Среднеазиатское восстание 1916 года

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Среднеазиатское восстание 1916 года
Дата

4 июля 1916 — конец января 1917

Место

Среднеазиатские владения Российской империи

Причина

Нежелание коренного населения участвовать в тыловых работах, нищета, сильное влияние секретных служб Турции и Китая, антироссийская политика правящих кругов местного населения

Итог

Восстание подавлено

Противники
Российская империя Российская империя Повстанцы
при поддержке:
Бэйянское правительство
Командующие
А. Н. Куропаткин
Н. А. Сухомлинов
М. А. Фольбаум
А. Т. Джангильдин
Амангельды Иманов
Касым-Ходжа
Силы сторон
30 тысяч военнослужащих
Неопределённое количество казаков и полицейских и милиционеров
Несколько сотен тысяч таджиков, казахов, узбеков и кыргызов Средней Азии
Потери
97 военнослужащих убиты, 86 ранены, 76 пропали без вести
7 русских и 22 «туземных» должностных лиц убиты
крестьяне-поселенцы: 2325 человек убиты, 1384 пропали без вести[1]
от 3500 до 60 000
Общие потери
от 2000 до 50 000

Среднеазиатское восстание 1916 года — восстание среднеазиатских народов Российской империи во время Первой мировой войны против российских властей.

Непосредственным толчком к началу восстания стал указ о принудительном привлечении на тыловые работы в прифронтовых районах мужского инородческого населения в возрасте от 19 до 43 лет включительно. Также недовольство восставших подогревалось земельным вопросом, нищетой, религиозными и политическими деятелями из местного населения, призывавших к расправе над переселенцами, которые отобрали их земли. Восстание началось 4 июля 1916 года в Ходженте Самаркандской области (ныне Худжант, Таджикистан). Но оно охватило всё же не все среднеазиатские владения Российской империи с более чем 10-миллионным многонациональным населением. Например, текинцы в Закаспийской области дали рабочих для тыла русской армии. 17 июля 1916 года в Туркестанском военном округе было объявлено военное положение. Восстание началось стихийно и развивалось неорганизованно, без единого руководства, тем не менее его подавление заняло длительное время.

Согласно современным российским историкам, в организации восстания приняли участие турецкие спецслужбы, тесно сотрудничавщие с религиозными и политическими лидерами из местного населения. В советский же период, такие лидеры восстания как Амагельды Иманов и Алиби Джангильдин рассматривались как революционеры, борцы с царской буржуазией, в честь которых были названы множество улиц и населенных пунктов в Казахстане.





Предыстория

К 1916-му году, в Туркестанском и Степном генерал-губернаторстве накопились много социальных, земельных и межэтнических противоречий вызванных переселением русских колонистов, начавшееся во второй половине XIX-го века, после отмены крепостного права. Волне переселения предшествовали ряд земельных и законодательных реформ.

2 июня 1886 года и 25 марта 1891 года принимаются — «Положение об управлении Туркестанским краем» и «Положение об управлении Акмолинской, Семипалатинской, Семиреченской, Уральской и Тургайской областями». Согласно которым большинство земель данных регионов переходила в собственность Российского Государства. Каждой семье из местного населения выделялся участок земли в 15 десятин для бессрочного пользования. «Избытки» земли передавались в ведение Министерства государственной собственности, которое также имело право изъятия земли у кореных жителей в случае несоблюдения ими положений Степного кодекса. Земли из «избыточного» фонда распределялись среди русских переселенцев, которые получали в безвозмездное владение 15 десятин земли.[2][3]

В 1906—1912 годах в результате столыпинской аграрной реформы в Казахстан и Среднюю Азию из центральных районов России было перевезено до 500 000 крестьянских хозяйств[4], которым выделили более 17 млн десятин уже освоенных земель, кореные жители были изгнаны на отведённые им российским правительством степные территории.

Сенатор граф К. К. Пален, совершивший в 1908 году по приказу императора инспекционную поездку в Туркестан, описывает следующим образом методы работы царской администрации[5]:

Сторонники политики колонизации предложили разрушить более 5100 постоянных зимовок киргизов и выгнать из них более 30 000 человек с тем, чтобы высвободить примерно 250000 десятин орошаемых земель, на которых можно было бы обустроить примерно 6500 крестьянских ферм (из расчёта 40 десятин на каждую ферму). С другой стороны, было обнаружено, что в Пишпекском уезде из 5395 участков, отданных в распоряжение переселенцев, были заняты лишь 2008 (то есть примерно 38 %). Оставшиеся 3387 были отвергнуты переселенцами, как малопригодные под нужды земледелия

Цитата из циркуляра туркестанского генерал-губернатора Самсонова от 31 октября 1911 года[6], посланного всем военным губернаторам областей:

Местное население интересует для выполнения в будущем работ русских крестьян, поэтому необходимо впитать им в кровь почитание всех русских, если кто-либо не пожелает подчиниться — лишённый земли, — умрёт с голоду или же Россия распрощается с ними»

В 1907 году принят «Закон о выборах в Государственную Думу», лишивший избирательных прав коренные народы Сибири, Средней Азии и Казахстана.

К 1916-му году, земельный вопрос обострился. Так в Семиреченской области, к 1916 году, русское население составляло 6% от всего населения, но владело 57,7 % пригодных для возделывания земель. Кореным же жителям принадлежало лишь 42,3% возделываемой земли[7].

