Сталиниана
Поделись знанием:
Наташа не могла спокойно видеть его таким жалким. Она начала громко всхлипывать.
– Г'афиня, я виноват перед вами, – продолжал Денисов прерывающимся голосом, – но знайте, что я так боготво'ю вашу дочь и всё ваше семейство, что две жизни отдам… – Он посмотрел на графиню и, заметив ее строгое лицо… – Ну п'ощайте, г'афиня, – сказал он, поцеловал ее руку и, не взглянув на Наташу, быстрыми, решительными шагами вышел из комнаты.
На другой день Ростов проводил Денисова, который не хотел более ни одного дня оставаться в Москве. Денисова провожали у цыган все его московские приятели, и он не помнил, как его уложили в сани и как везли первые три станции.
После отъезда Денисова, Ростов, дожидаясь денег, которые не вдруг мог собрать старый граф, провел еще две недели в Москве, не выезжая из дому, и преимущественно в комнате барышень.
Соня была к нему нежнее и преданнее чем прежде. Она, казалось, хотела показать ему, что его проигрыш был подвиг, за который она теперь еще больше любит его; но Николай теперь считал себя недостойным ее.
Он исписал альбомы девочек стихами и нотами, и не простившись ни с кем из своих знакомых, отослав наконец все 43 тысячи и получив росписку Долохова, уехал в конце ноября догонять полк, который уже был в Польше.
После своего объяснения с женой, Пьер поехал в Петербург. В Торжке на cтанции не было лошадей, или не хотел их смотритель. Пьер должен был ждать. Он не раздеваясь лег на кожаный диван перед круглым столом, положил на этот стол свои большие ноги в теплых сапогах и задумался.
– Прикажете чемоданы внести? Постель постелить, чаю прикажете? – спрашивал камердинер.
Пьер не отвечал, потому что ничего не слыхал и не видел. Он задумался еще на прошлой станции и всё продолжал думать о том же – о столь важном, что он не обращал никакого .внимания на то, что происходило вокруг него. Его не только не интересовало то, что он позже или раньше приедет в Петербург, или то, что будет или не будет ему места отдохнуть на этой станции, но всё равно было в сравнении с теми мыслями, которые его занимали теперь, пробудет ли он несколько часов или всю жизнь на этой станции.
Смотритель, смотрительша, камердинер, баба с торжковским шитьем заходили в комнату, предлагая свои услуги. Пьер, не переменяя своего положения задранных ног, смотрел на них через очки, и не понимал, что им может быть нужно и каким образом все они могли жить, не разрешив тех вопросов, которые занимали его. А его занимали всё одни и те же вопросы с самого того дня, как он после дуэли вернулся из Сокольников и провел первую, мучительную, бессонную ночь; только теперь в уединении путешествия, они с особенной силой овладели им. О чем бы он ни начинал думать, он возвращался к одним и тем же вопросам, которых он не мог разрешить, и не мог перестать задавать себе. Как будто в голове его свернулся тот главный винт, на котором держалась вся его жизнь. Винт не входил дальше, не выходил вон, а вертелся, ничего не захватывая, всё на том же нарезе, и нельзя было перестать вертеть его.
Вошел смотритель и униженно стал просить его сиятельство подождать только два часика, после которых он для его сиятельства (что будет, то будет) даст курьерских. Смотритель очевидно врал и хотел только получить с проезжего лишние деньги. «Дурно ли это было или хорошо?», спрашивал себя Пьер. «Для меня хорошо, для другого проезжающего дурно, а для него самого неизбежно, потому что ему есть нечего: он говорил, что его прибил за это офицер. А офицер прибил за то, что ему ехать надо было скорее. А я стрелял в Долохова за то, что я счел себя оскорбленным, а Людовика XVI казнили за то, что его считали преступником, а через год убили тех, кто его казнил, тоже за что то. Что дурно? Что хорошо? Что надо любить, что ненавидеть? Для чего жить, и что такое я? Что такое жизнь, что смерть? Какая сила управляет всем?», спрашивал он себя. И не было ответа ни на один из этих вопросов, кроме одного, не логического ответа, вовсе не на эти вопросы. Ответ этот был: «умрешь – всё кончится. Умрешь и всё узнаешь, или перестанешь спрашивать». Но и умереть было страшно.
Торжковская торговка визгливым голосом предлагала свой товар и в особенности козловые туфли. «У меня сотни рублей, которых мне некуда деть, а она в прорванной шубе стоит и робко смотрит на меня, – думал Пьер. И зачем нужны эти деньги? Точно на один волос могут прибавить ей счастья, спокойствия души, эти деньги? Разве может что нибудь в мире сделать ее и меня менее подверженными злу и смерти? Смерть, которая всё кончит и которая должна притти нынче или завтра – всё равно через мгновение, в сравнении с вечностью». И он опять нажимал на ничего не захватывающий винт, и винт всё так же вертелся на одном и том же месте.
Слуга его подал ему разрезанную до половины книгу романа в письмах m mе Suza. [мадам Сюза.] Он стал читать о страданиях и добродетельной борьбе какой то Аmelie de Mansfeld. [Амалии Мансфельд.] «И зачем она боролась против своего соблазнителя, думал он, – когда она любила его? Не мог Бог вложить в ее душу стремления, противного Его воле. Моя бывшая жена не боролась и, может быть, она была права. Ничего не найдено, опять говорил себе Пьер, ничего не придумано. Знать мы можем только то, что ничего не знаем. И это высшая степень человеческой премудрости».
Всё в нем самом и вокруг него представлялось ему запутанным, бессмысленным и отвратительным. Но в этом самом отвращении ко всему окружающему Пьер находил своего рода раздражающее наслаждение.
– Осмелюсь просить ваше сиятельство потесниться крошечку, вот для них, – сказал смотритель, входя в комнату и вводя за собой другого, остановленного за недостатком лошадей проезжающего. Проезжающий был приземистый, ширококостый, желтый, морщинистый старик с седыми нависшими бровями над блестящими, неопределенного сероватого цвета, глазами.
Пьер снял ноги со стола, встал и перелег на приготовленную для него кровать, изредка поглядывая на вошедшего, который с угрюмо усталым видом, не глядя на Пьера, тяжело раздевался с помощью слуги. Оставшись в заношенном крытом нанкой тулупчике и в валеных сапогах на худых костлявых ногах, проезжий сел на диван, прислонив к спинке свою очень большую и широкую в висках, коротко обстриженную голову и взглянул на Безухого. Строгое, умное и проницательное выражение этого взгляда поразило Пьера. Ему захотелось заговорить с проезжающим, но когда он собрался обратиться к нему с вопросом о дороге, проезжающий уже закрыл глаза и сложив сморщенные старые руки, на пальце одной из которых был большой чугунный перстень с изображением Адамовой головы, неподвижно сидел, или отдыхая, или о чем то глубокомысленно и спокойно размышляя, как показалось Пьеру. Слуга проезжающего был весь покрытый морщинами, тоже желтый старичек, без усов и бороды, которые видимо не были сбриты, а никогда и не росли у него. Поворотливый старичек слуга разбирал погребец, приготовлял чайный стол, и принес кипящий самовар. Когда всё было готово, проезжающий открыл глаза, придвинулся к столу и налив себе один стакан чаю, налил другой безбородому старичку и подал ему. Пьер начинал чувствовать беспокойство и необходимость, и даже неизбежность вступления в разговор с этим проезжающим.
Слуга принес назад свой пустой, перевернутый стакан с недокусанным кусочком сахара и спросил, не нужно ли чего.
– Ничего. Подай книгу, – сказал проезжающий. Слуга подал книгу, которая показалась Пьеру духовною, и проезжающий углубился в чтение. Пьер смотрел на него. Вдруг проезжающий отложил книгу, заложив закрыл ее и, опять закрыв глаза и облокотившись на спинку, сел в свое прежнее положение. Пьер смотрел на него и не успел отвернуться, как старик открыл глаза и уставил свой твердый и строгий взгляд прямо в лицо Пьеру.
Пьер чувствовал себя смущенным и хотел отклониться от этого взгляда, но блестящие, старческие глаза неотразимо притягивали его к себе.
– Имею удовольствие говорить с графом Безухим, ежели я не ошибаюсь, – сказал проезжающий неторопливо и громко. Пьер молча, вопросительно смотрел через очки на своего собеседника.
– Я слышал про вас, – продолжал проезжающий, – и про постигшее вас, государь мой, несчастье. – Он как бы подчеркнул последнее слово, как будто он сказал: «да, несчастье, как вы ни называйте, я знаю, что то, что случилось с вами в Москве, было несчастье». – Весьма сожалею о том, государь мой.
Пьер покраснел и, поспешно спустив ноги с постели, нагнулся к старику, неестественно и робко улыбаясь.
– Я не из любопытства упомянул вам об этом, государь мой, но по более важным причинам. – Он помолчал, не выпуская Пьера из своего взгляда, и подвинулся на диване, приглашая этим жестом Пьера сесть подле себя. Пьеру неприятно было вступать в разговор с этим стариком, но он, невольно покоряясь ему, подошел и сел подле него.
– Вы несчастливы, государь мой, – продолжал он. – Вы молоды, я стар. Я бы желал по мере моих сил помочь вам.
– Ах, да, – с неестественной улыбкой сказал Пьер. – Очень вам благодарен… Вы откуда изволите проезжать? – Лицо проезжающего было не ласково, даже холодно и строго, но несмотря на то, и речь и лицо нового знакомца неотразимо привлекательно действовали на Пьера.
– Но если по каким либо причинам вам неприятен разговор со мною, – сказал старик, – то вы так и скажите, государь мой. – И он вдруг улыбнулся неожиданно, отечески нежной улыбкой.
– Ах нет, совсем нет, напротив, я очень рад познакомиться с вами, – сказал Пьер, и, взглянув еще раз на руки нового знакомца, ближе рассмотрел перстень. Он увидал на нем Адамову голову, знак масонства.
– Позвольте мне спросить, – сказал он. – Вы масон?
– Да, я принадлежу к братству свободных каменьщиков, сказал проезжий, все глубже и глубже вглядываясь в глаза Пьеру. – И от себя и от их имени протягиваю вам братскую руку.
