Сырым Датов

Сырым Датов - Сырым Дат-улы (каз. Сырым Датұлы) (1753, нынешний Сырымский район Западно-Казахстанской области —1802) — старшина казахского рода Байбакты, предводитель антиправительственного движения казахов Младшего жуза в 1783—1797 годах.

Имеются сведения, что Сырым Датов принимал участие в Крестьянской войне 1773—75 годов под предводительством Емельяна Пугачёва. Сохранилось донесение А. В. Суворова графу П. И. Панину от 22 июня 1775 г., в котором он сообщает о С. Датове как одном из активных участников восстания. В любом случае волнения казахов были прямым продолжением тех событий.

В 1775 году императрица Екатерина II даровала казахам некоторые права, в частности разрешила на законных основаниях использовать в зимнее время их исконные пастбища в междуречье Урала и Волги. Но Уральскому казачьему войску решительно не нравились эти уступки, начались неизбежные в таких случаях трения, конфликты, казаки требовали оставления заложников-аманатов при переходах через их земли, оплаты земель, используемых при перегоне скота.

Начались попытки провести реформы в устройстве казахских родов Младшего Жуза, которые позволили бы царской администрации навести порядок. Одной из таких попыток был созыв своеобразного степного парламента — народного собрания в 1785 году. Оренбургский генерал-губернатор барон Игельстром быстро понял, что созыв собрания был ошибкой. Его главой был выбран Сырым Датов, а не хан Младшего Жуза Нуралы. В итоге хан, утративший всякую популярность, вынужден был бежать под защиту России. Собрание же превращалось в подобие польского сейма, времен шляхетской вольницы. Начиная с 1783 года идет непрерывная борьба, в которой царская администрация пыталась восстановить мир и спокойствие, с казахской же стороны все больше и больше выдвигались требования о фактической независимости.

Несмотря на все уступки, среди казахов сохранялись антиправительственные настроения и царская администрация в 1791 году объявляет о возвращении ханской власти, назначив ханом султана Есима. В ответ Сырым Датов фактически объявляет войну России и убивает её ставленника Есима, начинаются многочисленные набеги на пограничную линию, не прекращавшиеся в течение десяти лет. В 1797 году преследуемый султанами Сырым Датов вынужден откочевать с соплеменниками на юг, на земли Хивинского ханства. В 1802 году он умер, по некоторым данным был отравлен врагами. Еще в молодости Сырыма престарелый батыр тама Есет говорил ему: "Враг близок, а у нас нелады. Не все сразу идут за батыром. И не все пойдут за тобою". И, прибавляет сказание, "сбылись слова старого Есета. Не слушает народ. Поддается султанам, которым хана надо... Говорят, плакал тогда Сырым. Вспомнил Есета. Вспомнил слова: не дано ему достойного коня, не дано послушного народа". (ЦГИА КазССР, ф. 544, д. № 327, л. 6.).

В 1947 году российский историк Михаил Вяткин опубликовал книгу «Батыр Сырым», за которую получил Сталинскую премию. Но времена быстро изменились и через несколько лет имя Сырыма Датова оказалось в СССР под запретом.

В современном Казахстане имя Сырым Датова усилиями правящих кругов приобрело значение лидера национально-освободительного движения, направленного на свержение царской власти. Многолетние поиски могилы Сырым-батыра недавно успешно завершились. В 60 км от Ургенча находилось захоронение, известное под именем «Гаип-ата», резко отличающееся от местных узбекских. «Гаип» означает «пришлый», «неизвестный». Западно-казахстанская экспедиция ученых и краеведов по ряду факторов установила, что это мавзолей Сырыма Датова. В 2007 году в поселке Гурлен Хорезмской области рядом с мавзолеем было открыто памятное надгробие из чёрного мрамора с надписью «Гаип-ата-Сырым Датулы».

Память

• В 2000 году в городе Уральске установлен конный памятник Датову.
• В месте, где по легендам зарождалось народно-освободительное движение — Сырымском районе Западно-Казахстанской области, названном народом Сырым-тобе (Холм Сырыма), в 2007 году построен мемориальный комплекс Сырыма Датова. Дата смерти Сырыма Датова никому не известна. По данным краткой энциклопедии Казахстана, не известно умер или нет. Смерть Сырыма остается под вопросом. Таким образом, можно сказать, что Сырым Датулы «Вечно живой».

Ссылки

• [www.vostlit.info/Texts/Dokumenty/M.Asien/XVIII/1760-1780/Kazach_rus_17_18/61-80/62.htm Донесение хана Нурали князю Г. Потемкину о батыре Сырыме Датове и его приближенных 1785 г. ноября 15]
• [www.vostlit.info/Texts/Dokumenty/M.Asien/XVIII/1760-1780/Kazach_rus_17_18/61-80/78.htm Представление старшин Младшего жуза Срыма Датова и др. в Оренбургскую пограничных дел экспедицию с протестом против избрания султана Ерали ханом. 1792 г. июня 10]
• [www.kazakh.ru/talk/mmess.phtml?idt=42194 Устные народные сказания об похождениях Сырыма-батыра]
• Вяткин Н. П. Батыр Срым. М.-Л. Издательство АН СССР, 1947 (переиздано, Алматы, 1998).

Отрывок, характеризующий Сырым Датов

С тех пор как не видал его князь Андрей, Кутузов еще потолстел, обрюзг и оплыл жиром. Но знакомые ему белый глаз, и рана, и выражение усталости в его лице и фигуре были те же. Он был одет в мундирный сюртук (плеть на тонком ремне висела через плечо) и в белой кавалергардской фуражке. Он, тяжело расплываясь и раскачиваясь, сидел на своей бодрой лошадке.
– Фю… фю… фю… – засвистал он чуть слышно, въезжая на двор. На лице его выражалась радость успокоения человека, намеревающегося отдохнуть после представительства. Он вынул левую ногу из стремени, повалившись всем телом и поморщившись от усилия, с трудом занес ее на седло, облокотился коленкой, крякнул и спустился на руки к казакам и адъютантам, поддерживавшим его.
Он оправился, оглянулся своими сощуренными глазами и, взглянув на князя Андрея, видимо, не узнав его, зашагал своей ныряющей походкой к крыльцу.
– Фю… фю… фю, – просвистал он и опять оглянулся на князя Андрея. Впечатление лица князя Андрея только после нескольких секунд (как это часто бывает у стариков) связалось с воспоминанием о его личности.
– А, здравствуй, князь, здравствуй, голубчик, пойдем… – устало проговорил он, оглядываясь, и тяжело вошел на скрипящее под его тяжестью крыльцо. Он расстегнулся и сел на лавочку, стоявшую на крыльце.
– Ну, что отец?
– Вчера получил известие о его кончине, – коротко сказал князь Андрей.
Кутузов испуганно открытыми глазами посмотрел на князя Андрея, потом снял фуражку и перекрестился: «Царство ему небесное! Да будет воля божия над всеми нами!Он тяжело, всей грудью вздохнул и помолчал. „Я его любил и уважал и сочувствую тебе всей душой“. Он обнял князя Андрея, прижал его к своей жирной груди и долго не отпускал от себя. Когда он отпустил его, князь Андрей увидал, что расплывшие губы Кутузова дрожали и на глазах были слезы. Он вздохнул и взялся обеими руками за лавку, чтобы встать.
– Пойдем, пойдем ко мне, поговорим, – сказал он; но в это время Денисов, так же мало робевший перед начальством, как и перед неприятелем, несмотря на то, что адъютанты у крыльца сердитым шепотом останавливали его, смело, стуча шпорами по ступенькам, вошел на крыльцо. Кутузов, оставив руки упертыми на лавку, недовольно смотрел на Денисова. Денисов, назвав себя, объявил, что имеет сообщить его светлости дело большой важности для блага отечества. Кутузов усталым взглядом стал смотреть на Денисова и досадливым жестом, приняв руки и сложив их на животе, повторил: «Для блага отечества? Ну что такое? Говори». Денисов покраснел, как девушка (так странно было видеть краску на этом усатом, старом и пьяном лице), и смело начал излагать свой план разрезания операционной линии неприятеля между Смоленском и Вязьмой. Денисов жил в этих краях и знал хорошо местность. План его казался несомненно хорошим, в особенности по той силе убеждения, которая была в его словах. Кутузов смотрел себе на ноги и изредка оглядывался на двор соседней избы, как будто он ждал чего то неприятного оттуда. Из избы, на которую он смотрел, действительно во время речи Денисова показался генерал с портфелем под мышкой.
– Что? – в середине изложения Денисова проговорил Кутузов. – Уже готовы?
– Готов, ваша светлость, – сказал генерал. Кутузов покачал головой, как бы говоря: «Как это все успеть одному человеку», и продолжал слушать Денисова.
– Даю честное благородное слово гусского офицег'а, – говорил Денисов, – что я г'азог'ву сообщения Наполеона.
– Тебе Кирилл Андреевич Денисов, обер интендант, как приходится? – перебил его Кутузов.
– Дядя г'одной, ваша светлость.
– О! приятели были, – весело сказал Кутузов. – Хорошо, хорошо, голубчик, оставайся тут при штабе, завтра поговорим. – Кивнув головой Денисову, он отвернулся и протянул руку к бумагам, которые принес ему Коновницын.
– Не угодно ли вашей светлости пожаловать в комнаты, – недовольным голосом сказал дежурный генерал, – необходимо рассмотреть планы и подписать некоторые бумаги. – Вышедший из двери адъютант доложил, что в квартире все было готово. Но Кутузову, видимо, хотелось войти в комнаты уже свободным. Он поморщился…
– Нет, вели подать, голубчик, сюда столик, я тут посмотрю, – сказал он. – Ты не уходи, – прибавил он, обращаясь к князю Андрею. Князь Андрей остался на крыльце, слушая дежурного генерала.
Во время доклада за входной дверью князь Андрей слышал женское шептанье и хрустение женского шелкового платья. Несколько раз, взглянув по тому направлению, он замечал за дверью, в розовом платье и лиловом шелковом платке на голове, полную, румяную и красивую женщину с блюдом, которая, очевидно, ожидала входа влавввквмандующего. Адъютант Кутузова шепотом объяснил князю Андрею, что это была хозяйка дома, попадья, которая намеревалась подать хлеб соль его светлости. Муж ее встретил светлейшего с крестом в церкви, она дома… «Очень хорошенькая», – прибавил адъютант с улыбкой. Кутузов оглянулся на эти слова. Кутузов слушал доклад дежурного генерала (главным предметом которого была критика позиции при Цареве Займище) так же, как он слушал Денисова, так же, как он слушал семь лет тому назад прения Аустерлицкого военного совета. Он, очевидно, слушал только оттого, что у него были уши, которые, несмотря на то, что в одном из них был морской канат, не могли не слышать; но очевидно было, что ничто из того, что мог сказать ему дежурный генерал, не могло не только удивить или заинтересовать его, но что он знал вперед все, что ему скажут, и слушал все это только потому, что надо прослушать, как надо прослушать поющийся молебен. Все, что говорил Денисов, было дельно и умно. То, что говорил дежурный генерал, было еще дельнее и умнее, но очевидно было, что Кутузов презирал и знание и ум и знал что то другое, что должно было решить дело, – что то другое, независимое от ума и знания. Князь Андрей внимательно следил за выражением лица главнокомандующего, и единственное выражение, которое он мог заметить в нем, было выражение скуки, любопытства к тому, что такое означал женский шепот за дверью, и желание соблюсти приличие. Очевидно было, что Кутузов презирал ум, и знание, и даже патриотическое чувство, которое выказывал Денисов, но презирал не умом, не чувством, не знанием (потому что он и не старался выказывать их), а он презирал их чем то другим. Он презирал их своей старостью, своею опытностью жизни. Одно распоряжение, которое от себя в этот доклад сделал Кутузов, откосилось до мародерства русских войск. Дежурный редерал в конце доклада представил светлейшему к подписи бумагу о взысканий с армейских начальников по прошению помещика за скошенный зеленый овес.