Сражение у острова Сент-Китс
| Сражение у острова Сент-Китс | |||
| Основной конфликт: Война за независимость США | |||
 Бой у острова Сент-Китс: 80-пушечный (вероятно Duc de Bourgogne) отворачивает от британской линии | |||
| Дата | |||
|---|---|---|---|
| Место |
Сент-Китс и Невис Координаты: 17°16′45″ с. ш. 62°41′30″ з. д. / 17.27917° с. ш. 62.69167° з. д. (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=17.27917&mlon=-62.69167&zoom=14 (O)] (Я) | ||
| Итог |
тактическая победа британцев; | ||
| Противники | |||
| |||
| Командующие | |||
| |||
| Силы сторон | |||
| |||
| Потери | |||
| |||
Сражение у острова Сент-Китс, также Бой в бухте Фрегат (англ. Battle of St Kitts, Battle of Frigate Bay) — морской бой 24−26 января 1782 года во время североамериканской войны, между французской эскадрой вице-адмирала де Грасса и английской контр-адмирала Худа.
Содержание
Предыстория
После своей победы у острова Уэссан контр-адмирал Кемпенфельт послал в Вест-Индию брандер HMS Tisiphone (8, коммандер Сумарес) с известием о выходе потрёпанного им французского конвоя. После захода на Барбадос, Сумарес встретился с Худом 31 января 1782 на рейде Бастер, у острова Сент-Киттс (Сен-Кристофер).
Прибывший после Чесапика Худ временно был в должности командующего в Вест-Индии. Зная, что находится в меньшинстве, он тем не менее стремился вести агрессивную кампанию. Собственно, кампания уже началась: французская армия высадилась на остров в попытке его захватить, а их флот маневрировал с подветра, примерно между островами Сент-Киттс и Невис.
Исходно намерением де Грасса и генерала де Булье (фр. de Bouillé) был захват Барбадоса — важнейшего из Малых Антильских островов, ещё оставшихся за британцами. Но сильные пассаты делали зимний переход против ветра в лучшем случае долгим и тяжёлым. В тот сезон они дважды загнали де Грасса назад в порт. Худ докладывал:
Весь французский флот появился под Сент-Люсией 17-го прошлого месяца, пытаясь выбраться на ветер и, потеряв в шквалистую погоду многие стеньги и реи, вернулся в бухту Форт-Ройял 23-го; а 28-го вышел с сорока транспортами, лавируя как и раньше.
Оригинальный текст (англ.)The whole French fleet appeared off St. Lucia on the 17th of last month, endeavouring to get to windward, and carrying away many topmasts and yards in struggling against very squally weather, returned to Fort Royal Bay on the 23rd, and on the 28th came out again with forty transports, manœvring as before.[1]
2 января этот флот исчез из виду Сент-Люсии, и после короткой остановки 5-го на Мартинике, бросил якорь на рейде Бастер 11 января. Британский гарнизон отступил в Бримстон-хилл, укреплённую позицию на горе, а жители острова сдались под французское правление, заявив о нейтралитете. Близлежащий Невис капитулировал на таких же условиях 20 января.
Но 14 числа депеша от генерала Ширли (англ. Shirley), губернатора острова, уведомила Худа о приближении крупного флота, обнаруженного с высот Невиса 10-го. Контр-адмирал немедля вышел в море, несмотря на нехватку на кораблях хлеба и муки, и их плохое материальное состояние. В своём рапорте он писал:
Когда присоединится President, моих сил будет 22 и с ними, прошу вас заверить их милости Лордов, я приведу графа де Грасса к бою, какова бы ни была его численность.
Оригинальный текст (англ.)When the President joins, I shall be twenty-two strong, with wich I beg you will assure their Lordships, I will seek and give battle to Count de Grasse, be his numbers as they may.[1]
16 января пришёл корабль с известием, что французский флот обложил Сент-Киттс. 21 января Худ сделал остановку на Антигуа ради ремонта и пополнения запасов, необходимых для предстоящей, неопределенно долгой, операции. К тому же он принял на борт 1000 солдат, которые вместе с морскими пехотинцами с кораблей дали десантный отряд около 2400 человек.
Поскольку Сент-Киттс лежит менее чем в 50 милях от Антигуа, Худ к этому времени несомненно знал диспозицию противника, и мог составить определённый, зрелый план. Судя по записям, этот план был тщательно доведён до всех капитанов. Так, судовой журнал HMS Canada гласит:
В 9:15 утра адмирал поднял сигнал для всех флагманов, а в 4:00 пополудни адмиралы и коммодор подняли сигналы для всех капитанов своих дивизионов.
Оригинальный текст (англ.)At 9.15 a.m. the Admiral made the signal for all flag-officers, and at 4 p.m. the Admirals and Commodore made the singals for all captains of their divisions.
В 5:00 пополудни 23 января эскадра выбрала якоря и пошла к Невису, который предстояло обогнуть с юга. Пролив между ним и Сент-Китсом слишком сложен для линейных кораблей, и с точки зрения навигации оба острова представляли единое препятствие. Острова расположены с северо-запада на юго-восток, и только зюйдовые ветра благоприятны для подхода.
