Потоцкий, Станислав Станиславович

Станислав Станиславович Потоцкий (польск. Stanisław Potocki)
Портрет С.С.Потоцкого мастерской Джорджа Доу. Военная галерея Зимнего Дворца, Государственный Эрмитаж (Санкт-Петербург)
Дата рождения	1787(1787)
Дата смерти	15 июля 1831(1831-07-15)
Принадлежность	Российская империя Российская империя
Годы службы	1803 — 1822
Звание	генерал-майор генерал-адъютант
Награды и премии

Граф Станислав Станиславович Потоцкий (польск. Stanisław Potocki; 1787 — 1831) — российский военачальник эпохи наполеоновских войн, генерал-майор, генерал-адъютант, тайный советник.

Биография

Станислав Потоцкий родился в 1787 году; представитель польского магнатского рода Потоцких, сын Станислава Щенсного Потоцкого.

В шестилетнем возрасте Потоцкий был записан на военную службу в Конный лейб-гвардии полк с увольнением до «указанных лет», но 1796 году исключен из списков полка.

14 мая 1803 года поступил поручиком в Кирасирский Её Величества лейб-гвардии полк, а 1804 году Потоцкий вновь зачислен в Конный лейб-гвардии полк.

С 1805 году С. С. Потоцкий находился в заграничном походе русской армии, под непосредственной командой цесаревича Константина Павловича; под Аустерлицем он получил за отличие орден Святой Анны 3-й степени.

В 1807 году (29 мая) был под Гейльсбергом, исполняя различные поручения цесаревича; под Фридландом (2 июня) Потоцкий заслужил орден Святого Владимира 4-й степени и золотую шпагу с надписью «За храбрость». В том же году Потоцкий был произведен в штаб-ротмистры, а 14 января 1809 года, уже в чине ротмистра, вышел в отставку, 18 апреля пожалован камергером, но вскоре (4 августа того же года) снова был принят в военную службу подполковником по армейской кавалерии и участвовал походе в Молдавию.

Назначенный, 20 декабря 1810 года, флигель-адъютантом к Его Императорскому Величеству, Потоцкий был переведен в Преображенский лейб-гвардии полк и 15 сентября 1811 года получил чин полковника.

Принимал участие в Отечественной войне 1812 года и Войне шестой коалиции, в ходе которой за Битву народов был 8 октября 1813 года награждён орденом Святого Георгия 4-го класса:

за отличие в сражении с французами при Лейпциге.

15 сентября 1813 года Потоцкий был произведён в генерал-майора и в 1814 году, состоя непосредственно при Александре I, участвовал в сражении при Бриенне, за отличие в котором получил баварский военный орден Максимилиана и Иосифа, а за сражение при Аренсе — Анну 1-й степени. В кампанию 1815 года он состоял при баварской армии.

1 июля 1817 года граф Потоцкий был назначен генерал-адъютантом и оставался в этом звании до 6 сентября 1822 года, когда, по домашним обстоятельствам, вышел в отставку. В это время он числился дежурным генералом Главного Штаба войск польской армии и жил в Варшаве. Спустя четыре года (25 мая 1826 года) он был пожалован в чин тайного советника и назначен обер-церемониймейстером Высочайшего Двора. 24 мая 1829 года награждён Орденом Белого Орла.

Потоцкий был очень богат: в Подольской и Киевской губерниях у него насчитывалось 8000 душ крестьян.

Станислав Станиславович Потоцкий умер в городе Санкт-Петербурге 15 июля 1831 года. Узнав о его смерти, император Николай писал князю Паскевичу: «Потерял я также бедного генерала Потоцкого, которого любил и уважал, как друга, но сей (умер) не от холеры, а от камня в печени». Был похоронен на Смоленском лютеранском кладбище. В июне 1858 года прах был перенесен в фамильный склеп в крипте храма Посещения пресвятой девой Марией Елизаветы, расположенного на территории устроенного в 1856 году Выборгского римско-католического кладбища в Санкт-Петербурге.

Семья

<center> Портрет жены и дочери Александры

</div> </div> Был женат с 1813 года на вдове княгине Екатерине Ксаверьевне Сангушко (1781—1820), урождённой графине Браницкой, сестре Е. К. Воронцовой и В. К. Браницкого. Её жизнь была короткой: заболев, скончалась в Петербурге в феврале 1820 года. К. Я. Булгаков сообщал брату:

Потоцкая почти безнадежна, ей дают уже мускус, и доктора не скрываю более её опасности. Тут всех жаль: во-первых, её - женщина, прекрасная душою, умом и телом; жаль доброго мужа, который столько с нею счастлив; жаль сироту-дочь, жаль сестру, мать.