– Я боюсь, – сказал Пьер, улыбаясь и колеблясь между доверием, внушаемым ему личностью масона, и привычкой насмешки над верованиями масонов, – я боюсь, что я очень далек от пониманья, как это сказать, я боюсь, что мой образ мыслей насчет всего мироздания так противоположен вашему, что мы не поймем друг друга.
– Мне известен ваш образ мыслей, – сказал масон, – и тот ваш образ мыслей, о котором вы говорите, и который вам кажется произведением вашего мысленного труда, есть образ мыслей большинства людей, есть однообразный плод гордости, лени и невежества. Извините меня, государь мой, ежели бы я не знал его, я бы не заговорил с вами. Ваш образ мыслей есть печальное заблуждение.
– Точно так же, как я могу предполагать, что и вы находитесь в заблуждении, – сказал Пьер, слабо улыбаясь.
– Я никогда не посмею сказать, что я знаю истину, – сказал масон, всё более и более поражая Пьера своею определенностью и твердостью речи. – Никто один не может достигнуть до истины; только камень за камнем, с участием всех, миллионами поколений, от праотца Адама и до нашего времени, воздвигается тот храм, который должен быть достойным жилищем Великого Бога, – сказал масон и закрыл глаза.
– Я должен вам сказать, я не верю, не… верю в Бога, – с сожалением и усилием сказал Пьер, чувствуя необходимость высказать всю правду.
Масон внимательно посмотрел на Пьера и улыбнулся, как улыбнулся бы богач, державший в руках миллионы, бедняку, который бы сказал ему, что нет у него, у бедняка, пяти рублей, могущих сделать его счастие.
– Да, вы не знаете Его, государь мой, – сказал масон. – Вы не можете знать Его. Вы не знаете Его, оттого вы и несчастны.
– Да, да, я несчастен, подтвердил Пьер; – но что ж мне делать?
– Вы не знаете Его, государь мой, и оттого вы очень несчастны. Вы не знаете Его, а Он здесь, Он во мне. Он в моих словах, Он в тебе, и даже в тех кощунствующих речах, которые ты произнес сейчас! – строгим дрожащим голосом сказал масон.
Он помолчал и вздохнул, видимо стараясь успокоиться.
– Ежели бы Его не было, – сказал он тихо, – мы бы с вами не говорили о Нем, государь мой. О чем, о ком мы говорили? Кого ты отрицал? – вдруг сказал он с восторженной строгостью и властью в голосе. – Кто Его выдумал, ежели Его нет? Почему явилось в тебе предположение, что есть такое непонятное существо? Почему ты и весь мир предположили существование такого непостижимого существа, существа всемогущего, вечного и бесконечного во всех своих свойствах?… – Он остановился и долго молчал.
Пьер не мог и не хотел прерывать этого молчания.
– Он есть, но понять Его трудно, – заговорил опять масон, глядя не на лицо Пьера, а перед собою, своими старческими руками, которые от внутреннего волнения не могли оставаться спокойными, перебирая листы книги. – Ежели бы это был человек, в существовании которого ты бы сомневался, я бы привел к тебе этого человека, взял бы его за руку и показал тебе. Но как я, ничтожный смертный, покажу всё всемогущество, всю вечность, всю благость Его тому, кто слеп, или тому, кто закрывает глаза, чтобы не видать, не понимать Его, и не увидать, и не понять всю свою мерзость и порочность? – Он помолчал. – Кто ты? Что ты? Ты мечтаешь о себе, что ты мудрец, потому что ты мог произнести эти кощунственные слова, – сказал он с мрачной и презрительной усмешкой, – а ты глупее и безумнее малого ребенка, который бы, играя частями искусно сделанных часов, осмелился бы говорить, что, потому что он не понимает назначения этих часов, он и не верит в мастера, который их сделал. Познать Его трудно… Мы веками, от праотца Адама и до наших дней, работаем для этого познания и на бесконечность далеки от достижения нашей цели; но в непонимании Его мы видим только нашу слабость и Его величие… – Пьер, с замиранием сердца, блестящими глазами глядя в лицо масона, слушал его, не перебивал, не спрашивал его, а всей душой верил тому, что говорил ему этот чужой человек. Верил ли он тем разумным доводам, которые были в речи масона, или верил, как верят дети интонациям, убежденности и сердечности, которые были в речи масона, дрожанию голоса, которое иногда почти прерывало масона, или этим блестящим, старческим глазам, состарившимся на том же убеждении, или тому спокойствию, твердости и знанию своего назначения, которые светились из всего существа масона, и которые особенно сильно поражали его в сравнении с своей опущенностью и безнадежностью; – но он всей душой желал верить, и верил, и испытывал радостное чувство успокоения, обновления и возвращения к жизни.
– Он не постигается умом, а постигается жизнью, – сказал масон.
– Я не понимаю, – сказал Пьер, со страхом чувствуя поднимающееся в себе сомнение. Он боялся неясности и слабости доводов своего собеседника, он боялся не верить ему. – Я не понимаю, – сказал он, – каким образом ум человеческий не может постигнуть того знания, о котором вы говорите.
Масон улыбнулся своей кроткой, отеческой улыбкой.
– Высшая мудрость и истина есть как бы чистейшая влага, которую мы хотим воспринять в себя, – сказал он. – Могу ли я в нечистый сосуд воспринять эту чистую влагу и судить о чистоте ее? Только внутренним очищением самого себя я могу до известной чистоты довести воспринимаемую влагу.
– Да, да, это так! – радостно сказал Пьер.
– Высшая мудрость основана не на одном разуме, не на тех светских науках физики, истории, химии и т. д., на которые распадается знание умственное. Высшая мудрость одна. Высшая мудрость имеет одну науку – науку всего, науку объясняющую всё мироздание и занимаемое в нем место человека. Для того чтобы вместить в себя эту науку, необходимо очистить и обновить своего внутреннего человека, и потому прежде, чем знать, нужно верить и совершенствоваться. И для достижения этих целей в душе нашей вложен свет Божий, называемый совестью.
– Да, да, – подтверждал Пьер.
– Погляди духовными глазами на своего внутреннего человека и спроси у самого себя, доволен ли ты собой. Чего ты достиг, руководясь одним умом? Что ты такое? Вы молоды, вы богаты, вы умны, образованы, государь мой. Что вы сделали из всех этих благ, данных вам? Довольны ли вы собой и своей жизнью?
– Нет, я ненавижу свою жизнь, – сморщась проговорил Пьер.
– Ты ненавидишь, так измени ее, очисти себя, и по мере очищения ты будешь познавать мудрость. Посмотрите на свою жизнь, государь мой. Как вы проводили ее? В буйных оргиях и разврате, всё получая от общества и ничего не отдавая ему. Вы получили богатство. Как вы употребили его? Что вы сделали для ближнего своего? Подумали ли вы о десятках тысяч ваших рабов, помогли ли вы им физически и нравственно? Нет. Вы пользовались их трудами, чтоб вести распутную жизнь. Вот что вы сделали. Избрали ли вы место служения, где бы вы приносили пользу своему ближнему? Нет. Вы в праздности проводили свою жизнь. Потом вы женились, государь мой, взяли на себя ответственность в руководстве молодой женщины, и что же вы сделали? Вы не помогли ей, государь мой, найти путь истины, а ввергли ее в пучину лжи и несчастья. Человек оскорбил вас, и вы убили его, и вы говорите, что вы не знаете Бога, и что вы ненавидите свою жизнь. Тут нет ничего мудреного, государь мой! – После этих слов, масон, как бы устав от продолжительного разговора, опять облокотился на спинку дивана и закрыл глаза. Пьер смотрел на это строгое, неподвижное, старческое, почти мертвое лицо, и беззвучно шевелил губами. Он хотел сказать: да, мерзкая, праздная, развратная жизнь, – и не смел прерывать молчание.
Масон хрипло, старчески прокашлялся и кликнул слугу.
– Что лошади? – спросил он, не глядя на Пьера.
– Привели сдаточных, – отвечал слуга. – Отдыхать не будете?
– Нет, вели закладывать.
«Неужели же он уедет и оставит меня одного, не договорив всего и не обещав мне помощи?», думал Пьер, вставая и опустив голову, изредка взглядывая на масона, и начиная ходить по комнате. «Да, я не думал этого, но я вел презренную, развратную жизнь, но я не любил ее, и не хотел этого, думал Пьер, – а этот человек знает истину, и ежели бы он захотел, он мог бы открыть мне её». Пьер хотел и не смел сказать этого масону. Проезжающий, привычными, старческими руками уложив свои вещи, застегивал свой тулупчик. Окончив эти дела, он обратился к Безухому и равнодушно, учтивым тоном, сказал ему:
– Вы куда теперь изволите ехать, государь мой?
– Я?… Я в Петербург, – отвечал Пьер детским, нерешительным голосом. – Я благодарю вас. Я во всем согласен с вами. Но вы не думайте, чтобы я был так дурен. Я всей душой желал быть тем, чем вы хотели бы, чтобы я был; но я ни в ком никогда не находил помощи… Впрочем, я сам прежде всего виноват во всем. Помогите мне, научите меня и, может быть, я буду… – Пьер не мог говорить дальше; он засопел носом и отвернулся.
Масон долго молчал, видимо что то обдумывая.
– Помощь дается токмо от Бога, – сказал он, – но ту меру помощи, которую во власти подать наш орден, он подаст вам, государь мой. Вы едете в Петербург, передайте это графу Вилларскому (он достал бумажник и на сложенном вчетверо большом листе бумаги написал несколько слов). Один совет позвольте подать вам. Приехав в столицу, посвятите первое время уединению, обсуждению самого себя, и не вступайте на прежние пути жизни. Затем желаю вам счастливого пути, государь мой, – сказал он, заметив, что слуга его вошел в комнату, – и успеха…
Проезжающий был Осип Алексеевич Баздеев, как узнал Пьер по книге смотрителя. Баздеев был одним из известнейших масонов и мартинистов еще Новиковского времени. Долго после его отъезда Пьер, не ложась спать и не спрашивая лошадей, ходил по станционной комнате, обдумывая свое порочное прошедшее и с восторгом обновления представляя себе свое блаженное, безупречное и добродетельное будущее, которое казалось ему так легко. Он был, как ему казалось, порочным только потому, что он как то случайно запамятовал, как хорошо быть добродетельным. В душе его не оставалось ни следа прежних сомнений. Он твердо верил в возможность братства людей, соединенных с целью поддерживать друг друга на пути добродетели, и таким представлялось ему масонство.