Подготовка и маневрирование
Рейд в бухте Фрегат вытянут с запада на восток. Французы (в тот момент 24 линейных корабля и 2 50-пушечных) встали на якорь без особого порядка, в три-четыре ряда, так что Худ, подходивший с ровным ветром от зюйд-оста, имел шанс атаковать с наветра стоящих восточнее, причём находившиеся западнее не могли вовремя выбрать якоря и прийти им на помощь против ветра. Начав подход с вечера, с дистанции не более 60 миль, он рассчитывал завязать бой с рассветом, и пройти вдоль рейда сколько возможно, атакуя противников последовательно и не давая им сосредоточиться. После чего британцы планировали отвернуть к югу, сделать поворот оверштаг и снова сблизиться для атаки, если противник все ещё будет ожидать на месте.
План был нарушен ночным столкновением фрегата HMS Nymphe (36) с кораблём HMS Alfred. Британцы задержались для ремонта последнего, обогнули Невис только в 1 час пополудни и были обнаружены, ещё на расстоянии от цели. Де Грасс приказал выходить. Он считал, что целью Худа было доставить помощь Бримстон-хилл; к тому же тот оказался между ним и четырьмя кораблями подкрепления, которые де Грасс ожидал с Мартиники. К вечеру все французы были в море и под уменьшенными парусами двигались навстречу британцам. Перед закатом Худ отвернул на юг, изображая отступление. В течение ночи он лавировал, чтобы сохранить наветренную позицию.
На рассвете 25 января обе эскадры были западнее Невиса, британцы ближе к берегу, французы с ними вровень, но на несколько миль ниже по ветру. Потерпев неудачу в первой попытке, Худ вознамерился захватить якорную стоянку, оставленную французами, что давало сразу несколько выгод: стоянка находилась на узком карнизе, после чего глубины резко увеличивались. Таким образом, он мог занять позицию на якоре, лишив противника возможности сделать то же. Его фланги при этом упирались бы в берег, препятствуя охвату, и у де Грасса не было иного выхода, как атаковать в движении, колонной последовательно, либо сближаться фронтом, подставив себя продольным залпам.
В 5:30 утра 25 января Худ поднял сигнал строить линию на правом галсе, с интервалами в один кабельтов. К 10 утра линия была выстроена, и легла в дрейф в ожидании. В 10:45 последовал сигнал взять ветер и нести те же паруса что флагман, а незадолго до полудня — приготовиться к постановке на якорь со шпрингом. Французы, державшие к югу левым галсом, немедленно повернули, увидев что противник взял ветер, и стали сближаться строем пеленга влево.
В полдень британцы шли вдоль берега Невиса, так близко, что фрегат HMS Solebay сел на мель. Сигналов почти не требовалось: капитаны заранее знали что делать. Французы сближались, постепенно отставая.
Ход боя
В 2:00 пополудни Ville de Paris де Грасса, шедший в центре, открыл огонь по концевым, которых только и мог достать. В это время его левое крыло приближалось к HMS Barfleur и идущим за ним. Они открыли огонь в 2:30. Худ, полагаясь на своих капитанов, не стал задерживаться для поддержки, а поднял сигнал авангарду прибавить парусов и занять стоянку. В 3:30 пополудни первые его корабли становились на якорь под прикрытием огня остальных. Между HMS Canada и худшим ходоком HMS Prudent образовался разрыв, куда нацелился Ville de Paris, пытаясь отрезать трех концевых британцев. Был момент, когда его бушприт уже появился в разрыве. Но капитан Canada Корнуоллис обстенил все паруса, замедлил ход и сократил интервал. Его примеру последовали шедшие впереди HMS Resolution и HMS Bedford, и разрыв был закрыт. В последний момент де Грасс отвернул.
Теперь подходившие концевые корабли освободили обстрел уже стоявшим на якоре, и сами занимали места и становились на шпринг под их прикрытием. Флагман Худа Barfleur отдал якорь в 4:03 и возобновил стрельбу в 4:40. Хвост французской колонны ещё оставался вне досягаемости (Фиг. I). Отдавший якорь в спешке и под огнём Canada вытравил полных два кабельтова, и оказался несколько в стороне от своего места.
Стало очевидно, что Худ занял сильную оборонительную позицию. Французы продолжали перестрелку на ходу, но на больших глубинах не могли встать на якорь, прорезать линию они тоже не могли. Пройдя вдоль линии, они отворачивали к югу (Фиг. II). Каждый их корабль по очереди попадал под сосредоточенный огонь. Их численное преимущество этим сводилось на нет. В 5:30 пополудни стрельба прекратилась.
Худ использовал передышку, чтобы улучшить позицию, особенно концевых. Он изменил линию на дугу, выгнутую в сторону французов. Самый сильный Barfleur он поставил в вершине, так чтобы тот первым встречал атаку. Фланги он придвинул к берегу, чтобы не допустить охвата, и в целом его корабли были лучше расставлены для взаимной поддержки.