Начало восстания

Непосредственным поводом для начала восстания стал указ императора Николая II от 25 июня 1916 года о «реквизиции инородцев» в возрасте от 19 до 43 лет включительно, на принудительные тыловые работы в прифронтовых районах первой мировой войны. Недовольство людей подогревало несправедливое распределение земли, а также призывы религиозных лидеров к священной войне против неверных. Волнения начались 4 июля 1916 года в Ходженте, где произошло столкновение полиции и толпы, требовавшей уничтожения списков мобилизованных. По официальным данным уже в июле 1916 г. в Самаркандской области произошло 25 выступлений, в Сырдарьинской — 20 и в Ферганской — 86.

Действия повстанцев привели к прекращению телеграфной связи между Верным, Ташкентом и Европейской Россией. 17 июля 1916 в Туркестанском военном округе было объявлено военное положение.

Восставшие жгли деревни русских переселенцев, казаков, рабочих. Оставшиеся без мужчин (которые были на фронте), те не смогли организовать сопротивления. В начале восстания погибло большинство переселенческого населения - в основном, женщины, старики и дети. В телеграмме военному министру от 16 августа 1916 года Туркестанский генерал-губернатор и командующий войсками Туркестанского военного округа Алексей Куропаткин сообщал: «В одном Пржевальском уезде в имущественном отношении пострадало 6024 семейства русских поселенцев, из коих большинство потеряло всю движимость. Пропало без вести и убито 3478 человек.

В ряде мест, особенно в Ферганской долине, восстанием руководили дервиши-проповедники, призывающие к газавату. Очевидец восстания А.Мамиров рассказывал (июнь 1916 года), что лозунгами у повстанцев были: «Долой белого царя и русских». «Не бойтесь! Если будете убитыми, станете шахидами, то есть жертвами во имя ислама, если убьете — то будете газы — героями! Бейте русских, сделаем мусульманабад — мусульманский мир! Убьем русских и создадим мусульманское государство». Одним из первых объявил о начале «священной войны» против «неверных» Касым-Ходжа, имам главной мечети селения Заамин, провозглашённый «Зааминским беком». Он организовал убийство местного пристава Соболева, после чего назначил «министров» и объявил поход на станции Обручево и Урсатьевскую. По дороге его отряд убивал всех попадавшихся на пути русских.

Генерал-губернатор Степного края Николай Сухомлинов отсрочил призыв местного населения на тыловые работы до 15 сентября 1916 года, однако это не остановило восстание в крае. Не помогли и призывы лидеров местного движения «Алаш» А.Букейханова и А.Байтурсунова к населению не оказывать сопротивления, чтобы уберечь безоружный народ от жестоких репрессий. Эти лидеры местного населения неоднократно пытались убедить администрацию не спешить с мобилизацией, провести подготовительные мероприятия, а также требовали обеспечить свободу совести, «правильную постановку просветительного дела», организовать обучение кыргызских и казахских детей на родном языке с созданием для них интернатов и пансионатов, учредить местные газеты, прекратить выселение с исконных земель и «признать земли, занимаемые местными населениями, их собственностью», пересмотреть Степное положение при участии депутатов из коренного населения и законодательно ввести делопроизводство на кыргызском казахском языке в судах и волостных управлениях, отменить институт крестьянских начальников и урядников, допустить представителей местного народа в высшие органы власти. В то же время ряд радикальных представителей кыргызской и казахской интеллигенции (Бокин, Ниязосков, Жунусов) решительно призывали народ к вооружённому сопротивлению.

Роль Турции

Согласно современным российским историкам, определенную роль в востании сыграла Турция.
После вступления в Первую мировую войну Османской империи (октябрь 1914 года) на территориях Туркестана и Степного края распространились воззвания к свержению "русского ига": «Мусульмане! Царствующий над нами Халиф Ислама — Турецкий Султан ведёт войну с Россией и другими ей союзными государствами. Каждый мусульманин должен сочувствовать этой священной войне Султана и обязан немедленно жертвовать на её нужды и во благо войны всего мусульманства. А тот, кто не в состоянии жертвовать, тот должен сам встать в ряды сражающихся против неверных… Настало время освобождения от власти гяуров-русских…». Распространялись слухи о поражениях российских войск.

Возросла активность турецких и германских эмиссаров в пограничном с Синьцзяне, особенно в Кашгаре. Русское и британское оккупационные консульства в Кашгаре нередко оказывали давление на местные китайские власти, добиваясь пресечения деятельности турецко-германских агентов и наказания или удаления с должностей китайских чиновников, потворствовавших им. У российских властей имелись данные, что в организации восстания в Семиречье принимали участие известные в Синьцзяне участники Синьхайской революции Ли Сяо-фын и Юй Дэ-хай. В ряде мест, например, в Мариинской волости Пржевальского уезда, именно подданные Китая стали главными организаторами восстания. В Семиречье и Кашгарии ходили упорные слухи, что в подготовке восстания участвовал даже бывший губернатор Кашгара Ю Нома. Из Синьцзяна в Семиречье якобы тайно доставлялось оружие.

Подавление восстания

Против восставших были направлены карательные войска численностью около 30 тысяч человек с пулемётами и артиллерией. Вспомогательную роль играли местные казачьи и поселенческие ополчения. Уже в конце лета восстание было подавлено в Самаркандской, Сырдарьинской, Ферганской и ряде других областей, а в сентябре — начале октября было подавлено восстание и в Семиречье. Последние остатки сопротивления были подавлены в конце января 1917 года в Закаспийской области.

