Сражение у Гросберена

Сражение у Гросберена
Основной конфликт: Война Шестой коалиции
Башня-мемориал в честь победы прусских войск при Гросберене в 1813 году
Дата	23 августа 1813 (новый стиль)
Место	Гросберен, под Берлином
Итог	Победа прусских войск
Противники
Франция  Саксония  Пруссия  Россия  Швеция
Командующие
маршал Удино генерал Бюлов генерал Тауенцин кронпринц Бернадот
Силы сторон
70 тыс. солдат,  216 орудий  80 тыс. пруссаков,  29 тыс. русских,  24 тыс. шведов,  310 орудий
Потери
3— 4 тысяч,  13—26 орудий  1—2 тыс. пруссаков

Сражение при Гросбе́рене — сражение 23 августа 1813 года между французской армией маршала Удино и Северной армией союзников (прусско-русско-шведские войска) под командованием кронпринца Бернадота под Берлином в районе деревни Гросберен.

Первое сражение после окончания перемирия в кампании 1813 года, в котором прусские войска из Северной армии союзников отбили попытку захвата Берлина, столицы Пруссии.

Предыстория

После уничтожения французской армии в Русской кампании 1812 года весной 1813 года против Наполеона восстала Пруссия. Русско-прусская армия очистила от французских гарнизонов Германию до Эльбы, но к маю 1813 года Наполеон собрал новую большую армию и после сражений при Лютцене и Бауцене отбросил союзников в Силезию. В июне 1813 последовало перемирие, закончившееся 11 августа 1813 вступлением в войну Австрии и Швеции на стороне союзников (6-я коалиция).

Союзники обхватили силы Наполеона тремя армиями, Северной под начальством шведского наследного принца Бернадота (бывшего наполеоновского маршала), Силезской под начальством прусского генерала Блюхера и главной Богемской под начальством австрийского фельдмаршала Шварценберга. Русские войска входили в составы всех трёх армий, но по политическим соображениям царь Александр I не настаивал на назначении российского военачальника командующим какой-нибудь армии, тем более, что командиры национальных корпусов сохраняли значительную степень автономности в принятии решений.

После возобновления боевых действий Наполеон двинулся с основными силами против Силезской армии, полагая её главной у союзников. Для захвата Берлина, который оборонялся Северной армией, он послал 3 корпуса во главе с маршалом Удино. Группировка Удино состояла в основном из саксонцев и итальянцев.

Силы противников и диспозиция

Северная армия Бернадота состояла из национальных корпусов Пруссии, России, Швеции, с малыми контингентами мелких германских государств и Англии. Прусский контингент, усиленный русскими казачьими полками, был наиболее крупным: 3-й корпус генерал-лейтенанта Бюлова (41 тыс., 102 орудия) и 4-й корпус генерал-лейтенанта Тауенцина (39 тыс., 56 орудий). В русском корпусе генерал-лейтенанта Винцингероде было 29600 солдат при 96 орудиях. Шведский корпус насчитывал 20—24 тыс. солдат при 62 орудиях. Остальные национальные контингенты входили в сводный корпус генерал-лейтенанта Вальмодена (22 тыс., 53 орудия). Всего под начальством Бернадота находилось до 156 тысяч солдат при 369 орудиях, но часть войск была задействована в гарнизонах и разбросана по Пруссии. Основные силы армии располагались вокруг Берлина рассредоточенно по корпусам.

Удино имел в распоряжении 4-й корпус генерала Бертрана (13—20 тыс.), набранный из итальянцев и немцев, 7-й саксонский корпус генерала Ренье (20—27 тыс.), собственный 12-й корпус (20—24 тыс.) и кавалерия генерала Арриги. В мемуарах герцога Ровиго и труде А. И. Михайловского-Данилевского встречается оценка сил Удино в 80 тыс. солдат. Современный историк Peter Hofschreoer приводят численность войск Удино в 70 тысяч (из них 9 тыс. кавалерии) при 216 орудиях.

Поддержку Удино должны были оказать маршал Даву (30—35 тыс. французов и датчан) из Гамбурга и генерал Жирар (10—12 тыс.) из Магдебурга на Эльбе. Даву и Жирар могли перехватить пути отступления Северной армии от Берлина. План Наполеона подразумевал захват Берлина и соединение всех группировок в мощную армию, которая могла бы разгромить Северную армию Бернадота, снять осаду крепостей по Одеру и выбить Пруссию из войны.

Силы сторон по количеству солдат были сравнимы, но Бернадоту было легче сконцентрировать армию на поле боя, что ему в конечном итоге удалось осуществить.

Ход боя

Сильные дожди размыли дороги, Удино пришлось двигаться с юга на Берлин тремя разными дорогами без связи между корпусами: слева шёл 12-й корпус на Аренсдорф, в центре 7-й корпус и кавалерия на Гросберен, справа 4-й корпус на Бланкенфельд. Необученная кавалерия и болотистая местность не позволяли французам определить точное расположение сил Северной армии Бернадота.

22 августа французы вошли в соприкосновение с прусскими корпусами, которые, не приняв боя, отошли на север в сторону Берлина и заняли более выгодные позиции. Корпус Бюлова перекрыл дорогу на Берлин за деревней Гросберен (в 18 км к югу от центра Берлина), корпус Тауенцина перекрыл другую дорогу в нескольких километрах на восток от позиции Бюлова (деревня Бланкенфельд), отделённый от корпуса Бюлова болотом.

23 августа Удино начал атаку позиций пруссаков силами 4-го и 7-го корпусов. 12-й корпус прикрывал левый фланг французов, где Удино ожидал появления других корпусов Северной армии. Командующий Бернадот сначала хотел отступить, согласно германским историкам, но пруссаки не послушались.

Прусский корпус Тауенцина удерживал позицию в деревне Бланкенфельд против 4-го французского корпуса, который первым подошёл и вступил в бой в 10 часов утра. Боевые действия свелись к перестрелке с потерей с обеих сторон по 200 человек.

Потом в 3 часа дня вступил в бой марширующий по другой дороге 7-й корпус Ренье. Саксонцы с ходу взяли штурмом деревню Гросберен, выгнав прусский батальон, и остановились лагерем, полагая, что бой под начавшимся дождем окончен. В это время основные силы Бюлова подтянулись к Гросберену из деревни Гейнерсдорфа и внезапно атаковали саксонцев, предварительно обстреляв лагерь из 60 орудий (в их числе 2 русские батареи). Прусская бригада полковника Крафта ворвалась в Гросберен, но была выбита. Продолжался проливной дождь, ружья не стреляли. Повторной штыковой атакой пруссаки выбили из деревни Гросберен 7-го корпус Ренье и преследовали его силами кавалерии. По утверждениям саксонцев первыми побежали французы из дивизии Дюрютта, спасаясь в лесах.

Узнав о поражении Ренье, Бертран отошёл от Бланкенфельда. От полного разгрома Ренье спасли две дивизии, посланные Удино на помощь с левого фланга, где маршал производил ложные атаки. В это время вечером на правый фланг союзников подошли русско-шведские корпуса Бернадота. Увидев нависшую опасность над своим левым флангом, Удино дал приказ к общему отступлению.

Французские части не успели оказать поддержку Удино. Жирар потерпел 27 августа отдельное поражение при Бельциге, а маршал Даву, видя это, отступил в Гамбург, где и оставался всю кампанию.

После битвы

Удино потерял 2200 убитыми и ранеными, 1800 пленными и 26 орудий. Пруссаки потеряли около 2 тысяч солдат. По сведениям автора Peter Hofschreoer французы понесли урон в 3 тысячи солдат и 13 орудий, а пруссаки потеряли всего тысячу. Большое количество трофейного оружия позволило улучшить вооружение прусского ополчения—ландвера.

