Средиземноморский театр военных действий Второй мировой войны

Вторая мировая война
Австралийские солдаты под Эль-Аламейном 24 октября 1942
Дата	10 июня 1940 – 2 мая 1945
Место	Италия, Южная Франция, Югославия, Греция, Сирия, Ливан, Ирак, Иран, Египет, Ливия, Тунис, Алжир, Марокко, Средиземное море,
Итог	Победа союзников. Италия теряет все свои колонии. Падение фашистского режима в Италии.
Противники
Британская империя: • Великобритания Великобритания • Канада Канада • Новая Зеландия Новая Зеландия • ЮАС ЮАС • Австралия Австралия США Сражающаяся Франция ...и другие Италия Германия Французское государство ...и другие
Командующие
Арчибальд Уэйвелл Клод Очинлек Харольд Александер Мейтленд Вильсон Бернард Монтгомери Марк Уэйн Кларк Дуайт Эйзенхауэр Милорад Петрович Душан Симович Александрос Папагос Бенито Муссолини Родольфо Грациани Уго Кавальеро Джованни Мессе Эрвин Роммель Вильгельм Лист Альберт Кессельринг Франсуа Дарлан Рашид Али
Силы сторон
неизвестно неизвестно
Потери
неизвестно неизвестно

Средиземноморский театр военных действий Второй мировой войны (1940—1945) — боевые действия, происходившие во время Второй мировой войны в Средиземном море, на Балканах на Ближнем Востоке, Северной Африке, Италии, и Южной Франции.

Вторжение в Египет. Первое вторжение в Грецию (июнь 1940 — март 1941)

10 июня 1940, в разгар немецкого наступления во Франции, Италия объявила войну Великобритании и Франции. 11 июня итальянская авиация совершила первый налёт на остров Мальту, где находилась крупная британская военно-морская база. После капитуляции Франции и подписания вишевским правительством союза с Германией, возникла угроза использования французского флота Германией и Италией. 3 июля 1940 британцы нанесли удар по французскому флоту в алжирском Мерс-Эль-Кебире и других портах (см. операция «Катапульта»), захватив или потопив почти все военные корабли Франции.

13 сентября 1940 итальянская армия вторглась в территории Ливии в Египет с целью захвата Александрии и Суэцкого канала, но вскоре она была остановлена. 28 октября Италия вторглась в Грецию с территории Албании. Однако греческая армия остановила атаку, перешла в котрнаступление и нанесла итальянцам сокрушительное поражение, выбив их с территории страны и заняв Южную Албанию. 11 ноября англичане нанесли серьёзное поражение итальянскому флоту в Таранто (большая часть линейных кораблей были серьёзно повреждены), после чего морские перевозки в Африку для итальянцев стали довольно затруднительны. 9 декабря 1940 английские войска перешли в наступление в Египте, заняли всю Киренаику и в начале февраля 1941 вышли в район Эль-Агейла. После чего англичане прекратили наступление в Северной Африке и начали переброску войск в Грецию.

Захват Греции и Югославии. Сражения в Северной Африке и на Ближнем Востоке (март 1941 — ноябрь 1941)

6 апреля союзные войска Германии, Италии, Венгрии, Румынии и Болгарии вторглись в Югославию и Грецию. 11 апреля хорватские нацисты провозгласили независимость и призвали хорватов покинуть югославскую армию, что подорвало её боеспособность. 13 апреля пал Белград, а на следующий день правительство эмигрировало из страны. 18 апреля Югославия подписала капитуляцию и 350 тыс. её солдат попали в плен. В Греции итало-немецкие войска разгромили основные силы греческой армии к 20 апреля. Преследуя остатки отступающих греческих войск, немецкие войска быстро вышли к Фермопилам, сломили сопротивление австралийских соединений и 24 апреля овладели горным проходом. 26 апреля воздушный десант захватил мост через Коринфский залив и открыл путь на Пелопоннес, 27 апреля пали Афины. Греция капитулировала. Лишь около 70 тыс. английских, австралийских и греческих солдат успели эвакуироваться на остров Крит и в Египет.

Трудное положение итальянцев в Северной Африке заставляет их просить помощи у Германии. В Африку прибывает немецкий корпус во главе с генералом Роммелем. 31 марта он переходит в наступление и к 15 апреля выбивает англичан из Ливии и подходит к границам Египта. Англичане потеряли многие опорные пункты, сохранив лишь крепость Тобрук, защищавшую путь вглубь страны, к Нилу. В связи с пронацистской политикой правительства Ирака, британские войска 18 апреля 1941 вторгаются в Ирак. После полутора месяца упорных боёв 30 мая Ирак капитулирует. В июне британская армия при поддержке движения «Сражающаяся Франция» захватывает Сирию и Ливан, выведя их из под контроля вишистского режима. После отказа иранского правительства в размещении британских и советских войск на территории Ирана, СССР и Великобритания в августе-сентябре 1941 оккупируют Иран. Шах Реза Пехлеви бежит из страны, Иран вступает в Антигитлеровскую коалицию.

