Средне-Волжская область
| Страна | |
|---|---|
| Статус | |
| Входила в | |
| Административный центр | |
| Дата образования | |
| Официальный язык |
Среднево́лжская область — административная единица на территории Российской Советской Федеративной Социалистической Республики, существовавшая с 14 мая 1928 года по 20 октября 1929 года. Административный центр — Самара.
Область была образована постановлением ВЦИК 14 мая 1928 года в результате объединения упразднённых Самарской, Оренбургской, Ульяновской, Пензенской и части Саратовской губерний[1]. Административным центром стал город Самара.
Первоначально по сетке экономических районов, разработанной Госпланом и уточнённой комиссией ВЦИК в конце 1921 года, в состав Средне-Волжской области планировалось включить территории современных Мордовии, Татарстана, Чувашии, Пензенской, Самарской, Ульяновской и части Оренбургской и Саратовской областей[2].
Однако процесс создания области затянулся на несколько лет. Существенную роль сыграло создание СССР, из-за чего область становилась не субъектом самостоятельного федеративного государства, а лишь частью одной из союзных республик. Национальный подход к территориальному устройству также затягивал процесс административной реформы, так как преобладал над экономической целесообразностью.
Так, от Татарской республики было первоначально получено согласие на вхождение в область, но предлагалось при этом центром её сделать Казань, а не Самару. Так административный центр оказывался на окраине региона, что противоречило идее районирования Госплана. Тогда руководство Татарии предложило идею создания «объединенной республики народов Поволжья» снова с центром в Казани. Это предложение также не осуществилось, теперь уже во многом из-за позиции Чувашии, стремившейся, по примеру Башкирии, образовать «Великую Чувашию» со столицей в Ульяновске. В состав Чувашии предлагалось включить в том числе и северные территории Самарской губернии (современные Кошкинский, Челно-Вершинский и Шенталинский районы), где чувашские села расположены вперемежку с русскими, мордовскими и татарскими. Эта идея также осталась нереализованной, а Чувашия впоследствии вошла в состав Нижегородского края[3]
В результате границы Средне-Волжской области оказались далеки от первоначально задуманных. В неё вошли Оренбургская, Пензенская, Ульяновская, большая часть Самарской и небольшие части Рязанской и Нижегородской (с мордовским населением) губерний.
20 октября 1929 года область преобразована в Средневолжский край.
Административное деление
Область делилась на 9 округов[4]:
- Бугурусланский,
- Бузулукский (упразднён 21 января 1929),
- Кузнецкий,
- Мордовский,
- Оренбургский,
- Пензенский,
- Самарский,
- Сызранский,
- Ульяновский.
В каждый округ входило от 8 до 23 районов, а в каждом районе в среднем было более 30 сельских Советов.
Руководители
Председатели Исполнительного комитета Средне-Волжского областного Совета:
- 8.1928 — 6.1929 — Нейбах Иван Иванович (1884—1937);
- 6.1929 — 13.8.1932 — Брыков Александр Петрович (1889—1937).
Первый секретарь Средне-Волжского областного комитета ВКП(б):
- 23.8.1928[5] — 9.10.1932[6] — Хатаевич Мендель Маркович (1893—1937).
Напишите отзыв о статье "Средне-Волжская область"
Примечания
- ↑ [geo.1september.ru/2001/21/1.htm С. А. Тархов «Первая советская реформа, укрупнение единиц административно-территориального деления в 1923—1929 гг.»]
- ↑ Материалы по районированию и организации Средне-Волжской области. Выпуск 1-й, Самара, 1925.
- ↑ Состав и границы Средне-Волжской области // Вестник Среднего Поволжья. — 1925. — № 5.
- ↑ [www.chiefarh.samaracity.ru/GASO/putevoditel/atd.htm#8 Краткая справка по истории административно-территориального деления Самарской губернии — области]
- ↑ Постановление I пленума Средне-Волжского областного комитета ВКП(б)
- ↑ Постановление III пленума Средне-Волжского краевого комитета ВКП(б)
Отрывок, характеризующий Средне-Волжская область
Колокольчик был подвязан, и бубенчики заложены бумажками. Князь никому не позволял в Лысых Горах ездить с колокольчиком. Но Алпатыч любил колокольчики и бубенчики в дальней дороге. Придворные Алпатыча, земский, конторщик, кухарка – черная, белая, две старухи, мальчик казачок, кучера и разные дворовые провожали его.Дочь укладывала за спину и под него ситцевые пуховые подушки. Свояченица старушка тайком сунула узелок. Один из кучеров подсадил его под руку.
– Ну, ну, бабьи сборы! Бабы, бабы! – пыхтя, проговорил скороговоркой Алпатыч точно так, как говорил князь, и сел в кибиточку. Отдав последние приказания о работах земскому и в этом уж не подражая князю, Алпатыч снял с лысой головы шляпу и перекрестился троекратно.
– Вы, ежели что… вы вернитесь, Яков Алпатыч; ради Христа, нас пожалей, – прокричала ему жена, намекавшая на слухи о войне и неприятеле.
