Ссылка в Уфу

Ссылка в Уфу — наказание в Русском царстве, Российской империи и СССР, заключавшееся в насильственном переселении человека на жительство в Уфу.

История

В связи с былой неразвитостью транспорта и связи, отдаленностью от столиц России город Уфа и Башкирский край с начала XVII века служили местом ссылок. В Уфу отправляли на службу дворян, штрафованных солдат и офицеров, ссылали виновных и невинно оговоренных. Часто это были образованные и культурные люди, «уголовников» в Уфу почти не ссылали.

Уфимская ссылка не была пожизненной. В числе первых в 1601 году в Уфу за воровство был сослан воевода города Еренска А. И. Репнин, проживший там два года. В 1602 г. из пелымской тюрьмы отправлены в Уфу Романов, Иван Никитич (дядя будущего царя) и Василий Романов. В 1605 году в Уфу воеводой был сослан Никита Васильевич Годунов, проживший здесь 6 лет.

В конце XVII в. в Уфу была сослана вся родня участника заговора против царя Петра I думного дьяка Шакловитого.

В числе первых ссыльных в Уфе были и поляки, сосланные после третьего раздела Речи Посполитой в конце XVIII века. После подавления восстаний в 1772 года в Уфу было сослано больше 200 человек.

В XIX веке в Уфу отправляли в изгнание офицеров, чиновников, студентов и солдат из числа декабристов, петрашевцев, участников польского восстания 1830—1831 годов, участников восстания Семеновского полка в 1831—1863 годах (связанные с польскими волнениями). Военнопленные французы капитан Клиор-Мартин Тестард и подпоручики Ян Валюзио, Бартоломей Клиод и Клауд Пикардо попали в Уфу в сентябре 1813 года после наказания за то, что бежали домой из Минска.

В 1817—1821 году в край, включая Уфу, сосланы по приговорам военных судов из Новгородской, Курской и Харьковской губерний 20 офицеров и гражданских чиновников, принимавших участие в волнениях военных поселенцев; 261 военный поселенец из числа «зачинщиков» Чугуевского восстания; 276 солдат — участников восстания Семеновского полка. Харьковский городской голова Алексей Михайлович Рудаков в середине ХIХ века был выслан в Уфу за свою непокорность — конфликтовал местным генерал-губернатором.

Число политических ссыльных в Уфе увеличилось с конца 19 века. В Уфе отбывали ссылку народовольцы О. В. Аптекман, С. Я. Елпатьевский, П. И. Кларк.

На рубеже 19-20 веков в Уфу были высланы из С.-Петербурга и Москвы участники рабочего и социал-демократического движения. В 1897 году в Уфу был выслан А. Д. Цюрупа, организовавший социал-демократический кружок, куда входили ссыльные студенты Санкт-Петербургского и Киевского университетов В. Н. Крохмаль, С. Н. Салтыков, члены студенческого социал-демократического кружка в Казани К. К. Газенбуш, высланные за революционную работу в Санкт-Петербурге, А. И. Свидерский, О. И. Чачина и др. В ссылке в Уфе находилась Н. К. Крупская (1900). Н. К. Крупскую приговорили к трехлетней ссылке в Уфу за революционную деятельность. В Уфе был создан опорный пункт газеты «Искра», установлена постоянная связь с Лениным, которому посылались письма деньги на издание газеты. В Уфе Н. К. Крупская жила и работала в доме по улице Кирова.

Валентинов, Николай Владиславович — русский публицист, философ, экономист был сослан в Уфу за революционную социал-демократическую деятельность в начале ХХ века.

После Октябрьской революции БАССР вновь стала местом ссылок. В Уфе отбывали ссылку лидер левых эсеров М. А. Спиридонова, работавшая в Уфе консультантом-экономистом в Башкирская республиканской конторе Государственного банка СССР, ныне Национального банка РБ, академик М. К. Любавский (обвинен в антисоветском заговоре по «академическому делу» — «делу академика Платонова», в ссылке на 5 лет), профессор БГУ И. С. Киссельгоф. Злобин, Павел Владимирович в 1923 гобу был обвинен в антисоветской деятельности, принадлежности к партии эсеров и выслан на 2 года в Уфу.

С 1934 года в Уфе был в ссылке писатель Анатолий Рыбаков. Здесь он работал инженером на одном из автопредприятий.