При подавлении восстания широко использовалась артиллерия, пулемёты. Нередки были случаи самосуда, в том числе совершенные населением, которое жестоко пострадало от восставших. За убийство своих родителей, жен и детей ополченцы порой мстили невиновным в тех зверствах людям или уже пленным. Приказом туркестанского генерал-губернатора при всех карательных отрядах и во всех уездных городах были созданы военно-полевые суды, которые выносили смертные приговоры.

Восстание в Семиречье

Восстание в тургайских степях

В степях Тургая повстанческое движение оказалось настолько мощным, что совладать с ним властям было трудно, с учётом того, что почти все военнообязаные были призваны и сражались на европейских фронтах. Тургайский центр восстания, в отличие от других очагов восстаний, имел свою структуру власти, просуществовавшую до Февральской революции. На волостных и уездных съездах повстанцев выбирались главы — ханы и сардары. В свою очередь ханы подчинялись общему хану. У каждого хана были советники — визиры, по различным вопросам.

В течение июля-августа 1916 года в каждой волости были избраны ханы, подчинявшиеся общему хану — Абдугаппару Жанбосынову. Ближайшими сподвижниками его стали ханы Айжаркын Канаев и Оспан Шолаков, а также в августе 1916 года на общем съезде повстанцев избранный главнокомандующим — сардаром Амангельды Удербайулы Иманов. Сардар имел двух помощников — по военным и гражданским вопросам.

Существовал также Кенес(Совет), состоявший из командиров отдельных повстанческих отрядов. Возглавляли Кенес хан А. Жанбосынов и сардар А. Иманов. При Кенесе работал секретариат, решавший все административные вопросы, и судебная коллегия. Все налоги и повинности в царскую казну отменяли и был введен свой налог — битамал — 4 рубля со двора, кроме того, дополнительным налогам облагались богатые казахские хозяйства. Таким образом, повстанцам Тургайской области удалось, отстранив от власти аульно-волостная царскую администрацию, наладить собственную систему управления.

Амангельды Иманов и его соратник Алиби Джангильдин сумели создать дисциплинированный отряд . В разгар восстания под знаменами Амангельды Иманова находилось около 50 тысяч сарбазов. В то время, как часть его воинов вела боевые действия, другая часть — готовила их в тылу, заботясь о поставке вооружения, лошадей, провианта.

В октябре 1916 года войско Амангельды Иманова осадило Тургай. Зная, что он долго не выдержит штурм восставших, сюда уже спешил корпус под началом генерал-лейтенанта Лаврентьева. В свою очередь, имея сведения о подходе лаврентьевцев, отряды восставших пошли им навстречу. Люди Амангельды Иманова перешли к партизанской войне. Но происходили и прямые столкновения войск, длившееся до середины февраля 1917 года. Особым упорством отличались бои в местечке Батпаккара в полутораста километрах от Тургая. В конце февраля войска были отозваны, оставив Дугал-Урпек в руках повстанцев.

После победы Февральской революции число повстанческих отрядов в степи резко возросло, а в конце 1917 года Амангельды занял Тургай.

Акмолинское восстание

Восстание в Прииртышье

В народных массах возрастало недовольство войной и политикой царского самодержавия. Волнения начались сразу же после царского указа от 25 июня 1916 года о принудительном привлечении инородного населения на тыловые работы и отличались своей массовостью. В августе 1916 года восстание полыхало в степном генерал-губернаторстве, куда входила Семипалатинская область с шестью уездами (Семипалатинским, Усть-Каменогорским, Каркаралинским, Бухтарминским, Зайсанским и Павлодарским).

По Семипалатинской области мобилизации подлежало 85479 человек. Число повстанцев в Павлодарском уезде по официальным сообщениям достигало 4 тыс. человек. В Кызылтауской волости Павлодарского уезда стихийно вспыхнуло восстание 80 джигитов из рода Суюндык под руководством Агабая Кокабаева. Его ближайшими помощниками были К. Жалмагамбетов, Е. Карибаев, Н. Бисмильдин, Ш. Байбурдин. Вооружившись, отряд ушел в ущелье Кызыл Тау, где была организована кузница по изготовлению сабель и пик. В это же время начались волнения в Аккелинской волости. Агабай Кокабаев послал туда связных, чтобы договориться о совместной борьбе. Но его посланцы опоздали. Карательный отряд из Павлодара разогнал взбунтовавшихся аккелинцев. Ожесточенные бои с карательным отрядом с 21 сентября по 3 октября велись в урочище Алабас, крупные стычки проходили в урочище Каражар. К ноябрю восстание было в целом подавлено.

Число жертв и последствия

Точное количество жертв событий — от нескольких сотен тысяч жертв среди местного населения до полутора миллиона погибших на горных перевалах вследствие бегства потерпевших поражения восставших, и около 3-4 тысяч русских переселенцев, в том числе очень много стариков, женщин и детей (большинство местных русских мужчин, казаков воевали на фронтах Первой мировой войны, в то время как на киргиз-казахов мобилизация не распространялась). Также были уничтожены около 9 тыс. хозяйств русских переселенцев, а также несколько храмов и объектов инфраструктуры[8]. В ходе подавления восстания губернатор А.Н. Куропаткин распорядился для нужд русской колонизации конфисковать у коренного населения земли, где произошли убийства русских переселенцев[1]. В сентябре 1917 года Временное правительство выплатило семьям пострадавших 11 млн 150 тыс. рублей[1].

