Филипп (Ставицкий)

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Ставицкий, Виталий»)
Перейти к: навигация, поиск

Архиепископ Филипп (в миру Виталий Степанович Ставицкий; 14 апреля 1884, Новоград-Волынский — 12 декабря 1952, Москва) — епископ Русской православной церкви, архиепископ Астраханский и Саратовский.





Семья и образование

Родился 2 (14 апреля) 1884 года в Новограде-Волынском (ныне Житомирская область, Украина) в семье священника. Окончил Волынскую духовную семинарию (1906), Московскую духовную академию (1910) со степенью кандидата богословия.

Монах и священник

Во время учёбы в академии был пострижен в монашество с именем Филипп, рукоположён в иеродиакона и иеромонаха.

С 1910 года — противосектантский миссионер Черниговской епархии.

С 1911 года — противосектантский миссионер Киевской епархии.

С 1915 года — архимандрит и ректор Нью-Йоркской духовной семинарии в США.

Начало архиерейского служения

6 августа ст. ст. 1916 года в кафедральном Николаевском соборе г. Нью-Йорк (США) хиротонисан во епископа Аляскинского, викария Алеутской и Северо-Американской епархии.

В 1917 года вернулся в Россию, был участником Поместного собора 1917—1918.

В 1917—1919 годах жил в Москве, оставаясь епископом Аляскинским.

В апреле — 28 августа 1919 года временно управлял Смоленской епархией.

С 19 октября 1920 года — епископ Смоленский.

Первые аресты

В 1921 году был приговорён к двум годам условного заключения и к высылке из Западной области по обвинению в хранении контрреволюционной литературы. 9 мая 1922 года вновь был арестован по этому же обвинению, в июне 1922 года дело было прекращено, но сразу же возбуждено новое — о сопротивлении изъятию церковных ценностей. Был отправлен в Москву, содержался в Бутырской тюрьме, в августе 1922 года освобождён.

В 1922 году, после освобождения из заключения, недолго вынужденно примыкал к обновленческому движению. Но уже 18 декабря 1922 года обновленческое руководство приняло решение о его переводе из Смоленска в Крым. Не подчинился этому указу, удалился на покой, в январе — апреле 1923 жил в Ордынской пустыни Демидовского уезда Смоленской губернии. После покаяния вернулся в Патриаршую церковь.

23 апреля 1923 года вновь арестован, обвинён в рукоположении во священники бывших офицеров колчаковской армии. Находился под стражей в Смоленске и Москве, был оправдан, но в июне 1923 года выслан на три года в Самарскую губернию. В 1925 году владыке Филиппу по состоянию здоровья было разрешено переехать на Кавказ, где он оставался до 1928 года.

Астраханский архиерей

С 13 июня 1928 года — епископ Астраханский.

В 1929 году возведён в сан архиепископа.

Занимался обучением верующих общенародному пению, боролся с «безобразным театральным пением» в храмах, противоречащим православной традиции. Отказался от какого-либо сотрудничества с обновленческим епархиальным управлением.

26 сентября 1929 года был арестован. В газете «Коммунист» была опубликована статья, в которой архиепископ был обвинён в создании контрреволюционной организации, а также содержались многочисленные нападки личного характера. В ответ владыка Филипп заявил:

Всякий мало-мальски знающий меня здесь человек, прочитавший эту заметку, будет только глубоко возмущен её лживостью, её клеветническим характером. Каковы бы не были мои убеждения, моё социальное положение, но я прежде всего человек, личность, имеющий своё человеческое достоинство и свои общечеловеческие права. Во имя этих прав человека я прошу расследования этого публичного поругания, издевательства над человеческой личностью.

3 января 1930 года приговорён к ссылке на три года в Северный край. По воспоминаниям современников, 1 марта 1930 года многие верующие астраханцы пришли проводить своего владыку: у вокзала огромный пустырь за железнодорожными путями был заполнен людской толпой.