Французы возобновили атаку на следующий день, 26 января. Перестановка британских кораблей продолжалась с 5:00 утра, но Canada не успел вытянуться на своё место, и ему было приказано вести бой на ходу. Перестрелка началась между 8:30 и 9:00 утра; тактика французов не изменилась. Только в 10:50 Canada получил приказ встать на якорь и поддерживать концевые.
Вначале де Грасс направился к передовым британцам, словно пытаясь пройти между ними и берегом. Но заход ветра отжал его к третьему от головы, он опять попал под сосредоточенный огонь.
Обрушенные на него залпы были так сильны, что было видно, как от борта отлетают целиком доски…
Оригинальный текст (англ.)The crash occasioned by … destructive broadsides was so tremendous on board her that whole pieces of plank were seen flying from her off side…[2]
Головной француз отвернул и пошёл вдоль линии, остальные последовали за ним. Де Грасс на Ville de Paris, однако, придвинулся ближе к линии и проходя Barfleur задержался, чтобы продлить перестрелку. Его поддержали ближайшие корабли, но безрезультатно.
Нападение повторилось во второй половине дня. Эта, уже не такая решительная попытка, лишний раз показала, что прорыва не получится.
Поражение на суше
Французы, к которым присоединились ещё 4 корабля, продолжали крейсировать с подветра, приближаясь почти ежедневно, угрожая атакой и иногда обмениваясь выстрелами с большой дистанции. Но серьёзных столкновений больше не было. Худ продолжал держать позицию. Тем временем пришел Сумарес на Tisiphone с новостями о конвое.
Однако 13 февраля гарнизон Бримстон-хилл (ок. 1200 чел.) капитулировал перед французским корпусом (6000). Худ не высаживал имеющихся 2400 человек и не выгружал припасы, очевидно полагая, что его позиция недостаточно сильна. В любом случае, крепость была слишком далеко, в 10 милях от бухты, связи с флотом не имела, из неё даже не было видно место боя.
Удерживать якорную стоянку стало бессмысленно. В ночь на 14 февраля, дождавшись, пока французы отойдут к Невису для пополнения запасов, Худ оставил фальшивые огни на буйках, обрубил якорные и ушёл. 25 февраля, на пути к Барбадосу, он встретил адмирала Родни, который неделей раньше привел из Англии 12 линейных кораблей. Командование перешло к нему.
Итоги и последствия
Оборона бухты Фрегат с чисто военно-морской точки зрения является блестящей тактической победой над более сильным противником. Именно так о ней говорят в Британии, как современники событий, так и поздние историки.[2] Например, один из капитанов Худа, лорд Роберт Маннерс, писал:
Невозможно было что-либо исполнить удачнее… Рассматривая целое в общем свете, хоть мы не преуспели в конечной цели, дело было проведено хорошо, и противнику сделали серьёзное препятствие; если присудить ему даже половину того, что признает за ним противник, сэр Самуэль Худ будет высоко стоять в общественном мнении.
Оригинальный текст (англ.)Nothing could have been more fortunately executed… Taking the whole in one light, even though not successful in the point we aimed at, nevertheless it was well conducted, and has given the enemy a pretty severe check; and if you give him half the credit the enemy does, Sir Samuel hood will stand very high in public estimation.[3]
Тем не менее, главной задачей Королевского флота было снятие осады с острова, и её он полностью провалил. Из пяти ещё сохранившихся британских владений в Вест-Индии теперь осталось четыре. Это позволило французам заявить о своей победе. Точно неизвестно, чем руководился Худ, сосредоточившись только на эскадренном бое. Вряд ли он не понимал общую картину. Возможно считал, что бросать в бой небольшие сухопутные силы будет напрасной жертвой, или надеялся что гарнизон продержится дольше. Но взаимодействие с сухопутными войсками он не наладил, и победа на море оказалась впустую.
Сент-Киттс и Невис оставались во французских руках до конца войны, и вернулись к Британии по условиям Парижского мира.
