Сталкер (фильм)
| Сталкер | |
 | |
| Жанр | |
|---|---|
| Режиссёр | |
| Автор сценария | |
| В главных ролях |
Алиса Фрейндлих |
| Оператор | |
| Композитор | |
| Кинокомпания |
Киностудия «Мосфильм» |
| Длительность |
163 минуты |
| Бюджет | |
«Ста́лкер» — советский фантастический фильм-притча режиссёра Андрея Тарковского, снятый на киностудии «Мосфильм» в 1979 году по мотивам повести[2] «Пикник на обочине» братьев Стругацких.
Одно из наиболее значительных произведений в творчестве Андрея Тарковского, который говорил[3], что в нём он «легально коснулся трансцендентного». Производство фильма сопровождалось множеством проблем и заняло около трёх лет. При проявке плёнки практически полностью погиб первый вариант, и картину переснимали трижды, с тремя разными операторами и художниками-постановщиками.
Фильм получил Приз экуменического жюри на Каннском кинофестивале 1980 года.
Содержание
Сюжет
Действие фильма происходит в вымышленном времени и пространстве; у героев нет имён — только прозвища.
Приблизительно за двадцать лет до начала действия фильма зарегистрировано падение метеорита. В этом районе начали происходить аномальные явления, стали пропадать люди. Место получило название «Зона», и поползли слухи о некоей таинственной комнате, где могут исполняться желания: самые заветные, самые искренние, самые выстраданные. Зону оцепили военными кордонами и колючей проволокой.
Главный герой фильма — недавно вышедший из тюрьмы человек, которого называют «Сталкер»[К 1]. Он живёт в бедности с женой и больной дочерью. Сталкер зарабатывает на жизнь, организуя нелегальные экспедиции в Зону, несмотря на протесты своей жены. Его наняли проводником Профессор и Писатель.
Фильм начинается в чёрно-белой гамме с того, что трое героев, оторвавшись от военного патруля, проникают в Зону. Здесь картина становится цветной. Цель путников — найти ту самую Комнату. Выясняется, что вход в неё расположен в нескольких сотнях метров от начала пути. Сталкер требует, чтобы спутники беспрекословно подчинялись его указаниям, объясняя, что прямой путь в Зоне не самый короткий. Профессор согласен, а Писатель, который отправился в Зону в поисках выхода из творческого кризиса, относится к угрозам и предупреждениям Сталкера об опасности Зоны скептически. Троица отправляется в долгий обходной путь.
В чём конкретно состоит опасность ловушек, в фильме не раскрывается, но к концу путешествия Писатель, столкнувшись с некими аномалиями, больше не спорит со Сталкером. Благополучно избежав всех ловушек Зоны, в том числе и самой опасной из них — «мясорубки», — герои добираются до Комнаты. Профессор, как выясняется, имел своей целью не загадать желание, а уничтожить Комнату, он нашел созданную им ранее, а потом спрятанную в Зоне 20-килотонную бомбу. Своё намерение он мотивировал стремлением предотвратить претворение в жизнь опасных подсознательных желаний, которые могут привести к гибели человечества. Сталкер убеждает его, что уничтожать Комнату нельзя, иначе люди потеряют надежду, которую и давал им Сталкер, приводя в Зону. Писатель отказывается загадывать желание, объясняя это тем, что никому не дано в полной мере понять и признать свои самые сокровенные мечты, и поэтому использовать Комнату в своих целях никто не сможет. Поняв, что в Зону ходить бессмысленно, как и разрушать Комнату, Профессор разбирает и выбрасывает бомбу. С порога Комнаты герои, так и не загадав желания, уходят назад. Сталкер возвращается домой к жене и дочери. Он говорит жене, что в людях не осталось веры, необходимой как для похода в Зону, так и в жизни.
Создатели
Съёмочная группа
|
В ролях
|
Создание
Предыстория
В 1973 году, ещё в период работы над «Зеркалом», Андрей Тарковский оставил в своем дневнике запись о том, что его заинтересовало новое произведение братьев Стругацких. В 1974 году Тарковский впервые связался с писателями и сообщил, что заинтересован в экранизации повести «Пикник на обочине»[К 2]. Режиссёр также вынашивал в то время планы экранизации Достоевского («Идиот») и Толстого («Смерть Ивана Ильича»), взялся писать сценарий по роману «Ариэль». Однако к концу 1975 года Тарковский окончательно решил, что будет вместе со Стругацкими работать над сценарием по их повести[4].
В феврале 1976 года Тарковский официально получает «добро» на начало съёмок от председателя Госкино СССР Филиппа Ермаша, и тогда уже был закончен второй вариант сценария с рабочим названием «Машина желаний», который пока не устроил режиссёра. Те первые наброски Тарковский назвал слишком «пёстрыми» и нуждающимися в «ускучнении». Писатели терпеливо относились к бесконечным переделкам будущего сценария[5].
Нам посчастливилось работать с гением, — сказали мы тогда друг другу. — Это значит, что нам следует приложить все свои силы и способности к тому, чтобы создать сценарий, который бы по возможности исчерпывающе нашего гения бы удовлетворил.
— Борис Стругацкий[6]
Хотя в титрах Тарковский не значился как сценарист, он считался одним из трёх соавторов, и роль его заключалась в основном в выбраковывании материала. Борис Стругацкий вспоминал, что по сравнению со сценарием «Машины желаний» никакое другое произведение не отняло у них столько сил, и назвал ту работу бесконечно изматывающей. Из-за «Сталкера» откладывалось написание повести «Жук в муравейнике»[6]. Филипп Ермаш предупреждал Тарковского перед окончательным одобрением, что братья имеют репутацию «неэкранизируемых», особенно после неудачи предыдущей попытки экранизации по мотивам «Парня из преисподней». Однако Андрей Арсеньевич твёрдо стоял на своём[7].
Подписание фильма в производство могло бы затянуться ещё дольше, и Тарковскому пришлось написать письмо в адрес XXV съезда КПСС — достаточно обычный приём в то время. В октябре 1976 года уже были подобраны актёры на главные роли и найдена натура. Команда составлялась из тех, у кого за плечами был не один фильм вместе с Тарковским: Георгий Рерберг, Эдуард Артемьев, Людмила Фейгинова, Николай Гринько и Анатолий Солоницын[7].
Съёмки
Фильм должны были запустить в производство в начале 1977 года, но в январе этого года произошло землетрясение в районе Исфары, что повлекло за собой очередную задержку — пришлось искать новую натуру[8].
15 февраля 1977 года была снята первая (павильонная) сцена фильма — дом Сталкера в начальных эпизодах. Натурные съёмки возобновились в мае в Эстонии[9]. Первые проявленные материалы оказались браком, и режиссёр, приостановив производство картины, на 40 дней уехал разбираться в Москву. К июлю съёмки возобновились, и в августе в черновике была готова первая версия фильма, где, по отзывам Стругацких, Кайдановский играл крутого парня и афериста Аллана (близкого по духу к герою «Пикника на обочине» Рэду Шухарту)[6].
Фильм выходит за рамки бюджета из-за постоянных переделок, сценарий продолжает переписываться прямо по ходу съёмок, которые продвигаются тяжело и медленно. Тарковского совершенно не устраивают результаты, он жаловался Борису Стругацкому, что «всё не то и не так». Придирчивость режиссёра утомляла команду. Над одной только постановкой сцены, длящейся на экране несколько секунд, художники картины работали несколько дней. Тарковский добивался, чтобы на лужайке, которая попадёт в кадр, был только зелёный цвет. Вся трава неправильного оттенка скрупулёзно удалялась по одной травинке[10].
Фильм снимался на киноплёнку Kodak, которая в советское время была дефицитом и отпускалась только избранным режиссёрам[11]. Георгию Рербергу доводилось сталкиваться с плёнкой Kodak, и он имел репутацию одного из самых профессиональных советских операторов. 9 августа 1977 года несколько тысяч метров отснятого материала при проявке плёнки безвозвратно погибли в лабораториях «Мосфильма»[12]. По этому поводу высказывались самые разные версии: от подмены плёнки недоброжелателями до тактического хода Тарковского, который таким образом хотел полностью переделать неустраивавший его фильм. История получила громкую огласку, и по ней даже проводились расследования журналистов. Впрочем, по мнению писателя Анта Скаландиса, причина была в обычной халатности персонала[13].
Дело закончилось серьёзной размолвкой Тарковского и Георгия Рерберга. В итоге оператор был отстранён от работы над картиной, хотя небольшой по объёму материал, снятый им, в картину всё-таки попал[14].
Съёмочная команда предполагала, что картину могут закрыть, но ещё в июле 1977 года Тарковский смог получить разрешение в Госкино на увеличение бюджета до двухсерийного[10]. По мнению Аллы Латыниной, Филипп Ермаш симпатизировал Тарковскому, и только так можно объяснить неожиданное разрешение на увеличение бюджета картины[15]. В сентябре—октябре 1977 года съёмки продолжили, с новым оператором (Леонидом Калашниковым) и художником постановщиком (Шавкатом Абдусаламовым, который сменил Александра Бойма). Однако весь этот материал Тарковский забраковал. Началась зима, а такая натура никак не укладывалась в сценарный ход событий картины[13].
В октябре 1977 года сценарий, который по-прежнему не устраивал Тарковского, в очередной, уже в восьмой или девятый, раз переписан. Метод проб и ошибок, когда режиссёр никак не мог объяснить авторам сценария, чего же он хочет, в конце концов, дал результат. Как вспоминал Борис Стругацкий, они с братом дошли до отчаяния и, наконец, выдумали Сталкера-юродивого. Этот вариант понравился Тарковскому, но зима приостановила съёмки. В апреле 1978 года Тарковский перенёс инфаркт и приступил к работе заново уже с третьей по счёту командой. Изменилась концепция: полностью исчезло научно-фантастическое начало и Кайдановский воплотил на экране новый образ. В третьем варианте оператором стал Александр Княжинский. В конце концов с третьего захода фильм был полностью переснят с июня по декабрь 1978 года[16].