Вместо запланированных 480 тысяч удалось мобилизовать на тыловые работы лишь немногим более 100 тысяч человек.

Боязнь подвергнуться репрессиям и мести за участие в восстании стала одной из причин «Чон Уркун» («Большого исхода») — массового бегства казахов и киргизов (100 тыс. до 250 тыс.) в Китай.

Как указывал депутат Государственной Думы кадет Василий Степанов, восстание и его подавление создали «глубокую рытвину между местным населением и властью, превратив их в два враждебных лагеря, и в то же время привела к интенсивному росту национального самосознания народов края».

Генерал-губернатор А.Н. Куропаткин предлагал установить на вверенной ему территории особые условия для исключения недовольства, в частности, земельным вопросом: планировалось создание уезда с исключительно русским (включая казачье) населением вокруг озера Иссык-Куль и особого киргизского горного уезда с центром в Нарыне. Этим планам помешала Февральская революция[9]. Вместе с тем существуют также позитивные оценки деятельности А.Н. Куропаткина при подавлении восстания - например, отмечается, что из 933 участников восстания, первоначально задержанных и отданных под суд 346 были оправданы, а из 587 осужденных к смертной казни приговорен только 201 человек[1].

Напишите отзыв о статье "Среднеазиатское восстание 1916 года"

Литература

  • Ганин А. В. Последняя полуденная экспедиция Императорской России: Русская армия на подавлении туркестанского мятежа 1916—1917 гг. // Русский сборник. Исследования по истории России. Ред.-сост. О. Р. Айрапетов, Мирослав Йованович, М. А. Колеров, Брюс Меннинг. М., 2008. С. 152—214.
  • [www.nlrk.kz/data11/result/ebook_103/index.html Восстание 1916 года в Средней Азии и Казахстане: Сборник документов.] Академия наук Казахской ССР., М., 1960.
  • Турсунов Х. Восстание 1916 года в Средней Азии и Казахстане. Государственное издательство Узбекской ССР, Ташкент, 1962.
  • Sokol E.D. The Revolt of 1916 in Russian Central Asia. Baltimore: The Johns Hopkins Press, 1954.
  • К истории восстания киргиз в 1916 г. С предисловием А. Чулошникова // Красный архив. Исторический журнал / Под ред. В. В. Адоратского, В. В. Максакова, М. Н. Покровского, В. П. Полонского, В. М. Фриче. — 1926. — Т. 3 (16). — С. 53—75.</span>

Источники

  • Дневник А.Н. Куропаткина (1915-1917). РГВИА. Ф. 165, оп. 1, д. 5256.
  • [www.stanradar.com/tags/tags/tag/восстание+1916+года/action/news Восстание 1916 года. Подборка публикаций на сайте StanRadar.com]
  • Среднеазиатское восстание 1916 — статья из Большой советской энциклопедии.
  • [www.fergananews.com/article.php?id=7003 М.Калишевский. Трагедия 1916 года: Девяносто пять лет со дня восстания]
  • [www.stanradar.com/news/full/4834-1916-prichiny-vosstanija-i-mif-o-genotside.html 1916 — причины восстания и миф о геноциде]
  • [www.christian-spirit.ru/v99/99-10.htm Под Покровом Божией Матери. Из жития священномученика Евстафия Малаховского]
  • [pstgu.ru/news/martir/2011/05/05/29629/ Пострадавшие за Христа]
  • [www.kotlovka.ru/index.php?option=com_content&task=view&id=2752 СВЯЩЕННОМУЧЕНИК ЕВСТАФИЙ (МАЛАХОВСКИЙ)]

Примечания

  1. 1 2 3 4 Папазов А.В. Среднеазиатское восстание 1916 года и роль генерал-губернатора А.Н. Куропаткина в его подавлении // Вестник Московского государственного областного университета. Серия: История и политические науки. — 2012. — № 2. — С. 111.
  2. [kungrad.com/history/doc/polozh/ Положение об управлении Туркестанского края] РАЗДЕЛ ТРЕТИЙ. Поземельное устройство. Статья 257—258.
  3. [archive.is/20130504125742/turkestan.ucoz.ru/index/0-59 Положение об управлении Туркестанского края]
  4. [visitkazakhstan.nur.kz/ru/about/88/ История]
  5. М. Чокай: [www.centrasia.ru/newsA.php4?st=1135332060 Политика России и Туркестанское национальное движение (страницы истории)] 13:01 23.12.2005
  6. [dlib.eastview.com/browse/doc/7414276 EVXpress — Статьи. ПЕРЕСЕЛЕНЧЕСКАЯ ПОЛИТИКА ЦАРИЗМА В СРЕДНЕЙ АЗИИ В 1906—1916 ГОДАХ — Istorik-marksist, 1940, No. 6(082)]
  7. [akipress.org/kgcode/news:13879/ О событиях 1916 года]
  8. Папазов А.В. Среднеазиатское восстание 1916 года и роль генерал-губернатора А.Н. Куропаткина в его подавлении // Вестник Московского государственного областного университета. Серия: История и политические науки. - 2012. - № 2. - С. 112
  9. [www.academia.edu/431805/Metropole_Colony_and_Imperial_Citizenship_in_the_Russian_Empire Alexander Morrison. Metropole, Colony, and Imperial Citizenship // Kritika: Explorations in Russian and Eurasian History. — Vol. 13. — No. 2 (Spring 2012). — PP. 358—359.]

