно чист. Дым не стлался низом, как в тот день, когда Пьера вывели из гауптвахты Зубовского вала; дым поднимался столбами в чистом воздухе. Огня пожаров нигде не было видно, но со всех сторон поднимались столбы дыма, и вся Москва, все, что только мог видеть Пьер, было одно пожарище. Со всех сторон виднелись пустыри с печами и трубами и изредка обгорелые стены каменных домов. Пьер приглядывался к пожарищам и не узнавал знакомых кварталов города. Кое где виднелись уцелевшие церкви. Кремль, неразрушенный, белел издалека с своими башнями и Иваном Великим. Вблизи весело блестел купол Ново Девичьего монастыря, и особенно звонко слышался оттуда благовест. Благовест этот напомнил Пьеру, что было воскресенье и праздник рождества богородицы. Но казалось, некому было праздновать этот праздник: везде было разоренье пожарища, и из русского народа встречались только изредка оборванные, испуганные люди, которые прятались при виде французов.
Очевидно, русское гнездо было разорено и уничтожено; но за уничтожением этого русского порядка жизни Пьер бессознательно чувствовал, что над этим разоренным гнездом установился свой, совсем другой, но твердый французский порядок. Он чувствовал это по виду тех, бодро и весело, правильными рядами шедших солдат, которые конвоировали его с другими преступниками; он чувствовал это по виду какого то важного французского чиновника в парной коляске, управляемой солдатом, проехавшего ему навстречу. Он это чувствовал по веселым звукам полковой музыки, доносившимся с левой стороны поля, и в особенности он чувствовал и понимал это по тому списку, который, перекликая пленных, прочел нынче утром приезжавший французский офицер. Пьер был взят одними солдатами, отведен в одно, в другое место с десятками других людей; казалось, они могли бы забыть про него, смешать его с другими. Но нет: ответы его, данные на допросе, вернулись к нему в форме наименования его: celui qui n'avoue pas son nom. И под этим названием, которое страшно было Пьеру, его теперь вели куда то, с несомненной уверенностью, написанною на их лицах, что все остальные пленные и он были те самые, которых нужно, и что их ведут туда, куда нужно. Пьер чувствовал себя ничтожной щепкой, попавшей в колеса неизвестной ему, но правильно действующей машины.
Пьера с другими преступниками привели на правую сторону Девичьего поля, недалеко от монастыря, к большому белому дому с огромным садом. Это был дом князя Щербатова, в котором Пьер часто прежде бывал у хозяина и в котором теперь, как он узнал из разговора солдат, стоял маршал, герцог Экмюльский.
Их подвели к крыльцу и по одному стали вводить в дом. Пьера ввели шестым. Через стеклянную галерею, сени, переднюю, знакомые Пьеру, его ввели в длинный низкий кабинет, у дверей которого стоял адъютант.
Даву сидел на конце комнаты над столом, с очками на носу. Пьер близко подошел к нему. Даву, не поднимая глаз, видимо справлялся с какой то бумагой, лежавшей перед ним. Не поднимая же глаз, он тихо спросил:
– Qui etes vous? [Кто вы такой?]
Пьер молчал оттого, что не в силах был выговорить слова. Даву для Пьера не был просто французский генерал; для Пьера Даву был известный своей жестокостью человек. Глядя на холодное лицо Даву, который, как строгий учитель, соглашался до времени иметь терпение и ждать ответа, Пьер чувствовал, что всякая секунда промедления могла стоить ему жизни; но он не знал, что сказать. Сказать то же, что он говорил на первом допросе, он не решался; открыть свое звание и положение было и опасно и стыдно. Пьер молчал. Но прежде чем Пьер успел на что нибудь решиться, Даву приподнял голову, приподнял очки на лоб, прищурил глаза и пристально посмотрел на Пьера.