Среда (литературный кружок)

«Среда» — литературный кружок в Москве, с 1890-х до 1922 года собирался по средам у писателя Николая Телешова на Чистопрудном бульваре и в доме на Покровском бульваре. Председателем дирекции кружка был долгое время А. И. Сумбатов (Южин) затем — В. Я. Брюсов.

Участники имели прозвища по московским улицам и переулкам: Максим Горький именовался «Хитровка»; Александр Куприн — «Конная площадь»; Иван Бунин — «Живодёрка», а его брат, Юлий — «Старый Газетный переулок»; Евгений Чириков — «Лобное место»; Николай Златовратский — «Старые Триумфальные ворота», а потом — «Патриаршие пруды»; Александр Серафимович — «Кудрино»; Викентий Вересаев — «Каменный мост»; Фёдор Шаляпин — «Разгуляй»; Евгений Гославский — «Большая Молчановка»; Сергей Голоушев — «Брехов переулок»; Тимковский — «Зацепа»; Леонид Андреев — «Большой Проектированный переулок»; В. С. Миролюбов — «Каланчёвская площадь», Иван Белоусов — «Пречистенка».

После Революции 1905—1907 возникла так называемая «Молодая среда» во главе с Юлием Буниным. Из новых участников — Иван Шмелёв, Борис Пильняк, художник Аполлинарий Васнецов, поэт Михаил Гальперин.

Библиографический курьёз

Группа участников сред. Слева направо: С. Г. Скиталец, Л. Н. Андреев, М. Горький, Н. Д. Телешов, Шаляпин Ф. И., И. А. Бунин, Е. Н. Чириков, 1902	Группа участников «Сред» Телешова. Подпись поясняет, что Е. Н. Чирикова действительно нет.

Литература

• Телешов Н. Записки писателя. — М.: «Правда», 1987
• [dic.academic.ru/dic.nsf/moscow/2977/ «Московская литературная среда»] // Москва. Энциклопедический справочник. — М.: Большая Российская Энциклопедия, 1992.

Ссылки

• [vikent.ru/enc/3084/ Литературно-художественный кружок «Среда» Н. Д. Телешова]
• А. Руднев. [www.litrossia.ru/2009/39/04556.html СРЕДЫ НА ПОКРОВСКОМ БУЛЬВАРЕ] // Литературная Россия. — № 39. — 02.10.2009

Отрывок, характеризующий Среда (литературный кружок)

– Andre, deja! [Андрей, уже!] – сказала маленькая княгиня, бледнея и со страхом глядя на мужа.
Он обнял ее. Она вскрикнула и без чувств упала на его плечо.
Он осторожно отвел плечо, на котором она лежала, заглянул в ее лицо и бережно посадил ее на кресло.
– Adieu, Marieie, [Прощай, Маша,] – сказал он тихо сестре, поцеловался с нею рука в руку и скорыми шагами вышел из комнаты.
Княгиня лежала в кресле, m lle Бурьен терла ей виски. Княжна Марья, поддерживая невестку, с заплаканными прекрасными глазами, всё еще смотрела в дверь, в которую вышел князь Андрей, и крестила его. Из кабинета слышны были, как выстрелы, часто повторяемые сердитые звуки стариковского сморкания. Только что князь Андрей вышел, дверь кабинета быстро отворилась и выглянула строгая фигура старика в белом халате.
– Уехал? Ну и хорошо! – сказал он, сердито посмотрев на бесчувственную маленькую княгиню, укоризненно покачал головою и захлопнул дверь.



В октябре 1805 года русские войска занимали села и города эрцгерцогства Австрийского, и еще новые полки приходили из России и, отягощая постоем жителей, располагались у крепости Браунау. В Браунау была главная квартира главнокомандующего Кутузова.
11 го октября 1805 года один из только что пришедших к Браунау пехотных полков, ожидая смотра главнокомандующего, стоял в полумиле от города. Несмотря на нерусскую местность и обстановку (фруктовые сады, каменные ограды, черепичные крыши, горы, видневшиеся вдали), на нерусский народ, c любопытством смотревший на солдат, полк имел точно такой же вид, какой имел всякий русский полк, готовившийся к смотру где нибудь в середине России.
С вечера, на последнем переходе, был получен приказ, что главнокомандующий будет смотреть полк на походе. Хотя слова приказа и показались неясны полковому командиру, и возник вопрос, как разуметь слова приказа: в походной форме или нет? в совете батальонных командиров было решено представить полк в парадной форме на том основании, что всегда лучше перекланяться, чем не докланяться. И солдаты, после тридцативерстного перехода, не смыкали глаз, всю ночь чинились, чистились; адъютанты и ротные рассчитывали, отчисляли; и к утру полк, вместо растянутой беспорядочной толпы, какою он был накануне на последнем переходе, представлял стройную массу 2 000 людей, из которых каждый знал свое место, свое дело и из которых на каждом каждая пуговка и ремешок были на своем месте и блестели чистотой. Не только наружное было исправно, но ежели бы угодно было главнокомандующему заглянуть под мундиры, то на каждом он увидел бы одинаково чистую рубаху и в каждом ранце нашел бы узаконенное число вещей, «шильце и мыльце», как говорят солдаты. Было только одно обстоятельство, насчет которого никто не мог быть спокоен. Это была обувь. Больше чем у половины людей сапоги были разбиты. Но недостаток этот происходил не от вины полкового командира, так как, несмотря на неоднократные требования, ему не был отпущен товар от австрийского ведомства, а полк прошел тысячу верст.