Приехав в Петербург, Пьер никого не известил о своем приезде, никуда не выезжал, и стал целые дни проводить за чтением Фомы Кемпийского, книги, которая неизвестно кем была доставлена ему. Одно и всё одно понимал Пьер, читая эту книгу; он понимал неизведанное еще им наслаждение верить в возможность достижения совершенства и в возможность братской и деятельной любви между людьми, открытую ему Осипом Алексеевичем. Через неделю после его приезда молодой польский граф Вилларский, которого Пьер поверхностно знал по петербургскому свету, вошел вечером в его комнату с тем официальным и торжественным видом, с которым входил к нему секундант Долохова и, затворив за собой дверь и убедившись, что в комнате никого кроме Пьера не было, обратился к нему:
– Я приехал к вам с поручением и предложением, граф, – сказал он ему, не садясь. – Особа, очень высоко поставленная в нашем братстве, ходатайствовала о том, чтобы вы были приняты в братство ранее срока, и предложила мне быть вашим поручителем. Я за священный долг почитаю исполнение воли этого лица. Желаете ли вы вступить за моим поручительством в братство свободных каменьщиков?
Холодный и строгий тон человека, которого Пьер видел почти всегда на балах с любезною улыбкою, в обществе самых блестящих женщин, поразил Пьера.
– Да, я желаю, – сказал Пьер.
Вилларский наклонил голову. – Еще один вопрос, граф, сказал он, на который я вас не как будущего масона, но как честного человека (galant homme) прошу со всею искренностью отвечать мне: отреклись ли вы от своих прежних убеждений, верите ли вы в Бога?
Пьер задумался. – Да… да, я верю в Бога, – сказал он.
– В таком случае… – начал Вилларский, но Пьер перебил его. – Да, я верю в Бога, – сказал он еще раз.
– В таком случае мы можем ехать, – сказал Вилларский. – Карета моя к вашим услугам.
Всю дорогу Вилларский молчал. На вопросы Пьера, что ему нужно делать и как отвечать, Вилларский сказал только, что братья, более его достойные, испытают его, и что Пьеру больше ничего не нужно, как говорить правду.
Въехав в ворота большого дома, где было помещение ложи, и пройдя по темной лестнице, они вошли в освещенную, небольшую прихожую, где без помощи прислуги, сняли шубы. Из передней они прошли в другую комнату. Какой то человек в странном одеянии показался у двери. Вилларский, выйдя к нему навстречу, что то тихо сказал ему по французски и подошел к небольшому шкафу, в котором Пьер заметил невиданные им одеяния. Взяв из шкафа платок, Вилларский наложил его на глаза Пьеру и завязал узлом сзади, больно захватив в узел его волоса. Потом он пригнул его к себе, поцеловал и, взяв за руку, повел куда то. Пьеру было больно от притянутых узлом волос, он морщился от боли и улыбался от стыда чего то. Огромная фигура его с опущенными руками, с сморщенной и улыбающейся физиономией, неверными робкими шагами подвигалась за Вилларским.
Проведя его шагов десять, Вилларский остановился.
– Что бы ни случилось с вами, – сказал он, – вы должны с мужеством переносить всё, ежели вы твердо решились вступить в наше братство. (Пьер утвердительно отвечал наклонением головы.) Когда вы услышите стук в двери, вы развяжете себе глаза, – прибавил Вилларский; – желаю вам мужества и успеха. И, пожав руку Пьеру, Вилларский вышел.
Оставшись один, Пьер продолжал всё так же улыбаться. Раза два он пожимал плечами, подносил руку к платку, как бы желая снять его, и опять опускал ее. Пять минут, которые он пробыл с связанными глазами, показались ему часом. Руки его отекли, ноги подкашивались; ему казалось, что он устал. Он испытывал самые сложные и разнообразные чувства. Ему было и страшно того, что с ним случится, и еще более страшно того, как бы ему не выказать страха. Ему было любопытно узнать, что будет с ним, что откроется ему; но более всего ему было радостно, что наступила минута, когда он наконец вступит на тот путь обновления и деятельно добродетельной жизни, о котором он мечтал со времени своей встречи с Осипом Алексеевичем. В дверь послышались сильные удары. Пьер снял повязку и оглянулся вокруг себя. В комнате было черно – темно: только в одном месте горела лампада, в чем то белом. Пьер подошел ближе и увидал, что лампада стояла на черном столе, на котором лежала одна раскрытая книга. Книга была Евангелие; то белое, в чем горела лампада, был человечий череп с своими дырами и зубами. Прочтя первые слова Евангелия: «Вначале бе слово и слово бе к Богу», Пьер обошел стол и увидал большой, наполненный чем то и открытый ящик. Это был гроб с костями. Его нисколько не удивило то, что он увидал. Надеясь вступить в совершенно новую жизнь, совершенно отличную от прежней, он ожидал всего необыкновенного, еще более необыкновенного чем то, что он видел. Череп, гроб, Евангелие – ему казалось, что он ожидал всего этого, ожидал еще большего. Стараясь вызвать в себе чувство умиленья, он смотрел вокруг себя. – «Бог, смерть, любовь, братство людей», – говорил он себе, связывая с этими словами смутные, но радостные представления чего то. Дверь отворилась, и кто то вошел.
Сталиниана — совокупность произведений музыкального, изобразительного и других искусств, а также кинематографии, прозы и поэзии, посвящённых советскому государственному и партийному деятелю Иосифу Сталину (1879—1953) или связанных с ним. Образ Сталина достаточно широко использовался в искусстве во время культа личности, который имел место в СССР.
Содержание
Кино
Образ Сталина в мультипликационных фильмах
- Тебе, Москва!
- Грузинский мальчик.
Образ Сталина в художественных фильмах
- 1934 — «Британский агент» (British Agent), США — Джозеф Марио
- 1937 — «Ленин в Октябре» — Семён Гольдштаб
- 1938 — «Выборгская сторона» — Михаил Геловани
- 1938 — «Человек с ружьём» — Михаил Геловани
- 1938 — «Великое зарево» — Михаил Геловани
- 1938 — «Если завтра война» — ?
- 1939 — «Ленин в 1918 году» — Михаил Геловани
- 1940 — «Сибиряки» — Михаил Геловани
- 1940 — «Яков Свердлов» — Андро Кобаладзе
- 1941 — «Валерий Чкалов» — Михаил Геловани
- 1941 — «Первая конная» — Семён Гольдштаб
- 1942 — «Оборона Царицына» — Михаил Геловани
- 1942 — «Александр Пархоменко» — Семён Гольдштаб
- 1942 — «Его зовут Сухэ-Батор» — Семён Гольдштаб
- 1943 — «Миссия в Москву» (Mission to Moscow, США) — Манарт Киппен
- 1946 — «Клятва» — Михаил Геловани
- 1947 — «Свет над Россией» — Михаил Геловани
- 1947 — «Рядовой Александр Матросов» — Алексей Дикий
- 1948 — «Третий удар» — Алексей Дикий
- 1949 — «Сталинградская битва» — Алексей Дикий
- 1949 — «Падение Берлина» — Михаил Геловани
- 1950 — «Огни Баку» — Михаил Геловани
- 1951 — «Незабываемый 1919 год» — Михаил Геловани
- 1953 — «Вихри враждебные» («Феликс Дзержинский») — Михаил Геловани
- 1953 — Солдат Победы (Żołnierz Zwycięstwa, Польша) — Казимеж Вилямовски
- 1954 — «Эрнст Тельман — сын своего класса» (Ernst Thälmann — Sohn seiner Klasse, ГДР) — Герд Ягер
- 1957 — The Girl in the Kremlin — Морис Мэнсон
- 1957 — «Правда» — Андро Кобаладзе
- 1958 — «В дни Октября» — Андро Кобаладзе
- 1960 — «Утро» (Азербайджан) — Андро Кобаладзе
- 1965 — «На одной планете» — Андро Кобаладзе
- 1965 — «Bürgerkrieg in Rußland», телесериал (ФРГ) — Хуберт Сушка
- 1968—1971 — «Освобождение» — Бухути Закариадзе
- 1970 — «Почему русские сделали революцию» (Why Russians Are Revolting), США — Саул Кац
- 1971 — «Николай и Александра» (Nicholas and Alexandra) — Джеймс Хазельдин
- 1974—1977 — «Блокада» — Борис Горбатов
- 1972 — «Укрощение огня» — Андро Кобаладзе
- 1973 — «Семнадцать мгновений весны» — Андро Кобаладзе
- 1975 — «Выбор цели» — Яков Трипольский
- 1977 — «Солдаты свободы» — Яков Трипольский
- 1978 — «Sodan ja rauhan miehet» (Финляндия) — Микко Нисканен
- 1979 — «Сталин — Троцкий» (Staline — Trotsky: Le pouvoir et la révolution), Франция — Морис Барье
- 1980 — «Тегеран-43» — Георгий Саакян
- 1981 — «20 декабря» — Кирилл Лавров - [ребята, вы чего??? в этом фильме Кирилл Лавров играет Ленина! Сталин там показан лишь мельком, и в титрах он не указан]
- 1981 — «Через Гоби и Хинган» — Андро Кобаладзе
- 1982 — «Государственная граница. Восточный рубеж» — Андро Кобаладзе
- 1982 — «Ленин» Lénine (Франция) — Жак Жиро
- 1982 — «Если враг не сдаётся…» — Яков Трипольский
- 1983 — «Красные колокола» — Тенгиз Даушвили
- 1983 — «Рейли — король шпионов (телесериал)» — Дэвид Бурк
- 1983 — «Красный монарх» «Red Monarch» (Англия, 1983) — Колин Блейкли
- 1984 — «Ялта» (Франция, 1984) — Данило Бата Стойкович
- 1985 — «Битва за Москву» — Яков Трипольский
- 1985 — «Победа» — Рамаз Чхиквадзе
- 1986 — «Государственная граница. Год сорок первый» — Арчил Гомиашвили
- 1988 — «Завещание» (США) — Теренс Ригби
- 1989 — «Сталинград» — Арчил Гомиашвили
- 1989 — «Чёрная роза — эмблема печали, красная роза — эмблема любви» — Георгий Саакян
- 1989 — «Пиры Валтасара, или Ночь со Сталиным» — Алексей Петренко
- 1990 — «10 лет без права переписки» — Георгий Саакян
- 1990 — «Яков, сын Сталина» — Евгений Джугашвили
- 1990 — «Враг народа — Бухарин» — Сергей Шакуров
- 1990 — «Повесть непогашенной луны» — Виктор Проскурин
- 1990 — «Война на западном направлении» — Арчил Гомиашвили
- 1990 — «Николай Вавилов» — Георгий Кавтарадзе
- 1991 — «Ближний круг» — Александр Збруев
- 1992 — «Сталин» (США) — Роберт Дюваль
- 1991 — «Путешествие товарища Сталина в Африку» — Рамаз Чхиквадзе
- 1992 — «Официант с золотым подносом» — Рамаз Чхиквадзе
- 1992 — «В круге первом» (США) — Мюррей Абрахам
- 1992 — «Кооператив «Политбюро», или Будет долгим прощание» (Белоруссия) — Алексей Петренко
- 1993 — «Ленин в огненном кольце» — Леван Мсхиладзе
- 1993 — «Троцкий» — Евгений Жариков
- 1993 — «Ангелы смерти» — Арчил Гомиашвили
- 1993—1994 — «Трагедия века» — Яков Трипольский, Арчил Гомиашвили, Бухути Закариадзе
- 1994 — «Серп и молот» — Владимир Стеклов
- 1994 — «Вторая мировая война: Когда львы рычали» (World War II: When Lions Roared) — Майкл Кейн
- 1995 — «Великий полководец Георгий Жуков» — Яков Трипольский
- 1995 — «Под знаком Скорпиона» — Игорь Кваша
- 1996 — «Дети революции» (Австралия) — Мюррей Абрахам
- 1996 — «Госпожа Коллонтай» (Gospodja Kolontaj) (Югославия) — Михайло Янкетич
- 1997 — «Все мои Ленины» (Эстония) — Эдуард Томан
- 1998 — «Хрусталёв, машину!» — Али Мисиров
- 2000 — «В августе 44-го…» — Рамаз Чхиквадзе
- 2001 — «Телец» — Сергей Ражук
- 2002 — «Приключения мага» — Игорь Гузун
- 2003 — «Шпион Зорге» (Spy Sorge) (Япония-Германия) — ?