Съёмки завершились 19 декабря 1978 года. В итоге бюджет картины был перерасходован на 300 тысяч рублей и превысил миллион рублей[17][18].
Места съёмок
Первоначально необходимая натура была найдена Тарковским возле города Исфары, в Таджикистане, но 31 января 1977 года город был разрушен в результате землетрясения. Самим съёмкам это обстоятельство не мешало, но съёмочной группе было негде жить. После долгих поисков в апреле 1977 года Георгий Рерберг нашёл новую натуру в Эстонии, в 25 километрах от Таллина, на реке Ягале в районе старой разрушенной электростанции[14].
Апокалиптические пейзажи Зоны удались столь достоверно ещё и потому, что недалеко от места съёмок целлюлозно-бумажная фабрика сбрасывала отходы в реку, сильно загрязняя её. Там, где снимался эпизод с заставой ООН, около котельной старой Таллинской электростанции, на трубе до сих пор осталась надпись «UN». В 2006 году на трубе была повешена памятная табличка на эстонском и английском языках о том, что в этом месте снимали фильм «Сталкер»[19].
Отдельные сцены были сняты недалеко от Ленинграда, павильонные съёмки в студии «Мосфильма». Финальные сцены, где Сталкер несёт на плечах свою дочь, а также виды индустриального пейзажа из открытой двери бара — снимали в Москве, в районе Загородного шоссе. На заднем плане видны трубы ТЭЦ-20.[20][21]
Судьба после премьеры
Фильм достаточно долго не выпускали в прокат. Однако, в отличие от большинства других фильмов Тарковского, «Сталкер» практически не подвергся цензурной правке и имел более или менее успешную прокатную судьбу в СССР[1].
25 мая 1979 года состоялся первый закрытый показ картины «для своих» в студии «Мосфильм». Премьера состоялась в мае 1980 года в кинотеатре «Мир» на Цветном бульваре[22]. В Москве фильм был показан всего в трёх кинотеатрах, и по стране разошлось 196 фильмокопий. В первые месяцы после премьеры факт выхода очередного фильма Тарковского никак не был отмечен в советской прессе. Дебютные отзывы и рецензии в «Правде» и «Литературной газете» появились только в 1981 году — после показа картины на Каннском фестивале[23].
В 1980 году Тарковский получил звание Народный артист РСФСР, но «Сталкер» стал его последней картиной, снятой в СССР, дальше он работал за границей. Ещё один всплеск интереса к фильму имел место сразу после Чернобыльской катастрофы и смерти Тарковского в 1986 году. Фильм часто называли роковым для его создателей. В начале 1990-х погибла в пожаре монтажёр картины Людмила Фейгинова. В том же пожаре сгорели черновые материалы первых вариантов картины. Многие из тех, кто работал над «Сталкером», рано ушли из жизни, в том числе Анатолий Солоницын (1982), сам Тарковский (1986), Николай Гринько (1989), Аркадий Стругацкий (1991)[24] и Александр Кайдановский (1995).
Критика
Так тяжело давшийся фильм, пятая из семи крупнейших работ режиссёра, открывает зрителям позднего Тарковского. Картина была в целом оценена критиками как одно из его наиболее значительных произведений и замечательное явление мирового кинематографа в целом. Майя Туровская написала, что «фильм суммирует всё накопленное режиссёром мастерство». Критик The New York Times Винсент Кэнби отозвался о нём как о «поразительной красоте» и отдельно упомянул великолепную работу оператора[25][26].
В первых отзывах западные критики начала 1980-х рассматривали фильм через призму политического и исторического контекста жизни в СССР того периода. Образ Зоны (синоним тюрьмы), побритого наголо главного героя в одежде, напоминающей рубище, слова о том, что он «везде несвободен», прочно ассоциировались с Гулагом[27]. Другой взгляд — попытка отнести фильм к так называемой экологической теме, предвосхитившей историю Чернобыля. В дальнейшем анализ выявил многомерный и глубокий философский контекст картины[28][24][29].
Тарковский в «Сталкере» отвлекается от символизма, пронизывающего предыдущие ленты: мотива полёта, образов детства, фигур матери и отца; животных (особенно лошадей); столь любимого дождя. На заключительном этапе своего творческого пути Тарковский приходит к минимализму. Фильм более сжат и целостен, обращая зрителя к традициям «чистого кино». Аскетичная последовательность сюжета, прямая перспектива ключевых кадров, цветовая гамма с использованием монохрома — всё подчинено одной цели[30]. Непрерывность действия, неторопливого, парадоксально бесконечного, подчёркнута словами Сталкера о том, что в Зоне прямой путь не самый короткий. Музыка Эдуарда Артемьева, подчёркивающая отстранённый и потусторонний мотив сюжета, стала важной составной частью экзистенциального действа на экране[31].
Мир «Сталкера» в своей обыденности, скудости, выморочности приведен к той степени единства и напряжённости, когда он почти перестает быть «внешним» миром и предстает как пейзаж души после исповеди. Кажется даже, что комплекс постоянных тем и изобразительных мотивов, обуревавших режиссёра долгие годы, реализованный им до конца, исчерпанный и отданный экрану, из «Сталкера» вычтен. За этот счет «Сталкер» выглядит гораздо целостнее, более сжато и едино, чем было «Зеркало».
— Майя Туровская[32]
В первых вариантах сценария был ядерный взрыв, петля времени и золотой шар вместо комнаты[5]. После долгой работы со сценарием Тарковский последовательно изжил из него всякое научно-фантастическое начало, имевшееся в «Пикнике на обочине»[33] Путешествие героев по Зоне из приключения становится философским диспутом, переходящим в апокалиптическое отчаяние. В движении из обычного мира в метафоричный мир Зоны, от реального к идеальному и, в конечном итоге, к цели пути — Комнате и исполнению желаний состоит весь смысл картины. Отождествление пути, по которому проходят герои, и поиска самого себя — один из главных философских посылов картины[34][35].
Самое начало картины — путь на дрезине — снято как путешествие в иной, сюрреалистический мир. В Зоне все привычные ориентиры рушатся: то, что опасно в обычной жизни, тут — бессмысленная груда металлолома. Грозные «ловушки» Зоны в фильме не столько ловушки физические, сколько духовные и психологические[36][37].
Исследователи творчества Тарковского выделяют своеобразную трилогию «Солярис», «Зеркало» и «Сталкер». Все они о поиске себя и внутреннего пути. Так или иначе герои в них соприкасаются с возможностью исполнения сокровенных желаний. Все эти картины исследуют конфликт между рационализмом и наукой с одной стороны и верой с другой. Образ Сарториуса из «Соляриса» в этом весьма близок к Профессору из Сталкера, который ищет рациональное объяснение феноменам, которые он вынужден наблюдать[28].
Христианская символика и духовные мотивы, к которым неоднократно прибегал Тарковский, отчётливо проявляются и в сюжете «Сталкера». В сцене, происходящей после преодоления героями водопада, киноведы Джонсон и Петрие усмотрели явную отсылку к Евангелию от Луки, событиям в Эммаусе, где два апостола не узнали Иисуса, встретив его. Неоднократно герои или голос за кадром цитируют библейские тексты. В сцене длинного пролёта камеры над стоячей водой зритель может увидеть фрагмент Гентского алтаря Ван Эйка. Впрочем, сам Тарковский не считал, что христианская тема и начало столь важны в фильме. С его точки зрения гораздо существеннее было столкновение рационального и иррационального, материального и духовного, которое явственно проявляется в конфликте Сталкера и двух его спутников[9][36].
Сюжет картины, в основном, концентрируется вокруг троих героев, их споров и действий. Их образы несут каждый своё философское начало. Профессор — научный материализм, Писатель — мировоззрение художника, выродившееся в цинизм; сам Сталкер — это вера[39]. Вера троих главных героев подвергается тяжёлому испытанию. И они, остановившись на пороге комнаты, не выдерживают его. Сталкер возвращается из Зоны к жене и больной дочери разочарованным в людях[40].
Актёрские работы в картине не так заметны и уходят на второй план — зрителя гораздо больше привлекает визуальная составляющая. В фильме Тарковский снял своих любимых актёров Гринько и Солоницына, но отдельно критики отметили новое лицо — Александра Кайдановского, столь убедительно выглядящего в роли «юродивого» Сталкера. Ассистент режиссёра Евгений Цымбал вспоминал, что практически всем актёрам пришлось найти совершенно неестественный для себя подход к воплощению роли, заставить себя стать другими. Особенно это касалось Кайдановского, который в жизни видел себя полной противоположностью образу Сталкера, — человеком последовательным, цельным и жёстким[41][42].
Сам Тарковский в интервью так отзывался о картине:
Что касается идеи «Сталкера», то её нельзя вербально сформулировать. Говорю тебе лично: это трагедия человека, который хочет верить, хочет заставить себя и других во что-то верить. Для этого он ходит в Зону. Понимаешь? В насквозь прагматическом мире он хочет заставить кого-то во что-то поверить, но у него ничего не получается. Он никому не нужен, и это место — Зона — тоже никому не нужно. То есть фильм о победе материализма…
— Тарковский[18]
А в другом интервью он следующим образом охарактеризовал основную идею фильма:[43]
Мне важно установить в этом фильме то специфически человеческое, нерастворимое, неразложимое, что кристаллизуется в душе каждого и составляет его ценность. Ведь при всём том, что внешне герои, казалось бы, терпят фиаско, на самом деле каждый из них обретает нечто неоценимо более важное: веру, ощущение в себе самого главного. Это главное живёт в каждом человеке.
