Сражение у ранчо Пальмито
Сражение у ранчо Пальмито | |||
Основной конфликт: Гражданская война в США | |||
Дата |
12 — 13 мая 1865 года | ||
---|---|---|---|
Место |
округ Кэмерон, Техас | ||
Итог |
Тактическая победа конфедератов и отступление в Мексику. Техас переходит под контроль США. Окончание Гражданской войны. | ||
Противники | |||
| |||
Командующие | |||
| |||
Силы сторон | |||
| |||
Потери | |||
| |||
Сражение у ранчо Пальмито (англ. The Battle of Palmito Ranch), также известное как сражение у холма Пальмито, или сражение у ранчо Пальметто — последняя битва американской гражданской войны, произошедшая 12 — 13 мая 1865 года. Сражение произошло на берегу Рио-Гранде, в 12 милях от города Браунсвилл, Техас. На фоне сражения при Аппоматоксе и капитуляции армии генерала Ли это сражение прошло почти незамеченным.
Содержание
Предыстория
В начале 1865 года обе враждующие стороны в Техасе соблюдали неформальное перемирие, и поводов к конфликту не предвиделось. После 28 июля 1864 года большая часть из 6 500 федеральных солдат была выведена из долины реки Рио-Гранде и города Браунсвилл, который они оккупировали ещё 2 ноября 1862 года. Конфедерация старалась поддерживать в порядке свои оставшиеся торговые пути на Европу, а мексиканцы поддерживали их, ввиду выгодной пограничной торговли и контрабанды.
Полковник Роберт Джонс командовал федеральной бригадой численностью 1900 человек, которая находилась на острове Бразос в устье реки Рио-Гранде. Одним из полков бригады был 34-й индианский полк, 400 ветеранов Виксбергской кампании. Полк был переведен на остров Бразос 22 декабря 1864 года, заменив собой 91-й иллинойсский добровольческий полк, который вернулся в Новый Орлеан. В бригаде так же числился 87-й и 62-й негритянские пехотные полки («United States Colored Troops»), общей численностью около 100 человек. Примерно в апреле полковник Джонс был переведен в Индиану, его место командира полка занял подполковник Роберт Моррисон, а командовать всеми федеральными частями на острове Бразос стал Теодор Баррет, командир 62-го пехотного полка.
Баррет стал офицером в 1862 году, но не успел обрести боевого опыта. Стремясь к повышению, он вызвался командовать новоорганизованным негритянским полком, и в 1863 году был назначен полковником 1-го миссурийского негритянского полка, который в марте был переименован в 62-й. Летом 1864 года Баррет заболел малярией и, пока он был в отпуске по болезни, полк перевели на остров Бразос, куда Баррет прибыл в феврале 1865 года.
Война завершалась; 26-го апреля капитулировал Джозеф Джонстон, 5-го мая было распущено правительство Конфедерации, но 11 мая полковник Баррет приказал полковнику Брэнсону отправить отряд на Браунсвилл. До сих пор не известна причина этого приказа. Возможно, он хотел хоть как-то поучаствовать в войне до её окончания[1]. По другой версии — он нуждался в лошадях для своей кавалерии.
Сражение
11 мая Баррет велел своему подполковнику, Дэвиду Брэнсону, атаковать лагерь конфедератов на рачно Пальмито около форта Браун, у Браунсвилла. В отряде Брансона было 250 человек из 62-го полка (негритянского, 8 рот) и две роты 2-го техасского кавалерийского батальона, около 50 человек. Они взяли с собой продовольствия на 5 дней и по 100 патронов на человека.
11 мая, в 21:30, в ненастную погоду, они переправились с острова Бразос на континент через перешеек Бока-Чика-Пасс и за ночь поднялись вверх по реке Рио-Гранде в сторону лагеря противника. Утром они вышли к Белому Ранчо. Здесь они были замечены гражданскими лицами, а также мексиканскими пограничниками. Брэнсон решил продолжать марш.
Возле ранчо Пальмито федералы встретили отряд капитана Робинсона: 190 человек из кавалерийского батальона Джорджа Гиддинга. После небольшой перестрелки техасцы отступили, но и федералы тоже отступили к холму, где занялись приготовлением обеда. В этом бою отряд Брэнсома захватил трех пленных и кое-какое снаряжение, хотя запланированой внезапности достигнуть не удалось. Рота Робинсона вернулась в 03:00 и возобновила перестрелку.