- 2004 — «Московская сага» — Владимир Миронов
- 2004 — «Дети Арбата» — Максим Суханов
- 2004 — «Смерть Таирова» — Алексей Петренко
- 2005 — «В круге первом» — Игорь Кваша
- 2005 — «Звезда эпохи» — Армен Джигарханян
- 2005 — «Есенин» — Андрей Краско
- 2005 — «Архангел» — Автандил Махарадзе
- 2005 — «Тегеран-43» (Канада) — Игорь Гузун
- 2006 — «Жена Сталина» — Дута Схиртладзе
- 2006 — «Утёсов. Песня длиною в жизнь» — Евгений Паперный
- 2006-?? — «6 кадров» — Федор Добронравов
- 2007 — «Сталин. Live» — Давид Гиоргобиани
- 2008 — «Мустафа Шокай» (Казахстан) — Игорь Гузун
- 2009 — «Час Волкова-3» — Игорь Гузун
- 2009 — «Приказано уничтожить! Операция: «Китайская шкатулка»» — Геннадий Хазанов
- 2009 — «Вольф Мессинг: видевший сквозь время» — Алексей Петренко
- 2009 — «Легенда об Ольге» — Малхаз Жвания
- 2009 — «Полторы комнаты, или Сентиментальное путешествие на родину» — ?
- 2010 — «Утомлённые солнцем 2: Предстояние» — Максим Суханов
- 2010 — «Тухачевский: Заговор маршала» — Анатолий Дзиваев
- 2011 — «Варшавская битва. 1920» (Польша) — Игорь Гузун
- 2011 — «Товарищ Сталин» — Сергей Юрский[1]
- 2011 — «Отель Люкс» (ФРГ) — Валерий Гришко
- 2011 — «Контригра» — Леван Мсхиладзе
- 2011 — «Наркомовский обоз» — Иван Мацкевич
- 2011 — «Дом образцового содержания» — Игорь Гузун
- 2011 — «Фурцева» — Геннадий Хазанов
- 2011 — «Утомлённые солнцем 2: Цитадель» — Максим Суханов
- 2012 — «Жуков» — Анатолий Дзиваев
- 2012 — «Чкалов» — Виктор Тереля
- 2012 — «Шпион» — Михаил Филлипов
- 2012 — «Второе восстание Спартака» — Анатолий Дзиваев
- 2012 — «Всё началось в Харбине» — Александр Воитов
- 2013 - Товарищ Сталин - 4хсерийный художественный фильм (НТВ)
- 2013 — «Сталин с нами» — Роман Хеидзе
- 2013 — «Убить Сталина» — Анатолий Дзиваев
- 2013 — «Сын отца народов» — Анатолий Дзиваев
- 2013 — «Столетний старик, который вылез в окно и исчез» (Швеция) — Альгирдас Ромуальдас
- 2013 — «Орлова и Александров» — Евгений Князев
Образ Сталина в документальных фильмах
- «Три песни о Ленине» (1934) Реж. Дзига Вертов.
- "Колыбельная" (1937). Реж. Дзига Вертов.
- «Величайшие злодеи мира: Иосиф Сталин» (2001, Discovery Channel)
- «Вторая мировая война: За закрытыми дверями» (2008, BBC) — Алексей Петренко
- «Покер-45: Сталин, Черчилль, Рузвельт» (2010) — Игорь Гузун
- «Поединки: Правдивая история. Тегеран 43» (2010) — Анатолий Дзиваев
- «Казнокрады» (Фильм № 4: «Трофейное дело») (2011) — Анатолий Дзиваев
- «Страна родная»
- «Памяти Серго Орджоникидзе»
- «Показания свидетеля»
Актёры, сыгравшие Сталина
- Семён Гольдштаб
- Михаил Геловани (13 фильмов)
- Георгий Саакян
- Алексей Дикий
- Алексей Жарков
- Армен Джигарханян
- Бухути Закариадзе
- Андро Кобаладзе (рекордсмен, снялся в этой роли в 15 фильмах)
- Алексей Петренко (4 фильма)
- Андрей Мягков (в роли артиста, изображающего Сталина — «На Дерибасовской хорошая погода, или На Брайтон-Бич опять идут дожди»)
- Рамаз Чхиквадзе
- Сергей Ражук
- Максим Суханов (3 фильма)
- Дута Схиртладзе
- Давид Гиоргобиани
- Александр Збруев
- Арчил Гомиашвили (5 фильмов)
- Яков Трипольский (6 фильмов)
- Игорь Кваша («Под знаком скорпиона», «В круге первом», 2005)
- Андрей Краско («Есенин»)
- Виктор Проскурин
- Сергей Шакуров («Враг народа — Бухарин»)
- Евгений Жариков («Троцкий»)
- Леван Мсхиладзе («Ленин в огненном кольце»)
- Али Мисиров («Хрусталев, машину!»)
- Владимир Миронов («Московская сага»)
- Владимир Стеклов («Серп и молот»)
- Дэвид Бурк («Рейли — король шпионов»)
- Роберт Дювалл (Сталин)
- Теренс Ригби («Завещание»)
- Мюррей Абрахам (Дети революции)
- Илья Олейников (в передаче «Городок»)
- Фёдор Добронравов (в передаче «6 кадров»)
- Игорь Гузун (7 фильмов)
- Геннадий Хазанов
- Михаил Филлипов
- Иван Мацкевич
- Виктор Тереля
- Георгий Кавтарадзе
- Анатолий Дзиваев (7 фильмов)
Театр
 |
Этот раздел не завершён. Вы поможете проекту, исправив и дополнив его.
|
Живопись
- Isaak Brodsky stalin01.jpg
И. Бродский. Портрет Сталина
Картины[2]:
- Картина А. М. Герасимова «Выступление И. В. Сталина на XVI партсъезде» (1933), «И. В. Сталин и К. Е. Ворошилов в Кремле» (1938), акварельные портреты И. В. Сталина.
- В. П. Ефанов: «И. В. Сталин, В. М. Молотов, К. Е. Ворошилов у постели больного А. М. Горького».
- Г. Шегаль: «Тов. Сталин в президиуме Съезда колхозников».
- Графика Кукрыниксов «Сталин в Курейке».
- Гравюра М. Полякова «Сталин у Горького».
- Картины А. Кутателадзе «Тов. Сталин среди крестьян-аджарцев в 1902 г.», «Батумская демонстрация под руководством тов. Сталина».
- Д. Налбандян «Портрет тов. Сталина».
Выставки, посвящённые Сталину:
- Сталин и люди Советской страны в изобразительном искусстве. Каталог выставки. М., Гос. Третьяковская галерея. 1939. 66 стр.
- Сталин и сталинская эпоха в произведениях советских графиков. Каталог выставки. Курск, 1939. 16 стр.
- Сталин и люди сталинской эпохи. Каталог выставки. Калинин, 1940. 18 стр.
- Передвижная выставка произведений живописи и графики, посвящённых жизни и деятельности И. В. Сталина. Каталог. Молотов, 1940. 38 стр.
- Иосиф Виссарионович Сталин в изобразительном искусстве. Каталог выставки. 1949. Живопись. Графика. Скульптура. М., Сов. Художник. 1949. 41 стр.
- Сталин и сталинская эпоха в произведениях изобразительного искусства. Каталог выставки. Иркутск, 1949. 16 стр.
Барельеф и монументальное искусство
- Letna stalin sousosi.jpg
Памятник Сталину в Праге (1955—1962)
- Статуя Сталина работы С. Меркурова (1940).
- Скульптура «Ленин и Сталин» З. Азгура.
- Статуя Сталина работы С. Какабадзе.
В литературе и фольклоре
При жизни Сталина
- Общие сборники[3]:
- Сталин в песнях народов СССР. М., Молодая гвардия. 1936. 223 стр.