Культурное влияние
«Сталкер» стал важной вехой в творческом пути Тарковского и повлиял в значительной степени на людей, с которыми он совместно работал, на кинематографический язык, заложил своеобразные традиции. На съёмочной площадке «Сталкера» рядом с Тарковским учились будущие режиссёры Евгений Цымбал и Констатин Лопушанский. Роль Сталкера в корне изменила жизнь и творческую судьбу Александра Кайдановского. После съёмок у Тарковского он поступил на курсы режиссёров, но в дальнейшем совместно поработать им не удалось[44].
Фильм «Телохранитель» был снят как явное подражание теме «Сталкера» и во многом той же самой командой, однако полностью реализовать замысел не удалось. В 1981—1982 годах Аркадий Стругацкий и Андрей Тарковский неоднократно встречались, вместе написали сценарий картины «Берегись! Змеи!», вынашивали планы экранизации «Жука в муравейнике». По мнению биографа братьев Стругацких Анта Скаландиса, сценарий последнего фильма Тарковского «Жертвоприношение» — во многом совместная работа Тарковского и Аркадия Стругацкого[45][42].
Визуальное решение фильма — грязные и унылые пейзажи, разваливающиеся дома; сама Зона — было перенято многими советскими и российскими кинематографистами. Отпечаток влияния «Сталкера» несут на себе такие картины как «Третья планета», «Рой», «Кин-дза-дза!» и другие[46].
Фильм в значительной степени повлиял на европейский и мировой кинематограф. Как признают критики, атмосфера и влияние картины Тарковского ощущается в таких фильмах как «Элемент преступления» Ларса фон Триера (1984) и известном фантастическом фильме Мамору Осии «Авалон»[47][48].
Исследованию картины как кинематографического, культурологического и философского феномена посвящено множество научных трудов[49].
Известный британский музыкант Брайан Уильямс (Lustmord), вдохновлённый картиной Тарковского, в 1995 году записал совместно с Робертом Ричем альбом «Сталкер»[50].
В клипе известного диджея Ричи Хотина — We (All) Search использован фрагмент с дочерью Сталкера в финальной сцене[51]. Клип The Tunnel с участием самого Ричи тоже во многом напоминает указанную сцену с девочкой
В память о фильме Тарковского, явлении в мировой культуре, с 1995 года в Москве проводится кинофестиваль «Сталкер»[52].
Награды
- Специальная премия экуменического жюри для внеконкурсного фильма на МКФ в Каннах в 1980 году;
- Специальный приз «Лукино Висконти» национальной итальянской кинопремии «Давид ди Донателло» режиссёру Андрею Тарковскому в 1980 году[53][54].
Особенности
Отличия от книги
Собственно в фильме от книги остался только образ Зоны (также своеобразно трактованный Тарковским) и понятие сталкера как проводника в Зоне.
Зона — это очень сложная система смертельных ловушек. Здесь не возвращаются тем же путём, которым шли. Здесь каждую минуту всё меняется. В Зоне не работают теоретические построения, полагаться следует только на интуицию. Зона принимает только потерявших надежду.
В качестве главной ловушки, так же как и в «Пикнике на обочине», упоминается «мясорубка». Для того, чтобы пройти её, якобы необходимо пожертвовать жизнью человека. Среди ловушек встречаются места с высокой гравитацией. Для их выявления Сталкер использует гайки с привязанными к ним бинтами. Этот приём использует и Рэд Шухарт.
В первоначальном варианте сценария был «зелёный рассвет» Зоны — ловушка, связанная с петлёй времени, — но в окончательный сценарий они не вошли[33].
Цитаты
В фильме цитируются:
- Фёдор Тютчев — стихотворение «Люблю глаза твои, мой друг…»
- Арсений Тарковский — стихотворение «Вот и лето прошло, словно и не бывало…»
- Апокалипсис — Откр.6:12-16,
- Евангелие от Луки — Лк.24:13?−18 (до «один из них, именем…»)
- Дао дэ цзин (гл. 76).[55]
- Акутагава Рюноскэ — «У меня нет совести. У меня есть только нервы» (из «Слов пигмея»)
- Герман Гессе — «Игра в бисер»: «То, что ты называешь страстью, — это не сила души, а трение между душой и внешним миром».
- Иван Бунин — «Освобождение Толстого» — цитирует мнение общего знакомого о Толстом: «В силу своего гения он хочет и должен верить, но органа, которым верят, ему не дано». По Тарковскому этот «орган» все-таки дан людям, но с печальной иронией замечено, что он «атрофирован за ненадобностью». Это ближе к Евангельской притче о талантах, где таланты даны всем, но некоторые их «закапывают».
Детали DVD релиза
- Дата релиза: 2006-11-07: Рейтинг: NR (без рейтинга)
- Формат изображения: 1.33:1, цветной фильм
- Язык оригинала: Русский, дополнительные языки: Английский, Французский
- Время: 163 минуты: Количество дисков: 2[56]
См. также
- Медитация (значения) (в разделе "Музыка").
Напишите отзыв о статье "Сталкер (фильм)"
Примечания
- Комментарии
- ↑ stalker от англ. to stalk — «преследовать крадучись»
- ↑ Повесть «Пикник на обочине» сама имела непростую судьбу. В 1972 году она была напечатана в журнальном варианте, а отдельным изданием вышла в 1980 году, существенно переработанная советской цензурой.
- Источники
- ↑ 1 2 Johnson, Petrie, 1994, с. 139.
- ↑ [www.youtube.com/watch?v=JYEfJhkPK7o Титры фильма «Сталкер» (1:08)]
- ↑ Скаландис, 2008, с. 487.
- ↑ Скаландис, 2008, с. 486.
- ↑ 1 2 Скаландис, 2008, с. 491.
- ↑ 1 2 3 Борис Стругацкий. [www.rusf.ru/abs/books/bns-09.htm Комментарии к пройденному]. Аркадий и Борис Стругацкие. Официальный сайт. «Русская фантастика» (1985—1990 гг.). Проверено 21 марта 2011. [www.webcitation.org/61BjLM5uP Архивировано из первоисточника 25 августа 2011].
- ↑ 1 2 Скаландис, 2008, с. 492.
- ↑ Скаландис, 2008, с. 498.
- ↑ 1 2 Johnson, Petrie, 1994, с. 146.
- ↑ 1 2 Скаландис, 2008, с. 502.
- ↑ [russiancinema.ru/template.php?dept_id=3&e_dept_id=5&e_chr_id=282&e_chrdept_id=2&chr_year=1990 Дефицит киноплёнки становится все более острым]. Энциклопедия отечественного кино. ООО «Сеанс». Проверено 21 марта 2011. [www.webcitation.org/61BjLwqBS Архивировано из первоисточника 25 августа 2011].
- ↑ В письме А. Стругацкого утверждается, что потеряно было 6 тыс. из 10 тыс. метров снятого материала (см. Ант Скаландис [kinoart.ru/archive/2008/02/n2-article15 Машина желаний] // Искусство кино : журнал. — 2008. — № 2.). В дневнике О. Сурковой приводится другая цифра — 2 тыс. метров брака (см. Ольга Суркова [kinoart.ru/archive/2002/10/n10-article24 Хроники Тарковского: «Сталкер»] // Искусство кино : журнал. — 2002. — № 10.).
- ↑ 1 2 Скаландис, 2008, с. 504.
- ↑ 1 2 Сергей Филатов. [www.kommersant.ru/Doc/903986 Два гения на одной площадке] // Коммерсантъ Weekend : Журнал. — 2008. — № 23 (69).
- ↑ Анна Латынина "Достичь абсолюта... ": дневники Андрея Тарковского // Новый мир : журнал. — 2008. — № 8. — С. 157—164. — ISSN [www.sigla.ru/table.jsp?f=8&t=3&v0=0130-7673&f=1003&t=1&v1=&f=4&t=2&v2=&f=21&t=3&v3=&f=1016&t=3&v4=&f=1016&t=3&v5=&bf=4&b=&d=0&ys=&ye=&lng=&ft=&mt=&dt=&vol=&pt=&iss=&ps=&pe=&tr=&tro=&cc=UNION&i=1&v=tagged&s=0&ss=0&st=0&i18n=ru&rlf=&psz=20&bs=20&ce=hJfuypee8JzzufeGmImYYIpZKRJeeOeeWGJIZRrRRrdmtdeee88NJJJJpeeefTJ3peKJJ3UWWPtzzzzzzzzzzzzzzzzzbzzvzzpy5zzjzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzztzzzzzzzbzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzvzzzzzzyeyTjkDnyHzTuueKZePz9decyzzLzzzL*.c8.NzrGJJvufeeeeeJheeyzjeeeeJh*peeeeKJJJJJJJJJJmjHvOJJJJJJJJJfeeeieeeeSJJJJJSJJJ3TeIJJJJ3..E.UEAcyhxD.eeeeeuzzzLJJJJ5.e8JJJheeeeeeeeeeeeyeeK3JJJJJJJJ*s7defeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeSJJJJJJJJZIJJzzz1..6LJJJJJJtJJZ4....EK*&debug=false 0130-7673].
- ↑ Туровская, 1991, с. 126.
- ↑ Johnson, Petrie, 1994.
- ↑ 1 2 Ольга Суркова. [www.tarkovsky.su/library/syrkova-stalker-journal-2/ Хроники Тарковского. Сталкер. Глава «Начало августа 1978 года»]. Андрей Тарковский — проект о культовом режиссёре отечественного кинематографа. Александр Казармщиков. Проверено 21 марта 2011. [www.webcitation.org/61BjMgbx7 Архивировано из первоисточника 25 августа 2011].
- ↑ Игорь Архипов. [expert.ru/northwest/2010/22/turiz/ С историческим колоритом] // Эксперт Северо-Запад : Журнал. — М.: Группа «Эксперт», 2010. — № 22 (468).