Оставила мужу одну дочь:

• Александра (1818—1892), с 1840 года жена графа Августа Потоцкого (1806—1867).

Напишите отзыв о статье "Потоцкий, Станислав Станиславович"

Примечания

Литература

• [www.museum.ru/museum/1812/Persons/slovar/sl_p33.html Словарь русских генералов, участников боевых действий против армии Наполеона Бонапарта в 1812—1815 гг.] // Российский архив : Сб. — М., студия «ТРИТЭ» Н. Михалкова, 1996. — Т. VII. — С. 522-523.

Отрывок, характеризующий Потоцкий, Станислав Станиславович

Офицер поехал за цепь к Ечкину. Издалека еще, подъезжая к дому, он услыхал дружные, веселые звуки плясовой солдатской песни.
«Во олузя а ах… во олузях!..» – с присвистом и с торбаном слышалось ему, изредка заглушаемое криком голосов. Офицеру и весело стало на душе от этих звуков, но вместе с тем и страшно за то, что он виноват, так долго не передав важного, порученного ему приказания. Был уже девятый час. Он слез с лошади и вошел на крыльцо и в переднюю большого, сохранившегося в целости помещичьего дома, находившегося между русских и французов. В буфетной и в передней суетились лакеи с винами и яствами. Под окнами стояли песенники. Офицера ввели в дверь, и он увидал вдруг всех вместе важнейших генералов армии, в том числе и большую, заметную фигуру Ермолова. Все генералы были в расстегнутых сюртуках, с красными, оживленными лицами и громко смеялись, стоя полукругом. В середине залы красивый невысокий генерал с красным лицом бойко и ловко выделывал трепака.
– Ха, ха, ха! Ай да Николай Иванович! ха, ха, ха!..
Офицер чувствовал, что, входя в эту минуту с важным приказанием, он делается вдвойне виноват, и он хотел подождать; но один из генералов увидал его и, узнав, зачем он, сказал Ермолову. Ермолов с нахмуренным лицом вышел к офицеру и, выслушав, взял от него бумагу, ничего не сказав ему.
– Ты думаешь, это нечаянно он уехал? – сказал в этот вечер штабный товарищ кавалергардскому офицеру про Ермолова. – Это штуки, это все нарочно. Коновницына подкатить. Посмотри, завтра каша какая будет!


На другой день, рано утром, дряхлый Кутузов встал, помолился богу, оделся и с неприятным сознанием того, что он должен руководить сражением, которого он не одобрял, сел в коляску и выехал из Леташевки, в пяти верстах позади Тарутина, к тому месту, где должны были быть собраны наступающие колонны. Кутузов ехал, засыпая и просыпаясь и прислушиваясь, нет ли справа выстрелов, не начиналось ли дело? Но все еще было тихо. Только начинался рассвет сырого и пасмурного осеннего дня. Подъезжая к Тарутину, Кутузов заметил кавалеристов, ведших на водопой лошадей через дорогу, по которой ехала коляска. Кутузов присмотрелся к ним, остановил коляску и спросил, какого полка? Кавалеристы были из той колонны, которая должна была быть уже далеко впереди в засаде. «Ошибка, может быть», – подумал старый главнокомандующий. Но, проехав еще дальше, Кутузов увидал пехотные полки, ружья в козлах, солдат за кашей и с дровами, в подштанниках. Позвали офицера. Офицер доложил, что никакого приказания о выступлении не было.
– Как не бы… – начал Кутузов, но тотчас же замолчал и приказал позвать к себе старшего офицера. Вылезши из коляски, опустив голову и тяжело дыша, молча ожидая, ходил он взад и вперед. Когда явился потребованный офицер генерального штаба Эйхен, Кутузов побагровел не оттого, что этот офицер был виною ошибки, но оттого, что он был достойный предмет для выражения гнева. И, трясясь, задыхаясь, старый человек, придя в то состояние бешенства, в которое он в состоянии был приходить, когда валялся по земле от гнева, он напустился на Эйхена, угрожая руками, крича и ругаясь площадными словами. Другой подвернувшийся, капитан Брозин, ни в чем не виноватый, потерпел ту же участь.
– Это что за каналья еще? Расстрелять мерзавцев! – хрипло кричал он, махая руками и шатаясь. Он испытывал физическое страдание. Он, главнокомандующий, светлейший, которого все уверяют, что никто никогда не имел в России такой власти, как он, он поставлен в это положение – поднят на смех перед всей армией. «Напрасно так хлопотал молиться об нынешнем дне, напрасно не спал ночь и все обдумывал! – думал он о самом себе. – Когда был мальчишкой офицером, никто бы не смел так надсмеяться надо мной… А теперь!» Он испытывал физическое страдание, как от телесного наказания, и не мог не выражать его гневными и страдальческими криками; но скоро силы его ослабели, и он, оглядываясь, чувствуя, что он много наговорил нехорошего, сел в коляску и молча уехал назад.
Излившийся гнев уже не возвращался более, и Кутузов, слабо мигая глазами, выслушивал оправдания и слова защиты (Ермолов сам не являлся к нему до другого дня) и настояния Бенигсена, Коновницына и Толя о том, чтобы то же неудавшееся движение сделать на другой день. И Кутузов должен был опять согласиться.