Основные потери понёс саксонский корпус. Саксонцы посчитали, что французский 12-й корпус намеренно оставил их без поддержки. Недоверие между национальными контингентами внутри французской армии усилилось, что привело к нежеланию саксонцев сражаться за Наполеона.

Победа над французами, одержанная пруссаками практически самостоятельно, вызвала патриотический подъём в Пруссии.

Удино отступил на юг под защиту крепости города Виттенберг и вскоре был заменен Наполеоном на маршала Нея, которому ставилась прежняя задача овладеть Берлином. Попытка повторного наступления Нея на Берлин снова закончилась поражением французов в сражении при Денневице 6 сентября.

Источники

• Ход боя описан в основном по изложению в труде А. И. Михайловского-Данилевского «Собрание сочинений. Описание войны 1813 года».
• Г. Каткарт, «Комментарии по войне в России и Германии в 1812 и 1813 гг.», 1850 г., стр. 246

Отрывок, характеризующий Сражение у Гросберена

Это было вечером. Он был, как обыкновенно после обеда, в легком лихорадочном состоянии, и мысли его были чрезвычайно ясны. Соня сидела у стола. Он задремал. Вдруг ощущение счастья охватило его.
«А, это она вошла!» – подумал он.
Действительно, на месте Сони сидела только что неслышными шагами вошедшая Наташа.
С тех пор как она стала ходить за ним, он всегда испытывал это физическое ощущение ее близости. Она сидела на кресле, боком к нему, заслоняя собой от него свет свечи, и вязала чулок. (Она выучилась вязать чулки с тех пор, как раз князь Андрей сказал ей, что никто так не умеет ходить за больными, как старые няни, которые вяжут чулки, и что в вязании чулка есть что то успокоительное.) Тонкие пальцы ее быстро перебирали изредка сталкивающиеся спицы, и задумчивый профиль ее опущенного лица был ясно виден ему. Она сделала движенье – клубок скатился с ее колен. Она вздрогнула, оглянулась на него и, заслоняя свечу рукой, осторожным, гибким и точным движением изогнулась, подняла клубок и села в прежнее положение.
Он смотрел на нее, не шевелясь, и видел, что ей нужно было после своего движения вздохнуть во всю грудь, но она не решалась этого сделать и осторожно переводила дыханье.
В Троицкой лавре они говорили о прошедшем, и он сказал ей, что, ежели бы он был жив, он бы благодарил вечно бога за свою рану, которая свела его опять с нею; но с тех пор они никогда не говорили о будущем.
«Могло или не могло это быть? – думал он теперь, глядя на нее и прислушиваясь к легкому стальному звуку спиц. – Неужели только затем так странно свела меня с нею судьба, чтобы мне умереть?.. Неужели мне открылась истина жизни только для того, чтобы я жил во лжи? Я люблю ее больше всего в мире. Но что же делать мне, ежели я люблю ее?» – сказал он, и он вдруг невольно застонал, по привычке, которую он приобрел во время своих страданий.
Услыхав этот звук, Наташа положила чулок, перегнулась ближе к нему и вдруг, заметив его светящиеся глаза, подошла к нему легким шагом и нагнулась.
– Вы не спите?
– Нет, я давно смотрю на вас; я почувствовал, когда вы вошли. Никто, как вы, но дает мне той мягкой тишины… того света. Мне так и хочется плакать от радости.
Наташа ближе придвинулась к нему. Лицо ее сияло восторженною радостью.
– Наташа, я слишком люблю вас. Больше всего на свете.
– А я? – Она отвернулась на мгновение. – Отчего же слишком? – сказала она.
– Отчего слишком?.. Ну, как вы думаете, как вы чувствуете по душе, по всей душе, буду я жив? Как вам кажется?
– Я уверена, я уверена! – почти вскрикнула Наташа, страстным движением взяв его за обе руки.
Он помолчал.
– Как бы хорошо! – И, взяв ее руку, он поцеловал ее.
Наташа была счастлива и взволнована; и тотчас же она вспомнила, что этого нельзя, что ему нужно спокойствие.
– Однако вы не спали, – сказала она, подавляя свою радость. – Постарайтесь заснуть… пожалуйста.
Он выпустил, пожав ее, ее руку, она перешла к свече и опять села в прежнее положение. Два раза она оглянулась на него, глаза его светились ей навстречу. Она задала себе урок на чулке и сказала себе, что до тех пор она не оглянется, пока не кончит его.
Действительно, скоро после этого он закрыл глаза и заснул. Он спал недолго и вдруг в холодном поту тревожно проснулся.
Засыпая, он думал все о том же, о чем он думал все ото время, – о жизни и смерти. И больше о смерти. Он чувствовал себя ближе к ней.
«Любовь? Что такое любовь? – думал он. – Любовь мешает смерти. Любовь есть жизнь. Все, все, что я понимаю, я понимаю только потому, что люблю. Все есть, все существует только потому, что я люблю. Все связано одною ею. Любовь есть бог, и умереть – значит мне, частице любви, вернуться к общему и вечному источнику». Мысли эти показались ему утешительны. Но это были только мысли. Чего то недоставало в них, что то было односторонне личное, умственное – не было очевидности. И было то же беспокойство и неясность. Он заснул.
Он видел во сне, что он лежит в той же комнате, в которой он лежал в действительности, но что он не ранен, а здоров. Много разных лиц, ничтожных, равнодушных, являются перед князем Андреем. Он говорит с ними, спорит о чем то ненужном. Они сбираются ехать куда то. Князь Андрей смутно припоминает, что все это ничтожно и что у него есть другие, важнейшие заботы, но продолжает говорить, удивляя их, какие то пустые, остроумные слова. Понемногу, незаметно все эти лица начинают исчезать, и все заменяется одним вопросом о затворенной двери. Он встает и идет к двери, чтобы задвинуть задвижку и запереть ее. Оттого, что он успеет или не успеет запереть ее, зависит все. Он идет, спешит, ноги его не двигаются, и он знает, что не успеет запереть дверь, но все таки болезненно напрягает все свои силы. И мучительный страх охватывает его. И этот страх есть страх смерти: за дверью стоит оно. Но в то же время как он бессильно неловко подползает к двери, это что то ужасное, с другой стороны уже, надавливая, ломится в нее. Что то не человеческое – смерть – ломится в дверь, и надо удержать ее. Он ухватывается за дверь, напрягает последние усилия – запереть уже нельзя – хоть удержать ее; но силы его слабы, неловки, и, надавливаемая ужасным, дверь отворяется и опять затворяется.
Еще раз оно надавило оттуда. Последние, сверхъестественные усилия тщетны, и обе половинки отворились беззвучно. Оно вошло, и оно есть смерть. И князь Андрей умер.
Но в то же мгновение, как он умер, князь Андрей вспомнил, что он спит, и в то же мгновение, как он умер, он, сделав над собою усилие, проснулся.
«Да, это была смерть. Я умер – я проснулся. Да, смерть – пробуждение!» – вдруг просветлело в его душе, и завеса, скрывавшая до сих пор неведомое, была приподнята перед его душевным взором. Он почувствовал как бы освобождение прежде связанной в нем силы и ту странную легкость, которая с тех пор не оставляла его.
Когда он, очнувшись в холодном поту, зашевелился на диване, Наташа подошла к нему и спросила, что с ним. Он не ответил ей и, не понимая ее, посмотрел на нее странным взглядом.
Это то было то, что случилось с ним за два дня до приезда княжны Марьи. С этого же дня, как говорил доктор, изнурительная лихорадка приняла дурной характер, но Наташа не интересовалась тем, что говорил доктор: она видела эти страшные, более для нее несомненные, нравственные признаки.
С этого дня началось для князя Андрея вместе с пробуждением от сна – пробуждение от жизни. И относительно продолжительности жизни оно не казалось ему более медленно, чем пробуждение от сна относительно продолжительности сновидения.