- ↑ [www.oldmos.ru/photo/view/13369 Фотография — Сталкер в Москве у «Канатчиковой дачи» — Фотографии старой Москвы]
- ↑ Джеймс Нортон. [www.kinoart.ru/magazine/04-2007/now/nort0704/ James Norton Stalking the Stalker Vertigo], 2006, vol.3, № 3; Следуя за Сталкером / Перевод с английского Нины Цыркун
- ↑ Скаландис, 2008, с. 510.
- ↑ Johnson, Petrie, 1994, с. 140.
- ↑ 1 2 Стас Тыркин. [www.kp.ru/daily/22517/8372/ В «Сталкере» Тарковский предсказал Чернобыль]. Культура. Комсомольская правда (23 марта 2001). Проверено 21 марта 2011. [www.webcitation.org/611Ntx8cz Архивировано из первоисточника 18 августа 2011].
- ↑ Johnson, Petrie, 1994, с. 143.
- ↑ Туровская, 1991, с. 131.
- ↑ Джефф Дайер. [www.guardian.co.uk/film/2009/feb/06/andrei-tarkovsky-stalker-russia-gulags-chernobyl Danger! High-radiation arthouse!] (англ.). The Guardian (6 февраля 2009). Проверено 21 марта 2011. [www.webcitation.org/61BjOUbi3 Архивировано из первоисточника 25 августа 2011].
- ↑ 1 2 Johnson, Petrie, 1994, с. 142.
- ↑ А. В. Федоров. [www.kino-teatr.ru/kino/art/kino/205/ Экологическая тема в российском игровом киноискусстве звукового периода: проблемы и тенденции]. История кино (11 февраля 2007). Проверено 21 марта 2011. [www.webcitation.org/61BjQ4wx1 Архивировано из первоисточника 25 августа 2011].
- ↑ Johnson, Petrie, 1994, с. 155.
- ↑ .Egorova, Tatyana, [www.electroshock.ru/eng/edward/interview/egorova/ “Edward Artemiev: He has been and will always remain a creator…”], Electroshock Records, <www.electroshock.ru/eng/edward/interview/egorova/>. Проверено 7 июня 2009.
- ↑ Туровская, 1991, с. 129.
- ↑ 1 2 Туровская, 1991, с. 127.
- ↑ Johnson, Petrie, 1994, с. 145.
- ↑ Акош Силадьи, Андраш Балинт Ковач [www.kinozapiski.ru/article/504/ Меж двух миров: личность. Духовный путь Тарковского] // Киноведческие записки : Историко-теоретический журнал. — 2002. — № 56.
- ↑ 1 2 Туровская, 1991, с. 134.
- ↑ С. Л. Шумаков В поисках утраченного слова. О проблеме визуального и вербального в эстетике Тарковского на примере фильма «Сталкер» // Киноведческие записки : Историко-теоретический журнал. — 1989. — № 3.
- ↑ Туровская, 1991, с. 138.
- ↑ Johnson, Petrie, 1994, с. 150.
- ↑ Туровская, 1991, с. 137.
- ↑ Скаландис, 2008, с. 507.
- ↑ 1 2 Шавкат Абдусаламов [www.kinozapiski.ru/article/410/ Воспоминания об Александре Кайдановском] // Киноведческие записки : Историко-теоретический журнал. — 2000. — № 47.
- ↑ Андрей Тарковский о киноискусстве // Мир и фильмы Андрея Тарковского. — М.: Искусство, 1991. — С. 322. — 50 000 экз экз. — ISBN 5-210-00150-4.
- ↑ [www.kinomag.ru/actor-acz2213.html Александр Кайдановский биография и фильмография]. Киномаг. Проверено 21 марта 2011. [www.webcitation.org/61BjRIbeX Архивировано из первоисточника 25 августа 2011].
- ↑ Скаландис, 2008, с. 513.
- ↑ Федоров А. [www.kino-teatr.ru/kino/art/kino/243/ Сталкериада? Или Почему у нас не водятся Спилберги…] // Видео-Асс Экспресс : Журнал. — 1993. — № 21. — С. 4.
- ↑ [www.nationmaster.com/encyclopedia/Avalon-(2001-film) Avalon (2001 film)] (англ.). NationMaster. Проверено 21 марта 2011. [www.webcitation.org/61BjSI9EL Архивировано из первоисточника 25 августа 2011].
- ↑ Тодд Харбор. [www.kamera.co.uk/reviews_extra/stalker.php Stalker] (англ.). Проверено 21 марта 2011. [www.webcitation.org/61BjStnP9 Архивировано из первоисточника 25 августа 2011].
- ↑ Игорь Евлампиев. [anthropology.rchgi.spb.ru/dok11.htm Образ Иисуса Христа в фильмах Андрея Тарковского]. Проблемное поле антропологии. Русская Христианская гуманитарная академия. Проверено 21 марта 2011. [www.webcitation.org/61BjTPg5b Архивировано из первоисточника 25 августа 2011].
- ↑ Robert Rich & B. Lustmord. [www.valley-entertainment.com/stalker-1.html Stalker]. Valley Entertainment. [www.webcitation.org/67G1ScBrm Архивировано из первоисточника 28 апреля 2012].
- ↑ Richie Hawtin. [www.youtube.com/watch?v=hwnabBWBbo8 Richie Hawtin]. We (All) Search.
- ↑ [www.stalkerfest.org/page.php?page=12 История кинофестиваля]. Международный кинофестиваль «Сталкер». Гильдия кинорежиссёров России. Проверено 25 марта 2011. [www.webcitation.org/61BjTxY0m Архивировано из первоисточника 25 августа 2011].
- ↑ [www.daviddidonatello.it/english/schedaanno.php David «Luchino Visconti» Andrej Tarkovskij] (Проверено 20 марта 2011)
- ↑ [www.imdb.com/title/tt0079944/awards Stalker movie awards // imdb data] (Проверено 20 марта 2011)
- ↑ Е. А. Торчинов. [www.centrasia.ru/newsA.php?st=1078004580 Даосизм. «Дао-Дэ цзин»] СПб., 1999
- ↑ [astore.amazon.com/roy_russian-20/detail/B000I8OOG0 DVD release data] ссылка проверена 1 декабря 2008
Литература
- на русском языке
- Болдырев Н. Сталкер, или Труды и дни Андрея Тарковского. — Челябинск: Урал-LTD, 2003. — 384 p. — (Биографические ландшафты). — ISBN 5-8029-0254-X.
- Болдырев Н. Сталкер // [www.russkoekino.ru/books/tarkovsky/tarkovsky-0075.shtml Жертвоприношение Андрея Тарковского]. — М.: Вагриус, 2004. — 528 p. — ISBN 5-9560-0101-1.
- Евлампиев И. Художественная философия Андрея Тарковского. СПб.: Алетейя, 2001. — 349 с. — ISBN 5-89329-443-2
- Скаландис А. Братья Стругацкие. — М.: АСТ, 2008. — 736 p. — ISBN 978-5-17-052684-0.
- Суркова О. Книга сопоставлений. М.: Киноцентр, 1991.
- Суркова О. [www.kinoart.ru/magazine/10-2002/Publications/Tark/ Хроники Тарковского: «Сталкер»] // Искусство кино. 2002. № 9; 10.
- Суркова О. С Тарковским и о Тарковском. М.: Радуга, 2005. — 464 с. — ISBN 5-05-006018-4
- Суркова О. Тарковский и я: Дневник пионерки. М.: Зебра Е, 2005. — 487 с. — ISBN 5-94663-237-X
- Туровская М. [lib.ru/CINEMA/kinolit/TARKOWSKIJ/turtarkowskij.txt 7 1/2, или Фильмы Андрея Тарковского]. — М.: Искусство, 1991. — 256 p. — ISBN 5-210-00279-9.
- на др. языках
- Johnson V. T., Petrie G. The films of Andrei Tarkovsky: a visual fugue. — Indiana University Press, 1994. — 331 p. — ISBN 0253208874.
Ссылки
- [www.rusf.ru/abs/books/mzh.htm Машина желаний]. Фантасты братья Стругацкие: Книги. Русская фантастика (1999). — Первый вариант сценария (1975 год). Проверено 21 марта 2011. [www.webcitation.org/61Bjas1Zm Архивировано из первоисточника 25 августа 2011].
- [www.rusf.ru/abs/books/stalker.htm Сталкер]. Фантасты братья Стругацкие: Книги. Русская фантастика (1999). — Один из последних вариантов сценария (1977 год). Проверено 21 марта 2011. [www.webcitation.org/61BjbSYKU Архивировано из первоисточника 25 августа 2011].
- [lib.ru/STRUGACKIE/stalker1.txt Сталкер. Монтажный план фильма Андрея Тарковского]. Библиотека Максима Мошкова (21 июня 1997). Проверено 21 марта 2011. [www.webcitation.org/61Bjc1wtE Архивировано из первоисточника 25 августа 2011].
- «Сталкер» (англ.) на сайте Internet Movie Database
- [www.acs.ucalgary.ca/~tstronds/nostalghia.com/TheTopics/Stalker_GP.html Greg Polin Stalker’s meaning in terms of temporality and spatial relations] (англ.)
- [kino-stalker.ru Сталкер] Сайт о фильме
- [tarkovsky.su/films/stalker/ «Сталкер»] на сайте проекта об Андрее Тарковском
- [www.geopeitus.ee/?p=350&c=335 Информация о месте съемок «Сталкера»] (эст.)