Отрывок, характеризующий Среднеазиатское восстание 1916 года

Французские историки, описывая положение французского войска перед выходом из Москвы, утверждают, что все в Великой армии было в порядке, исключая кавалерии, артиллерии и обозов, да не было фуража для корма лошадей и рогатого скота. Этому бедствию не могло помочь ничто, потому что окрестные мужики жгли свое сено и не давали французам.
Выигранное сражение не принесло обычных результатов, потому что мужики Карп и Влас, которые после выступления французов приехали в Москву с подводами грабить город и вообще не выказывали лично геройских чувств, и все бесчисленное количество таких мужиков не везли сена в Москву за хорошие деньги, которые им предлагали, а жгли его.

Представим себе двух людей, вышедших на поединок с шпагами по всем правилам фехтовального искусства: фехтование продолжалось довольно долгое время; вдруг один из противников, почувствовав себя раненым – поняв, что дело это не шутка, а касается его жизни, бросил свою шпагу и, взяв первую попавшуюся дубину, начал ворочать ею. Но представим себе, что противник, так разумно употребивший лучшее и простейшее средство для достижения цели, вместе с тем воодушевленный преданиями рыцарства, захотел бы скрыть сущность дела и настаивал бы на том, что он по всем правилам искусства победил на шпагах. Можно себе представить, какая путаница и неясность произошла бы от такого описания происшедшего поединка.
Фехтовальщик, требовавший борьбы по правилам искусства, были французы; его противник, бросивший шпагу и поднявший дубину, были русские; люди, старающиеся объяснить все по правилам фехтования, – историки, которые писали об этом событии.
Со времени пожара Смоленска началась война, не подходящая ни под какие прежние предания войн. Сожжение городов и деревень, отступление после сражений, удар Бородина и опять отступление, оставление и пожар Москвы, ловля мародеров, переимка транспортов, партизанская война – все это были отступления от правил.
Наполеон чувствовал это, и с самого того времени, когда он в правильной позе фехтовальщика остановился в Москве и вместо шпаги противника увидал поднятую над собой дубину, он не переставал жаловаться Кутузову и императору Александру на то, что война велась противно всем правилам (как будто существовали какие то правила для того, чтобы убивать людей). Несмотря на жалобы французов о неисполнении правил, несмотря на то, что русским, высшим по положению людям казалось почему то стыдным драться дубиной, а хотелось по всем правилам стать в позицию en quarte или en tierce [четвертую, третью], сделать искусное выпадение в prime [первую] и т. д., – дубина народной войны поднялась со всей своей грозной и величественной силой и, не спрашивая ничьих вкусов и правил, с глупой простотой, но с целесообразностью, не разбирая ничего, поднималась, опускалась и гвоздила французов до тех пор, пока не погибло все нашествие.
И благо тому народу, который не как французы в 1813 году, отсалютовав по всем правилам искусства и перевернув шпагу эфесом, грациозно и учтиво передает ее великодушному победителю, а благо тому народу, который в минуту испытания, не спрашивая о том, как по правилам поступали другие в подобных случаях, с простотою и легкостью поднимает первую попавшуюся дубину и гвоздит ею до тех пор, пока в душе его чувство оскорбления и мести не заменяется презрением и жалостью.