Обе стороны запросили подкрепления: Баретт подошел в 05:00 с отрядом в 200 человек 34-го индианского полка. Силами 500 человек Баррет возобновил наступление на ранчо Пальмито. На его пути все ещё стояли 190 техасцев из роты Робинсона. Баррет отбросил Робинсона и занял холм к западу от ранчо. Днем, в 15:00 подошел Джон Форд с кавалеристами своего 2-го техасского полка, полком Сантоса Бенавидеса, несколькими ротами из батальона Гиддинга и шестью орудиями (всего 300 человек). Под прикрытием зарослей Форд сформировал боевую линию и в 16:00 его орудия открыли огонь. Рота Робинсона атаковала левый фланг федералов, роты Гиддинга обошли его правый фланг, а 2-й техасский полк атаковал центр. Северяне не ожидали такой атаки и сразу начали отходить к Бока-Чика. Баррет пытался сформировать арьергард для прикрытия отступления, но артиллерийский огонь не давал ему собрать людей. Техасцы преследовали противника на протяжении 7 миль, после Баррет получил подкрепления и Форд велел прекратить преследование. Около Рио-Гранде были окружены и захвачены в плен 50 солдат 34-го индианского полка и ещё 50 человек из различных частей. Все сражение длилось около 4-х часов.
Последствия
В официальном рапорте 10 августа Баррет сообщил, что его отряд потерял 115 человек: 1 убитым, 9 ранеными, 105 пленными. Южане потеряли ранеными пять или шесть человек, убитых не было. Существуют версии, что убитых северян было больше, около 30, из которых многие утонули в Рио-Гранде или были убиты французами-пограничниками на мексиканской стороне. По мнению историка Джерри Томпсона, потери распределялись так:
- 62-й полк: 2 убитых, 4 раненых.
- 34-й индианский: 1 убит, 7 ранено, 22 попало в плен
- 2-й техасский кавбатальон: 1 убит, 7 ранено, 22 попало в плен
- всего: 4 убито, 12 ранено, 101 попал в плен[2].
Как и первое сражение войны, это сражение завершилось победой южан, хотя и не имело никаких политических последствий. Через две недели (26 мая) вооружённые силы Техаса официально капитулировали, и 2 июня капитулировал Эдмунд Кирби Смит со своими отрядами. Многие офицеры армии Техаса, равно как и солдаты, ушли в Мексику и, возможно, влились в мексиканскую армию.
Рядовой Джон Уильямс из 34-го индианского полка был последним солдатом, погибшим в гражданской войне. В сражении участвовали белые, афроамериканцы, испанцы и индейцы. Участие мексиканцев в сражении до сих пор спорно.
Напишите отзыв о статье "Сражение у ранчо Пальмито"
Примечания
- ↑ Marvel, William. «Last Hurrah at Palmetto Ranch.» Civil War Times, January 2006 (Vol. XLIV, No. 6) Стр. 62
- ↑ Thompson, Jerry, and Jones, Lawrence T. III (2004). Civil War and Revolution on the Rio Grande Frontier: A Narrative and Photographic History, Texas State Historical Association, ISBN 0-87611-201-7, Note 78 p. 152.
Ссылки
- [celticowboy.com/CSATX12a.htm Описание сражения с картой]
- [www.tshaonline.org/handbook/online/articles/qfp01 PALMITO RANCH, BATTLE OF]
Отрывок, характеризующий Сражение у ранчо Пальмито
– Как, как это? – обратилась к нему Анна Павловна, возбуждая молчание для услышания mot, которое она уже знала.И Билибин повторил следующие подлинные слова дипломатической депеши, им составленной:
– L'Empereur renvoie les drapeaux Autrichiens, – сказал Билибин, – drapeaux amis et egares qu'il a trouve hors de la route, [Император отсылает австрийские знамена, дружеские и заблудшиеся знамена, которые он нашел вне настоящей дороги.] – докончил Билибин, распуская кожу.
– Charmant, charmant, [Прелестно, прелестно,] – сказал князь Василий.
– C'est la route de Varsovie peut etre, [Это варшавская дорога, может быть.] – громко и неожиданно сказал князь Ипполит. Все оглянулись на него, не понимая того, что он хотел сказать этим. Князь Ипполит тоже с веселым удивлением оглядывался вокруг себя. Он так же, как и другие, не понимал того, что значили сказанные им слова. Он во время своей дипломатической карьеры не раз замечал, что таким образом сказанные вдруг слова оказывались очень остроумны, и он на всякий случай сказал эти слова, первые пришедшие ему на язык. «Может, выйдет очень хорошо, – думал он, – а ежели не выйдет, они там сумеют это устроить». Действительно, в то время как воцарилось неловкое молчание, вошло то недостаточно патриотическое лицо, которого ждала для обращения Анна Павловна, и она, улыбаясь и погрозив пальцем Ипполиту, пригласила князя Василия к столу, и, поднося ему две свечи и рукопись, попросила его начать. Все замолкло.
– Всемилостивейший государь император! – строго провозгласил князь Василий и оглянул публику, как будто спрашивая, не имеет ли кто сказать что нибудь против этого. Но никто ничего не сказал. – «Первопрестольный град Москва, Новый Иерусалим, приемлет Христа своего, – вдруг ударил он на слове своего, – яко мать во объятия усердных сынов своих, и сквозь возникающую мглу, провидя блистательную славу твоея державы, поет в восторге: «Осанна, благословен грядый!» – Князь Василий плачущим голосом произнес эти последние слова.
