Сибирь (ледокол, 1938)
Сибирь (построен как И. Сталин) — первый линейный ледокол советской постройки. Головной корабль проекта 51 в серии из 4х ледоколов.
Содержание
История
Проект № 51, разработка Судопроекта, руководитель К. И. Боханевич. В качестве прототипа использован хорошо зарекомендовавший себя ледокол «Красин». Проект использовал проверенные решения и учитывал накопленный при эксплуатации «Красина» опыт. Паровые машины строились по британским чертежам, котлы — угольные. «И. Сталин» — головной корабль в серии. Следующими кораблями серии были «В. Молотов» («Адмирал Макаров»), тоже ленинградской постройки, затем «Л. Каганович» («Адмирал Лазарев») и «О. Шмидт» («А. Микоян») николаевской постройки.[1]
Назван в честь советского государственного деятеля — И. В. Сталина. Вышел в свой первый рейс 23 августа 1938 года.
В 1939—1940 годах капитаном ледокола был Белоусов М. П., совершивший за одну навигацию два сквозных рейса по Северному морскому пути.
19 марта 1940 года награждён орденом Ленина (номер 6015).[2]
В годы Великой Отечественной войны ледокол был под командованием капитана советского ледокольного флота Воронина В. И.
Ледокол был капитально перестроен в 1958 году во Владивостоке, позднее переименован в «Сибирь». В 1972—1973 участвовал в дальневосточной нефтеразведочной экспедиции. В 1973 году ледокол был сдан на слом.
Капитаны
- 1938—1939 — Воронин Владимир Иванович
- 1939—1940 — Белоусов Михаил Прокофьевич
- 194?-хххх — Воронин Владимир Иванович
- хххх-1942 — Пономарев Павел Акимович
- 1947—1952 — Воронин Владимир Иванович
- 1952-хххх — Вавилов Евгений Анисимович
- хххх-хххх — Готский М. В.
- 196х-хххх — Драницын Г. В.
- 1972—1973 — Макаровский Анатолий Павлович
Напишите отзыв о статье "Сибирь (ледокол, 1938)"
Примечания
- ↑ «Техника — молодёжи», № 5 1995 г. [opww.narod.ru/mmtm/27.htm]
- ↑ [mondvor.narod.ru/SOrdKn10.htm ОРДЕНСКАЯ КНИЖКА — Тип 10]
См. также
- В. Молотов — однотипный ледокол
- Сибирь (атомный ледокол)
Ссылки
- [www.polarpost.ru/forum/viewtopic.php?f=4&t=560 «Иосиф Сталин» / «Сибирь», линейный ледокол]
Отрывок, характеризующий Сибирь (ледокол, 1938)
– Петр Кирилыч, – начала она быстро говорить – князь Болконский был вам друг, он и есть вам друг, – поправилась она (ей казалось, что всё только было, и что теперь всё другое). – Он говорил мне тогда, чтобы обратиться к вам…Пьер молча сопел носом, глядя на нее. Он до сих пор в душе своей упрекал и старался презирать ее; но теперь ему сделалось так жалко ее, что в душе его не было места упреку.
– Он теперь здесь, скажите ему… чтобы он прост… простил меня. – Она остановилась и еще чаще стала дышать, но не плакала.
– Да… я скажу ему, – говорил Пьер, но… – Он не знал, что сказать.
Наташа видимо испугалась той мысли, которая могла притти Пьеру.
– Нет, я знаю, что всё кончено, – сказала она поспешно. – Нет, это не может быть никогда. Меня мучает только зло, которое я ему сделала. Скажите только ему, что я прошу его простить, простить, простить меня за всё… – Она затряслась всем телом и села на стул.
Еще никогда не испытанное чувство жалости переполнило душу Пьера.
– Я скажу ему, я всё еще раз скажу ему, – сказал Пьер; – но… я бы желал знать одно…
«Что знать?» спросил взгляд Наташи.
– Я бы желал знать, любили ли вы… – Пьер не знал как назвать Анатоля и покраснел при мысли о нем, – любили ли вы этого дурного человека?
– Не называйте его дурным, – сказала Наташа. – Но я ничего – ничего не знаю… – Она опять заплакала.
И еще больше чувство жалости, нежности и любви охватило Пьера. Он слышал как под очками его текли слезы и надеялся, что их не заметят.
– Не будем больше говорить, мой друг, – сказал Пьер.
Так странно вдруг для Наташи показался этот его кроткий, нежный, задушевный голос.
– Не будем говорить, мой друг, я всё скажу ему; но об одном прошу вас – считайте меня своим другом, и ежели вам нужна помощь, совет, просто нужно будет излить свою душу кому нибудь – не теперь, а когда у вас ясно будет в душе – вспомните обо мне. – Он взял и поцеловал ее руку. – Я счастлив буду, ежели в состоянии буду… – Пьер смутился.
– Не говорите со мной так: я не стою этого! – вскрикнула Наташа и хотела уйти из комнаты, но Пьер удержал ее за руку. Он знал, что ему нужно что то еще сказать ей. Но когда он сказал это, он удивился сам своим словам.
– Перестаньте, перестаньте, вся жизнь впереди для вас, – сказал он ей.
– Для меня? Нет! Для меня всё пропало, – сказала она со стыдом и самоунижением.
– Все пропало? – повторил он. – Ежели бы я был не я, а красивейший, умнейший и лучший человек в мире, и был бы свободен, я бы сию минуту на коленях просил руки и любви вашей.
Наташа в первый раз после многих дней заплакала слезами благодарности и умиления и взглянув на Пьера вышла из комнаты.
Пьер тоже вслед за нею почти выбежал в переднюю, удерживая слезы умиления и счастья, давившие его горло, не попадая в рукава надел шубу и сел в сани.
– Теперь куда прикажете? – спросил кучер.
«Куда? спросил себя Пьер. Куда же можно ехать теперь? Неужели в клуб или гости?» Все люди казались так жалки, так бедны в сравнении с тем чувством умиления и любви, которое он испытывал; в сравнении с тем размягченным, благодарным взглядом, которым она последний раз из за слез взглянула на него.
– Домой, – сказал Пьер, несмотря на десять градусов мороза распахивая медвежью шубу на своей широкой, радостно дышавшей груди.
Было морозно и ясно. Над грязными, полутемными улицами, над черными крышами стояло темное, звездное небо. Пьер, только глядя на небо, не чувствовал оскорбительной низости всего земного в сравнении с высотою, на которой находилась его душа. При въезде на Арбатскую площадь, огромное пространство звездного темного неба открылось глазам Пьера. Почти в середине этого неба над Пречистенским бульваром, окруженная, обсыпанная со всех сторон звездами, но отличаясь от всех близостью к земле, белым светом, и длинным, поднятым кверху хвостом, стояла огромная яркая комета 1812 го года, та самая комета, которая предвещала, как говорили, всякие ужасы и конец света. Но в Пьере светлая звезда эта с длинным лучистым хвостом не возбуждала никакого страшного чувства. Напротив Пьер радостно, мокрыми от слез глазами, смотрел на эту светлую звезду, которая, как будто, с невыразимой быстротой пролетев неизмеримые пространства по параболической линии, вдруг, как вонзившаяся стрела в землю, влепилась тут в одно избранное ею место, на черном небе, и остановилась, энергично подняв кверху хвост, светясь и играя своим белым светом между бесчисленными другими, мерцающими звездами. Пьеру казалось, что эта звезда вполне отвечала тому, что было в его расцветшей к новой жизни, размягченной и ободренной душе.