Жизнь в ссылке

Находился в ссылке в деревне Чукчино Усть-Цыльмского района Коми области, где написал для своих духовных чад руководство в духовной жизни: «Путь и истина, и жизнь», которое было переслано в Астрахань. Направлял письма своей пастве, в одном из которых, в частности, говорилось:

Тысяча вёрст разделяют нас, а как будто вы здесь всегда подле меня, и, думается, пройдут еще годы, еще больше расстояния может отделять нас, а мы, благодатию Божией хранимы, будем друг для друга тем же, что и сейчас, ибо породнило нас и соединило навеки то, что вечно и непреходяще: Христова вечная любовь! Христова вечная жизнь! И если будем всегда близки к Богу, к Его Божественной сладчайшей жизни, то будем и всегда близки друг к другу.

В 1931 году ему был вынесен новый, более строгий, приговор — к пяти годам ссылки в Омский край.

30 июля 1933 года последовал указ Синода об увольнении его на покой.

По окончании срока ссылки, 23 февраля 1937 года назначен архиепископом Омским.

В августе того же года был арестован и вновь сослан. С 1940 года жил у своих сестёр в городе Борисоглебске Московской области, где работал лесным сторожем.

Вновь на Астраханской кафедре

В ноябре 1943 года был назначен архиепископом Иркутским, но ещё до выезда в епархию получил новое назначение по просьбе астраханских верующих, хотевших, чтобы он вернулся к управлению их епархией.

С 25 декабря 1943 года — архиепископ Астраханский, с середины 1944 года — Астраханский и Сталинградский.
Глубокопочитаемый Иосиф Виссарионович!
Православное духовенство и верующие Астраханской области шлют вам, как Верховному вождю Красной Армии, горячий привет с искренним молитвенным пожеланием ещё более славных побед и скорейшего разгрома ненавистного врага. От православных церквей и духовенства города Астрахани сделан взнос в фонд помощи детям наших воинов в размере 175.000 рублей.

ФИЛИПП архиепископ Астраханский.
Прошу передать православному духовенству и верующим города Астрахани, внесшим 175.000 рублей в фонд помощи детям бойцов Красной Армии, — мой привет и благодарность Красной Армии.
И. СТАЛИН
Газета «Правда», 19 марта 1944 года.


К моменту его приезда в епархию богослужения проводились лишь в одном храме — Покровском соборе Астрахани. По инициативе владыки Филиппа верующим были возвращены церковь во имя святителя Иоанна Златоуста, Спасо-Преображенский храм в посёлке Трусово, храм во имя святых апостолов Петра и Павла в посёлке Свободном, а также, несмотря на сопротивление властей, была значительно расширена маленькая церковь-часовня на старом кладбище в честь Иоанна Предтечи. Кроме того, были открыты церкви и молитвенные дома в 11 сёлах и в городе Степном (ныне Элиста в Калмыкии). В то же время во многих населённых пунктах власти не разрешили открытие приходов.

Как старейший по хиротонии архиерей, 2 февраля 1945 года от имени Поместного Собора приветствовал новоизбранного Патриарха Алексия I. Занимался составлением рисунков иконостасов для вновь открытых храмов, участвовал в их реконструкции. Был инициатором сбора верующими медных предметов, которые пошли на создание колоколов, которые уже в 1946 году были подняты на колокольню Покровского собора.

30 октября 1947 года был назначен архиепископом Херсонским и Одесским, но уже 12 декабря того же года это решение было пересмотрено, и он остался архиепископом Астраханским и Сталинградским. Причинами стали позиция верующих, которые не хотели «отпускать» уважаемого ими архиерея, а также желание самого владыки Филиппа остаться в Астрахани, несмотря на возможность получить сан митрополита после перевода в Одессу.

С 8 по 18 июля 1948 года он был участником церковный торжеств в Москве по случаю 500-летия автокефалии Русской Православной Церкви.

С 4 марта 1949 года управлял Саратовской епархией, с 21 октября 1949 года — архиепископ Астраханский и Саратовский (после объединения епархий).

Скончался 12 декабря 1952 года в Москве, где находился по служебным делам. Похоронен у правой стены Покровского собора Астрахани. Владыку Филиппа почитают верующие Астраханской епархии. Существуют данные о его прозорливости и о том, что при жизни владыки по его молитвам были исцеления.