- Ленин-Сталин в поэзии народов СССР. М., ГЛИ. 1938. 568 стр.
- За Сталина! Стихи и песни. Куйбышев, 1938.
- Рассказы о Сталине. М.-Л., Детиздат. 1939. 112 стр.
- Сталин. (В поэзии. К 60-летию со дня рождения). М., ГЛИ. 1939. 388 стр.
- Песни о Сталине. М., ГЛИ. 1950. 204 стр.
- Великий Сталинский закон. Сборник стихов и песен. М., Моск. рабочий. 1950. 144 стр.
- Слава великому Сталину. Стихи и песни. Тула, 1951. 240 стр.
- О Ленине и Сталине. Сборник для детей дошкольного и младшего школьного возраста. М.-Л., Детгиз. 1952. 48 стр. 300000 экз.
- Песня о Сталине. Избранные стихи советских поэтов. Для среднего и старшего возраста. М.-Л., Детгиз. 1950. 184 стр.
- Абхазская.
- Гулия Д. И. Песнь о Сталине. Поэма. / Пер. с абхаз. Сухуми, 1946. 14 стр.
- Адыгская.
- Голос сердца. Стихи и песни о Сталине. / Пер. с адыг. А. Пономарева. Майкоп, 1946. 42 стр.
- О Сталине. (О самом любимом). Сборник художественных произведения писателей Адыгеи. Майков, 1949. 64 стр.
- Азербайджанская.
- Песни ашугов о Ленине и Сталине. Баку, 1939. 40 стр.
- Армянская.
- Сталин в песнях армянских ашугов. Ер., 1939.
- Ленин и Сталин в армянском народном творчестве: Сборник. / Пер. с арм. Ер., 1952. 144 стр.
- Белорусская.
- Поэма Аркадия Кулешова «Слово о вожде народов» (Минск, 1950).
- От всего сердца. Сборник (разделы «Письма белорусского народа товарищу Сталину» и «Товарищ Сталин в белорусской поэзии»). Мн., 1953. 375 стр.
- Бурятская.
- Сталин в творчестве народов Бурят-Монгольской АССР. Улан-Удэ, 1939. 136 стр.
- Великие баторы. Ленин и Сталин в творчестве народов Бурят-Монгольской АССР. Улан-Удэ, 1948. 148 стр. 10000 экз.
- Ленин и Сталин в творчестве народов Бурят-Монголии. Народные песни, улигеры, стихи и поэмы. Улан-Удэ, 1953. 200 стр.
- Галсанов Ц. Г. Легенда о Баторе. (О Сталине). / Пер. с бурят-монг. и поэт. обработка Т. Стрешневой. (1944)
- Галсанов Ц. Г. Человек души золотой. Прибайкальская легенда о Сталине. / Пер. с бурят-монг. И. Луговского. Улан-Удэ, 1950.
- Грузинская.
- Лордкипанидзе К. А. Горийская повесть. Тб., 1941. 32 стр.
- Георгий Леонидзе. Эпопея «Сталин», кн. 1 «Детство и отрочество» (М., 1950), неоднократно издавалась в переводах Г. Цагарели и Н. Тихонова.
- Народы Дагестана.
- Творчество народов Дагестана. Фольклор. Вып.1. Ленин и Сталин в песнях и сказаниях горцев Дагестана. / Пер. с авар., даргин., кумык., лакск., лезгин., ногайск., табасаран., тат. и тюрк. яз. Махачкала, 1939.
- Песнь о Сталине. Сборник народных песен и произведений писателей Дагестана. Махачкала, 1949. 135 стр.
- Поэма Эффенди Капиева «Сталин» (Махач-Кала, 1946).
- Славим партию свою. Стихи дагестанских поэтов, посвященные В. И. Ленину, И. В. Сталину, партии большевиков. Махачкала, 1952. 96 стр.
- Казахская.
- Песни о вождях и Родине. Сборник произведений народных акынов Казахстана. Алма-Ата, 1949. 123 стр.
- Литовская.
- Ленину. Сталину. Сборник стихов литовских поэтов. Вильнюс, 1953. 132 стр.
- Ионинас А., Мацявичюс Ю. Письмо вождю. Поэма. / Пер. с литов. Вильнюс, 1951. 48 стр.
- «Поэма о Сталине» Саломеи Нерис (Каунас, 1947).
- Мордовская.
- Наше солнце — Сталин! Сборник поэтов и сказителей Мордовской АССР, посвящённый 60-летию И. В. Сталина. Саранск, 1940. 192 стр.
- Русская.
- Антоновская А. А. На Батумском рейде. Повесть. М., 1948. 72 стр.
- Вишневский В. В. Незабываемый 1919-й. Пьеса в 3-х актах. М., Искусство. 1950.
- Леонов Л. М. Слово о первом депутате. М., 1946. 24 стр.
- Ольхон А. С. Енисейская легенда. (Сказ о И. В. Сталине). Иркутск, 1940. Красноярск, 1947. 15 стр.
- Погодин Н. Ф. Пьеса «Кремлёвские куранты».
- Родному Сталину. Сборник стихотворений ленинградских поэтов. Л., 1951. 111 стр.
- Чичаева Е. И. Про депутата бессменного, друга нашего неизменного, товарища Сталина — отца любимого. Сказ. Красноярск, 1946. 10 стр.
- Таджикская.
- Гольдберг А. Г. Голубой ковёр. (Таджикская народная сказка о Ленине и Сталине). Таллин, 1946.
- Родному Сталину. Письма таджикского народа и стихи поэтов Таджикистана. Сталинабад, 1949. 167 стр.
- Туркменская.
- Ленин и Сталин в туркменской поэзии. Сборник стихов. Ашхабад, 1953. 132 стр.
- Узбекская.
- Гулям Гафур. Товарищу Сталину. / Пер. с узбек. М., 1950. 51 стр.
- Наш голос: Сборник стихов: (поэмы Ф. Юлдаша «Отец народа», И. Шаира «Сталин», К. Юсупова «Сталин с нами». Таш., 1950. 40 стр.
- Украинская
- Воронько П. Н. К Сталину! Поэма. (Для младшего возраста). М., 1949. 16 стр.
- Ленину слава, Сталину слава. / Пер. с укр. Киев, 1951. 470 стр.
- Якутская.
- Сказы М. Н. Тимофеева-Терешкина «Железо-стальной батырь» и «Сталин-победитель» (Иркутск, 1947)
После смерти Сталина
|
Этот раздел не завершён. Вы поможете проекту, исправив и дополнив его.
|
- Аринин В. И. Тень генералиссимуса (1991).
- Жухрай В. М. Сталин: правда и ложь. — М.: Изд. Сварогъ, 1996.
- Солженицын А. И. «В круге первом».
- Святослав Рыбас. «Сталин». Москва, Молодая Гвардия, ЖЗЛ выпуск 1419,
- Хлевнюк О. В. «Хозяин. Сталин и утверждение сталинской диктатуры» Москва, 2009 г. 402 стр.
2010, ISBN 978-5-235-03324-5
- «Триумф и трагедия» Политический портрет И. В. Сталина в 2х книгах. Москва 1990 г.
- Стариков Н. В. «Сталин. Вспоминаем вместе» Санкт-Петербург, Питер, 2012.
Песни
А. Александров — М. Инюшкин:
- «Кантата о Сталине»
К. Массалитинов — М. Исаковский:
- «Два сокола»[4]
- «Моя клятва»
- «Сталинский марш»,
- «Нам Сталин — отец, нам Родина — мать»,
- «Сталин, вставай!»
- «Сталин — это имя штурмовое»
- «Часы истории»
- Песня о Сталине
Музыка
- Симфоническая «Поэма о Сталине» А. Хачатуряна (1936).
- Кантата С. Прокофьева «Здравица» (1939).
- «Кантата о Сталине» Ал. Александрова, «Величальная И. В. Сталину» В. Захарова, «Казачья песня о Сталине» Колесникова и другие.
- Симфония-рапсодия (1943) М. Штейнберга с программой на основе «Письма счастливого узбекского народа вождю народов великому Иосифу Виссарионовичу Сталину»[5].
Декоративно-прикладное искусство
- Портреты И. В. Сталина на туркменских коврах.
Кондитерское искусство
Нумизматика
- Известны две монеты с профилем Сталина: серебряные 50 и 100 крон, выпущенные Чехословакией в 1949 году к 70-летию Сталина.
- 21 апреля 1995 г. Центральный Банк РФ выпустил серебряную монету достоинством 100 рублей «Конференции глав союзных держав»[8], на реверсе которой изображены И. В. Сталин, Ф. Д. Рузвельт, У. Л. Черчилль, К. Р. Эттли, Г. С. Трумен. Это первое изображение И. В. Сталина в отечественной нумизматике.
- 4 мая 2000 г. выпущена серебряная монета достоинством 100 рублей «БЕРЛИНСКАЯ (ПОТСДАМСКАЯ) КОНФЕРЕНЦИЯ»[9], на реверсе которой изображены И. В. Сталин, К. Р. Эттли, Г. С. Трумэн. Так же в этот день была выпущена медно-никелевая монета достоинством 2 рубля из серии «55-я годовщина Победы в Великой Отечественной войне 1941—1945 гг.» посвященная городу-герою Сталинграду[10].
- 2 марта 2005 г. выпущена серебряная монета достоинством 100 рублей из серии «60-я годовщина Победы в Великой Отечественной войне 1941—1945 гг.»[11]. На реверсе изображён прибывающий эшелон с воинами-победителями, паровоз среди прочего украшен портретом Верховного Главнокомандующего.
Образ Сталина на государственных наградах
- Partisan Medal 1st.jpg
Медаль «Партизану Отечественной войны» I степени
- Soviet Medal Partisan of the Patriotic War 2nd class OBVERSE.jpg
Медаль «Партизану Отечественной войны» II степени
- Za pobedu nad germaniej.jpg
- Victory over japan.jpg
- Stalin Medal.png
Медаль Сталинской премии
- Ошибка создания миниатюры: Файл не найден
Медаль лауреата международной Сталинской премии "За укрепление мира между народами" на марке 1953 г.