– Бабы, бабы, бабьи сборы, – проговорил Алпатыч про себя и поехал, оглядывая вокруг себя поля, где с пожелтевшей рожью, где с густым, еще зеленым овсом, где еще черные, которые только начинали двоить. Алпатыч ехал, любуясь на редкостный урожай ярового в нынешнем году, приглядываясь к полоскам ржаных пелей, на которых кое где начинали зажинать, и делал свои хозяйственные соображения о посеве и уборке и о том, не забыто ли какое княжеское приказание.
Два раза покормив дорогой, к вечеру 4 го августа Алпатыч приехал в город.
По дороге Алпатыч встречал и обгонял обозы и войска. Подъезжая к Смоленску, он слышал дальние выстрелы, но звуки эти не поразили его. Сильнее всего поразило его то, что, приближаясь к Смоленску, он видел прекрасное поле овса, которое какие то солдаты косили, очевидно, на корм и по которому стояли лагерем; это обстоятельство поразило Алпатыча, но он скоро забыл его, думая о своем деле.
Все интересы жизни Алпатыча уже более тридцати лет были ограничены одной волей князя, и он никогда не выходил из этого круга. Все, что не касалось до исполнения приказаний князя, не только не интересовало его, но не существовало для Алпатыча.
Алпатыч, приехав вечером 4 го августа в Смоленск, остановился за Днепром, в Гаченском предместье, на постоялом дворе, у дворника Ферапонтова, у которого он уже тридцать лет имел привычку останавливаться. Ферапонтов двенадцать лет тому назад, с легкой руки Алпатыча, купив рощу у князя, начал торговать и теперь имел дом, постоялый двор и мучную лавку в губернии. Ферапонтов был толстый, черный, красный сорокалетний мужик, с толстыми губами, с толстой шишкой носом, такими же шишками над черными, нахмуренными бровями и толстым брюхом.
Ферапонтов, в жилете, в ситцевой рубахе, стоял у лавки, выходившей на улицу. Увидав Алпатыча, он подошел к нему.
– Добро пожаловать, Яков Алпатыч. Народ из города, а ты в город, – сказал хозяин.
– Что ж так, из города? – сказал Алпатыч.
– И я говорю, – народ глуп. Всё француза боятся.
– Бабьи толки, бабьи толки! – проговорил Алпатыч.
– Так то и я сужу, Яков Алпатыч. Я говорю, приказ есть, что не пустят его, – значит, верно. Да и мужики по три рубля с подводы просят – креста на них нет!
Яков Алпатыч невнимательно слушал. Он потребовал самовар и сена лошадям и, напившись чаю, лег спать.
Всю ночь мимо постоялого двора двигались на улице войска. На другой день Алпатыч надел камзол, который он надевал только в городе, и пошел по делам. Утро было солнечное, и с восьми часов было уже жарко. Дорогой день для уборки хлеба, как думал Алпатыч. За городом с раннего утра слышались выстрелы.
С восьми часов к ружейным выстрелам присоединилась пушечная пальба. На улицах было много народу, куда то спешащего, много солдат, но так же, как и всегда, ездили извозчики, купцы стояли у лавок и в церквах шла служба. Алпатыч прошел в лавки, в присутственные места, на почту и к губернатору. В присутственных местах, в лавках, на почте все говорили о войске, о неприятеле, который уже напал на город; все спрашивали друг друга, что делать, и все старались успокоивать друг друга.
У дома губернатора Алпатыч нашел большое количество народа, казаков и дорожный экипаж, принадлежавший губернатору. На крыльце Яков Алпатыч встретил двух господ дворян, из которых одного он знал. Знакомый ему дворянин, бывший исправник, говорил с жаром.
– Ведь это не шутки шутить, – говорил он. – Хорошо, кто один. Одна голова и бедна – так одна, а то ведь тринадцать человек семьи, да все имущество… Довели, что пропадать всем, что ж это за начальство после этого?.. Эх, перевешал бы разбойников…
– Да ну, будет, – говорил другой.
– А мне что за дело, пускай слышит! Что ж, мы не собаки, – сказал бывший исправник и, оглянувшись, увидал Алпатыча.
– А, Яков Алпатыч, ты зачем?
– По приказанию его сиятельства, к господину губернатору, – отвечал Алпатыч, гордо поднимая голову и закладывая руку за пазуху, что он делал всегда, когда упоминал о князе… – Изволили приказать осведомиться о положении дел, – сказал он.
– Да вот и узнавай, – прокричал помещик, – довели, что ни подвод, ничего!.. Вот она, слышишь? – сказал он, указывая на ту сторону, откуда слышались выстрелы.
– Довели, что погибать всем… разбойники! – опять проговорил он и сошел с крыльца.
Алпатыч покачал головой и пошел на лестницу. В приемной были купцы, женщины, чиновники, молча переглядывавшиеся между собой. Дверь кабинета отворилась, все встали с мест и подвинулись вперед. Из двери выбежал чиновник, поговорил что то с купцом, кликнул за собой толстого чиновника с крестом на шее и скрылся опять в дверь, видимо, избегая всех обращенных к нему взглядов и вопросов. Алпатыч продвинулся вперед и при следующем выходе чиновника, заложив руку зазастегнутый сюртук, обратился к чиновнику, подавая ему два письма.
