Слободы Екатеринбурга

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Ссыльная слобода (Екатеринбург)»)
Перейти к: навигация, поиск

Слободами в Екатеринбурге XVIII — XIX веков называли жилые образования (небольшие городские районы или городовые стороны), возникшие в 1720-х — начале 1730-х годов на территории Екатеринбургской крепости, либо за её пределами, на периферии крепостных укреплений (внекрепостных слобод было всего четыре, не считая пригородной деревни Мельковки). Слободы были заселены преимущественно представителями какой-либо одной профессии, что очевидно из их названий, и только лишь три слободы являлись исключениями: Ссыльняя, Мельковская и Бобыльская. В слободах внутри крепости со времён её основания проживали в основном рабочие Екатеринбургского завода, офицеры горного ведомства, чиновники и священники, а в слободах за крепостью — позднее получивших официальное название Екатеринбургского посада — жили купцы и вольнонаёмные ремесленники, а также «пришлые люди» и ссыльнопоселенцы.





Слободы внутри Екатеринбургской крепости

На правом (западном) берегу Городского пруда выше (севернее) плотины размещались Секретарская, Лекарская, Подьяческая и Солдатская слободы, ниже плотины — Казначейская слобода. На левом берегу пруда выше плотины размещались Асессорская и Молотовая слободы, ниже плотины — Кузнечная, Меховая, Плотинная, Каменщичья. В юго-восточном углу крепости, согласно городскому плану 1737 года, находилась Нижняя Ссыльная слобода.

Слободы за стенами Екатеринбургской крепости

На Торговой (Канцелярской) стороне

Правобережная часть Екатеринбурга (к западу от плотины Городского пруда) традиционно называлась Торговой стороной, так как здесь находился гостиный двор. С 1735 года эту часть города также стали называть Канцелярской стороной — по названию горнозаводской администрации[1], размещавшейся на её территории, на Першпективной дороге (будущий проспект Ленина).

Верхняя Ссыльная слобода

Располагалась вдоль правого берега Городского пруда, за Зелейными воротами екатеринбургской крепости. Название получила потому, что её первыми жителями были ссыльнопоселенцы.

Купецкая слобода

Слобода располагалась вдоль правого берега Исети к югу от крепости и являлась наиболее устойчивым и динамично развивающимся городским образованием. Купецкая слобода имела некоторые черты классического посада традиционных русских городов — поселений торговцев и вольных ремесленников за городским «кремлём» (официально посад появился в Екатеринбурге в 1745 году).

Бобыльская слобода

Располагалась рядом с Купецкой слободой.

На Церковной стороне

Левобережная часть Екатеринбурга называлась Церковной стороной, так как здесь стояла первая в городе церковь Святой Екатерины[1].

Мельковская слобода

Изначально была пригородной деревней Милковой или Мелковой с населением в несколько десятков дворов, не ранее последней трети XVIII века слилась с Конюшенной слободой. В XIX веке стала называться Мельковской слободой.

Конюшенная (Пеньковская) слобода

Слобода возникла на левом берегу Городского пруда у казённых конюшен, с расположением на месте русла реки Пеньковки связано ещё одно название слободы — Пеньковская.

Угольная слобода

Находилась рядом с Конюшенной слободой.

Банная слобода

Находилась на левом берегу реки Исети — напротив Купецкой слободы — за торговыми банями.

Напишите отзыв о статье "Слободы Екатеринбурга"

Примечания

Литература

  • Зорина Л. И., Слукин В. М. Улицы и площади старого Екатеринбурга. — Екатеринбург: «Баско», 2005. — 256 с. — ISBN отсутствует.
  • Корепанов Н. С. Первый век Екатеринбурга. — Екатеринбург: Банк культурной информации, 2005. — 274 с. — 1000 экз. — ISBN 5-7851-0578-0.
  • Свод памятников истории и культуры Свердловской области / Звагельская В. Е. — Екатеринбург: Издательский дом «Сократ», 2007. — Т. 1. — 536 с. — 7000 экз. — ISBN 978-5-88664-313-3.


Отрывок, характеризующий Слободы Екатеринбурга

Княжна Марья не понимала, чего он хотел от нее и от чего он просил уволить себя. Она отвечала ему, что она никогда не сомневалась в его преданности и что она все готова сделать для него и для мужиков.