Изображения Сталина помещались также на эскизы наград, впоследствии неутвержденные. В качестве примера можно привести эскизы высшей военной награды СССР — Орден Победы и проект Ордена Сталина
См. также
- Сталин в филателии
- Лениниана
- Изображения Сталина в Петербургском метро
- Памятники Сталину
- Список объектов, названных в честь Сталина
- Культ личности Сталина
Напишите отзыв о статье "Сталиниана"
Литература по теме
- Закруткин В. А. Сталин в творчестве народов СССР. Ростов-на-Дону, 1937.
- Самое дорогое. Сталин в народном эпосе. Сборник. / Под ред. акад. Ю. М. Соколова. М., Сов. писатель. 1939. 92 стр.
- Дотцауэр М. Ф. Образ И. В. Сталина в художественной литературе: Лекция. Саратов, 1946. 16 стр.
- Сидельников В. М. Образ товарища Сталина в творчестве народов СССР. Стенограмма лекции. М., Знание. 1952. 32 стр. 164000 экз.
- Назаревич А. Ф. Эпос, творимый в наши дни. Пути создания художественного образа И. В. Сталина в устной поэзии и литературе народов Дагестана. Махачкала, 1950. 68 стр.
- Кирошко Б. П. Образ И. В. Сталина в поэзии молдавского народа. Автореф. дисс. … к. филол. н. Киев, 1953.
- Юсупов Ш. Образ И. В. Сталина в советской узбекской поэзии. Автореф. дисс. Таш., 1952.
- Акимова В. Ф. Воспитание советского патриотизма у детей младшего школьного возраста на примерах жизни и деятельности В. И. Ленина и И. В. Сталина. Автореф. дисс. … к. педаг. н. М., 1953.
- Ситник К. А. Ленин, Сталин в народном изобразительном искусстве. М.-Л., Искусство. 1940. 108 стр. 5000 экз.
- Вальцев В. Г. И. В. Сталин среди рыбаков Енисея. (Живопись). Автореф. дисс. … к. искусств. Л., 1953.
- Протопопов А. В. И. В. Сталин. (Скульптура). Автореф. дисс. … к. искусств. Л., 1953.
- Образы Ленина и Сталина в кино. Сб. статей. М., Госкиноиздат. 1939. 120 стр.
- Вдовин С. В. Ну что, генералиссимус прекрасный…?… (Иосиф Сталин в поэзии Окуджавы, Высоцкого, Галича). Александров, 2008.
- Чернова Н. В.Сталинская киномифологема 1930-х — начала 1950-х годов: полководческий ракурс периода гражданской войны и интервенции в России. Б. м., 2012. — 314 с.
Источники
- Большая советская энциклопедия. 1-е изд. Том «СССР». М., 1948, особенно стб. 1500—1537 (изобразительное искусство), также разделы о литературе и кино.
Примечания
- ↑ [mokrov.net/main.php?g2_itemId=26916 Художественный фильм «Товарищ Сталин.»]
- ↑ сведения из 1-го издания БСЭ
- ↑ сведения данного раздела взяты из каталога РГБ
- ↑ [gorodproshlogo.com/load/15-1-0-131 Два сокола] // Город прошлого — наша история — СССР / Песни о вождях
- ↑ сведения этого раздела: из первого издания БСЭ
- ↑ [www.sakharov-center.ru/asfcd/auth/auth_pages9128.html?Key=9467&page=46 Аграновский В. А. Последний долг: Жизнь и судьба журналистской династии Аграновских с прологом и эпилогом: в восп., свидетельствах, письмах с коммент., док., фот., 1937—1953. — М.: Academia, 1994. С. 46]
- ↑ ГОЛОС НАРОДА. Письма и отклики рядовых советских граждан о событиях 1918—1932 гг. М., «РОССПЭН», 1998
- ↑ [www.cbr.ru/bank-notes_coins/base_of_memorable_coins/coins1.asp?cat_num=5117-0002 Первая отечественная монета с изображением И. В. Сталина]
- ↑ [www.cbr.ru/bank-notes_coins/base_of_memorable_coins/coins1.asp?cat_num=5117-0015 Монета из серии «55-я годовщина Победы в Великой Отечественной войне 1941—1945 гг.»]
- ↑ [cbr.ru/bank-notes_coins/base_of_memorable_coins/coins1.asp?cat_num=5010-0002 Монета из серии «55-я годовщина Победы в Великой Отечественной войне 1941—1945 гг.» с изображением города-героя Сталинграда.]
- ↑ [www.cbr.ru/bank-notes_coins/base_of_memorable_coins/coins1.asp?cat_num=5117-0027 Монета из серии «60-я годовщина Победы в Великой Отечественной войне 1941—1945 гг.»]
Ссылки
- [oldscanbooks.narod.ru/Narody/Skazanja/Stalin.htm Якутская поэма «Сталин-победитель» (1945)]
|
|||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Сталиниана
– Г'афиня, – сказал Денисов с опущенными глазами и виноватым видом, хотел сказать что то еще и запнулся.Наташа не могла спокойно видеть его таким жалким. Она начала громко всхлипывать.
– Г'афиня, я виноват перед вами, – продолжал Денисов прерывающимся голосом, – но знайте, что я так боготво'ю вашу дочь и всё ваше семейство, что две жизни отдам… – Он посмотрел на графиню и, заметив ее строгое лицо… – Ну п'ощайте, г'афиня, – сказал он, поцеловал ее руку и, не взглянув на Наташу, быстрыми, решительными шагами вышел из комнаты.
На другой день Ростов проводил Денисова, который не хотел более ни одного дня оставаться в Москве. Денисова провожали у цыган все его московские приятели, и он не помнил, как его уложили в сани и как везли первые три станции.
После отъезда Денисова, Ростов, дожидаясь денег, которые не вдруг мог собрать старый граф, провел еще две недели в Москве, не выезжая из дому, и преимущественно в комнате барышень.
Соня была к нему нежнее и преданнее чем прежде. Она, казалось, хотела показать ему, что его проигрыш был подвиг, за который она теперь еще больше любит его; но Николай теперь считал себя недостойным ее.
Он исписал альбомы девочек стихами и нотами, и не простившись ни с кем из своих знакомых, отослав наконец все 43 тысячи и получив росписку Долохова, уехал в конце ноября догонять полк, который уже был в Польше.
После своего объяснения с женой, Пьер поехал в Петербург. В Торжке на cтанции не было лошадей, или не хотел их смотритель. Пьер должен был ждать. Он не раздеваясь лег на кожаный диван перед круглым столом, положил на этот стол свои большие ноги в теплых сапогах и задумался.
– Прикажете чемоданы внести? Постель постелить, чаю прикажете? – спрашивал камердинер.
Пьер не отвечал, потому что ничего не слыхал и не видел. Он задумался еще на прошлой станции и всё продолжал думать о том же – о столь важном, что он не обращал никакого .внимания на то, что происходило вокруг него. Его не только не интересовало то, что он позже или раньше приедет в Петербург, или то, что будет или не будет ему места отдохнуть на этой станции, но всё равно было в сравнении с теми мыслями, которые его занимали теперь, пробудет ли он несколько часов или всю жизнь на этой станции.
Смотритель, смотрительша, камердинер, баба с торжковским шитьем заходили в комнату, предлагая свои услуги. Пьер, не переменяя своего положения задранных ног, смотрел на них через очки, и не понимал, что им может быть нужно и каким образом все они могли жить, не разрешив тех вопросов, которые занимали его. А его занимали всё одни и те же вопросы с самого того дня, как он после дуэли вернулся из Сокольников и провел первую, мучительную, бессонную ночь; только теперь в уединении путешествия, они с особенной силой овладели им. О чем бы он ни начинал думать, он возвращался к одним и тем же вопросам, которых он не мог разрешить, и не мог перестать задавать себе. Как будто в голове его свернулся тот главный винт, на котором держалась вся его жизнь. Винт не входил дальше, не выходил вон, а вертелся, ничего не захватывая, всё на том же нарезе, и нельзя было перестать вертеть его.
Вошел смотритель и униженно стал просить его сиятельство подождать только два часика, после которых он для его сиятельства (что будет, то будет) даст курьерских. Смотритель очевидно врал и хотел только получить с проезжего лишние деньги. «Дурно ли это было или хорошо?», спрашивал себя Пьер. «Для меня хорошо, для другого проезжающего дурно, а для него самого неизбежно, потому что ему есть нечего: он говорил, что его прибил за это офицер. А офицер прибил за то, что ему ехать надо было скорее. А я стрелял в Долохова за то, что я счел себя оскорбленным, а Людовика XVI казнили за то, что его считали преступником, а через год убили тех, кто его казнил, тоже за что то. Что дурно? Что хорошо? Что надо любить, что ненавидеть? Для чего жить, и что такое я? Что такое жизнь, что смерть? Какая сила управляет всем?», спрашивал он себя. И не было ответа ни на один из этих вопросов, кроме одного, не логического ответа, вовсе не на эти вопросы. Ответ этот был: «умрешь – всё кончится. Умрешь и всё узнаешь, или перестанешь спрашивать». Но и умереть было страшно.
Торжковская торговка визгливым голосом предлагала свой товар и в особенности козловые туфли. «У меня сотни рублей, которых мне некуда деть, а она в прорванной шубе стоит и робко смотрит на меня, – думал Пьер. И зачем нужны эти деньги? Точно на один волос могут прибавить ей счастья, спокойствия души, эти деньги? Разве может что нибудь в мире сделать ее и меня менее подверженными злу и смерти? Смерть, которая всё кончит и которая должна притти нынче или завтра – всё равно через мгновение, в сравнении с вечностью». И он опять нажимал на ничего не захватывающий винт, и винт всё так же вертелся на одном и том же месте.
Слуга его подал ему разрезанную до половины книгу романа в письмах m mе Suza. [мадам Сюза.] Он стал читать о страданиях и добродетельной борьбе какой то Аmelie de Mansfeld. [Амалии Мансфельд.] «И зачем она боролась против своего соблазнителя, думал он, – когда она любила его? Не мог Бог вложить в ее душу стремления, противного Его воле. Моя бывшая жена не боролась и, может быть, она была права. Ничего не найдено, опять говорил себе Пьер, ничего не придумано. Знать мы можем только то, что ничего не знаем. И это высшая степень человеческой премудрости».