Одним из самых осязательных и выгодных отступлений от так называемых правил войны есть действие разрозненных людей против людей, жмущихся в кучу. Такого рода действия всегда проявляются в войне, принимающей народный характер. Действия эти состоят в том, что, вместо того чтобы становиться толпой против толпы, люди расходятся врозь, нападают поодиночке и тотчас же бегут, когда на них нападают большими силами, а потом опять нападают, когда представляется случай. Это делали гверильясы в Испании; это делали горцы на Кавказе; это делали русские в 1812 м году.
Войну такого рода назвали партизанскою и полагали, что, назвав ее так, объяснили ее значение. Между тем такого рода война не только не подходит ни под какие правила, но прямо противоположна известному и признанному за непогрешимое тактическому правилу. Правило это говорит, что атакующий должен сосредоточивать свои войска с тем, чтобы в момент боя быть сильнее противника.
Партизанская война (всегда успешная, как показывает история) прямо противуположна этому правилу.
Противоречие это происходит оттого, что военная наука принимает силу войск тождественною с их числительностию. Военная наука говорит, что чем больше войска, тем больше силы. Les gros bataillons ont toujours raison. [Право всегда на стороне больших армий.]
Говоря это, военная наука подобна той механике, которая, основываясь на рассмотрении сил только по отношению к их массам, сказала бы, что силы равны или не равны между собою, потому что равны или не равны их массы.
Сила (количество движения) есть произведение из массы на скорость.
В военном деле сила войска есть также произведение из массы на что то такое, на какое то неизвестное х.
Военная наука, видя в истории бесчисленное количество примеров того, что масса войск не совпадает с силой, что малые отряды побеждают большие, смутно признает существование этого неизвестного множителя и старается отыскать его то в геометрическом построении, то в вооружении, то – самое обыкновенное – в гениальности полководцев. Но подстановление всех этих значений множителя не доставляет результатов, согласных с историческими фактами.
А между тем стоит только отрешиться от установившегося, в угоду героям, ложного взгляда на действительность распоряжений высших властей во время войны для того, чтобы отыскать этот неизвестный х.
Х этот есть дух войска, то есть большее или меньшее желание драться и подвергать себя опасностям всех людей, составляющих войско, совершенно независимо от того, дерутся ли люди под командой гениев или не гениев, в трех или двух линиях, дубинами или ружьями, стреляющими тридцать раз в минуту. Люди, имеющие наибольшее желание драться, всегда поставят себя и в наивыгоднейшие условия для драки.
Дух войска – есть множитель на массу, дающий произведение силы. Определить и выразить значение духа войска, этого неизвестного множителя, есть задача науки.
Задача эта возможна только тогда, когда мы перестанем произвольно подставлять вместо значения всего неизвестного Х те условия, при которых проявляется сила, как то: распоряжения полководца, вооружение и т. д., принимая их за значение множителя, а признаем это неизвестное во всей его цельности, то есть как большее или меньшее желание драться и подвергать себя опасности. Тогда только, выражая уравнениями известные исторические факты, из сравнения относительного значения этого неизвестного можно надеяться на определение самого неизвестного.
Десять человек, батальонов или дивизий, сражаясь с пятнадцатью человеками, батальонами или дивизиями, победили пятнадцать, то есть убили и забрали в плен всех без остатка и сами потеряли четыре; стало быть, уничтожились с одной стороны четыре, с другой стороны пятнадцать. Следовательно, четыре были равны пятнадцати, и, следовательно, 4а:=15у. Следовательно, ж: г/==15:4. Уравнение это не дает значения неизвестного, но оно дает отношение между двумя неизвестными. И из подведения под таковые уравнения исторических различно взятых единиц (сражений, кампаний, периодов войн) получатся ряды чисел, в которых должны существовать и могут быть открыты законы.
Тактическое правило о том, что надо действовать массами при наступлении и разрозненно при отступлении, бессознательно подтверждает только ту истину, что сила войска зависит от его духа. Для того чтобы вести людей под ядра, нужно больше дисциплины, достигаемой только движением в массах, чем для того, чтобы отбиваться от нападающих. Но правило это, при котором упускается из вида дух войска, беспрестанно оказывается неверным и в особенности поразительно противоречит действительности там, где является сильный подъем или упадок духа войска, – во всех народных войнах.
Французы, отступая в 1812 м году, хотя и должны бы защищаться отдельно, по тактике, жмутся в кучу, потому что дух войска упал так, что только масса сдерживает войско вместе. Русские, напротив, по тактике должны бы были нападать массой, на деле же раздробляются, потому что дух поднят так, что отдельные лица бьют без приказания французов и не нуждаются в принуждении для того, чтобы подвергать себя трудам и опасностям.