Через час после этого Дуняша пришла к княжне с известием, что пришел Дрон и все мужики, по приказанию княжны, собрались у амбара, желая переговорить с госпожою.
– Да я никогда не звала их, – сказала княжна Марья, – я только сказала Дронушке, чтобы раздать им хлеба.
– Только ради бога, княжна матушка, прикажите их прогнать и не ходите к ним. Все обман один, – говорила Дуняша, – а Яков Алпатыч приедут, и поедем… и вы не извольте…
– Какой же обман? – удивленно спросила княжна
– Да уж я знаю, только послушайте меня, ради бога. Вот и няню хоть спросите. Говорят, не согласны уезжать по вашему приказанию.
– Ты что нибудь не то говоришь. Да я никогда не приказывала уезжать… – сказала княжна Марья. – Позови Дронушку.
Пришедший Дрон подтвердил слова Дуняши: мужики пришли по приказанию княжны.
– Да я никогда не звала их, – сказала княжна. – Ты, верно, не так передал им. Я только сказала, чтобы ты им отдал хлеб.
Дрон, не отвечая, вздохнул.
– Если прикажете, они уйдут, – сказал он.
– Нет, нет, я пойду к ним, – сказала княжна Марья
Несмотря на отговариванье Дуняши и няни, княжна Марья вышла на крыльцо. Дрон, Дуняша, няня и Михаил Иваныч шли за нею. «Они, вероятно, думают, что я предлагаю им хлеб с тем, чтобы они остались на своих местах, и сама уеду, бросив их на произвол французов, – думала княжна Марья. – Я им буду обещать месячину в подмосковной, квартиры; я уверена, что Andre еще больше бы сделав на моем месте», – думала она, подходя в сумерках к толпе, стоявшей на выгоне у амбара.
Толпа, скучиваясь, зашевелилась, и быстро снялись шляпы. Княжна Марья, опустив глаза и путаясь ногами в платье, близко подошла к ним. Столько разнообразных старых и молодых глаз было устремлено на нее и столько было разных лиц, что княжна Марья не видала ни одного лица и, чувствуя необходимость говорить вдруг со всеми, не знала, как быть. Но опять сознание того, что она – представительница отца и брата, придало ей силы, и она смело начала свою речь.
– Я очень рада, что вы пришли, – начала княжна Марья, не поднимая глаз и чувствуя, как быстро и сильно билось ее сердце. – Мне Дронушка сказал, что вас разорила война. Это наше общее горе, и я ничего не пожалею, чтобы помочь вам. Я сама еду, потому что уже опасно здесь и неприятель близко… потому что… Я вам отдаю все, мои друзья, и прошу вас взять все, весь хлеб наш, чтобы у вас не было нужды. А ежели вам сказали, что я отдаю вам хлеб с тем, чтобы вы остались здесь, то это неправда. Я, напротив, прошу вас уезжать со всем вашим имуществом в нашу подмосковную, и там я беру на себя и обещаю вам, что вы не будете нуждаться. Вам дадут и домы и хлеба. – Княжна остановилась. В толпе только слышались вздохи.
– Я не от себя делаю это, – продолжала княжна, – я это делаю именем покойного отца, который был вам хорошим барином, и за брата, и его сына.
Она опять остановилась. Никто не прерывал ее молчания.
– Горе наше общее, и будем делить всё пополам. Все, что мое, то ваше, – сказала она, оглядывая лица, стоявшие перед нею.
Все глаза смотрели на нее с одинаковым выражением, значения которого она не могла понять. Было ли это любопытство, преданность, благодарность, или испуг и недоверие, но выражение на всех лицах было одинаковое.
– Много довольны вашей милостью, только нам брать господский хлеб не приходится, – сказал голос сзади.
– Да отчего же? – сказала княжна.
Никто не ответил, и княжна Марья, оглядываясь по толпе, замечала, что теперь все глаза, с которыми она встречалась, тотчас же опускались.
– Отчего же вы не хотите? – спросила она опять.
Никто не отвечал.
Княжне Марье становилось тяжело от этого молчанья; она старалась уловить чей нибудь взгляд.
– Отчего вы не говорите? – обратилась княжна к старому старику, который, облокотившись на палку, стоял перед ней. – Скажи, ежели ты думаешь, что еще что нибудь нужно. Я все сделаю, – сказала она, уловив его взгляд. Но он, как бы рассердившись за это, опустил совсем голову и проговорил: