Ставицки, Курт

Курт Ставицки

Курт Август Юлиан Стави́цки (нем. Kurt August Julian Stawizki, также Stawitzki; 12 ноября 1900, in Киль — 20 сентября 1959 год, Бад-Годесберг) — немецкий чиновник, советник криминальной полиции, руководитель СС и преступник холокоста.

Биография

Курт Ставицки родился в семье чиновника, в конце Первой мировой войны воевал на фронте солдатом. В 1919 году поступил на службу в добровольческий корпус Штейна в Шлезвиг-Гольштейне, затем перешёл на службу в органы полиции и в 1927 году получил звание лейтенанта. В 1933 году перешёл из службы охраны порядка в Гамбурге в гестапо. Вскоре после этого Ставицки оказался замешан в убийстве бойца кильского штурмового отряда, посвящённого в покрываемые Ставицки контрабандные схемы в Гамбургском порту. Соответствующее расследование в отношении Ставицки не дало результатов. Ещё до прихода национал-социалистов к власти Ставицки в марте 1932 года вступил в НСДАП (№ билета 1 114 037), а в июне 1932 года — в СС (№ билета 44 889). К 1944 году Ставицки дослужился до звания штурмбаннфюрера. В 1936—1939 годах Ставицки служил в гестапо в Ополе.

После Польской кампании Ставицки был назначен главой комиссариата пограничной полиции в Саноке. С середины октября 1940 года Ставицки занимал должность начальника полиции безопасности и службы безопасности в Кракове. С июля 1941 года Ставицки возглавил гестапо в подчинении командующего полицией безопасности и СД в Лемберге. Там Ставицки возглавлял айнзацгруппу, уничтожавшую евреев, а также принимал участие в депортации еврейского населения в концлагерь Белжец. В ходе Sonderaktion 1005 возглавлял команду, проводившую эксгумацию трупов убитых евреев и военнопленных из массовых захоронений и их кремацию. Ставицки принял участие в убийстве не менее 160 тыс. человек.

В октябре-ноябре 1943 года Ставицки перевёлся в гамбургское отделение гестапо, где на руководящей должности преследовал группы антифашистского сопротивления. Позднее перешёл на службу в Главное управление имперской безопасности в Берлине, где входил в особую комиссию по расследованию обстоятельств покушения на Гитлера 20 июля 1944 года. Вёл допрос с применением силы в отношении Ганса фон Донаньи. В апреле 1945 года организовал в концлагере Флоссенбюрг казнь Канариса, Остера и Бонхёффера. Из концлагеря Флоссенбюрг утром 15 апреля 1945 года Ставицки в телеграмме группенфюреру СС Рихарду Глюксу и Генриху Мюллеру доложил о смерти Фридриха фон Рабенау. В тот же день Ставицки вернулся в Берлин. 21 апреля 1945 года во время Берлинской операции Ставицки получил от Мюллера приказ казнить заключённых в тюрьме на Лертер-штрассе. Ставицки командовал расстрельной командой из тридцати эсэсовцев, убивших в ночь с 22 на 23 апреля 15 заключённых тюрьмы на Лертер-штрассе. Шестнадцатый заключённый Герберт Косней получил тяжёлое ранение, но остался жив, притворившись мёртвым, и впоследствии рассказал о казни.

Ставицки скрылся и 1 мая 1945 года получил в гестапо Фленсбурга деньги и фальшивый паспорт на имя Курта Штейна. В октябре 1945 года Ставицки переехал в Бад-Годесберг и с 1953 года до своей смерти работал в регистратуре Немецкого научно-исследовательского общества. Курт Ставицки был идентифицирован только в 1970 году.

Литература

• Johannes Tuchel: «…und ihrer aller wartet der Strick.»: Das Zellengefängnis Lehrter Straße nach dem 20. Juli. In: Peter Steinbach u. Johannes Tuchel (Hrsg.), Schriften der Gedenkstätte Deutscher Widerstand, Reihe A, Band 7, Berlin 2014, 237—250
• Thomas Sandkühler: Endlösung in Galizien. Der Judenmord in Ostpolen und die Rettungsinitiativen von Berthold Beitz 1941—1944. Dietz Nachfolger, Bonn 1996, ISBN 3-8012-5022-9.
• Ernst Klee: Das Personenlexikon zum Dritten Reich: Wer war was vor und nach 1945. Fischer-Taschenbuch-Verlag, Frankfurt am Main 2007, ISBN 978-3-596-16048-8.
• Dieter Pohl: Nationalsozialistische Judenverfolgung in Ostgalizien, 1941—1944. Oldenbourg, München 1997, ISBN 3-486-56233-9.
• Константин Залесский. СС. Самая полная энциклопедия. М.: Яуза-Пресс, 2012, ISBN 978-5-9955-0462-7 с. 404

К:Википедия:Изолированные статьи (тип: не указан)

Отрывок, характеризующий Ставицки, Курт

Солдаты товарищи, шедшие рядом с Пьером, не оглядывались, так же как и он, на то место, с которого послышался выстрел и потом вой собаки; но строгое выражение лежало на всех лицах.