- Корнеева, Ирина. [www.rg.ru/2008/06/24/maiboroda.html Двое в зеркале: Неизвестные подробности конфликта Андрея Тарковского и Георгия Рерберга] // Российская газета. 24 июня 2008. № 4690
- [www.kinopoisk.ru/film/43970/ на сайте Кинопоиск]
- [www.sports.ru/tribuna/blogs/cinematography/609344.html Культовый фильм Андрея Тарковского — Сталкер]
- [www.stena.ee/blog/35-let-filmu-stalker-kotoryj-snimali-v-estonii 35-лет фильму «Сталкер», который снимали в Эстонии]
 |
Эта статья входит в число хороших статей русскоязычного раздела Википедии. |
| ||||||||||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Сталкер (фильм)
– Видите ли, – рассказывал адъютант, – это запутанная история. Явилась тогда, месяца два тому назад, эта прокламация. Графу донесли. Он приказал расследовать. Вот Гаврило Иваныч разыскивал, прокламация эта побывала ровно в шестидесяти трех руках. Приедет к одному: вы от кого имеете? – От того то. Он едет к тому: вы от кого? и т. д. добрались до Верещагина… недоученный купчик, знаете, купчик голубчик, – улыбаясь, сказал адъютант. – Спрашивают у него: ты от кого имеешь? И главное, что мы знаем, от кого он имеет. Ему больше не от кого иметь, как от почт директора. Но уж, видно, там между ними стачка была. Говорит: ни от кого, я сам сочинил. И грозили и просили, стал на том: сам сочинил. Так и доложили графу. Граф велел призвать его. «От кого у тебя прокламация?» – «Сам сочинил». Ну, вы знаете графа! – с гордой и веселой улыбкой сказал адъютант. – Он ужасно вспылил, да и подумайте: этакая наглость, ложь и упорство!..– А! Графу нужно было, чтобы он указал на Ключарева, понимаю! – сказал Пьер.
– Совсем не нужно», – испуганно сказал адъютант. – За Ключаревым и без этого были грешки, за что он и сослан. Но дело в том, что граф очень был возмущен. «Как же ты мог сочинить? – говорит граф. Взял со стола эту „Гамбургскую газету“. – Вот она. Ты не сочинил, а перевел, и перевел то скверно, потому что ты и по французски, дурак, не знаешь». Что же вы думаете? «Нет, говорит, я никаких газет не читал, я сочинил». – «А коли так, то ты изменник, и я тебя предам суду, и тебя повесят. Говори, от кого получил?» – «Я никаких газет не видал, а сочинил». Так и осталось. Граф и отца призывал: стоит на своем. И отдали под суд, и приговорили, кажется, к каторжной работе. Теперь отец пришел просить за него. Но дрянной мальчишка! Знаете, эдакой купеческий сынишка, франтик, соблазнитель, слушал где то лекции и уж думает, что ему черт не брат. Ведь это какой молодчик! У отца его трактир тут у Каменного моста, так в трактире, знаете, большой образ бога вседержителя и представлен в одной руке скипетр, в другой держава; так он взял этот образ домой на несколько дней и что же сделал! Нашел мерзавца живописца…
В середине этого нового рассказа Пьера позвали к главнокомандующему.
Пьер вошел в кабинет графа Растопчина. Растопчин, сморщившись, потирал лоб и глаза рукой, в то время как вошел Пьер. Невысокий человек говорил что то и, как только вошел Пьер, замолчал и вышел.
– А! здравствуйте, воин великий, – сказал Растопчин, как только вышел этот человек. – Слышали про ваши prouesses [достославные подвиги]! Но не в том дело. Mon cher, entre nous, [Между нами, мой милый,] вы масон? – сказал граф Растопчин строгим тоном, как будто было что то дурное в этом, но что он намерен был простить. Пьер молчал. – Mon cher, je suis bien informe, [Мне, любезнейший, все хорошо известно,] но я знаю, что есть масоны и масоны, и надеюсь, что вы не принадлежите к тем, которые под видом спасенья рода человеческого хотят погубить Россию.
– Да, я масон, – отвечал Пьер.
– Ну вот видите ли, мой милый. Вам, я думаю, не безызвестно, что господа Сперанский и Магницкий отправлены куда следует; то же сделано с господином Ключаревым, то же и с другими, которые под видом сооружения храма Соломона старались разрушить храм своего отечества. Вы можете понимать, что на это есть причины и что я не мог бы сослать здешнего почт директора, ежели бы он не был вредный человек. Теперь мне известно, что вы послали ему свой. экипаж для подъема из города и даже что вы приняли от него бумаги для хранения. Я вас люблю и не желаю вам зла, и как вы в два раза моложе меня, то я, как отец, советую вам прекратить всякое сношение с такого рода людьми и самому уезжать отсюда как можно скорее.
– Но в чем же, граф, вина Ключарева? – спросил Пьер.
– Это мое дело знать и не ваше меня спрашивать, – вскрикнул Растопчин.
– Ежели его обвиняют в том, что он распространял прокламации Наполеона, то ведь это не доказано, – сказал Пьер (не глядя на Растопчина), – и Верещагина…
– Nous y voila, [Так и есть,] – вдруг нахмурившись, перебивая Пьера, еще громче прежнего вскрикнул Растопчин. – Верещагин изменник и предатель, который получит заслуженную казнь, – сказал Растопчин с тем жаром злобы, с которым говорят люди при воспоминании об оскорблении. – Но я не призвал вас для того, чтобы обсуждать мои дела, а для того, чтобы дать вам совет или приказание, ежели вы этого хотите. Прошу вас прекратить сношения с такими господами, как Ключарев, и ехать отсюда. А я дурь выбью, в ком бы она ни была. – И, вероятно, спохватившись, что он как будто кричал на Безухова, который еще ни в чем не был виноват, он прибавил, дружески взяв за руку Пьера: – Nous sommes a la veille d'un desastre publique, et je n'ai pas le temps de dire des gentillesses a tous ceux qui ont affaire a moi. Голова иногда кругом идет! Eh! bien, mon cher, qu'est ce que vous faites, vous personnellement? [Мы накануне общего бедствия, и мне некогда быть любезным со всеми, с кем у меня есть дело. Итак, любезнейший, что вы предпринимаете, вы лично?]
– Mais rien, [Да ничего,] – отвечал Пьер, все не поднимая глаз и не изменяя выражения задумчивого лица.
Граф нахмурился.
– Un conseil d'ami, mon cher. Decampez et au plutot, c'est tout ce que je vous dis. A bon entendeur salut! Прощайте, мой милый. Ах, да, – прокричал он ему из двери, – правда ли, что графиня попалась в лапки des saints peres de la Societe de Jesus? [Дружеский совет. Выбирайтесь скорее, вот что я вам скажу. Блажен, кто умеет слушаться!.. святых отцов Общества Иисусова?]
Пьер ничего не ответил и, нахмуренный и сердитый, каким его никогда не видали, вышел от Растопчина.
Когда он приехал домой, уже смеркалось. Человек восемь разных людей побывало у него в этот вечер. Секретарь комитета, полковник его батальона, управляющий, дворецкий и разные просители. У всех были дела до Пьера, которые он должен был разрешить. Пьер ничего не понимал, не интересовался этими делами и давал на все вопросы только такие ответы, которые бы освободили его от этих людей. Наконец, оставшись один, он распечатал и прочел письмо жены.
«Они – солдаты на батарее, князь Андрей убит… старик… Простота есть покорность богу. Страдать надо… значение всего… сопрягать надо… жена идет замуж… Забыть и понять надо…» И он, подойдя к постели, не раздеваясь повалился на нее и тотчас же заснул.
Когда он проснулся на другой день утром, дворецкий пришел доложить, что от графа Растопчина пришел нарочно посланный полицейский чиновник – узнать, уехал ли или уезжает ли граф Безухов.
Человек десять разных людей, имеющих дело до Пьера, ждали его в гостиной. Пьер поспешно оделся, и, вместо того чтобы идти к тем, которые ожидали его, он пошел на заднее крыльцо и оттуда вышел в ворота.
С тех пор и до конца московского разорения никто из домашних Безуховых, несмотря на все поиски, не видал больше Пьера и не знал, где он находился.
Ростовы до 1 го сентября, то есть до кануна вступления неприятеля в Москву, оставались в городе.
После поступления Пети в полк казаков Оболенского и отъезда его в Белую Церковь, где формировался этот полк, на графиню нашел страх. Мысль о том, что оба ее сына находятся на войне, что оба они ушли из под ее крыла, что нынче или завтра каждый из них, а может быть, и оба вместе, как три сына одной ее знакомой, могут быть убиты, в первый раз теперь, в это лето, с жестокой ясностью пришла ей в голову. Она пыталась вытребовать к себе Николая, хотела сама ехать к Пете, определить его куда нибудь в Петербурге, но и то и другое оказывалось невозможным. Петя не мог быть возвращен иначе, как вместе с полком или посредством перевода в другой действующий полк. Николай находился где то в армии и после своего последнего письма, в котором подробно описывал свою встречу с княжной Марьей, не давал о себе слуха. Графиня не спала ночей и, когда засыпала, видела во сне убитых сыновей. После многих советов и переговоров граф придумал наконец средство для успокоения графини. Он перевел Петю из полка Оболенского в полк Безухова, который формировался под Москвою. Хотя Петя и оставался в военной службе, но при этом переводе графиня имела утешенье видеть хотя одного сына у себя под крылышком и надеялась устроить своего Петю так, чтобы больше не выпускать его и записывать всегда в такие места службы, где бы он никак не мог попасть в сражение. Пока один Nicolas был в опасности, графине казалось (и она даже каялась в этом), что она любит старшего больше всех остальных детей; но когда меньшой, шалун, дурно учившийся, все ломавший в доме и всем надоевший Петя, этот курносый Петя, с своими веселыми черными глазами, свежим румянцем и чуть пробивающимся пушком на щеках, попал туда, к этим большим, страшным, жестоким мужчинам, которые там что то сражаются и что то в этом находят радостного, – тогда матери показалось, что его то она любила больше, гораздо больше всех своих детей. Чем ближе подходило то время, когда должен был вернуться в Москву ожидаемый Петя, тем более увеличивалось беспокойство графини. Она думала уже, что никогда не дождется этого счастия. Присутствие не только Сони, но и любимой Наташи, даже мужа, раздражало графиню. «Что мне за дело до них, мне никого не нужно, кроме Пети!» – думала она.