Летом 1941 британский флот и авиация прочно захватили господство на море и в воздухе на Средиземноморском театре. Используя остров Мальта как базу, они потопили в августе 1941 33 %, а в ноябре — свыше 70 % грузов, направлявшихся из Италии в Северную Африку.

Победа союзников в Северной Африке (ноябрь 1941 — май 1943)

18 ноября англичане перешли в наступление в Египте, сняли осаду с Тобрука и к началу 1942 вновь завладели Киренаикой. 21 января 1942 войска Роммеля нанесли внезапный ответный удар, разгромили англичан и 7 февраля вышли на рубеж Эль-Газала, Бир-Хакейм. 27 мая 1942 они возобновили наступление, вступили в Египет и к концу июня вышли на подступы к Эль-Аламейну в непосредственной близости от Суэцкого канала и Александрии. Однако сил для дальнейшего наступления было недостаточно, а возможности переброски войск из резерва ограничены. Стратегическая обстановка для английских войск к осени 1942 улучшилась, была усилена их группировка в Египте и завоёвано господство в воздухе. 23 октября 1942 британские войска под командованием генерала Монтгомери перешла в наступление против итало-немецких войск и в начале ноября прорвали оборону противника в районе Эль-Аламейна. В ходе преследования английские войска 13 ноября заняли город Тобрук, 27 ноября — Эль-Агейлу, 23 января 1943 — Триполи и в 1-й половине февраля подошли к линии Марет западнее границы Туниса с Ливией.

8 ноября 1942 американо-английские дивизии под командованием генерала Эйзенхауэра начали высадку в Алжире, Оране и Касабланке. К концу ноября англо-американские войска заняли Марокко и Алжир, вступили в Тунис и подошли к городам Бизерта и Тунис (город). В середине февраля 1943 немецкие танковые войска нанесли удар по американским войскам, продвинулись на северо-запад на 150 км, но затем под давлением превосходящих сил отошли на исходные позиции. 21 марта 1943 англо-американские войска начали наступление с юга на линию Марет и с запада в районе Макнаси и прорвали оборону итало-немецких войск, которые в начале апреля отошли к город Тунис. 13 мая 1943 итало-немецкие войска, окруженные на полуострове Бон (250 тыс. человек), капитулировали. Занятие союзниками Северной Африки резко ухудшило и без того тяжёлое стратегическое положение стран фашистского блока в Средиземном море.

Итальянская кампания (май 1943 — май 1945)

10 июля 1943 англо-американские войска начали высадку на острове Сицилия. Располагая абсолютным превосходством сил на море и в воздухе, они к середине августа овладели Сицилией, а в начале сентября переправились на Апеннинский полуостров. В Италии нарастало движение за ликвидацию фашистского режима и выход из войны. В результате ударов англо-американских войск и роста антифашистского движения в конце июля пал режим Муссолини. Его сменило правительство Бадольо, подписавшее 3 сентября перемирие с США и Великобританией. В ответ немцы ввели в Италию дополнительные контингенты войск, разоружили итальянскую армию и оккупировали страну. К ноябрю 1943, после высадки англо-американских десантов в Салерно, немецко-фашистское командование отвело свои войска в район Рима, где фронт стабилизировался. Лишь в мае 1944 союзники сумели прорвать германскую оборону южнее Рима и, соединившись с десантом, ранее высаженным у Анцио, заняли итальянскую столицу 4 июня 1944 г. После этого 2 французские и 3 американские дивизии были отозваны с фронта для высадке в Южной Франции. Из США и Северной Африки также прибыли дополнительные дивизии. 15 августа 6-я группа армий — американо-французские войска высадились на побережье Южной Франции. Немецкие войска оказали слабое сопротивление и, так как общая остановка на Западном фронте складывалась для них неудачно, 19 августа начали отходить с территории Южной Франции. До 11 сентября 6-я группа армий подчинялась командованию союзников в Средиземноморье (AFHQ) пока в районе Дижона союзные войска высадившиеся в Южной Франции соединились с войсками союзников, наступавшими из Северной Франции. После этого 6-я группа армий стала подчиняться Западноевропейскому командованию союзников (SHAEF) и Южно-Французская операция уже стала частью Западноевропейского театра военных действий.

После этого до весны 1945 года война в Италии была позиционной, боевые действия происходили в районе «Готской линии». В первой половине апреля 1945 союзники развернули решающее наступление в Северной Италии. После ряда боёв они заняли Болонью и форсировали реку По. В конце апреля под ударами союзных войск и воздействием народного восстания, охватившего всю Северную Италию немецкие войска стали быстро отступать, а 2 мая немецкая группа армий «Ц» капитулировала.

См. также

• Кампании, битвы и сражения Второй мировой войны

Литература

• Кессельринг А. Война в бассейне Средиземного моря. В кн.: Итоги второй мировой войны. М.: Издательство иностранной литературы, 1957. — стр. 89-110

Фильмы

• «Сахара (фильм, 1995)», Австралия — США, 1995
• «Английский пациент», США, 1996
• «Выбор капитана Корелли», США — Франция — Великобритания, 2001
• «Малена», Италия, 2000
• «Indigènes», Франция 2006.
• «Муссолини и я», телесериал, США, Франция, Италия, ФРГ, Швейцария, 1985.
• Поля сражений: Битва за Средиземноморье / Battlefield: Battle of Mediterranean (2005)
• Поля сражений: Битва при Эль-Аламейне / Battlefield: Battle of El Alamein (2005)
• Поля сражений: Тунис / Battlefield: Tunisia (2005)
• Поля сражений: Битва при Монте-Кассино / Battlefield: Battle of Monte Cassino (2005)

Отрывок, характеризующий Средиземноморский театр военных действий Второй мировой войны

Он с сожалением взглянул на Балашева, и только что Балашев хотел заметить что то, как он опять поспешно перебил его.
– Чего он мог желать и искать такого, чего бы он не нашел в моей дружбе?.. – сказал Наполеон, с недоумением пожимая плечами. – Нет, он нашел лучшим окружить себя моими врагами, и кем же? – продолжал он. – Он призвал к себе Штейнов, Армфельдов, Винцингероде, Бенигсенов, Штейн – прогнанный из своего отечества изменник, Армфельд – развратник и интриган, Винцингероде – беглый подданный Франции, Бенигсен несколько более военный, чем другие, но все таки неспособный, который ничего не умел сделать в 1807 году и который бы должен возбуждать в императоре Александре ужасные воспоминания… Положим, ежели бы они были способны, можно бы их употреблять, – продолжал Наполеон, едва успевая словом поспевать за беспрестанно возникающими соображениями, показывающими ему его правоту или силу (что в его понятии было одно и то же), – но и того нет: они не годятся ни для войны, ни для мира. Барклай, говорят, дельнее их всех; но я этого не скажу, судя по его первым движениям. А они что делают? Что делают все эти придворные! Пфуль предлагает, Армфельд спорит, Бенигсен рассматривает, а Барклай, призванный действовать, не знает, на что решиться, и время проходит. Один Багратион – военный человек. Он глуп, но у него есть опытность, глазомер и решительность… И что за роль играет ваш молодой государь в этой безобразной толпе. Они его компрометируют и на него сваливают ответственность всего совершающегося. Un souverain ne doit etre a l'armee que quand il est general, [Государь должен находиться при армии только тогда, когда он полководец,] – сказал он, очевидно, посылая эти слова прямо как вызов в лицо государя. Наполеон знал, как желал император Александр быть полководцем.
– Уже неделя, как началась кампания, и вы не сумели защитить Вильну. Вы разрезаны надвое и прогнаны из польских провинций. Ваша армия ропщет…
– Напротив, ваше величество, – сказал Балашев, едва успевавший запоминать то, что говорилось ему, и с трудом следивший за этим фейерверком слов, – войска горят желанием…
– Я все знаю, – перебил его Наполеон, – я все знаю, и знаю число ваших батальонов так же верно, как и моих. У вас нет двухсот тысяч войска, а у меня втрое столько. Даю вам честное слово, – сказал Наполеон, забывая, что это его честное слово никак не могло иметь значения, – даю вам ma parole d'honneur que j'ai cinq cent trente mille hommes de ce cote de la Vistule. [честное слово, что у меня пятьсот тридцать тысяч человек по сю сторону Вислы.] Турки вам не помощь: они никуда не годятся и доказали это, замирившись с вами. Шведы – их предопределение быть управляемыми сумасшедшими королями. Их король был безумный; они переменили его и взяли другого – Бернадота, который тотчас сошел с ума, потому что сумасшедший только, будучи шведом, может заключать союзы с Россией. – Наполеон злобно усмехнулся и опять поднес к носу табакерку.
На каждую из фраз Наполеона Балашев хотел и имел что возразить; беспрестанно он делал движение человека, желавшего сказать что то, но Наполеон перебивал его. Например, о безумии шведов Балашев хотел сказать, что Швеция есть остров, когда Россия за нее; но Наполеон сердито вскрикнул, чтобы заглушить его голос. Наполеон находился в том состоянии раздражения, в котором нужно говорить, говорить и говорить, только для того, чтобы самому себе доказать свою справедливость. Балашеву становилось тяжело: он, как посол, боялся уронить достоинство свое и чувствовал необходимость возражать; но, как человек, он сжимался нравственно перед забытьем беспричинного гнева, в котором, очевидно, находился Наполеон. Он знал, что все слова, сказанные теперь Наполеоном, не имеют значения, что он сам, когда опомнится, устыдится их. Балашев стоял, опустив глаза, глядя на движущиеся толстые ноги Наполеона, и старался избегать его взгляда.
– Да что мне эти ваши союзники? – говорил Наполеон. – У меня союзники – это поляки: их восемьдесят тысяч, они дерутся, как львы. И их будет двести тысяч.
И, вероятно, еще более возмутившись тем, что, сказав это, он сказал очевидную неправду и что Балашев в той же покорной своей судьбе позе молча стоял перед ним, он круто повернулся назад, подошел к самому лицу Балашева и, делая энергические и быстрые жесты своими белыми руками, закричал почти:
– Знайте, что ежели вы поколеблете Пруссию против меня, знайте, что я сотру ее с карты Европы, – сказал он с бледным, искаженным злобой лицом, энергическим жестом одной маленькой руки ударяя по другой. – Да, я заброшу вас за Двину, за Днепр и восстановлю против вас ту преграду, которую Европа была преступна и слепа, что позволила разрушить. Да, вот что с вами будет, вот что вы выиграли, удалившись от меня, – сказал он и молча прошел несколько раз по комнате, вздрагивая своими толстыми плечами. Он положил в жилетный карман табакерку, опять вынул ее, несколько раз приставлял ее к носу и остановился против Балашева. Он помолчал, поглядел насмешливо прямо в глаза Балашеву и сказал тихим голосом: – Et cependant quel beau regne aurait pu avoir votre maitre! [A между тем какое прекрасное царствование мог бы иметь ваш государь!]
Балашев, чувствуя необходимость возражать, сказал, что со стороны России дела не представляются в таком мрачном виде. Наполеон молчал, продолжая насмешливо глядеть на него и, очевидно, его не слушая. Балашев сказал, что в России ожидают от войны всего хорошего. Наполеон снисходительно кивнул головой, как бы говоря: «Знаю, так говорить ваша обязанность, но вы сами в это не верите, вы убеждены мною».
В конце речи Балашева Наполеон вынул опять табакерку, понюхал из нее и, как сигнал, стукнул два раза ногой по полу. Дверь отворилась; почтительно изгибающийся камергер подал императору шляпу и перчатки, другой подал носовои платок. Наполеон, ne глядя на них, обратился к Балашеву.
– Уверьте от моего имени императора Александра, – сказал оц, взяв шляпу, – что я ему предан по прежнему: я анаю его совершенно и весьма высоко ценю высокие его качества. Je ne vous retiens plus, general, vous recevrez ma lettre a l'Empereur. [Не удерживаю вас более, генерал, вы получите мое письмо к государю.] – И Наполеон пошел быстро к двери. Из приемной все бросилось вперед и вниз по лестнице.