Так называемая партизанская война началась со вступления неприятеля в Смоленск.
Прежде чем партизанская война была официально принята нашим правительством, уже тысячи людей неприятельской армии – отсталые мародеры, фуражиры – были истреблены казаками и мужиками, побивавшими этих людей так же бессознательно, как бессознательно собаки загрызают забеглую бешеную собаку. Денис Давыдов своим русским чутьем первый понял значение той страшной дубины, которая, не спрашивая правил военного искусства, уничтожала французов, и ему принадлежит слава первого шага для узаконения этого приема войны.
24 го августа был учрежден первый партизанский отряд Давыдова, и вслед за его отрядом стали учреждаться другие. Чем дальше подвигалась кампания, тем более увеличивалось число этих отрядов.
Партизаны уничтожали Великую армию по частям. Они подбирали те отпадавшие листья, которые сами собою сыпались с иссохшего дерева – французского войска, и иногда трясли это дерево. В октябре, в то время как французы бежали к Смоленску, этих партий различных величин и характеров были сотни. Были партии, перенимавшие все приемы армии, с пехотой, артиллерией, штабами, с удобствами жизни; были одни казачьи, кавалерийские; были мелкие, сборные, пешие и конные, были мужицкие и помещичьи, никому не известные. Был дьячок начальником партии, взявший в месяц несколько сот пленных. Была старостиха Василиса, побившая сотни французов.
Последние числа октября было время самого разгара партизанской войны. Тот первый период этой войны, во время которого партизаны, сами удивляясь своей дерзости, боялись всякую минуту быть пойманными и окруженными французами и, не расседлывая и почти не слезая с лошадей, прятались по лесам, ожидая всякую минуту погони, – уже прошел. Теперь уже война эта определилась, всем стало ясно, что можно было предпринять с французами и чего нельзя было предпринимать. Теперь уже только те начальники отрядов, которые с штабами, по правилам ходили вдали от французов, считали еще многое невозможным. Мелкие же партизаны, давно уже начавшие свое дело и близко высматривавшие французов, считали возможным то, о чем не смели и думать начальники больших отрядов. Казаки же и мужики, лазившие между французами, считали, что теперь уже все было возможно.
22 го октября Денисов, бывший одним из партизанов, находился с своей партией в самом разгаре партизанской страсти. С утра он с своей партией был на ходу. Он целый день по лесам, примыкавшим к большой дороге, следил за большим французским транспортом кавалерийских вещей и русских пленных, отделившимся от других войск и под сильным прикрытием, как это было известно от лазутчиков и пленных, направлявшимся к Смоленску. Про этот транспорт было известно не только Денисову и Долохову (тоже партизану с небольшой партией), ходившему близко от Денисова, но и начальникам больших отрядов с штабами: все знали про этот транспорт и, как говорил Денисов, точили на него зубы. Двое из этих больших отрядных начальников – один поляк, другой немец – почти в одно и то же время прислали Денисову приглашение присоединиться каждый к своему отряду, с тем чтобы напасть на транспорт.
– Нет, бг'ат, я сам с усам, – сказал Денисов, прочтя эти бумаги, и написал немцу, что, несмотря на душевное желание, которое он имел служить под начальством столь доблестного и знаменитого генерала, он должен лишить себя этого счастья, потому что уже поступил под начальство генерала поляка. Генералу же поляку он написал то же самое, уведомляя его, что он уже поступил под начальство немца.
Распорядившись таким образом, Денисов намеревался, без донесения о том высшим начальникам, вместе с Долоховым атаковать и взять этот транспорт своими небольшими силами. Транспорт шел 22 октября от деревни Микулиной к деревне Шамшевой. С левой стороны дороги от Микулина к Шамшеву шли большие леса, местами подходившие к самой дороге, местами отдалявшиеся от дороги на версту и больше. По этим то лесам целый день, то углубляясь в середину их, то выезжая на опушку, ехал с партией Денисов, не выпуская из виду двигавшихся французов. С утра, недалеко от Микулина, там, где лес близко подходил к дороге, казаки из партии Денисова захватили две ставшие в грязи французские фуры с кавалерийскими седлами и увезли их в лес. С тех пор и до самого вечера партия, не нападая, следила за движением французов. Надо было, не испугав их, дать спокойно дойти до Шамшева и тогда, соединившись с Долоховым, который должен был к вечеру приехать на совещание к караулке в лесу (в версте от Шамшева), на рассвете пасть с двух сторон как снег на голову и побить и забрать всех разом.
Позади, в двух верстах от Микулина, там, где лес подходил к самой дороге, было оставлено шесть казаков, которые должны были донести сейчас же, как только покажутся новые колонны французов.
Впереди Шамшева точно так же Долохов должен был исследовать дорогу, чтобы знать, на каком расстоянии есть еще другие французские войска. При транспорте предполагалось тысяча пятьсот человек. У Денисова было двести человек, у Долохова могло быть столько же. Но превосходство числа не останавливало Денисова. Одно только, что еще нужно было знать ему, это то, какие именно были эти войска; и для этой цели Денисову нужно было взять языка (то есть человека из неприятельской колонны). В утреннее нападение на фуры дело сделалось с такою поспешностью, что бывших при фурах французов всех перебили и захватили живым только мальчишку барабанщика, который был отсталый и ничего не мог сказать положительно о том, какие были войска в колонне.
Нападать другой раз Денисов считал опасным, чтобы не встревожить всю колонну, и потому он послал вперед в Шамшево бывшего при его партии мужика Тихона Щербатого – захватить, ежели можно, хоть одного из бывших там французских передовых квартиргеров.