В последних числах августа Ростовы получили второе письмо от Николая. Он писал из Воронежской губернии, куда он был послан за лошадьми. Письмо это не успокоило графиню. Зная одного сына вне опасности, она еще сильнее стала тревожиться за Петю.
Несмотря на то, что уже с 20 го числа августа почти все знакомые Ростовых повыехали из Москвы, несмотря на то, что все уговаривали графиню уезжать как можно скорее, она ничего не хотела слышать об отъезде до тех пор, пока не вернется ее сокровище, обожаемый Петя. 28 августа приехал Петя. Болезненно страстная нежность, с которою мать встретила его, не понравилась шестнадцатилетнему офицеру. Несмотря на то, что мать скрыла от него свое намеренье не выпускать его теперь из под своего крылышка, Петя понял ее замыслы и, инстинктивно боясь того, чтобы с матерью не разнежничаться, не обабиться (так он думал сам с собой), он холодно обошелся с ней, избегал ее и во время своего пребывания в Москве исключительно держался общества Наташи, к которой он всегда имел особенную, почти влюбленную братскую нежность.
По обычной беспечности графа, 28 августа ничто еще не было готово для отъезда, и ожидаемые из рязанской и московской деревень подводы для подъема из дома всего имущества пришли только 30 го.
С 28 по 31 августа вся Москва была в хлопотах и движении. Каждый день в Дорогомиловскую заставу ввозили и развозили по Москве тысячи раненых в Бородинском сражении, и тысячи подвод, с жителями и имуществом, выезжали в другие заставы. Несмотря на афишки Растопчина, или независимо от них, или вследствие их, самые противоречащие и странные новости передавались по городу. Кто говорил о том, что не велено никому выезжать; кто, напротив, рассказывал, что подняли все иконы из церквей и что всех высылают насильно; кто говорил, что было еще сраженье после Бородинского, в котором разбиты французы; кто говорил, напротив, что все русское войско уничтожено; кто говорил о московском ополчении, которое пойдет с духовенством впереди на Три Горы; кто потихоньку рассказывал, что Августину не ведено выезжать, что пойманы изменники, что мужики бунтуют и грабят тех, кто выезжает, и т. п., и т. п. Но это только говорили, а в сущности, и те, которые ехали, и те, которые оставались (несмотря на то, что еще не было совета в Филях, на котором решено было оставить Москву), – все чувствовали, хотя и не выказывали этого, что Москва непременно сдана будет и что надо как можно скорее убираться самим и спасать свое имущество. Чувствовалось, что все вдруг должно разорваться и измениться, но до 1 го числа ничто еще не изменялось. Как преступник, которого ведут на казнь, знает, что вот вот он должен погибнуть, но все еще приглядывается вокруг себя и поправляет дурно надетую шапку, так и Москва невольно продолжала свою обычную жизнь, хотя знала, что близко то время погибели, когда разорвутся все те условные отношения жизни, которым привыкли покоряться.
В продолжение этих трех дней, предшествовавших пленению Москвы, все семейство Ростовых находилось в различных житейских хлопотах. Глава семейства, граф Илья Андреич, беспрестанно ездил по городу, собирая со всех сторон ходившие слухи, и дома делал общие поверхностные и торопливые распоряжения о приготовлениях к отъезду.
Графиня следила за уборкой вещей, всем была недовольна и ходила за беспрестанно убегавшим от нее Петей, ревнуя его к Наташе, с которой он проводил все время. Соня одна распоряжалась практической стороной дела: укладываньем вещей. Но Соня была особенно грустна и молчалива все это последнее время. Письмо Nicolas, в котором он упоминал о княжне Марье, вызвало в ее присутствии радостные рассуждения графини о том, как во встрече княжны Марьи с Nicolas она видела промысл божий.
– Я никогда не радовалась тогда, – сказала графиня, – когда Болконский был женихом Наташи, а я всегда желала, и у меня есть предчувствие, что Николинька женится на княжне. И как бы это хорошо было!
Соня чувствовала, что это была правда, что единственная возможность поправления дел Ростовых была женитьба на богатой и что княжна была хорошая партия. Но ей было это очень горько. Несмотря на свое горе или, может быть, именно вследствие своего горя, она на себя взяла все трудные заботы распоряжений об уборке и укладке вещей и целые дни была занята. Граф и графиня обращались к ней, когда им что нибудь нужно было приказывать. Петя и Наташа, напротив, не только не помогали родителям, но большею частью всем в доме надоедали и мешали. И целый день почти слышны были в доме их беготня, крики и беспричинный хохот. Они смеялись и радовались вовсе не оттого, что была причина их смеху; но им на душе было радостно и весело, и потому все, что ни случалось, было для них причиной радости и смеха. Пете было весело оттого, что, уехав из дома мальчиком, он вернулся (как ему говорили все) молодцом мужчиной; весело было оттого, что он дома, оттого, что он из Белой Церкви, где не скоро была надежда попасть в сраженье, попал в Москву, где на днях будут драться; и главное, весело оттого, что Наташа, настроению духа которой он всегда покорялся, была весела. Наташа же была весела потому, что она слишком долго была грустна, и теперь ничто не напоминало ей причину ее грусти, и она была здорова. Еще она была весела потому, что был человек, который ею восхищался (восхищение других была та мазь колес, которая была необходима для того, чтоб ее машина совершенно свободно двигалась), и Петя восхищался ею. Главное же, веселы они были потому, что война была под Москвой, что будут сражаться у заставы, что раздают оружие, что все бегут, уезжают куда то, что вообще происходит что то необычайное, что всегда радостно для человека, в особенности для молодого.
31 го августа, в субботу, в доме Ростовых все казалось перевернутым вверх дном. Все двери были растворены, вся мебель вынесена или переставлена, зеркала, картины сняты. В комнатах стояли сундуки, валялось сено, оберточная бумага и веревки. Мужики и дворовые, выносившие вещи, тяжелыми шагами ходили по паркету. На дворе теснились мужицкие телеги, некоторые уже уложенные верхом и увязанные, некоторые еще пустые.
Голоса и шаги огромной дворни и приехавших с подводами мужиков звучали, перекликиваясь, на дворе и в доме. Граф с утра выехал куда то. Графиня, у которой разболелась голова от суеты и шума, лежала в новой диванной с уксусными повязками на голове. Пети не было дома (он пошел к товарищу, с которым намеревался из ополченцев перейти в действующую армию). Соня присутствовала в зале при укладке хрусталя и фарфора. Наташа сидела в своей разоренной комнате на полу, между разбросанными платьями, лентами, шарфами, и, неподвижно глядя на пол, держала в руках старое бальное платье, то самое (уже старое по моде) платье, в котором она в первый раз была на петербургском бале.
Наташе совестно было ничего не делать в доме, тогда как все были так заняты, и она несколько раз с утра еще пробовала приняться за дело; но душа ее не лежала к этому делу; а она не могла и не умела делать что нибудь не от всей души, не изо всех своих сил. Она постояла над Соней при укладке фарфора, хотела помочь, но тотчас же бросила и пошла к себе укладывать свои вещи. Сначала ее веселило то, что она раздавала свои платья и ленты горничным, но потом, когда остальные все таки надо было укладывать, ей это показалось скучным.
– Дуняша, ты уложишь, голубушка? Да? Да?
И когда Дуняша охотно обещалась ей все сделать, Наташа села на пол, взяла в руки старое бальное платье и задумалась совсем не о том, что бы должно было занимать ее теперь. Из задумчивости, в которой находилась Наташа, вывел ее говор девушек в соседней девичьей и звуки их поспешных шагов из девичьей на заднее крыльцо. Наташа встала и посмотрела в окно. На улице остановился огромный поезд раненых.
Девушки, лакеи, ключница, няня, повар, кучера, форейторы, поваренки стояли у ворот, глядя на раненых.
Наташа, накинув белый носовой платок на волосы и придерживая его обеими руками за кончики, вышла на улицу.
Бывшая ключница, старушка Мавра Кузминишна, отделилась от толпы, стоявшей у ворот, и, подойдя к телеге, на которой была рогожная кибиточка, разговаривала с лежавшим в этой телеге молодым бледным офицером. Наташа подвинулась на несколько шагов и робко остановилась, продолжая придерживать свой платок и слушая то, что говорила ключница.
– Что ж, у вас, значит, никого и нет в Москве? – говорила Мавра Кузминишна. – Вам бы покойнее где на квартире… Вот бы хоть к нам. Господа уезжают.
– Не знаю, позволят ли, – слабым голосом сказал офицер. – Вон начальник… спросите, – и он указал на толстого майора, который возвращался назад по улице по ряду телег.
Наташа испуганными глазами заглянула в лицо раненого офицера и тотчас же пошла навстречу майору.
– Можно раненым у нас в доме остановиться? – спросила она.
Майор с улыбкой приложил руку к козырьку.
– Кого вам угодно, мамзель? – сказал он, суживая глаза и улыбаясь.
Наташа спокойно повторила свой вопрос, и лицо и вся манера ее, несмотря на то, что она продолжала держать свой платок за кончики, были так серьезны, что майор перестал улыбаться и, сначала задумавшись, как бы спрашивая себя, в какой степени это можно, ответил ей утвердительно.
– О, да, отчего ж, можно, – сказал он.
Наташа слегка наклонила голову и быстрыми шагами вернулась к Мавре Кузминишне, стоявшей над офицером и с жалобным участием разговаривавшей с ним.
– Можно, он сказал, можно! – шепотом сказала Наташа.