Состав сил
 Эскадра Самуэля Худа[4]
|
 Эскадра графа де Грасса[5]
| |||||||
|---|---|---|---|---|---|---|---|---|
| Корабль (пушек) | Командир | Потери | Примечание | Корабль (пушек) | Командир | Примечание | ||
| Убитых | Раненых | |||||||
| Авангард | ||||||||
| St Albans (64) | Charles Inglis | 0
|
0
|
Ville de Paris (110) | M. La Velleon | флагман, вице-адмирал де Грасс | ||
| Alcide (74) | Charles Thompson | 2
|
4
|
Auguste (80) | Луи Антуан де Бугенвиль | |||
| Intrepid (64) | Anthony James Pye Molloy | 2
|
0
|
Duc de Bourgogne (80) | M. Espinouse | |||
| Torbay (74) | Lewis Gedoin | 0
|
0
|
Couronne (80) | Claude Mithon de Genouilly | |||
| Princessa (70) | Charles Knatchbull | 2
|
4
|
флагман авангарда, контр-адмирал Френсис Самуэль Дрейк | Languedoc (80) | M. d'Arros | ||
| Prince George (98) | James Williams | 1
|
3
|
Magnanime (74) | Comte l'Basque | |||
| Ajax (74) | Nicholas Charrington | 1
|
12
|
Northumberland (74) | M. de St. Cezaire | |||
| Pluton (74) | M. d'Albert de Rions | |||||||
| Glorieux (74) | Comte d'Escars | |||||||
| César (74) | M. de Marigny | |||||||
| Центр | ||||||||
| Prince William (64) | George Wilkinson | 0
|
3
|
Hercule (74) | M. la Clochetterie | |||
| Shrewsbury (74) | John Knight | 3
|
7
|
Zélé (74) | Chev. Gras Preville | |||
| Invincible (74) | Charles Saxton | 0
|
2
|
Palmier (74) | M. de Mortilly | |||
| Barfleur (98) | Alexander Hood | 9
|
24
|
флагман, контр-адмирал Самуэль Худ | Hector (74) | M. le Vicomte | ||
| Monarch (74) | Francis Reynolds | 2
|
2
|
Souverain (74) | M. de la Glendevis | |||
| Belliqueux (64) | Lord Cranstoun | 5
|
7
|
Conquérant (74) | M. de la Grandiere | |||
| Centaur (74) | John Nicholson Inglefield | 0
|
12
|
Sceptre (74) | Louis-Philippe de Vaudreuil | |||
| Alfred (74) | William Bayne | 2
|
20
|
Citoyen (74) | Comte d'Ethy | |||
| Destin (74) | M. de Goimpy | |||||||
| Neptune (74) | M. Destouches | |||||||
| Bourgogne (74) | M. Champmartin | |||||||
| Dauphin Royal (70) | M. Montpereux | |||||||
| Арьергард | ||||||||
| Russell (74) | Henry Edwyn Stanhope | 8
|
29
|
Marseillais (74) | M. Lombard | |||
| Resolution (74) | Lord Robert Manners | 5
|
11
|
Diadème (74) | ||||
| Bedford (74) | Томас Грейвз | 2
|
15
|
флагман арьергарда, коммодор Эдмунд Аффлек | Éveillé (64) | Comte Tilly | ||
| Canada (74) | William Cornwallis | 1
|
12
|
Réfléchi (64) | Chev. de Boades | |||
| HMS Prudent (64) | Andrew Barclay | 18
|
36
|
Jason (64) | Chev. de Villages | |||
| Montagu (74) | George Bowen | 7
|
23
|
Ardent (64) | M. Groullon | |||
| America (64) | Samuel Thompson | 1
|
17
|
Caton (64) | Comte Fremont | |||
| Вне линии | ||||||||
| Авангард | ||||||||
| Eurydice (20) | George Wilson | 0
|
0
|
|||||
| Центр | ||||||||
| Pegasus (28) | John Stanhope | 0
|
0
|
|||||
| Fortunée (40) | Hugh Cloberry Christian | 0
|
0
|
|||||
| Lizard (28) | Edmund Dod | 0
|
0
|
|||||
| Champion (20) | Thomas Wells | 1
|
1
|
Репетовал сигналы | ||||
| Convert (32) | Henry Harvey | 0
|
0
|
|||||
| Triton (28) | John M’Lawrin | 0
|
0
|
|||||
| Арьергард | ||||||||
| Sibyl (28) | John Norton | 0
|
0
|
|||||
| Solebay (28) | Charles Everitt | 0
|
0
|
Сел на мель 25 января, в бою не участвовал[1] | ||||
Напишите отзыв о статье "Сражение у острова Сент-Китс"
Примечания
Литература
- Clowes, William Laird, et al. The Royal Navy: a history from the earliest times to the present, Vol. III. London, Sampson Low, Marston & Co. 1898.
- Alfred Thayer Mahan. The Influence of Sea Power upon History, 1660-1783. (Repr. of 5th ed., Little, Brown & Co. Boston, 1890). — New York: Dover Publications, 1987. — ISBN 1-40657-032-X.
Отрывок, характеризующий Сражение у острова Сент-Китс
«О, как тяжел этот неперестающий бред!» – подумал князь Андрей, стараясь изгнать это лицо из своего воображения. Но лицо это стояло пред ним с силою действительности, и лицо это приближалось. Князь Андрей хотел вернуться к прежнему миру чистой мысли, но он не мог, и бред втягивал его в свою область. Тихий шепчущий голос продолжал свой мерный лепет, что то давило, тянулось, и странное лицо стояло перед ним. Князь Андрей собрал все свои силы, чтобы опомниться; он пошевелился, и вдруг в ушах его зазвенело, в глазах помутилось, и он, как человек, окунувшийся в воду, потерял сознание. Когда он очнулся, Наташа, та самая живая Наташа, которую изо всех людей в мире ему более всего хотелось любить той новой, чистой божеской любовью, которая была теперь открыта ему, стояла перед ним на коленях. Он понял, что это была живая, настоящая Наташа, и не удивился, но тихо обрадовался. Наташа, стоя на коленях, испуганно, но прикованно (она не могла двинуться) глядела на него, удерживая рыдания. Лицо ее было бледно и неподвижно. Только в нижней части его трепетало что то.Князь Андрей облегчительно вздохнул, улыбнулся и протянул руку.