Билибин рассматривал внимательно свои ногти, и многие, видимо, робели, как бы спрашивая, в чем же они виноваты? Анна Павловна шепотом повторяла уже вперед, как старушка молитву причастия: «Пусть дерзкий и наглый Голиаф…» – прошептала она.
Князь Василий продолжал:
– «Пусть дерзкий и наглый Голиаф от пределов Франции обносит на краях России смертоносные ужасы; кроткая вера, сия праща российского Давида, сразит внезапно главу кровожаждущей его гордыни. Се образ преподобного Сергия, древнего ревнителя о благе нашего отечества, приносится вашему императорскому величеству. Болезную, что слабеющие мои силы препятствуют мне насладиться любезнейшим вашим лицезрением. Теплые воссылаю к небесам молитвы, да всесильный возвеличит род правых и исполнит во благих желания вашего величества».
– Quelle force! Quel style! [Какая сила! Какой слог!] – послышались похвалы чтецу и сочинителю. Воодушевленные этой речью, гости Анны Павловны долго еще говорили о положении отечества и делали различные предположения об исходе сражения, которое на днях должно было быть дано.
– Vous verrez, [Вы увидите.] – сказала Анна Павловна, – что завтра, в день рождения государя, мы получим известие. У меня есть хорошее предчувствие.
Предчувствие Анны Павловны действительно оправдалось. На другой день, во время молебствия во дворце по случаю дня рождения государя, князь Волконский был вызван из церкви и получил конверт от князя Кутузова. Это было донесение Кутузова, писанное в день сражения из Татариновой. Кутузов писал, что русские не отступили ни на шаг, что французы потеряли гораздо более нашего, что он доносит второпях с поля сражения, не успев еще собрать последних сведений. Стало быть, это была победа. И тотчас же, не выходя из храма, была воздана творцу благодарность за его помощь и за победу.
Предчувствие Анны Павловны оправдалось, и в городе все утро царствовало радостно праздничное настроение духа. Все признавали победу совершенною, и некоторые уже говорили о пленении самого Наполеона, о низложении его и избрании новой главы для Франции.
Вдали от дела и среди условий придворной жизни весьма трудно, чтобы события отражались во всей их полноте и силе. Невольно события общие группируются около одного какого нибудь частного случая. Так теперь главная радость придворных заключалась столько же в том, что мы победили, сколько и в том, что известие об этой победе пришлось именно в день рождения государя. Это было как удавшийся сюрприз. В известии Кутузова сказано было тоже о потерях русских, и в числе их названы Тучков, Багратион, Кутайсов. Тоже и печальная сторона события невольно в здешнем, петербургском мире сгруппировалась около одного события – смерти Кутайсова. Его все знали, государь любил его, он был молод и интересен. В этот день все встречались с словами:
– Как удивительно случилось. В самый молебен. А какая потеря Кутайсов! Ах, как жаль!
– Что я вам говорил про Кутузова? – говорил теперь князь Василий с гордостью пророка. – Я говорил всегда, что он один способен победить Наполеона.
Но на другой день не получалось известия из армии, и общий голос стал тревожен. Придворные страдали за страдания неизвестности, в которой находился государь.
– Каково положение государя! – говорили придворные и уже не превозносили, как третьего дня, а теперь осуждали Кутузова, бывшего причиной беспокойства государя. Князь Василий в этот день уже не хвастался более своим protege Кутузовым, а хранил молчание, когда речь заходила о главнокомандующем. Кроме того, к вечеру этого дня как будто все соединилось для того, чтобы повергнуть в тревогу и беспокойство петербургских жителей: присоединилась еще одна страшная новость. Графиня Елена Безухова скоропостижно умерла от этой страшной болезни, которую так приятно было выговаривать. Официально в больших обществах все говорили, что графиня Безухова умерла от страшного припадка angine pectorale [грудной ангины], но в интимных кружках рассказывали подробности о том, как le medecin intime de la Reine d'Espagne [лейб медик королевы испанской] предписал Элен небольшие дозы какого то лекарства для произведения известного действия; но как Элен, мучимая тем, что старый граф подозревал ее, и тем, что муж, которому она писала (этот несчастный развратный Пьер), не отвечал ей, вдруг приняла огромную дозу выписанного ей лекарства и умерла в мучениях, прежде чем могли подать помощь. Рассказывали, что князь Василий и старый граф взялись было за итальянца; но итальянец показал такие записки от несчастной покойницы, что его тотчас же отпустили.
Общий разговор сосредоточился около трех печальных событий: неизвестности государя, погибели Кутайсова и смерти Элен.