После всего того, что сказал ему Наполеон, после этих взрывов гнева и после последних сухо сказанных слов:
«Je ne vous retiens plus, general, vous recevrez ma lettre», Балашев был уверен, что Наполеон уже не только не пожелает его видеть, но постарается не видать его – оскорбленного посла и, главное, свидетеля его непристойной горячности. Но, к удивлению своему, Балашев через Дюрока получил в этот день приглашение к столу императора.
На обеде были Бессьер, Коленкур и Бертье. Наполеон встретил Балашева с веселым и ласковым видом. Не только не было в нем выражения застенчивости или упрека себе за утреннюю вспышку, но он, напротив, старался ободрить Балашева. Видно было, что уже давно для Наполеона в его убеждении не существовало возможности ошибок и что в его понятии все то, что он делал, было хорошо не потому, что оно сходилось с представлением того, что хорошо и дурно, но потому, что он делал это.
Император был очень весел после своей верховой прогулки по Вильне, в которой толпы народа с восторгом встречали и провожали его. Во всех окнах улиц, по которым он проезжал, были выставлены ковры, знамена, вензеля его, и польские дамы, приветствуя его, махали ему платками.
За обедом, посадив подле себя Балашева, он обращался с ним не только ласково, но обращался так, как будто он и Балашева считал в числе своих придворных, в числе тех людей, которые сочувствовали его планам и должны были радоваться его успехам. Между прочим разговором он заговорил о Москве и стал спрашивать Балашева о русской столице, не только как спрашивает любознательный путешественник о новом месте, которое он намеревается посетить, но как бы с убеждением, что Балашев, как русский, должен быть польщен этой любознательностью.
– Сколько жителей в Москве, сколько домов? Правда ли, что Moscou называют Moscou la sainte? [святая?] Сколько церквей в Moscou? – спрашивал он.
И на ответ, что церквей более двухсот, он сказал:
– К чему такая бездна церквей?
– Русские очень набожны, – отвечал Балашев.
– Впрочем, большое количество монастырей и церквей есть всегда признак отсталости народа, – сказал Наполеон, оглядываясь на Коленкура за оценкой этого суждения.
Балашев почтительно позволил себе не согласиться с мнением французского императора.
– У каждой страны свои нравы, – сказал он.
– Но уже нигде в Европе нет ничего подобного, – сказал Наполеон.
– Прошу извинения у вашего величества, – сказал Балашев, – кроме России, есть еще Испания, где также много церквей и монастырей.
Этот ответ Балашева, намекавший на недавнее поражение французов в Испании, был высоко оценен впоследствии, по рассказам Балашева, при дворе императора Александра и очень мало был оценен теперь, за обедом Наполеона, и прошел незаметно.
По равнодушным и недоумевающим лицам господ маршалов видно было, что они недоумевали, в чем тут состояла острота, на которую намекала интонация Балашева. «Ежели и была она, то мы не поняли ее или она вовсе не остроумна», – говорили выражения лиц маршалов. Так мало был оценен этот ответ, что Наполеон даже решительно не заметил его и наивно спросил Балашева о том, на какие города идет отсюда прямая дорога к Москве. Балашев, бывший все время обеда настороже, отвечал, что comme tout chemin mene a Rome, tout chemin mene a Moscou, [как всякая дорога, по пословице, ведет в Рим, так и все дороги ведут в Москву,] что есть много дорог, и что в числе этих разных путей есть дорога на Полтаву, которую избрал Карл XII, сказал Балашев, невольно вспыхнув от удовольствия в удаче этого ответа. Не успел Балашев досказать последних слов: «Poltawa», как уже Коленкур заговорил о неудобствах дороги из Петербурга в Москву и о своих петербургских воспоминаниях.
После обеда перешли пить кофе в кабинет Наполеона, четыре дня тому назад бывший кабинетом императора Александра. Наполеон сел, потрогивая кофе в севрской чашке, и указал на стул подло себя Балашеву.
Есть в человеке известное послеобеденное расположение духа, которое сильнее всяких разумных причин заставляет человека быть довольным собой и считать всех своими друзьями. Наполеон находился в этом расположении. Ему казалось, что он окружен людьми, обожающими его. Он был убежден, что и Балашев после его обеда был его другом и обожателем. Наполеон обратился к нему с приятной и слегка насмешливой улыбкой.
– Это та же комната, как мне говорили, в которой жил император Александр. Странно, не правда ли, генерал? – сказал он, очевидно, не сомневаясь в том, что это обращение не могло не быть приятно его собеседнику, так как оно доказывало превосходство его, Наполеона, над Александром.
Балашев ничего не мог отвечать на это и молча наклонил голову.
– Да, в этой комнате, четыре дня тому назад, совещались Винцингероде и Штейн, – с той же насмешливой, уверенной улыбкой продолжал Наполеон. – Чего я не могу понять, – сказал он, – это того, что император Александр приблизил к себе всех личных моих неприятелей. Я этого не… понимаю. Он не подумал о том, что я могу сделать то же? – с вопросом обратился он к Балашеву, и, очевидно, это воспоминание втолкнуло его опять в тот след утреннего гнева, который еще был свеж в нем.
– И пусть он знает, что я это сделаю, – сказал Наполеон, вставая и отталкивая рукой свою чашку. – Я выгоню из Германии всех его родных, Виртембергских, Баденских, Веймарских… да, я выгоню их. Пусть он готовит для них убежище в России!
Балашев наклонил голову, видом своим показывая, что он желал бы откланяться и слушает только потому, что он не может не слушать того, что ему говорят. Наполеон не замечал этого выражения; он обращался к Балашеву не как к послу своего врага, а как к человеку, который теперь вполне предан ему и должен радоваться унижению своего бывшего господина.