– Вы? – сказал он. – Как счастливо!
Наташа быстрым, но осторожным движением подвинулась к нему на коленях и, взяв осторожно его руку, нагнулась над ней лицом и стала целовать ее, чуть дотрогиваясь губами.
– Простите! – сказала она шепотом, подняв голову и взглядывая на него. – Простите меня!
– Я вас люблю, – сказал князь Андрей.
– Простите…
– Что простить? – спросил князь Андрей.
– Простите меня за то, что я сделала, – чуть слышным, прерывным шепотом проговорила Наташа и чаще стала, чуть дотрогиваясь губами, целовать руку.
– Я люблю тебя больше, лучше, чем прежде, – сказал князь Андрей, поднимая рукой ее лицо так, чтобы он мог глядеть в ее глаза.
Глаза эти, налитые счастливыми слезами, робко, сострадательно и радостно любовно смотрели на него. Худое и бледное лицо Наташи с распухшими губами было более чем некрасиво, оно было страшно. Но князь Андрей не видел этого лица, он видел сияющие глаза, которые были прекрасны. Сзади их послышался говор.
Петр камердинер, теперь совсем очнувшийся от сна, разбудил доктора. Тимохин, не спавший все время от боли в ноге, давно уже видел все, что делалось, и, старательно закрывая простыней свое неодетое тело, ежился на лавке.
– Это что такое? – сказал доктор, приподнявшись с своего ложа. – Извольте идти, сударыня.
В это же время в дверь стучалась девушка, посланная графиней, хватившейся дочери.
Как сомнамбулка, которую разбудили в середине ее сна, Наташа вышла из комнаты и, вернувшись в свою избу, рыдая упала на свою постель.
С этого дня, во время всего дальнейшего путешествия Ростовых, на всех отдыхах и ночлегах, Наташа не отходила от раненого Болконского, и доктор должен был признаться, что он не ожидал от девицы ни такой твердости, ни такого искусства ходить за раненым.
Как ни страшна казалась для графини мысль, что князь Андрей мог (весьма вероятно, по словам доктора) умереть во время дороги на руках ее дочери, она не могла противиться Наташе. Хотя вследствие теперь установившегося сближения между раненым князем Андреем и Наташей приходило в голову, что в случае выздоровления прежние отношения жениха и невесты будут возобновлены, никто, еще менее Наташа и князь Андрей, не говорил об этом: нерешенный, висящий вопрос жизни или смерти не только над Болконским, но над Россией заслонял все другие предположения.
Пьер проснулся 3 го сентября поздно. Голова его болела, платье, в котором он спал не раздеваясь, тяготило его тело, и на душе было смутное сознание чего то постыдного, совершенного накануне; это постыдное был вчерашний разговор с капитаном Рамбалем.
Часы показывали одиннадцать, но на дворе казалось особенно пасмурно. Пьер встал, протер глаза и, увидав пистолет с вырезным ложем, который Герасим положил опять на письменный стол, Пьер вспомнил то, где он находился и что ему предстояло именно в нынешний день.
«Уж не опоздал ли я? – подумал Пьер. – Нет, вероятно, он сделает свой въезд в Москву не ранее двенадцати». Пьер не позволял себе размышлять о том, что ему предстояло, но торопился поскорее действовать.
Оправив на себе платье, Пьер взял в руки пистолет и сбирался уже идти. Но тут ему в первый раз пришла мысль о том, каким образом, не в руке же, по улице нести ему это оружие. Даже и под широким кафтаном трудно было спрятать большой пистолет. Ни за поясом, ни под мышкой нельзя было поместить его незаметным. Кроме того, пистолет был разряжен, а Пьер не успел зарядить его. «Все равно, кинжал», – сказал себе Пьер, хотя он не раз, обсуживая исполнение своего намерения, решал сам с собою, что главная ошибка студента в 1809 году состояла в том, что он хотел убить Наполеона кинжалом. Но, как будто главная цель Пьера состояла не в том, чтобы исполнить задуманное дело, а в том, чтобы показать самому себе, что не отрекается от своего намерения и делает все для исполнения его, Пьер поспешно взял купленный им у Сухаревой башни вместе с пистолетом тупой зазубренный кинжал в зеленых ножнах и спрятал его под жилет.
Подпоясав кафтан и надвинув шапку, Пьер, стараясь не шуметь и не встретить капитана, прошел по коридору и вышел на улицу.
Тот пожар, на который так равнодушно смотрел он накануне вечером, за ночь значительно увеличился. Москва горела уже с разных сторон. Горели в одно и то же время Каретный ряд, Замоскворечье, Гостиный двор, Поварская, барки на Москве реке и дровяной рынок у Дорогомиловского моста.