Офицер в кибиточке завернул во двор Ростовых, и десятки телег с ранеными стали, по приглашениям городских жителей, заворачивать в дворы и подъезжать к подъездам домов Поварской улицы. Наташе, видимо, поправились эти, вне обычных условий жизни, отношения с новыми людьми. Она вместе с Маврой Кузминишной старалась заворотить на свой двор как можно больше раненых.
– Надо все таки папаше доложить, – сказала Мавра Кузминишна.
– Ничего, ничего, разве не все равно! На один день мы в гостиную перейдем. Можно всю нашу половину им отдать.
– Ну, уж вы, барышня, придумаете! Да хоть и в флигеля, в холостую, к нянюшке, и то спросить надо.
– Ну, я спрошу.
Наташа побежала в дом и на цыпочках вошла в полуотворенную дверь диванной, из которой пахло уксусом и гофманскими каплями.
– Вы спите, мама?
– Ах, какой сон! – сказала, пробуждаясь, только что задремавшая графиня.
– Мама, голубчик, – сказала Наташа, становясь на колени перед матерью и близко приставляя свое лицо к ее лицу. – Виновата, простите, никогда не буду, я вас разбудила. Меня Мавра Кузминишна послала, тут раненых привезли, офицеров, позволите? А им некуда деваться; я знаю, что вы позволите… – говорила она быстро, не переводя духа.
– Какие офицеры? Кого привезли? Ничего не понимаю, – сказала графиня.
Наташа засмеялась, графиня тоже слабо улыбалась.
– Я знала, что вы позволите… так я так и скажу. – И Наташа, поцеловав мать, встала и пошла к двери.
В зале она встретила отца, с дурными известиями возвратившегося домой.
– Досиделись мы! – с невольной досадой сказал граф. – И клуб закрыт, и полиция выходит.
– Папа, ничего, что я раненых пригласила в дом? – сказала ему Наташа.
– Разумеется, ничего, – рассеянно сказал граф. – Не в том дело, а теперь прошу, чтобы пустяками не заниматься, а помогать укладывать и ехать, ехать, ехать завтра… – И граф передал дворецкому и людям то же приказание. За обедом вернувшийся Петя рассказывал свои новости.
Он говорил, что нынче народ разбирал оружие в Кремле, что в афише Растопчина хотя и сказано, что он клич кликнет дня за два, но что уж сделано распоряжение наверное о том, чтобы завтра весь народ шел на Три Горы с оружием, и что там будет большое сражение.
Графиня с робким ужасом посматривала на веселое, разгоряченное лицо своего сына в то время, как он говорил это. Она знала, что ежели она скажет слово о том, что она просит Петю не ходить на это сражение (она знала, что он радуется этому предстоящему сражению), то он скажет что нибудь о мужчинах, о чести, об отечестве, – что нибудь такое бессмысленное, мужское, упрямое, против чего нельзя возражать, и дело будет испорчено, и поэтому, надеясь устроить так, чтобы уехать до этого и взять с собой Петю, как защитника и покровителя, она ничего не сказала Пете, а после обеда призвала графа и со слезами умоляла его увезти ее скорее, в эту же ночь, если возможно. С женской, невольной хитростью любви, она, до сих пор выказывавшая совершенное бесстрашие, говорила, что она умрет от страха, ежели не уедут нынче ночью. Она, не притворяясь, боялась теперь всего.
M me Schoss, ходившая к своей дочери, еще болоо увеличила страх графини рассказами о том, что она видела на Мясницкой улице в питейной конторе. Возвращаясь по улице, она не могла пройти домой от пьяной толпы народа, бушевавшей у конторы. Она взяла извозчика и объехала переулком домой; и извозчик рассказывал ей, что народ разбивал бочки в питейной конторе, что так велено.
После обеда все домашние Ростовых с восторженной поспешностью принялись за дело укладки вещей и приготовлений к отъезду. Старый граф, вдруг принявшись за дело, всё после обеда не переставая ходил со двора в дом и обратно, бестолково крича на торопящихся людей и еще более торопя их. Петя распоряжался на дворе. Соня не знала, что делать под влиянием противоречивых приказаний графа, и совсем терялась. Люди, крича, споря и шумя, бегали по комнатам и двору. Наташа, с свойственной ей во всем страстностью, вдруг тоже принялась за дело. Сначала вмешательство ее в дело укладывания было встречено с недоверием. От нее всё ждали шутки и не хотели слушаться ее; но она с упорством и страстностью требовала себе покорности, сердилась, чуть не плакала, что ее не слушают, и, наконец, добилась того, что в нее поверили. Первый подвиг ее, стоивший ей огромных усилий и давший ей власть, была укладка ковров. У графа в доме были дорогие gobelins и персидские ковры. Когда Наташа взялась за дело, в зале стояли два ящика открытые: один почти доверху уложенный фарфором, другой с коврами. Фарфора было еще много наставлено на столах и еще всё несли из кладовой. Надо было начинать новый, третий ящик, и за ним пошли люди.
– Соня, постой, да мы всё так уложим, – сказала Наташа.
– Нельзя, барышня, уж пробовали, – сказал буфетчнк.
– Нет, постой, пожалуйста. – И Наташа начала доставать из ящика завернутые в бумаги блюда и тарелки.
– Блюда надо сюда, в ковры, – сказала она.
– Да еще и ковры то дай бог на три ящика разложить, – сказал буфетчик.
– Да постой, пожалуйста. – И Наташа быстро, ловко начала разбирать. – Это не надо, – говорила она про киевские тарелки, – это да, это в ковры, – говорила она про саксонские блюда.
– Да оставь, Наташа; ну полно, мы уложим, – с упреком говорила Соня.
– Эх, барышня! – говорил дворецкий. Но Наташа не сдалась, выкинула все вещи и быстро начала опять укладывать, решая, что плохие домашние ковры и лишнюю посуду не надо совсем брать. Когда всё было вынуто, начали опять укладывать. И действительно, выкинув почти все дешевое, то, что не стоило брать с собой, все ценное уложили в два ящика. Не закрывалась только крышка коверного ящика. Можно было вынуть немного вещей, но Наташа хотела настоять на своем. Она укладывала, перекладывала, нажимала, заставляла буфетчика и Петю, которого она увлекла за собой в дело укладыванья, нажимать крышку и сама делала отчаянные усилия.
– Да полно, Наташа, – говорила ей Соня. – Я вижу, ты права, да вынь один верхний.
– Не хочу, – кричала Наташа, одной рукой придерживая распустившиеся волосы по потному лицу, другой надавливая ковры. – Да жми же, Петька, жми! Васильич, нажимай! – кричала она. Ковры нажались, и крышка закрылась. Наташа, хлопая в ладоши, завизжала от радости, и слезы брызнули у ней из глаз. Но это продолжалось секунду. Тотчас же она принялась за другое дело, и уже ей вполне верили, и граф не сердился, когда ему говорили, что Наталья Ильинишна отменила его приказанье, и дворовые приходили к Наташе спрашивать: увязывать или нет подводу и довольно ли она наложена? Дело спорилось благодаря распоряжениям Наташи: оставлялись ненужные вещи и укладывались самым тесным образом самые дорогие.
Но как ни хлопотали все люди, к поздней ночи еще не все могло быть уложено. Графиня заснула, и граф, отложив отъезд до утра, пошел спать.
Соня, Наташа спали, не раздеваясь, в диванной. В эту ночь еще нового раненого провозили через Поварскую, и Мавра Кузминишна, стоявшая у ворот, заворотила его к Ростовым. Раненый этот, по соображениям Мавры Кузминишны, был очень значительный человек. Его везли в коляске, совершенно закрытой фартуком и с спущенным верхом. На козлах вместе с извозчиком сидел старик, почтенный камердинер. Сзади в повозке ехали доктор и два солдата.
– Пожалуйте к нам, пожалуйте. Господа уезжают, весь дом пустой, – сказала старушка, обращаясь к старому слуге.
– Да что, – отвечал камердинер, вздыхая, – и довезти не чаем! У нас и свой дом в Москве, да далеко, да и не живет никто.
– К нам милости просим, у наших господ всего много, пожалуйте, – говорила Мавра Кузминишна. – А что, очень нездоровы? – прибавила она.
Камердинер махнул рукой.
– Не чаем довезти! У доктора спросить надо. – И камердинер сошел с козел и подошел к повозке.
– Хорошо, – сказал доктор.
Камердинер подошел опять к коляске, заглянул в нее, покачал головой, велел кучеру заворачивать на двор и остановился подле Мавры Кузминишны.
– Господи Иисусе Христе! – проговорила она.
Мавра Кузминишна предлагала внести раненого в дом.
– Господа ничего не скажут… – говорила она. Но надо было избежать подъема на лестницу, и потому раненого внесли во флигель и положили в бывшей комнате m me Schoss. Раненый этот был князь Андрей Болконский.
Наступил последний день Москвы. Была ясная веселая осенняя погода. Было воскресенье. Как и в обыкновенные воскресенья, благовестили к обедне во всех церквах. Никто, казалось, еще не мог понять того, что ожидает Москву.
Только два указателя состояния общества выражали то положение, в котором была Москва: чернь, то есть сословие бедных людей, и цены на предметы. Фабричные, дворовые и мужики огромной толпой, в которую замешались чиновники, семинаристы, дворяне, в этот день рано утром вышли на Три Горы. Постояв там и не дождавшись Растопчина и убедившись в том, что Москва будет сдана, эта толпа рассыпалась по Москве, по питейным домам и трактирам. Цены в этот день тоже указывали на положение дел. Цены на оружие, на золото, на телеги и лошадей всё шли возвышаясь, а цены на бумажки и на городские вещи всё шли уменьшаясь, так что в середине дня были случаи, что дорогие товары, как сукна, извозчики вывозили исполу, а за мужицкую лошадь платили пятьсот рублей; мебель же, зеркала, бронзы отдавали даром.
