Стабиле, Гильермо

Гильермо Стабиле
Общая информация
Прозвища	El filtrador (проникающий)
Родился	Буэнос-Айрес, Аргентина
Гражданство	Аргентина
Рост	168 см
Позиция	нападающий
Информация о клубе
Клуб
Карьера
Клубная карьера*
1920—1930	Уракан
1930—1935	Дженоа	41 (13)
1935—1936	Наполи	20 (3)
1936—1939	Ред Стар
Национальная сборная**
1930	Аргентина	4 (8)
Тренерская карьера
1931—1932	Дженоа	со-тренер
1937—1940	Ред Стар
1937—1960	Аргентина
1940—1949	Уракан
1949—1960	Расинг Авельянеда
Международные медали
Чемпионаты мира
Серебро	Уругвай 1930
* Количество игр и голов за профессиональный клуб считается только для различных лиг национальных чемпионатов. ** Количество игр и голов за национальную сборную в официальных матчах.

Гилье́рмо Ста́биле (исп. Guillermo Carlos Stábile; 17 января 1905, Буэнос-Айрес — 27 декабря 1966) — аргентинский футболист и тренер.

Биография

С восемью голами в четырёх матчах, Стабиле стал лучшим бомбардиром на первом чемпионате мира, проходившем в 1930 году в Уругвае. Он не играл в первом матче Аргентины против Франции, и мог не сыграть в следующих, если бы не травма Роберто Черро.

В начале карьеры он играл за аргентинский клуб «Уракан» (1920—1930), затем перебрался в Италию, где выступал за «Дженоа» (1934—1935) и «Наполи» (1935—1936). Закончил карьеру игрока во Франции, в клубе «Ред Стар».

После завершения карьеры, Стабиле тренировал национальную сборную Аргентины с 1939 по 1960 год. Под его руководством команда провела 127 игр, сделав Стабиле одним из немногих тренеров, под чьим руководством сборная сыграла более 100 игр (на 2004 год их было 8).

Достижения

Игрока

Личные

• Лучший бомбардир Чемпионата мира: 1930

Командные

• Финалист Чемпионата мира: 1930

Тренера

• Чемпион Южной Америки: 1941, 1945, 1946, 1947, 1955, 1957.

Ссылки

• Гильермо Стабиле (англ.) на сайте Internet Movie Database

</div> </div> </div> </div> </div> </div> </div> </div>

Отрывок, характеризующий Стабиле, Гильермо

Из передней Берг плывущим, нетерпеливым шагом вбежал в гостиную и обнял графа, поцеловал ручки у Наташи и Сони и поспешно спросил о здоровье мамаши.
– Какое теперь здоровье? Ну, рассказывай же, – сказал граф, – что войска? Отступают или будет еще сраженье?
– Один предвечный бог, папаша, – сказал Берг, – может решить судьбы отечества. Армия горит духом геройства, и теперь вожди, так сказать, собрались на совещание. Что будет, неизвестно. Но я вам скажу вообще, папаша, такого геройского духа, истинно древнего мужества российских войск, которое они – оно, – поправился он, – показали или выказали в этой битве 26 числа, нет никаких слов достойных, чтоб их описать… Я вам скажу, папаша (он ударил себя в грудь так же, как ударял себя один рассказывавший при нем генерал, хотя несколько поздно, потому что ударить себя в грудь надо было при слове «российское войско»), – я вам скажу откровенно, что мы, начальники, не только не должны были подгонять солдат или что нибудь такое, но мы насилу могли удерживать эти, эти… да, мужественные и древние подвиги, – сказал он скороговоркой. – Генерал Барклай до Толли жертвовал жизнью своей везде впереди войска, я вам скажу. Наш же корпус был поставлен на скате горы. Можете себе представить! – И тут Берг рассказал все, что он запомнил, из разных слышанных за это время рассказов. Наташа, не спуская взгляда, который смущал Берга, как будто отыскивая на его лице решения какого то вопроса, смотрела на него.
– Такое геройство вообще, каковое выказали российские воины, нельзя представить и достойно восхвалить! – сказал Берг, оглядываясь на Наташу и как бы желая ее задобрить, улыбаясь ей в ответ на ее упорный взгляд… – «Россия не в Москве, она в сердцах се сынов!» Так, папаша? – сказал Берг.
В это время из диванной, с усталым и недовольным видом, вышла графиня. Берг поспешно вскочил, поцеловал ручку графини, осведомился о ее здоровье и, выражая свое сочувствие покачиваньем головы, остановился подле нее.
– Да, мамаша, я вам истинно скажу, тяжелые и грустные времена для всякого русского. Но зачем же так беспокоиться? Вы еще успеете уехать…
– Я не понимаю, что делают люди, – сказала графиня, обращаясь к мужу, – мне сейчас сказали, что еще ничего не готово. Ведь надо же кому нибудь распорядиться. Вот и пожалеешь о Митеньке. Это конца не будет?
Граф хотел что то сказать, но, видимо, воздержался. Он встал с своего стула и пошел к двери.
Берг в это время, как бы для того, чтобы высморкаться, достал платок и, глядя на узелок, задумался, грустно и значительно покачивая головой.
– А у меня к вам, папаша, большая просьба, – сказал он.
– Гм?.. – сказал граф, останавливаясь.
– Еду я сейчас мимо Юсупова дома, – смеясь, сказал Берг. – Управляющий мне знакомый, выбежал и просит, не купите ли что нибудь. Я зашел, знаете, из любопытства, и там одна шифоньерочка и туалет. Вы знаете, как Верушка этого желала и как мы спорили об этом. (Берг невольно перешел в тон радости о своей благоустроенности, когда он начал говорить про шифоньерку и туалет.) И такая прелесть! выдвигается и с аглицким секретом, знаете? А Верочке давно хотелось. Так мне хочется ей сюрприз сделать. Я видел у вас так много этих мужиков на дворе. Дайте мне одного, пожалуйста, я ему хорошенько заплачу и…
Граф сморщился и заперхал.
– У графини просите, а я не распоряжаюсь.
– Ежели затруднительно, пожалуйста, не надо, – сказал Берг. – Мне для Верушки только очень бы хотелось.
– Ах, убирайтесь вы все к черту, к черту, к черту и к черту!.. – закричал старый граф. – Голова кругом идет. – И он вышел из комнаты.