Ничего не было страшного и резкого в этом, относительно медленном, пробуждении.
Последние дни и часы его прошли обыкновенно и просто. И княжна Марья и Наташа, не отходившие от него, чувствовали это. Они не плакали, не содрогались и последнее время, сами чувствуя это, ходили уже не за ним (его уже не было, он ушел от них), а за самым близким воспоминанием о нем – за его телом. Чувства обеих были так сильны, что на них не действовала внешняя, страшная сторона смерти, и они не находили нужным растравлять свое горе. Они не плакали ни при нем, ни без него, но и никогда не говорили про него между собой. Они чувствовали, что не могли выразить словами того, что они понимали.
Они обе видели, как он глубже и глубже, медленно и спокойно, опускался от них куда то туда, и обе знали, что это так должно быть и что это хорошо.
Его исповедовали, причастили; все приходили к нему прощаться. Когда ему привели сына, он приложил к нему свои губы и отвернулся, не потому, чтобы ему было тяжело или жалко (княжна Марья и Наташа понимали это), но только потому, что он полагал, что это все, что от него требовали; но когда ему сказали, чтобы он благословил его, он исполнил требуемое и оглянулся, как будто спрашивая, не нужно ли еще что нибудь сделать.
Когда происходили последние содрогания тела, оставляемого духом, княжна Марья и Наташа были тут.
– Кончилось?! – сказала княжна Марья, после того как тело его уже несколько минут неподвижно, холодея, лежало перед ними. Наташа подошла, взглянула в мертвые глаза и поспешила закрыть их. Она закрыла их и не поцеловала их, а приложилась к тому, что было ближайшим воспоминанием о нем.
«Куда он ушел? Где он теперь?..»

Когда одетое, обмытое тело лежало в гробу на столе, все подходили к нему прощаться, и все плакали.
Николушка плакал от страдальческого недоумения, разрывавшего его сердце. Графиня и Соня плакали от жалости к Наташе и о том, что его нет больше. Старый граф плакал о том, что скоро, он чувствовал, и ему предстояло сделать тот же страшный шаг.
Наташа и княжна Марья плакали тоже теперь, но они плакали не от своего личного горя; они плакали от благоговейного умиления, охватившего их души перед сознанием простого и торжественного таинства смерти, совершившегося перед ними.



Для человеческого ума недоступна совокупность причин явлений. Но потребность отыскивать причины вложена в душу человека. И человеческий ум, не вникнувши в бесчисленность и сложность условий явлений, из которых каждое отдельно может представляться причиною, хватается за первое, самое понятное сближение и говорит: вот причина. В исторических событиях (где предметом наблюдения суть действия людей) самым первобытным сближением представляется воля богов, потом воля тех людей, которые стоят на самом видном историческом месте, – исторических героев. Но стоит только вникнуть в сущность каждого исторического события, то есть в деятельность всей массы людей, участвовавших в событии, чтобы убедиться, что воля исторического героя не только не руководит действиями масс, но сама постоянно руководима. Казалось бы, все равно понимать значение исторического события так или иначе. Но между человеком, который говорит, что народы Запада пошли на Восток, потому что Наполеон захотел этого, и человеком, который говорит, что это совершилось, потому что должно было совершиться, существует то же различие, которое существовало между людьми, утверждавшими, что земля стоит твердо и планеты движутся вокруг нее, и теми, которые говорили, что они не знают, на чем держится земля, но знают, что есть законы, управляющие движением и ее, и других планет. Причин исторического события – нет и не может быть, кроме единственной причины всех причин. Но есть законы, управляющие событиями, отчасти неизвестные, отчасти нащупываемые нами. Открытие этих законов возможно только тогда, когда мы вполне отрешимся от отыскиванья причин в воле одного человека, точно так же, как открытие законов движения планет стало возможно только тогда, когда люди отрешились от представления утвержденности земли.