Труды

  • Церковь Христова и враги ея. Киев, 1911.
  • Слово истины и здравого смысла. Киев, 1911.
  • О поклонении Богу Отцу в Духе и Истине. Киев, 1911.
  • Зачем все это было? Слово в сороковой день по кончине П. А. Столыпина. Киев, 1911.
  • Христос Спаситель и Его Святая Церковь. Киев, 1912.
  • О таинствах Церкви Христовой и о средствах христианского совершенствования. Киев, 1912.
  • О спасениях. Киев, 1912.
  • За Церковь Божию. Выпуск I, Киев, 1915.
  • Погибающая миссия. Москва, 1918.
  • [old.eparhia-saratov.ru/txts/eparhy/saints/podv/vvv/00.html Путь и истина и жизнь. Дорогим чадам моим краткое напоминание жизни во Христе]
  • [old.eparhia-saratov.ru/txts/eparhy/saints/podv/tvoren/00.html Послания и письма]

Библиография

  • Светильник веры. М., 1997 (второе, исправленное и дополненное, издание — Астрахань, 2002).

Напишите отзыв о статье "Филипп (Ставицкий)"

Ссылки

  • [www.astrakhan-ortodox.astranet.ru/vladyki/filipp.htm Биография]
  • [old.eparhia-saratov.ru/txts/eparhy/saints/podv/25_stav.html Биография]
  • [www.ortho-rus.ru/cgi-bin/ps_file.cgi?2_304 Филипп (Ставицкий)] на сайте «Русское православие»

Отрывок, характеризующий Филипп (Ставицкий)

– Я думаю, не поздно ли соборовать? – прибавляя духовный титул, спрашивала дама, как будто не имея на этот счет никакого своего мнения.
– Таинство, матушка, великое, – отвечало духовное лицо, проводя рукою по лысине, по которой пролегало несколько прядей зачесанных полуседых волос.
– Это кто же? сам главнокомандующий был? – спрашивали в другом конце комнаты. – Какой моложавый!…
– А седьмой десяток! Что, говорят, граф то не узнает уж? Хотели соборовать?
– Я одного знал: семь раз соборовался.
Вторая княжна только вышла из комнаты больного с заплаканными глазами и села подле доктора Лоррена, который в грациозной позе сидел под портретом Екатерины, облокотившись на стол.
– Tres beau, – говорил доктор, отвечая на вопрос о погоде, – tres beau, princesse, et puis, a Moscou on se croit a la campagne. [прекрасная погода, княжна, и потом Москва так похожа на деревню.]
– N'est ce pas? [Не правда ли?] – сказала княжна, вздыхая. – Так можно ему пить?
Лоррен задумался.
– Он принял лекарство?
– Да.
Доктор посмотрел на брегет.
– Возьмите стакан отварной воды и положите une pincee (он своими тонкими пальцами показал, что значит une pincee) de cremortartari… [щепотку кремортартара…]
– Не пило слушай , – говорил немец доктор адъютанту, – чтопи с третий удар шивь оставался .
– А какой свежий был мужчина! – говорил адъютант. – И кому пойдет это богатство? – прибавил он шопотом.
– Окотник найдутся , – улыбаясь, отвечал немец.
Все опять оглянулись на дверь: она скрипнула, и вторая княжна, сделав питье, показанное Лорреном, понесла его больному. Немец доктор подошел к Лоррену.
– Еще, может, дотянется до завтрашнего утра? – спросил немец, дурно выговаривая по французски.
Лоррен, поджав губы, строго и отрицательно помахал пальцем перед своим носом.
– Сегодня ночью, не позже, – сказал он тихо, с приличною улыбкой самодовольства в том, что ясно умеет понимать и выражать положение больного, и отошел.