Путь Пьера лежал через переулки на Поварскую и оттуда на Арбат, к Николе Явленному, у которого он в воображении своем давно определил место, на котором должно быть совершено его дело. У большей части домов были заперты ворота и ставни. Улицы и переулки были пустынны. В воздухе пахло гарью и дымом. Изредка встречались русские с беспокойно робкими лицами и французы с негородским, лагерным видом, шедшие по серединам улиц. И те и другие с удивлением смотрели на Пьера. Кроме большого роста и толщины, кроме странного мрачно сосредоточенного и страдальческого выражения лица и всей фигуры, русские присматривались к Пьеру, потому что не понимали, к какому сословию мог принадлежать этот человек. Французы же с удивлением провожали его глазами, в особенности потому, что Пьер, противно всем другим русским, испуганно или любопытна смотревшим на французов, не обращал на них никакого внимания. У ворот одного дома три француза, толковавшие что то не понимавшим их русским людям, остановили Пьера, спрашивая, не знает ли он по французски?
Пьер отрицательно покачал головой и пошел дальше. В другом переулке на него крикнул часовой, стоявший у зеленого ящика, и Пьер только на повторенный грозный крик и звук ружья, взятого часовым на руку, понял, что он должен был обойти другой стороной улицы. Он ничего не слышал и не видел вокруг себя. Он, как что то страшное и чуждое ему, с поспешностью и ужасом нес в себе свое намерение, боясь – наученный опытом прошлой ночи – как нибудь растерять его. Но Пьеру не суждено было донести в целости свое настроение до того места, куда он направлялся. Кроме того, ежели бы даже он и не был ничем задержан на пути, намерение его не могло быть исполнено уже потому, что Наполеон тому назад более четырех часов проехал из Дорогомиловского предместья через Арбат в Кремль и теперь в самом мрачном расположении духа сидел в царском кабинете кремлевского дворца и отдавал подробные, обстоятельные приказания о мерах, которые немедленно должны были бытт, приняты для тушения пожара, предупреждения мародерства и успокоения жителей. Но Пьер не знал этого; он, весь поглощенный предстоящим, мучился, как мучаются люди, упрямо предпринявшие дело невозможное – не по трудностям, но по несвойственности дела с своей природой; он мучился страхом того, что он ослабеет в решительную минуту и, вследствие того, потеряет уважение к себе.
Он хотя ничего не видел и не слышал вокруг себя, но инстинктом соображал дорогу и не ошибался переулками, выводившими его на Поварскую.
По мере того как Пьер приближался к Поварской, дым становился сильнее и сильнее, становилось даже тепло от огня пожара. Изредка взвивались огненные языка из за крыш домов. Больше народу встречалось на улицах, и народ этот был тревожнее. Но Пьер, хотя и чувствовал, что что то такое необыкновенное творилось вокруг него, не отдавал себе отчета о том, что он подходил к пожару. Проходя по тропинке, шедшей по большому незастроенному месту, примыкавшему одной стороной к Поварской, другой к садам дома князя Грузинского, Пьер вдруг услыхал подле самого себя отчаянный плач женщины. Он остановился, как бы пробудившись от сна, и поднял голову.
В стороне от тропинки, на засохшей пыльной траве, были свалены кучей домашние пожитки: перины, самовар, образа и сундуки. На земле подле сундуков сидела немолодая худая женщина, с длинными высунувшимися верхними зубами, одетая в черный салоп и чепчик. Женщина эта, качаясь и приговаривая что то, надрываясь плакала. Две девочки, от десяти до двенадцати лет, одетые в грязные коротенькие платьица и салопчики, с выражением недоумения на бледных, испуганных лицах, смотрели на мать. Меньшой мальчик, лет семи, в чуйке и в чужом огромном картузе, плакал на руках старухи няньки. Босоногая грязная девка сидела на сундуке и, распустив белесую косу, обдергивала опаленные волосы, принюхиваясь к ним. Муж, невысокий сутуловатый человек в вицмундире, с колесообразными бакенбардочками и гладкими височками, видневшимися из под прямо надетого картуза, с неподвижным лицом раздвигал сундуки, поставленные один на другом, и вытаскивал из под них какие то одеяния.
Женщина почти бросилась к ногам Пьера, когда она увидала его.
– Батюшки родимые, христиане православные, спасите, помогите, голубчик!.. кто нибудь помогите, – выговаривала она сквозь рыдания. – Девочку!.. Дочь!.. Дочь мою меньшую оставили!.. Сгорела! О о оо! для того я тебя леле… О о оо!
– Полно, Марья Николаевна, – тихим голосом обратился муж к жене, очевидно, для того только, чтобы оправдаться пред посторонним человеком. – Должно, сестрица унесла, а то больше где же быть? – прибавил он.
– Истукан! Злодей! – злобно закричала женщина, вдруг прекратив плач. – Сердца в тебе нет, свое детище не жалеешь. Другой бы из огня достал. А это истукан, а не человек, не отец. Вы благородный человек, – скороговоркой, всхлипывая, обратилась женщина к Пьеру. – Загорелось рядом, – бросило к нам. Девка закричала: горит! Бросились собирать. В чем были, в том и выскочили… Вот что захватили… Божье благословенье да приданую постель, а то все пропало. Хвать детей, Катечки нет. О, господи! О о о! – и опять она зарыдала. – Дитятко мое милое, сгорело! сгорело!
– Да где, где же она осталась? – сказал Пьер. По выражению оживившегося лица его женщина поняла, что этот человек мог помочь ей.
– Батюшка! Отец! – закричала она, хватая его за ноги. – Благодетель, хоть сердце мое успокой… Аниска, иди, мерзкая, проводи, – крикнула она на девку, сердито раскрывая рот и этим движением еще больше выказывая свои длинные зубы.
– Проводи, проводи, я… я… сделаю я, – запыхавшимся голосом поспешно сказал Пьер.
Грязная девка вышла из за сундука, прибрала косу и, вздохнув, пошла тупыми босыми ногами вперед по тропинке. Пьер как бы вдруг очнулся к жизни после тяжелого обморока. Он выше поднял голову, глаза его засветились блеском жизни, и он быстрыми шагами пошел за девкой, обогнал ее и вышел на Поварскую. Вся улица была застлана тучей черного дыма. Языки пламени кое где вырывались из этой тучи. Народ большой толпой теснился перед пожаром. В середине улицы стоял французский генерал и говорил что то окружавшим его. Пьер, сопутствуемый девкой, подошел было к тому месту, где стоял генерал; но французские солдаты остановили его.
– On ne passe pas, [Тут не проходят,] – крикнул ему голос.
– Сюда, дяденька! – проговорила девка. – Мы переулком, через Никулиных пройдем.
Пьер повернулся назад и пошел, изредка подпрыгивая, чтобы поспевать за нею. Девка перебежала улицу, повернула налево в переулок и, пройдя три дома, завернула направо в ворота.
– Вот тут сейчас, – сказала девка, и, пробежав двор, она отворила калитку в тесовом заборе и, остановившись, указала Пьеру на небольшой деревянный флигель, горевший светло и жарко. Одна сторона его обрушилась, другая горела, и пламя ярко выбивалось из под отверстий окон и из под крыши.
Когда Пьер вошел в калитку, его обдало жаром, и он невольно остановился.
– Который, который ваш дом? – спросил он.
– О о ох! – завыла девка, указывая на флигель. – Он самый, она самая наша фатера была. Сгорела, сокровище ты мое, Катечка, барышня моя ненаглядная, о ох! – завыла Аниска при виде пожара, почувствовавши необходимость выказать и свои чувства.
Пьер сунулся к флигелю, но жар был так силен, что он невольна описал дугу вокруг флигеля и очутился подле большого дома, который еще горел только с одной стороны с крыши и около которого кишела толпа французов. Пьер сначала не понял, что делали эти французы, таскавшие что то; но, увидав перед собою француза, который бил тупым тесаком мужика, отнимая у него лисью шубу, Пьер понял смутно, что тут грабили, но ему некогда было останавливаться на этой мысли.
Звук треска и гула заваливающихся стен и потолков, свиста и шипенья пламени и оживленных криков народа, вид колеблющихся, то насупливающихся густых черных, то взмывающих светлеющих облаков дыма с блестками искр и где сплошного, сноповидного, красного, где чешуйчато золотого, перебирающегося по стенам пламени, ощущение жара и дыма и быстроты движения произвели на Пьера свое обычное возбуждающее действие пожаров. Действие это было в особенности сильно на Пьера, потому что Пьер вдруг при виде этого пожара почувствовал себя освобожденным от тяготивших его мыслей. Он чувствовал себя молодым, веселым, ловким и решительным. Он обежал флигелек со стороны дома и хотел уже бежать в ту часть его, которая еще стояла, когда над самой головой его послышался крик нескольких голосов и вслед за тем треск и звон чего то тяжелого, упавшего подле него.
Пьер оглянулся и увидал в окнах дома французов, выкинувших ящик комода, наполненный какими то металлическими вещами. Другие французские солдаты, стоявшие внизу, подошли к ящику.
– Eh bien, qu'est ce qu'il veut celui la, [Этому что еще надо,] – крикнул один из французов на Пьера.
– Un enfant dans cette maison. N'avez vous pas vu un enfant? [Ребенка в этом доме. Не видали ли вы ребенка?] – сказал Пьер.
– Tiens, qu'est ce qu'il chante celui la? Va te promener, [Этот что еще толкует? Убирайся к черту,] – послышались голоса, и один из солдат, видимо, боясь, чтобы Пьер не вздумал отнимать у них серебро и бронзы, которые были в ящике, угрожающе надвинулся на него.