Всё в нем самом и вокруг него представлялось ему запутанным, бессмысленным и отвратительным. Но в этом самом отвращении ко всему окружающему Пьер находил своего рода раздражающее наслаждение.
– Осмелюсь просить ваше сиятельство потесниться крошечку, вот для них, – сказал смотритель, входя в комнату и вводя за собой другого, остановленного за недостатком лошадей проезжающего. Проезжающий был приземистый, ширококостый, желтый, морщинистый старик с седыми нависшими бровями над блестящими, неопределенного сероватого цвета, глазами.
Пьер снял ноги со стола, встал и перелег на приготовленную для него кровать, изредка поглядывая на вошедшего, который с угрюмо усталым видом, не глядя на Пьера, тяжело раздевался с помощью слуги. Оставшись в заношенном крытом нанкой тулупчике и в валеных сапогах на худых костлявых ногах, проезжий сел на диван, прислонив к спинке свою очень большую и широкую в висках, коротко обстриженную голову и взглянул на Безухого. Строгое, умное и проницательное выражение этого взгляда поразило Пьера. Ему захотелось заговорить с проезжающим, но когда он собрался обратиться к нему с вопросом о дороге, проезжающий уже закрыл глаза и сложив сморщенные старые руки, на пальце одной из которых был большой чугунный перстень с изображением Адамовой головы, неподвижно сидел, или отдыхая, или о чем то глубокомысленно и спокойно размышляя, как показалось Пьеру. Слуга проезжающего был весь покрытый морщинами, тоже желтый старичек, без усов и бороды, которые видимо не были сбриты, а никогда и не росли у него. Поворотливый старичек слуга разбирал погребец, приготовлял чайный стол, и принес кипящий самовар. Когда всё было готово, проезжающий открыл глаза, придвинулся к столу и налив себе один стакан чаю, налил другой безбородому старичку и подал ему. Пьер начинал чувствовать беспокойство и необходимость, и даже неизбежность вступления в разговор с этим проезжающим.
Слуга принес назад свой пустой, перевернутый стакан с недокусанным кусочком сахара и спросил, не нужно ли чего.
– Ничего. Подай книгу, – сказал проезжающий. Слуга подал книгу, которая показалась Пьеру духовною, и проезжающий углубился в чтение. Пьер смотрел на него. Вдруг проезжающий отложил книгу, заложив закрыл ее и, опять закрыв глаза и облокотившись на спинку, сел в свое прежнее положение. Пьер смотрел на него и не успел отвернуться, как старик открыл глаза и уставил свой твердый и строгий взгляд прямо в лицо Пьеру.
Пьер чувствовал себя смущенным и хотел отклониться от этого взгляда, но блестящие, старческие глаза неотразимо притягивали его к себе.
– Имею удовольствие говорить с графом Безухим, ежели я не ошибаюсь, – сказал проезжающий неторопливо и громко. Пьер молча, вопросительно смотрел через очки на своего собеседника.
– Я слышал про вас, – продолжал проезжающий, – и про постигшее вас, государь мой, несчастье. – Он как бы подчеркнул последнее слово, как будто он сказал: «да, несчастье, как вы ни называйте, я знаю, что то, что случилось с вами в Москве, было несчастье». – Весьма сожалею о том, государь мой.
Пьер покраснел и, поспешно спустив ноги с постели, нагнулся к старику, неестественно и робко улыбаясь.
– Я не из любопытства упомянул вам об этом, государь мой, но по более важным причинам. – Он помолчал, не выпуская Пьера из своего взгляда, и подвинулся на диване, приглашая этим жестом Пьера сесть подле себя. Пьеру неприятно было вступать в разговор с этим стариком, но он, невольно покоряясь ему, подошел и сел подле него.
– Вы несчастливы, государь мой, – продолжал он. – Вы молоды, я стар. Я бы желал по мере моих сил помочь вам.
– Ах, да, – с неестественной улыбкой сказал Пьер. – Очень вам благодарен… Вы откуда изволите проезжать? – Лицо проезжающего было не ласково, даже холодно и строго, но несмотря на то, и речь и лицо нового знакомца неотразимо привлекательно действовали на Пьера.
– Но если по каким либо причинам вам неприятен разговор со мною, – сказал старик, – то вы так и скажите, государь мой. – И он вдруг улыбнулся неожиданно, отечески нежной улыбкой.
– Ах нет, совсем нет, напротив, я очень рад познакомиться с вами, – сказал Пьер, и, взглянув еще раз на руки нового знакомца, ближе рассмотрел перстень. Он увидал на нем Адамову голову, знак масонства.
– Позвольте мне спросить, – сказал он. – Вы масон?
– Да, я принадлежу к братству свободных каменьщиков, сказал проезжий, все глубже и глубже вглядываясь в глаза Пьеру. – И от себя и от их имени протягиваю вам братскую руку.
– Я боюсь, – сказал Пьер, улыбаясь и колеблясь между доверием, внушаемым ему личностью масона, и привычкой насмешки над верованиями масонов, – я боюсь, что я очень далек от пониманья, как это сказать, я боюсь, что мой образ мыслей насчет всего мироздания так противоположен вашему, что мы не поймем друг друга.
– Мне известен ваш образ мыслей, – сказал масон, – и тот ваш образ мыслей, о котором вы говорите, и который вам кажется произведением вашего мысленного труда, есть образ мыслей большинства людей, есть однообразный плод гордости, лени и невежества. Извините меня, государь мой, ежели бы я не знал его, я бы не заговорил с вами. Ваш образ мыслей есть печальное заблуждение.
– Точно так же, как я могу предполагать, что и вы находитесь в заблуждении, – сказал Пьер, слабо улыбаясь.
– Я никогда не посмею сказать, что я знаю истину, – сказал масон, всё более и более поражая Пьера своею определенностью и твердостью речи. – Никто один не может достигнуть до истины; только камень за камнем, с участием всех, миллионами поколений, от праотца Адама и до нашего времени, воздвигается тот храм, который должен быть достойным жилищем Великого Бога, – сказал масон и закрыл глаза.
– Я должен вам сказать, я не верю, не… верю в Бога, – с сожалением и усилием сказал Пьер, чувствуя необходимость высказать всю правду.
Масон внимательно посмотрел на Пьера и улыбнулся, как улыбнулся бы богач, державший в руках миллионы, бедняку, который бы сказал ему, что нет у него, у бедняка, пяти рублей, могущих сделать его счастие.
– Да, вы не знаете Его, государь мой, – сказал масон. – Вы не можете знать Его. Вы не знаете Его, оттого вы и несчастны.
– Да, да, я несчастен, подтвердил Пьер; – но что ж мне делать?
– Вы не знаете Его, государь мой, и оттого вы очень несчастны. Вы не знаете Его, а Он здесь, Он во мне. Он в моих словах, Он в тебе, и даже в тех кощунствующих речах, которые ты произнес сейчас! – строгим дрожащим голосом сказал масон.
Он помолчал и вздохнул, видимо стараясь успокоиться.
– Ежели бы Его не было, – сказал он тихо, – мы бы с вами не говорили о Нем, государь мой. О чем, о ком мы говорили? Кого ты отрицал? – вдруг сказал он с восторженной строгостью и властью в голосе. – Кто Его выдумал, ежели Его нет? Почему явилось в тебе предположение, что есть такое непонятное существо? Почему ты и весь мир предположили существование такого непостижимого существа, существа всемогущего, вечного и бесконечного во всех своих свойствах?… – Он остановился и долго молчал.
Пьер не мог и не хотел прерывать этого молчания.
– Он есть, но понять Его трудно, – заговорил опять масон, глядя не на лицо Пьера, а перед собою, своими старческими руками, которые от внутреннего волнения не могли оставаться спокойными, перебирая листы книги. – Ежели бы это был человек, в существовании которого ты бы сомневался, я бы привел к тебе этого человека, взял бы его за руку и показал тебе. Но как я, ничтожный смертный, покажу всё всемогущество, всю вечность, всю благость Его тому, кто слеп, или тому, кто закрывает глаза, чтобы не видать, не понимать Его, и не увидать, и не понять всю свою мерзость и порочность? – Он помолчал. – Кто ты? Что ты? Ты мечтаешь о себе, что ты мудрец, потому что ты мог произнести эти кощунственные слова, – сказал он с мрачной и презрительной усмешкой, – а ты глупее и безумнее малого ребенка, который бы, играя частями искусно сделанных часов, осмелился бы говорить, что, потому что он не понимает назначения этих часов, он и не верит в мастера, который их сделал. Познать Его трудно… Мы веками, от праотца Адама и до наших дней, работаем для этого познания и на бесконечность далеки от достижения нашей цели; но в непонимании Его мы видим только нашу слабость и Его величие… – Пьер, с замиранием сердца, блестящими глазами глядя в лицо масона, слушал его, не перебивал, не спрашивал его, а всей душой верил тому, что говорил ему этот чужой человек. Верил ли он тем разумным доводам, которые были в речи масона, или верил, как верят дети интонациям, убежденности и сердечности, которые были в речи масона, дрожанию голоса, которое иногда почти прерывало масона, или этим блестящим, старческим глазам, состарившимся на том же убеждении, или тому спокойствию, твердости и знанию своего назначения, которые светились из всего существа масона, и которые особенно сильно поражали его в сравнении с своей опущенностью и безнадежностью; – но он всей душой желал верить, и верил, и испытывал радостное чувство успокоения, обновления и возвращения к жизни.
– Он не постигается умом, а постигается жизнью, – сказал масон.
– Я не понимаю, – сказал Пьер, со страхом чувствуя поднимающееся в себе сомнение. Он боялся неясности и слабости доводов своего собеседника, он боялся не верить ему. – Я не понимаю, – сказал он, – каким образом ум человеческий не может постигнуть того знания, о котором вы говорите.
Масон улыбнулся своей кроткой, отеческой улыбкой.
– Высшая мудрость и истина есть как бы чистейшая влага, которую мы хотим воспринять в себя, – сказал он. – Могу ли я в нечистый сосуд воспринять эту чистую влагу и судить о чистоте ее? Только внутренним очищением самого себя я могу до известной чистоты довести воспринимаемую влагу.
– Да, да, это так! – радостно сказал Пьер.