На другой день войска с вечера собрались в назначенных местах и ночью выступили. Была осенняя ночь с черно лиловатыми тучами, но без дождя. Земля была влажна, но грязи не было, и войска шли без шума, только слабо слышно было изредка бренчанье артиллерии. Запретили разговаривать громко, курить трубки, высекать огонь; лошадей удерживали от ржания. Таинственность предприятия увеличивала его привлекательность. Люди шли весело. Некоторые колонны остановились, поставили ружья в козлы и улеглись на холодной земле, полагая, что они пришли туда, куда надо было; некоторые (большинство) колонны шли целую ночь и, очевидно, зашли не туда, куда им надо было.
Граф Орлов Денисов с казаками (самый незначительный отряд из всех других) один попал на свое место и в свое время. Отряд этот остановился у крайней опушки леса, на тропинке из деревни Стромиловой в Дмитровское.
Перед зарею задремавшего графа Орлова разбудили. Привели перебежчика из французского лагеря. Это был польский унтер офицер корпуса Понятовского. Унтер офицер этот по польски объяснил, что он перебежал потому, что его обидели по службе, что ему давно бы пора быть офицером, что он храбрее всех и потому бросил их и хочет их наказать. Он говорил, что Мюрат ночует в версте от них и что, ежели ему дадут сто человек конвою, он живьем возьмет его. Граф Орлов Денисов посоветовался с своими товарищами. Предложение было слишком лестно, чтобы отказаться. Все вызывались ехать, все советовали попытаться. После многих споров и соображений генерал майор Греков с двумя казачьими полками решился ехать с унтер офицером.
– Ну помни же, – сказал граф Орлов Денисов унтер офицеру, отпуская его, – в случае ты соврал, я тебя велю повесить, как собаку, а правда – сто червонцев.
Унтер офицер с решительным видом не отвечал на эти слова, сел верхом и поехал с быстро собравшимся Грековым. Они скрылись в лесу. Граф Орлов, пожимаясь от свежести начинавшего брезжить утра, взволнованный тем, что им затеяно на свою ответственность, проводив Грекова, вышел из леса и стал оглядывать неприятельский лагерь, видневшийся теперь обманчиво в свете начинавшегося утра и догоравших костров. Справа от графа Орлова Денисова, по открытому склону, должны были показаться наши колонны. Граф Орлов глядел туда; но несмотря на то, что издалека они были бы заметны, колонн этих не было видно. Во французском лагере, как показалось графу Орлову Денисову, и в особенности по словам его очень зоркого адъютанта, начинали шевелиться.
– Ах, право, поздно, – сказал граф Орлов, поглядев на лагерь. Ему вдруг, как это часто бывает, после того как человека, которому мы поверим, нет больше перед глазами, ему вдруг совершенно ясно и очевидно стало, что унтер офицер этот обманщик, что он наврал и только испортит все дело атаки отсутствием этих двух полков, которых он заведет бог знает куда. Можно ли из такой массы войск выхватить главнокомандующего?
– Право, он врет, этот шельма, – сказал граф.
– Можно воротить, – сказал один из свиты, который почувствовал так же, как и граф Орлов Денисов, недоверие к предприятию, когда посмотрел на лагерь.