Художник Парижской академической живописи Ваган Шакарян прошел ссылку в Уфе, за то, что родился в Турции, жил в Болгарии, учился в Париже.

В 1935 года в Уфу ссылались ни в чем не повинные ленинградцы с семьями в результате массовых репрессий, последовавших после убийства члена Политбюро ЦК ВКП(б), первого секретаря горкома партии Сергея Кирова по специальному циркуляру НКВД СССР от 27 февраля 1935 года «О выселении из Ленинграда и пригородов контрреволюционных элементов».

30 июля 1940 года в Уфу под надзор КГБ СССР был отправлен смещеный с должности президента буржуазной Эстонии Константина Пятса со своей семьей (с сыном, невесткой и двумя внуками).

В годы 1 и 2 мировых войн в Уфу ссылались этнические немцы. Так в 1915 году Пауль Тиман, как этнический немец был сослан в Уфу. Со второй половины Великой Отечественной войны в Уфе находились в плену немцы и венгры. Пленные работали в городе Черниковске (ныне уфимский микрорайон) на стройках, заводах, на добыче кирпичной глины.

В 1944 году в Уфу были привезены из Крыма по железной дороге депортированные греки-понтийцы и болгары. Здесь они работали на нефтехимических заводах города.

Литература

Гвоздикова И. М. Оренбургская политическая ссылка на дворянском этапе освободительного движения в России //Социально-экономическое и политическое развитие Башкирии в конце XVI — начале XX в. Уфа, 1992.

Башкирская энциклопедия. Гл. ред. М. А. Ильгамов т. 1. А-Б. 2005. — 624 с.; ISBN 5-88185-053-X. т. 2. В-Ж. 2006. −624 с. ISBN 5-88185-062-9.; т. 3. З-К. 2007. −672 с. ISBN 978-5-88185-064-7.; т. 4. Л-О. 2008. −672 с. ISBN 978-5-88185-068-5.; т. 5. П-С. 2009. −576 с. ISBN 978-5-88185-072-2.; т. 6. Советы нар. хозяйства. -У. 2010. −544 с. ISBN 978-5-88185-071-5; т. 7. Ф-Я. 2011. −624 с.. науч.. изд. Башкирская энциклопедия, г. Уфа.

Ссылки

• ufa-gid.com/encyclopedia/ssilka.html
• posredi.ru/enc_S_Ssilka_ufimskaya.html
• www.journal-ufa.ru/index.php?id=3261&num=145
• vechufa.ru/exclusive/1145-csylka.html