Между тем князь Василий отворил дверь в комнату княжны.
В комнате было полутемно; только две лампадки горели перед образами, и хорошо пахло куреньем и цветами. Вся комната была установлена мелкою мебелью шифоньерок, шкапчиков, столиков. Из за ширм виднелись белые покрывала высокой пуховой кровати. Собачка залаяла.
– Ах, это вы, mon cousin?
Она встала и оправила волосы, которые у нее всегда, даже и теперь, были так необыкновенно гладки, как будто они были сделаны из одного куска с головой и покрыты лаком.
– Что, случилось что нибудь? – спросила она. – Я уже так напугалась.
– Ничего, всё то же; я только пришел поговорить с тобой, Катишь, о деле, – проговорил князь, устало садясь на кресло, с которого она встала. – Как ты нагрела, однако, – сказал он, – ну, садись сюда, causons. [поговорим.]
– Я думала, не случилось ли что? – сказала княжна и с своим неизменным, каменно строгим выражением лица села против князя, готовясь слушать.
– Хотела уснуть, mon cousin, и не могу.
– Ну, что, моя милая? – сказал князь Василий, взяв руку княжны и пригибая ее по своей привычке книзу.
Видно было, что это «ну, что» относилось ко многому такому, что, не называя, они понимали оба.
Княжна, с своею несообразно длинною по ногам, сухою и прямою талией, прямо и бесстрастно смотрела на князя выпуклыми серыми глазами. Она покачала головой и, вздохнув, посмотрела на образа. Жест ее можно было объяснить и как выражение печали и преданности, и как выражение усталости и надежды на скорый отдых. Князь Василий объяснил этот жест как выражение усталости.
– А мне то, – сказал он, – ты думаешь, легче? Je suis ereinte, comme un cheval de poste; [Я заморен, как почтовая лошадь;] а всё таки мне надо с тобой поговорить, Катишь, и очень серьезно.
Князь Василий замолчал, и щеки его начинали нервически подергиваться то на одну, то на другую сторону, придавая его лицу неприятное выражение, какое никогда не показывалось на лице князя Василия, когда он бывал в гостиных. Глаза его тоже были не такие, как всегда: то они смотрели нагло шутливо, то испуганно оглядывались.
Княжна, своими сухими, худыми руками придерживая на коленях собачку, внимательно смотрела в глаза князю Василию; но видно было, что она не прервет молчания вопросом, хотя бы ей пришлось молчать до утра.
– Вот видите ли, моя милая княжна и кузина, Катерина Семеновна, – продолжал князь Василий, видимо, не без внутренней борьбы приступая к продолжению своей речи, – в такие минуты, как теперь, обо всём надо подумать. Надо подумать о будущем, о вас… Я вас всех люблю, как своих детей, ты это знаешь.
Княжна так же тускло и неподвижно смотрела на него.
– Наконец, надо подумать и о моем семействе, – сердито отталкивая от себя столик и не глядя на нее, продолжал князь Василий, – ты знаешь, Катишь, что вы, три сестры Мамонтовы, да еще моя жена, мы одни прямые наследники графа. Знаю, знаю, как тебе тяжело говорить и думать о таких вещах. И мне не легче; но, друг мой, мне шестой десяток, надо быть ко всему готовым. Ты знаешь ли, что я послал за Пьером, и что граф, прямо указывая на его портрет, требовал его к себе?
Князь Василий вопросительно посмотрел на княжну, но не мог понять, соображала ли она то, что он ей сказал, или просто смотрела на него…
– Я об одном не перестаю молить Бога, mon cousin, – отвечала она, – чтоб он помиловал его и дал бы его прекрасной душе спокойно покинуть эту…
– Да, это так, – нетерпеливо продолжал князь Василий, потирая лысину и опять с злобой придвигая к себе отодвинутый столик, – но, наконец…наконец дело в том, ты сама знаешь, что прошлою зимой граф написал завещание, по которому он всё имение, помимо прямых наследников и нас, отдавал Пьеру.
– Мало ли он писал завещаний! – спокойно сказала княжна. – Но Пьеру он не мог завещать. Пьер незаконный.