Был осенний, теплый, дождливый день. Небо и горизонт были одного и того же цвета мутной воды. То падал как будто туман, то вдруг припускал косой, крупный дождь.
На породистой, худой, с подтянутыми боками лошади, в бурке и папахе, с которых струилась вода, ехал Денисов. Он, так же как и его лошадь, косившая голову и поджимавшая уши, морщился от косого дождя и озабоченно присматривался вперед. Исхудавшее и обросшее густой, короткой, черной бородой лицо его казалось сердито.
Рядом с Денисовым, также в бурке и папахе, на сытом, крупном донце ехал казачий эсаул – сотрудник Денисова.
Эсаул Ловайский – третий, также в бурке и папахе, был длинный, плоский, как доска, белолицый, белокурый человек, с узкими светлыми глазками и спокойно самодовольным выражением и в лице и в посадке. Хотя и нельзя было сказать, в чем состояла особенность лошади и седока, но при первом взгляде на эсаула и Денисова видно было, что Денисову и мокро и неловко, – что Денисов человек, который сел на лошадь; тогда как, глядя на эсаула, видно было, что ему так же удобно и покойно, как и всегда, и что он не человек, который сел на лошадь, а человек вместе с лошадью одно, увеличенное двойною силою, существо.
Немного впереди их шел насквозь промокший мужичок проводник, в сером кафтане и белом колпаке.
Немного сзади, на худой, тонкой киргизской лошаденке с огромным хвостом и гривой и с продранными в кровь губами, ехал молодой офицер в синей французской шинели.
Рядом с ним ехал гусар, везя за собой на крупе лошади мальчика в французском оборванном мундире и синем колпаке. Мальчик держался красными от холода руками за гусара, пошевеливал, стараясь согреть их, свои босые ноги, и, подняв брови, удивленно оглядывался вокруг себя. Это был взятый утром французский барабанщик.
Сзади, по три, по четыре, по узкой, раскиснувшей и изъезженной лесной дороге, тянулись гусары, потом казаки, кто в бурке, кто во французской шинели, кто в попоне, накинутой на голову. Лошади, и рыжие и гнедые, все казались вороными от струившегося с них дождя. Шеи лошадей казались странно тонкими от смокшихся грив. От лошадей поднимался пар. И одежды, и седла, и поводья – все было мокро, склизко и раскисло, так же как и земля, и опавшие листья, которыми была уложена дорога. Люди сидели нахохлившись, стараясь не шевелиться, чтобы отогревать ту воду, которая пролилась до тела, и не пропускать новую холодную, подтекавшую под сиденья, колени и за шеи. В середине вытянувшихся казаков две фуры на французских и подпряженных в седлах казачьих лошадях громыхали по пням и сучьям и бурчали по наполненным водою колеям дороги.
Лошадь Денисова, обходя лужу, которая была на дороге, потянулась в сторону и толканула его коленкой о дерево.
– Э, чег'т! – злобно вскрикнул Денисов и, оскаливая зубы, плетью раза три ударил лошадь, забрызгав себя и товарищей грязью. Денисов был не в духе: и от дождя и от голода (с утра никто ничего не ел), и главное оттого, что от Долохова до сих пор не было известий и посланный взять языка не возвращался.
«Едва ли выйдет другой такой случай, как нынче, напасть на транспорт. Одному нападать слишком рискованно, а отложить до другого дня – из под носа захватит добычу кто нибудь из больших партизанов», – думал Денисов, беспрестанно взглядывая вперед, думая увидать ожидаемого посланного от Долохова.
Выехав на просеку, по которой видно было далеко направо, Денисов остановился.
– Едет кто то, – сказал он.
Эсаул посмотрел по направлению, указываемому Денисовым.
– Едут двое – офицер и казак. Только не предположительно, чтобы был сам подполковник, – сказал эсаул, любивший употреблять неизвестные казакам слова.
Ехавшие, спустившись под гору, скрылись из вида и через несколько минут опять показались. Впереди усталым галопом, погоняя нагайкой, ехал офицер – растрепанный, насквозь промокший и с взбившимися выше колен панталонами. За ним, стоя на стременах, рысил казак. Офицер этот, очень молоденький мальчик, с широким румяным лицом и быстрыми, веселыми глазами, подскакал к Денисову и подал ему промокший конверт.
– От генерала, – сказал офицер, – извините, что не совсем сухо…
Денисов, нахмурившись, взял конверт и стал распечатывать.
– Вот говорили всё, что опасно, опасно, – сказал офицер, обращаясь к эсаулу, в то время как Денисов читал поданный ему конверт. – Впрочем, мы с Комаровым, – он указал на казака, – приготовились. У нас по два писто… А это что ж? – спросил он, увидав французского барабанщика, – пленный? Вы уже в сраженье были? Можно с ним поговорить?
– Ростов! Петя! – крикнул в это время Денисов, пробежав поданный ему конверт. – Да как же ты не сказал, кто ты? – И Денисов с улыбкой, обернувшись, протянул руку офицеру.
Офицер этот был Петя Ростов.
Во всю дорогу Петя приготавливался к тому, как он, как следует большому и офицеру, не намекая на прежнее знакомство, будет держать себя с Денисовым. Но как только Денисов улыбнулся ему, Петя тотчас же просиял, покраснел от радости и, забыв приготовленную официальность, начал рассказывать о том, как он проехал мимо французов, и как он рад, что ему дано такое поручение, и что он был уже в сражении под Вязьмой, и что там отличился один гусар.
– Ну, я г'ад тебя видеть, – перебил его Денисов, и лицо его приняло опять озабоченное выражение.
– Михаил Феоклитыч, – обратился он к эсаулу, – ведь это опять от немца. Он пг'и нем состоит. – И Денисов рассказал эсаулу, что содержание бумаги, привезенной сейчас, состояло в повторенном требовании от генерала немца присоединиться для нападения на транспорт. – Ежели мы его завтг'а не возьмем, они у нас из под носа выг'вут, – заключил он.
В то время как Денисов говорил с эсаулом, Петя, сконфуженный холодным тоном Денисова и предполагая, что причиной этого тона было положение его панталон, так, чтобы никто этого не заметил, под шинелью поправлял взбившиеся панталоны, стараясь иметь вид как можно воинственнее.
– Будет какое нибудь приказание от вашего высокоблагородия? – сказал он Денисову, приставляя руку к козырьку и опять возвращаясь к игре в адъютанта и генерала, к которой он приготовился, – или должен я оставаться при вашем высокоблагородии?
– Приказания?.. – задумчиво сказал Денисов. – Да ты можешь ли остаться до завтрашнего дня?
– Ах, пожалуйста… Можно мне при вас остаться? – вскрикнул Петя.
– Да как тебе именно велено от генег'ала – сейчас вег'нуться? – спросил Денисов. Петя покраснел.
– Да он ничего не велел. Я думаю, можно? – сказал он вопросительно.
– Ну, ладно, – сказал Денисов. И, обратившись к своим подчиненным, он сделал распоряжения о том, чтоб партия шла к назначенному у караулки в лесу месту отдыха и чтобы офицер на киргизской лошади (офицер этот исполнял должность адъютанта) ехал отыскивать Долохова, узнать, где он и придет ли он вечером. Сам же Денисов с эсаулом и Петей намеревался подъехать к опушке леса, выходившей к Шамшеву, с тем, чтобы взглянуть на то место расположения французов, на которое должно было быть направлено завтрашнее нападение.