– Un enfant? – закричал сверху француз. – J'ai entendu piailler quelque chose au jardin. Peut etre c'est sou moutard au bonhomme. Faut etre humain, voyez vous… [Ребенок? Я слышал, что то пищало в саду. Может быть, это его ребенок. Что ж, надо по человечеству. Мы все люди…]
– Ou est il? Ou est il? [Где он? Где он?] – спрашивал Пьер.
– Par ici! Par ici! [Сюда, сюда!] – кричал ему француз из окна, показывая на сад, бывший за домом. – Attendez, je vais descendre. [Погодите, я сейчас сойду.]
И действительно, через минуту француз, черноглазый малый с каким то пятном на щеке, в одной рубашке выскочил из окна нижнего этажа и, хлопнув Пьера по плечу, побежал с ним в сад.
– Depechez vous, vous autres, – крикнул он своим товарищам, – commence a faire chaud. [Эй, вы, живее, припекать начинает.]
Выбежав за дом на усыпанную песком дорожку, француз дернул за руку Пьера и указал ему на круг. Под скамейкой лежала трехлетняя девочка в розовом платьице.
– Voila votre moutard. Ah, une petite, tant mieux, – сказал француз. – Au revoir, mon gros. Faut etre humain. Nous sommes tous mortels, voyez vous, [Вот ваш ребенок. А, девочка, тем лучше. До свидания, толстяк. Что ж, надо по человечеству. Все люди,] – и француз с пятном на щеке побежал назад к своим товарищам.
Пьер, задыхаясь от радости, подбежал к девочке и хотел взять ее на руки. Но, увидав чужого человека, золотушно болезненная, похожая на мать, неприятная на вид девочка закричала и бросилась бежать. Пьер, однако, схватил ее и поднял на руки; она завизжала отчаянно злобным голосом и своими маленькими ручонками стала отрывать от себя руки Пьера и сопливым ртом кусать их. Пьера охватило чувство ужаса и гадливости, подобное тому, которое он испытывал при прикосновении к какому нибудь маленькому животному. Но он сделал усилие над собою, чтобы не бросить ребенка, и побежал с ним назад к большому дому. Но пройти уже нельзя было назад той же дорогой; девки Аниски уже не было, и Пьер с чувством жалости и отвращения, прижимая к себе как можно нежнее страдальчески всхлипывавшую и мокрую девочку, побежал через сад искать другого выхода.
Когда Пьер, обежав дворами и переулками, вышел назад с своей ношей к саду Грузинского, на углу Поварской, он в первую минуту не узнал того места, с которого он пошел за ребенком: так оно было загромождено народом и вытащенными из домов пожитками. Кроме русских семей с своим добром, спасавшихся здесь от пожара, тут же было и несколько французских солдат в различных одеяниях. Пьер не обратил на них внимания. Он спешил найти семейство чиновника, с тем чтобы отдать дочь матери и идти опять спасать еще кого то. Пьеру казалось, что ему что то еще многое и поскорее нужно сделать. Разгоревшись от жара и беготни, Пьер в эту минуту еще сильнее, чем прежде, испытывал то чувство молодости, оживления и решительности, которое охватило его в то время, как он побежал спасать ребенка. Девочка затихла теперь и, держась ручонками за кафтан Пьера, сидела на его руке и, как дикий зверек, оглядывалась вокруг себя. Пьер изредка поглядывал на нее и слегка улыбался. Ему казалось, что он видел что то трогательно невинное и ангельское в этом испуганном и болезненном личике.
На прежнем месте ни чиновника, ни его жены уже не было. Пьер быстрыми шагами ходил между народом, оглядывая разные лица, попадавшиеся ему. Невольно он заметил грузинское или армянское семейство, состоявшее из красивого, с восточным типом лица, очень старого человека, одетого в новый крытый тулуп и новые сапоги, старухи такого же типа и молодой женщины. Очень молодая женщина эта показалась Пьеру совершенством восточной красоты, с ее резкими, дугами очерченными черными бровями и длинным, необыкновенно нежно румяным и красивым лицом без всякого выражения. Среди раскиданных пожитков, в толпе на площади, она, в своем богатом атласном салопе и ярко лиловом платке, накрывавшем ее голову, напоминала нежное тепличное растение, выброшенное на снег. Она сидела на узлах несколько позади старухи и неподвижно большими черными продолговатыми, с длинными ресницами, глазами смотрела в землю. Видимо, она знала свою красоту и боялась за нее. Лицо это поразило Пьера, и он, в своей поспешности, проходя вдоль забора, несколько раз оглянулся на нее. Дойдя до забора и все таки не найдя тех, кого ему было нужно, Пьер остановился, оглядываясь.
Фигура Пьера с ребенком на руках теперь была еще более замечательна, чем прежде, и около него собралось несколько человек русских мужчин и женщин.
– Или потерял кого, милый человек? Сами вы из благородных, что ли? Чей ребенок то? – спрашивали у него.
Пьер отвечал, что ребенок принадлежал женщине и черном салопе, которая сидела с детьми на этом месте, и спрашивал, не знает ли кто ее и куда она перешла.