Отрывок, характеризующий Ссылка в Уфу

– Это гадость! Это мерзость! – закричала она. – Это не может быть, чтобы вы приказали.
Берг и графиня недоумевающе и испуганно смотрели на нее. Граф остановился у окна, прислушиваясь.
– Маменька, это нельзя; посмотрите, что на дворе! – закричала она. – Они остаются!..
– Что с тобой? Кто они? Что тебе надо?
– Раненые, вот кто! Это нельзя, маменька; это ни на что не похоже… Нет, маменька, голубушка, это не то, простите, пожалуйста, голубушка… Маменька, ну что нам то, что мы увезем, вы посмотрите только, что на дворе… Маменька!.. Это не может быть!..
Граф стоял у окна и, не поворачивая лица, слушал слова Наташи. Вдруг он засопел носом и приблизил свое лицо к окну.
Графиня взглянула на дочь, увидала ее пристыженное за мать лицо, увидала ее волнение, поняла, отчего муж теперь не оглядывался на нее, и с растерянным видом оглянулась вокруг себя.
– Ах, да делайте, как хотите! Разве я мешаю кому нибудь! – сказала она, еще не вдруг сдаваясь.
– Маменька, голубушка, простите меня!
Но графиня оттолкнула дочь и подошла к графу.
– Mon cher, ты распорядись, как надо… Я ведь не знаю этого, – сказала она, виновато опуская глаза.
– Яйца… яйца курицу учат… – сквозь счастливые слезы проговорил граф и обнял жену, которая рада была скрыть на его груди свое пристыженное лицо.
– Папенька, маменька! Можно распорядиться? Можно?.. – спрашивала Наташа. – Мы все таки возьмем все самое нужное… – говорила Наташа.
Граф утвердительно кивнул ей головой, и Наташа тем быстрым бегом, которым она бегивала в горелки, побежала по зале в переднюю и по лестнице на двор.
Люди собрались около Наташи и до тех пор не могли поверить тому странному приказанию, которое она передавала, пока сам граф именем своей жены не подтвердил приказания о том, чтобы отдавать все подводы под раненых, а сундуки сносить в кладовые. Поняв приказание, люди с радостью и хлопотливостью принялись за новое дело. Прислуге теперь это не только не казалось странным, но, напротив, казалось, что это не могло быть иначе, точно так же, как за четверть часа перед этим никому не только не казалось странным, что оставляют раненых, а берут вещи, но казалось, что не могло быть иначе.
Все домашние, как бы выплачивая за то, что они раньше не взялись за это, принялись с хлопотливостью за новое дело размещения раненых. Раненые повыползли из своих комнат и с радостными бледными лицами окружили подводы. В соседних домах тоже разнесся слух, что есть подводы, и на двор к Ростовым стали приходить раненые из других домов. Многие из раненых просили не снимать вещей и только посадить их сверху. Но раз начавшееся дело свалки вещей уже не могло остановиться. Было все равно, оставлять все или половину. На дворе лежали неубранные сундуки с посудой, с бронзой, с картинами, зеркалами, которые так старательно укладывали в прошлую ночь, и всё искали и находили возможность сложить то и то и отдать еще и еще подводы.
– Четверых еще можно взять, – говорил управляющий, – я свою повозку отдаю, а то куда же их?
– Да отдайте мою гардеробную, – говорила графиня. – Дуняша со мной сядет в карету.
Отдали еще и гардеробную повозку и отправили ее за ранеными через два дома. Все домашние и прислуга были весело оживлены. Наташа находилась в восторженно счастливом оживлении, которого она давно не испытывала.
– Куда же его привязать? – говорили люди, прилаживая сундук к узкой запятке кареты, – надо хоть одну подводу оставить.
– Да с чем он? – спрашивала Наташа.
– С книгами графскими.
– Оставьте. Васильич уберет. Это не нужно.
В бричке все было полно людей; сомневались о том, куда сядет Петр Ильич.
– Он на козлы. Ведь ты на козлы, Петя? – кричала Наташа.
Соня не переставая хлопотала тоже; но цель хлопот ее была противоположна цели Наташи. Она убирала те вещи, которые должны были остаться; записывала их, по желанию графини, и старалась захватить с собой как можно больше.


Во втором часу заложенные и уложенные четыре экипажа Ростовых стояли у подъезда. Подводы с ранеными одна за другой съезжали со двора.
Коляска, в которой везли князя Андрея, проезжая мимо крыльца, обратила на себя внимание Сони, устраивавшей вместе с девушкой сиденья для графини в ее огромной высокой карете, стоявшей у подъезда.
– Это чья же коляска? – спросила Соня, высунувшись в окно кареты.
– А вы разве не знали, барышня? – отвечала горничная. – Князь раненый: он у нас ночевал и тоже с нами едут.
– Да кто это? Как фамилия?
– Самый наш жених бывший, князь Болконский! – вздыхая, отвечала горничная. – Говорят, при смерти.
Соня выскочила из кареты и побежала к графине. Графиня, уже одетая по дорожному, в шали и шляпе, усталая, ходила по гостиной, ожидая домашних, с тем чтобы посидеть с закрытыми дверями и помолиться перед отъездом. Наташи не было в комнате.
– Maman, – сказала Соня, – князь Андрей здесь, раненый, при смерти. Он едет с нами.
Графиня испуганно открыла глаза и, схватив за руку Соню, оглянулась.
– Наташа? – проговорила она.
И для Сони и для графини известие это имело в первую минуту только одно значение. Они знали свою Наташу, и ужас о том, что будет с нею при этом известии, заглушал для них всякое сочувствие к человеку, которого они обе любили.
– Наташа не знает еще; но он едет с нами, – сказала Соня.
– Ты говоришь, при смерти?
Соня кивнула головой.
Графиня обняла Соню и заплакала.
«Пути господни неисповедимы!» – думала она, чувствуя, что во всем, что делалось теперь, начинала выступать скрывавшаяся прежде от взгляда людей всемогущая рука.
– Ну, мама, все готово. О чем вы?.. – спросила с оживленным лицом Наташа, вбегая в комнату.
– Ни о чем, – сказала графиня. – Готово, так поедем. – И графиня нагнулась к своему ридикюлю, чтобы скрыть расстроенное лицо. Соня обняла Наташу и поцеловала ее.
Наташа вопросительно взглянула на нее.