В степенном и старом доме Ростовых распадение прежних условий жизни выразилось очень слабо. В отношении людей было только то, что в ночь пропало три человека из огромной дворни; но ничего не было украдено; и в отношении цен вещей оказалось то, что тридцать подвод, пришедшие из деревень, были огромное богатство, которому многие завидовали и за которые Ростовым предлагали огромные деньги. Мало того, что за эти подводы предлагали огромные деньги, с вечера и рано утром 1 го сентября на двор к Ростовым приходили посланные денщики и слуги от раненых офицеров и притаскивались сами раненые, помещенные у Ростовых и в соседних домах, и умоляли людей Ростовых похлопотать о том, чтоб им дали подводы для выезда из Москвы. Дворецкий, к которому обращались с такими просьбами, хотя и жалел раненых, решительно отказывал, говоря, что он даже и не посмеет доложить о том графу. Как ни жалки были остающиеся раненые, было очевидно, что, отдай одну подводу, не было причины не отдать другую, все – отдать и свои экипажи. Тридцать подвод не могли спасти всех раненых, а в общем бедствии нельзя было не думать о себе и своей семье. Так думал дворецкий за своего барина.
Проснувшись утром 1 го числа, граф Илья Андреич потихоньку вышел из спальни, чтобы не разбудить к утру только заснувшую графиню, и в своем лиловом шелковом халате вышел на крыльцо. Подводы, увязанные, стояли на дворе. У крыльца стояли экипажи. Дворецкий стоял у подъезда, разговаривая с стариком денщиком и молодым, бледным офицером с подвязанной рукой. Дворецкий, увидав графа, сделал офицеру и денщику значительный и строгий знак, чтобы они удалились.
– Ну, что, все готово, Васильич? – сказал граф, потирая свою лысину и добродушно глядя на офицера и денщика и кивая им головой. (Граф любил новые лица.)
– Хоть сейчас запрягать, ваше сиятельство.
– Ну и славно, вот графиня проснется, и с богом! Вы что, господа? – обратился он к офицеру. – У меня в доме? – Офицер придвинулся ближе. Бледное лицо его вспыхнуло вдруг яркой краской.
– Граф, сделайте одолжение, позвольте мне… ради бога… где нибудь приютиться на ваших подводах. Здесь у меня ничего с собой нет… Мне на возу… все равно… – Еще не успел договорить офицер, как денщик с той же просьбой для своего господина обратился к графу.
– А! да, да, да, – поспешно заговорил граф. – Я очень, очень рад. Васильич, ты распорядись, ну там очистить одну или две телеги, ну там… что же… что нужно… – какими то неопределенными выражениями, что то приказывая, сказал граф. Но в то же мгновение горячее выражение благодарности офицера уже закрепило то, что он приказывал. Граф оглянулся вокруг себя: на дворе, в воротах, в окне флигеля виднелись раненые и денщики. Все они смотрели на графа и подвигались к крыльцу.
– Пожалуйте, ваше сиятельство, в галерею: там как прикажете насчет картин? – сказал дворецкий. И граф вместе с ним вошел в дом, повторяя свое приказание о том, чтобы не отказывать раненым, которые просятся ехать.
– Ну, что же, можно сложить что нибудь, – прибавил он тихим, таинственным голосом, как будто боясь, чтобы кто нибудь его не услышал.
В девять часов проснулась графиня, и Матрена Тимофеевна, бывшая ее горничная, исполнявшая в отношении графини должность шефа жандармов, пришла доложить своей бывшей барышне, что Марья Карловна очень обижены и что барышниным летним платьям нельзя остаться здесь. На расспросы графини, почему m me Schoss обижена, открылось, что ее сундук сняли с подводы и все подводы развязывают – добро снимают и набирают с собой раненых, которых граф, по своей простоте, приказал забирать с собой. Графиня велела попросить к себе мужа.
– Что это, мой друг, я слышу, вещи опять снимают?
– Знаешь, ma chere, я вот что хотел тебе сказать… ma chere графинюшка… ко мне приходил офицер, просят, чтобы дать несколько подвод под раненых. Ведь это все дело наживное; а каково им оставаться, подумай!.. Право, у нас на дворе, сами мы их зазвали, офицеры тут есть. Знаешь, думаю, право, ma chere, вот, ma chere… пускай их свезут… куда же торопиться?.. – Граф робко сказал это, как он всегда говорил, когда дело шло о деньгах. Графиня же привыкла уж к этому тону, всегда предшествовавшему делу, разорявшему детей, как какая нибудь постройка галереи, оранжереи, устройство домашнего театра или музыки, – и привыкла, и долгом считала всегда противоборствовать тому, что выражалось этим робким тоном.
Она приняла свой покорно плачевный вид и сказала мужу:
– Послушай, граф, ты довел до того, что за дом ничего не дают, а теперь и все наше – детское состояние погубить хочешь. Ведь ты сам говоришь, что в доме на сто тысяч добра. Я, мой друг, не согласна и не согласна. Воля твоя! На раненых есть правительство. Они знают. Посмотри: вон напротив, у Лопухиных, еще третьего дня все дочиста вывезли. Вот как люди делают. Одни мы дураки. Пожалей хоть не меня, так детей.
Граф замахал руками и, ничего не сказав, вышел из комнаты.
– Папа! об чем вы это? – сказала ему Наташа, вслед за ним вошедшая в комнату матери.
– Ни о чем! Тебе что за дело! – сердито проговорил граф.
– Нет, я слышала, – сказала Наташа. – Отчего ж маменька не хочет?
– Тебе что за дело? – крикнул граф. Наташа отошла к окну и задумалась.
– Папенька, Берг к нам приехал, – сказала она, глядя в окно.
Берг, зять Ростовых, был уже полковник с Владимиром и Анной на шее и занимал все то же покойное и приятное место помощника начальника штаба, помощника первого отделения начальника штаба второго корпуса.
Он 1 сентября приехал из армии в Москву.
Ему в Москве нечего было делать; но он заметил, что все из армии просились в Москву и что то там делали. Он счел тоже нужным отпроситься для домашних и семейных дел.
Берг, в своих аккуратных дрожечках на паре сытых саврасеньких, точно таких, какие были у одного князя, подъехал к дому своего тестя. Он внимательно посмотрел во двор на подводы и, входя на крыльцо, вынул чистый носовой платок и завязал узел.
Из передней Берг плывущим, нетерпеливым шагом вбежал в гостиную и обнял графа, поцеловал ручки у Наташи и Сони и поспешно спросил о здоровье мамаши.
– Какое теперь здоровье? Ну, рассказывай же, – сказал граф, – что войска? Отступают или будет еще сраженье?
– Один предвечный бог, папаша, – сказал Берг, – может решить судьбы отечества. Армия горит духом геройства, и теперь вожди, так сказать, собрались на совещание. Что будет, неизвестно. Но я вам скажу вообще, папаша, такого геройского духа, истинно древнего мужества российских войск, которое они – оно, – поправился он, – показали или выказали в этой битве 26 числа, нет никаких слов достойных, чтоб их описать… Я вам скажу, папаша (он ударил себя в грудь так же, как ударял себя один рассказывавший при нем генерал, хотя несколько поздно, потому что ударить себя в грудь надо было при слове «российское войско»), – я вам скажу откровенно, что мы, начальники, не только не должны были подгонять солдат или что нибудь такое, но мы насилу могли удерживать эти, эти… да, мужественные и древние подвиги, – сказал он скороговоркой. – Генерал Барклай до Толли жертвовал жизнью своей везде впереди войска, я вам скажу. Наш же корпус был поставлен на скате горы. Можете себе представить! – И тут Берг рассказал все, что он запомнил, из разных слышанных за это время рассказов. Наташа, не спуская взгляда, который смущал Берга, как будто отыскивая на его лице решения какого то вопроса, смотрела на него.
– Такое геройство вообще, каковое выказали российские воины, нельзя представить и достойно восхвалить! – сказал Берг, оглядываясь на Наташу и как бы желая ее задобрить, улыбаясь ей в ответ на ее упорный взгляд… – «Россия не в Москве, она в сердцах се сынов!» Так, папаша? – сказал Берг.
В это время из диванной, с усталым и недовольным видом, вышла графиня. Берг поспешно вскочил, поцеловал ручку графини, осведомился о ее здоровье и, выражая свое сочувствие покачиваньем головы, остановился подле нее.
– Да, мамаша, я вам истинно скажу, тяжелые и грустные времена для всякого русского. Но зачем же так беспокоиться? Вы еще успеете уехать…
– Я не понимаю, что делают люди, – сказала графиня, обращаясь к мужу, – мне сейчас сказали, что еще ничего не готово. Ведь надо же кому нибудь распорядиться. Вот и пожалеешь о Митеньке. Это конца не будет?
Граф хотел что то сказать, но, видимо, воздержался. Он встал с своего стула и пошел к двери.
Берг в это время, как бы для того, чтобы высморкаться, достал платок и, глядя на узелок, задумался, грустно и значительно покачивая головой.
– А у меня к вам, папаша, большая просьба, – сказал он.
– Гм?.. – сказал граф, останавливаясь.
– Еду я сейчас мимо Юсупова дома, – смеясь, сказал Берг. – Управляющий мне знакомый, выбежал и просит, не купите ли что нибудь. Я зашел, знаете, из любопытства, и там одна шифоньерочка и туалет. Вы знаете, как Верушка этого желала и как мы спорили об этом. (Берг невольно перешел в тон радости о своей благоустроенности, когда он начал говорить про шифоньерку и туалет.) И такая прелесть! выдвигается и с аглицким секретом, знаете? А Верочке давно хотелось. Так мне хочется ей сюрприз сделать. Я видел у вас так много этих мужиков на дворе. Дайте мне одного, пожалуйста, я ему хорошенько заплачу и…