Депо, и пленные, и обоз маршала остановились в деревне Шамшеве. Все сбилось в кучу у костров. Пьер подошел к костру, поел жареного лошадиного мяса, лег спиной к огню и тотчас же заснул. Он спал опять тем же сном, каким он спал в Можайске после Бородина.
Опять события действительности соединялись с сновидениями, и опять кто то, сам ли он или кто другой, говорил ему мысли, и даже те же мысли, которые ему говорились в Можайске.
«Жизнь есть всё. Жизнь есть бог. Все перемещается и движется, и это движение есть бог. И пока есть жизнь, есть наслаждение самосознания божества. Любить жизнь, любить бога. Труднее и блаженнее всего любить эту жизнь в своих страданиях, в безвинности страданий».
«Каратаев» – вспомнилось Пьеру.
И вдруг Пьеру представился, как живой, давно забытый, кроткий старичок учитель, который в Швейцарии преподавал Пьеру географию. «Постой», – сказал старичок. И он показал Пьеру глобус. Глобус этот был живой, колеблющийся шар, не имеющий размеров. Вся поверхность шара состояла из капель, плотно сжатых между собой. И капли эти все двигались, перемещались и то сливались из нескольких в одну, то из одной разделялись на многие. Каждая капля стремилась разлиться, захватить наибольшее пространство, но другие, стремясь к тому же, сжимали ее, иногда уничтожали, иногда сливались с нею.
– Вот жизнь, – сказал старичок учитель.
«Как это просто и ясно, – подумал Пьер. – Как я мог не знать этого прежде».
– В середине бог, и каждая капля стремится расшириться, чтобы в наибольших размерах отражать его. И растет, сливается, и сжимается, и уничтожается на поверхности, уходит в глубину и опять всплывает. Вот он, Каратаев, вот разлился и исчез. – Vous avez compris, mon enfant, [Понимаешь ты.] – сказал учитель.
– Vous avez compris, sacre nom, [Понимаешь ты, черт тебя дери.] – закричал голос, и Пьер проснулся.
Он приподнялся и сел. У костра, присев на корточках, сидел француз, только что оттолкнувший русского солдата, и жарил надетое на шомпол мясо. Жилистые, засученные, обросшие волосами, красные руки с короткими пальцами ловко поворачивали шомпол. Коричневое мрачное лицо с насупленными бровями ясно виднелось в свете угольев.
– Ca lui est bien egal, – проворчал он, быстро обращаясь к солдату, стоявшему за ним. – …brigand. Va! [Ему все равно… разбойник, право!]
И солдат, вертя шомпол, мрачно взглянул на Пьера. Пьер отвернулся, вглядываясь в тени. Один русский солдат пленный, тот, которого оттолкнул француз, сидел у костра и трепал по чем то рукой. Вглядевшись ближе, Пьер узнал лиловую собачонку, которая, виляя хвостом, сидела подле солдата.
– А, пришла? – сказал Пьер. – А, Пла… – начал он и не договорил. В его воображении вдруг, одновременно, связываясь между собой, возникло воспоминание о взгляде, которым смотрел на него Платон, сидя под деревом, о выстреле, слышанном на том месте, о вое собаки, о преступных лицах двух французов, пробежавших мимо его, о снятом дымящемся ружье, об отсутствии Каратаева на этом привале, и он готов уже был понять, что Каратаев убит, но в то же самое мгновенье в его душе, взявшись бог знает откуда, возникло воспоминание о вечере, проведенном им с красавицей полькой, летом, на балконе своего киевского дома. И все таки не связав воспоминаний нынешнего дня и не сделав о них вывода, Пьер закрыл глаза, и картина летней природы смешалась с воспоминанием о купанье, о жидком колеблющемся шаре, и он опустился куда то в воду, так что вода сошлась над его головой.
Перед восходом солнца его разбудили громкие частые выстрелы и крики. Мимо Пьера пробежали французы.
– Les cosaques! [Казаки!] – прокричал один из них, и через минуту толпа русских лиц окружила Пьера.
Долго не мог понять Пьер того, что с ним было. Со всех сторон он слышал вопли радости товарищей.
– Братцы! Родимые мои, голубчики! – плача, кричали старые солдаты, обнимая казаков и гусар. Гусары и казаки окружали пленных и торопливо предлагали кто платья, кто сапоги, кто хлеба. Пьер рыдал, сидя посреди их, и не мог выговорить ни слова; он обнял первого подошедшего к нему солдата и, плача, целовал его.