– Ma chere, – сказал вдруг князь Василий, прижав к себе столик, оживившись и начав говорить скорей, – но что, ежели письмо написано государю, и граф просит усыновить Пьера? Понимаешь, по заслугам графа его просьба будет уважена…
Княжна улыбнулась, как улыбаются люди, которые думают что знают дело больше, чем те, с кем разговаривают.
– Я тебе скажу больше, – продолжал князь Василий, хватая ее за руку, – письмо было написано, хотя и не отослано, и государь знал о нем. Вопрос только в том, уничтожено ли оно, или нет. Ежели нет, то как скоро всё кончится , – князь Василий вздохнул, давая этим понять, что он разумел под словами всё кончится , – и вскроют бумаги графа, завещание с письмом будет передано государю, и просьба его, наверно, будет уважена. Пьер, как законный сын, получит всё.
– А наша часть? – спросила княжна, иронически улыбаясь так, как будто всё, но только не это, могло случиться.
– Mais, ma pauvre Catiche, c'est clair, comme le jour. [Но, моя дорогая Катишь, это ясно, как день.] Он один тогда законный наследник всего, а вы не получите ни вот этого. Ты должна знать, моя милая, были ли написаны завещание и письмо, и уничтожены ли они. И ежели почему нибудь они забыты, то ты должна знать, где они, и найти их, потому что…
– Этого только недоставало! – перебила его княжна, сардонически улыбаясь и не изменяя выражения глаз. – Я женщина; по вашему мы все глупы; но я настолько знаю, что незаконный сын не может наследовать… Un batard, [Незаконный,] – прибавила она, полагая этим переводом окончательно показать князю его неосновательность.
– Как ты не понимаешь, наконец, Катишь! Ты так умна: как ты не понимаешь, – ежели граф написал письмо государю, в котором просит его признать сына законным, стало быть, Пьер уж будет не Пьер, а граф Безухой, и тогда он по завещанию получит всё? И ежели завещание с письмом не уничтожены, то тебе, кроме утешения, что ты была добродетельна et tout ce qui s'en suit, [и всего, что отсюда вытекает,] ничего не останется. Это верно.
– Я знаю, что завещание написано; но знаю тоже, что оно недействительно, и вы меня, кажется, считаете за совершенную дуру, mon cousin, – сказала княжна с тем выражением, с которым говорят женщины, полагающие, что они сказали нечто остроумное и оскорбительное.
– Милая ты моя княжна Катерина Семеновна, – нетерпеливо заговорил князь Василий. – Я пришел к тебе не за тем, чтобы пикироваться с тобой, а за тем, чтобы как с родной, хорошею, доброю, истинною родной, поговорить о твоих же интересах. Я тебе говорю десятый раз, что ежели письмо к государю и завещание в пользу Пьера есть в бумагах графа, то ты, моя голубушка, и с сестрами, не наследница. Ежели ты мне не веришь, то поверь людям знающим: я сейчас говорил с Дмитрием Онуфриичем (это был адвокат дома), он то же сказал.
Видимо, что то вдруг изменилось в мыслях княжны; тонкие губы побледнели (глаза остались те же), и голос, в то время как она заговорила, прорывался такими раскатами, каких она, видимо, сама не ожидала.
– Это было бы хорошо, – сказала она. – Я ничего не хотела и не хочу.
Она сбросила свою собачку с колен и оправила складки платья.
– Вот благодарность, вот признательность людям, которые всем пожертвовали для него, – сказала она. – Прекрасно! Очень хорошо! Мне ничего не нужно, князь.
– Да, но ты не одна, у тебя сестры, – ответил князь Василий.
Но княжна не слушала его.
– Да, я это давно знала, но забыла, что, кроме низости, обмана, зависти, интриг, кроме неблагодарности, самой черной неблагодарности, я ничего не могла ожидать в этом доме…
– Знаешь ли ты или не знаешь, где это завещание? – спрашивал князь Василий еще с большим, чем прежде, подергиванием щек.
– Да, я была глупа, я еще верила в людей и любила их и жертвовала собой. А успевают только те, которые подлы и гадки. Я знаю, чьи это интриги.
Княжна хотела встать, но князь удержал ее за руку. Княжна имела вид человека, вдруг разочаровавшегося во всем человеческом роде; она злобно смотрела на своего собеседника.