– Высшая мудрость основана не на одном разуме, не на тех светских науках физики, истории, химии и т. д., на которые распадается знание умственное. Высшая мудрость одна. Высшая мудрость имеет одну науку – науку всего, науку объясняющую всё мироздание и занимаемое в нем место человека. Для того чтобы вместить в себя эту науку, необходимо очистить и обновить своего внутреннего человека, и потому прежде, чем знать, нужно верить и совершенствоваться. И для достижения этих целей в душе нашей вложен свет Божий, называемый совестью.
– Да, да, – подтверждал Пьер.
– Погляди духовными глазами на своего внутреннего человека и спроси у самого себя, доволен ли ты собой. Чего ты достиг, руководясь одним умом? Что ты такое? Вы молоды, вы богаты, вы умны, образованы, государь мой. Что вы сделали из всех этих благ, данных вам? Довольны ли вы собой и своей жизнью?
– Нет, я ненавижу свою жизнь, – сморщась проговорил Пьер.
– Ты ненавидишь, так измени ее, очисти себя, и по мере очищения ты будешь познавать мудрость. Посмотрите на свою жизнь, государь мой. Как вы проводили ее? В буйных оргиях и разврате, всё получая от общества и ничего не отдавая ему. Вы получили богатство. Как вы употребили его? Что вы сделали для ближнего своего? Подумали ли вы о десятках тысяч ваших рабов, помогли ли вы им физически и нравственно? Нет. Вы пользовались их трудами, чтоб вести распутную жизнь. Вот что вы сделали. Избрали ли вы место служения, где бы вы приносили пользу своему ближнему? Нет. Вы в праздности проводили свою жизнь. Потом вы женились, государь мой, взяли на себя ответственность в руководстве молодой женщины, и что же вы сделали? Вы не помогли ей, государь мой, найти путь истины, а ввергли ее в пучину лжи и несчастья. Человек оскорбил вас, и вы убили его, и вы говорите, что вы не знаете Бога, и что вы ненавидите свою жизнь. Тут нет ничего мудреного, государь мой! – После этих слов, масон, как бы устав от продолжительного разговора, опять облокотился на спинку дивана и закрыл глаза. Пьер смотрел на это строгое, неподвижное, старческое, почти мертвое лицо, и беззвучно шевелил губами. Он хотел сказать: да, мерзкая, праздная, развратная жизнь, – и не смел прерывать молчание.
Масон хрипло, старчески прокашлялся и кликнул слугу.
– Что лошади? – спросил он, не глядя на Пьера.
– Привели сдаточных, – отвечал слуга. – Отдыхать не будете?
– Нет, вели закладывать.
«Неужели же он уедет и оставит меня одного, не договорив всего и не обещав мне помощи?», думал Пьер, вставая и опустив голову, изредка взглядывая на масона, и начиная ходить по комнате. «Да, я не думал этого, но я вел презренную, развратную жизнь, но я не любил ее, и не хотел этого, думал Пьер, – а этот человек знает истину, и ежели бы он захотел, он мог бы открыть мне её». Пьер хотел и не смел сказать этого масону. Проезжающий, привычными, старческими руками уложив свои вещи, застегивал свой тулупчик. Окончив эти дела, он обратился к Безухому и равнодушно, учтивым тоном, сказал ему:
– Вы куда теперь изволите ехать, государь мой?
– Я?… Я в Петербург, – отвечал Пьер детским, нерешительным голосом. – Я благодарю вас. Я во всем согласен с вами. Но вы не думайте, чтобы я был так дурен. Я всей душой желал быть тем, чем вы хотели бы, чтобы я был; но я ни в ком никогда не находил помощи… Впрочем, я сам прежде всего виноват во всем. Помогите мне, научите меня и, может быть, я буду… – Пьер не мог говорить дальше; он засопел носом и отвернулся.
Масон долго молчал, видимо что то обдумывая.
– Помощь дается токмо от Бога, – сказал он, – но ту меру помощи, которую во власти подать наш орден, он подаст вам, государь мой. Вы едете в Петербург, передайте это графу Вилларскому (он достал бумажник и на сложенном вчетверо большом листе бумаги написал несколько слов). Один совет позвольте подать вам. Приехав в столицу, посвятите первое время уединению, обсуждению самого себя, и не вступайте на прежние пути жизни. Затем желаю вам счастливого пути, государь мой, – сказал он, заметив, что слуга его вошел в комнату, – и успеха…
Проезжающий был Осип Алексеевич Баздеев, как узнал Пьер по книге смотрителя. Баздеев был одним из известнейших масонов и мартинистов еще Новиковского времени. Долго после его отъезда Пьер, не ложась спать и не спрашивая лошадей, ходил по станционной комнате, обдумывая свое порочное прошедшее и с восторгом обновления представляя себе свое блаженное, безупречное и добродетельное будущее, которое казалось ему так легко. Он был, как ему казалось, порочным только потому, что он как то случайно запамятовал, как хорошо быть добродетельным. В душе его не оставалось ни следа прежних сомнений. Он твердо верил в возможность братства людей, соединенных с целью поддерживать друг друга на пути добродетели, и таким представлялось ему масонство.
Приехав в Петербург, Пьер никого не известил о своем приезде, никуда не выезжал, и стал целые дни проводить за чтением Фомы Кемпийского, книги, которая неизвестно кем была доставлена ему. Одно и всё одно понимал Пьер, читая эту книгу; он понимал неизведанное еще им наслаждение верить в возможность достижения совершенства и в возможность братской и деятельной любви между людьми, открытую ему Осипом Алексеевичем. Через неделю после его приезда молодой польский граф Вилларский, которого Пьер поверхностно знал по петербургскому свету, вошел вечером в его комнату с тем официальным и торжественным видом, с которым входил к нему секундант Долохова и, затворив за собой дверь и убедившись, что в комнате никого кроме Пьера не было, обратился к нему:
– Я приехал к вам с поручением и предложением, граф, – сказал он ему, не садясь. – Особа, очень высоко поставленная в нашем братстве, ходатайствовала о том, чтобы вы были приняты в братство ранее срока, и предложила мне быть вашим поручителем. Я за священный долг почитаю исполнение воли этого лица. Желаете ли вы вступить за моим поручительством в братство свободных каменьщиков?
Холодный и строгий тон человека, которого Пьер видел почти всегда на балах с любезною улыбкою, в обществе самых блестящих женщин, поразил Пьера.
– Да, я желаю, – сказал Пьер.
Вилларский наклонил голову. – Еще один вопрос, граф, сказал он, на который я вас не как будущего масона, но как честного человека (galant homme) прошу со всею искренностью отвечать мне: отреклись ли вы от своих прежних убеждений, верите ли вы в Бога?
Пьер задумался. – Да… да, я верю в Бога, – сказал он.
– В таком случае… – начал Вилларский, но Пьер перебил его. – Да, я верю в Бога, – сказал он еще раз.
– В таком случае мы можем ехать, – сказал Вилларский. – Карета моя к вашим услугам.
Всю дорогу Вилларский молчал. На вопросы Пьера, что ему нужно делать и как отвечать, Вилларский сказал только, что братья, более его достойные, испытают его, и что Пьеру больше ничего не нужно, как говорить правду.
Въехав в ворота большого дома, где было помещение ложи, и пройдя по темной лестнице, они вошли в освещенную, небольшую прихожую, где без помощи прислуги, сняли шубы. Из передней они прошли в другую комнату. Какой то человек в странном одеянии показался у двери. Вилларский, выйдя к нему навстречу, что то тихо сказал ему по французски и подошел к небольшому шкафу, в котором Пьер заметил невиданные им одеяния. Взяв из шкафа платок, Вилларский наложил его на глаза Пьеру и завязал узлом сзади, больно захватив в узел его волоса. Потом он пригнул его к себе, поцеловал и, взяв за руку, повел куда то. Пьеру было больно от притянутых узлом волос, он морщился от боли и улыбался от стыда чего то. Огромная фигура его с опущенными руками, с сморщенной и улыбающейся физиономией, неверными робкими шагами подвигалась за Вилларским.
Проведя его шагов десять, Вилларский остановился.
– Что бы ни случилось с вами, – сказал он, – вы должны с мужеством переносить всё, ежели вы твердо решились вступить в наше братство. (Пьер утвердительно отвечал наклонением головы.) Когда вы услышите стук в двери, вы развяжете себе глаза, – прибавил Вилларский; – желаю вам мужества и успеха. И, пожав руку Пьеру, Вилларский вышел.
Оставшись один, Пьер продолжал всё так же улыбаться. Раза два он пожимал плечами, подносил руку к платку, как бы желая снять его, и опять опускал ее. Пять минут, которые он пробыл с связанными глазами, показались ему часом. Руки его отекли, ноги подкашивались; ему казалось, что он устал. Он испытывал самые сложные и разнообразные чувства. Ему было и страшно того, что с ним случится, и еще более страшно того, как бы ему не выказать страха. Ему было любопытно узнать, что будет с ним, что откроется ему; но более всего ему было радостно, что наступила минута, когда он наконец вступит на тот путь обновления и деятельно добродетельной жизни, о котором он мечтал со времени своей встречи с Осипом Алексеевичем. В дверь послышались сильные удары. Пьер снял повязку и оглянулся вокруг себя. В комнате было черно – темно: только в одном месте горела лампада, в чем то белом. Пьер подошел ближе и увидал, что лампада стояла на черном столе, на котором лежала одна раскрытая книга. Книга была Евангелие; то белое, в чем горела лампада, был человечий череп с своими дырами и зубами. Прочтя первые слова Евангелия: «Вначале бе слово и слово бе к Богу», Пьер обошел стол и увидал большой, наполненный чем то и открытый ящик. Это был гроб с костями. Его нисколько не удивило то, что он увидал. Надеясь вступить в совершенно новую жизнь, совершенно отличную от прежней, он ожидал всего необыкновенного, еще более необыкновенного чем то, что он видел. Череп, гроб, Евангелие – ему казалось, что он ожидал всего этого, ожидал еще большего. Стараясь вызвать в себе чувство умиленья, он смотрел вокруг себя. – «Бог, смерть, любовь, братство людей», – говорил он себе, связывая с этими словами смутные, но радостные представления чего то. Дверь отворилась, и кто то вошел.
