Станишев, Александр

Александр Димитров Станишев (27 декабря 1888, Кукуш, Македония, ныне Греция — 1 февраля 1945, София) — болгарский врач-хирург, учёный, государственный деятель.

Семья

• Дед — Нако Станишев, торговец, участник болгарского церковного национального движения в Македонии.
• Отец — Димитр (Мицо) Станишев, унаследовал торговое дело отца.
• Брат — Константин Станишев, врач, председатель Македонского национального комитета (1924—1934), депутат парламента, великий мастер болгарского масонства.
• Брат — Милош Станишев, поручик, погиб во время Первой мировой войны в бою против французских войск в 1915.
• Братья Христо и Крум занимались торговлей, так же, как отец и дед.
• Сёстры — Неша, Люба, Димитрина.
• Жена — Веса, урождённая Камбосева.
• Сын — Александр Станишев (1919—1990), хирург, учился в Мюнхене, где остался после войны, работал в университете, открыл частную клинику.
• Сын — Владимир Станишев (р. 1923), изучал медицину, но был исключён из университета как сын «врага народа». Был строительным рабочим, окончил техникум, работал техническим директором и администратором в Софии. Его сын Александр (р. 1956) — хирург.

Образование и начало медицинской деятельности

Окончил Солунскую болгарскую мужскую гимназию (1904), изучал естественную историю в Софийском университете (1904—1905), получил образование на медицинском факультете Мюнхенского университета (1905—1910), защитил с отличием докторскую диссертацию. В 1910—1912 был ассистентом в университетской хирургической клинике в Мюнхене и больницах Лозанны, Берна и Линдау. Во время Балканских войн и Первой мировой войны был хирургом в болгарской военной больнице, награждён орденом «За военные заслуги». В 1919—1920 специализировался в Гейдельберге и Мюнхене, учился у знаменитого хирурга Фердинанда Зауэрбруха.

Хирург

С 1920 — доцент, с 1923 — экстраординарный профессор, с 1924 — ординарный профессор кафедры клинической хирургии медицинского факультета Софийского университета. Основатель и первый директор Хирургической клиники в Софии. В 1930—1931, 1937—1938 — декан медицинского факультета, в 1938—1939 — ректор Софийского университета. В 1936—1944 годах — председатель Болгарского хирургического общества.

Получил международную известность как хирург. С 1935 — член, с 1938 — заместитель председателя Международной хирургической академии в Женеве. Член Немецкого хирургического общества. С 1939 года — почётный член Гамбургского университета, с 1940 — почётный доктор Берлинского университета. Также был почётным доктором Варшавского университета. Автор более 50 научных трудов, в области хирургии, опубликованных на болгарском, немецком и других языках. Автор оригинальных методов хирургических операций, активно использовал мировой опыт, который популяризовал в стране. Подготовил многих учеников, один из них, доктор Иван Руменов, вспоминал о своём учителе: «Профессор был обаятельной личностью, излучавшей заразительную творческую силу и внушавшей авторитет своей фигурой и поведением».

Политик

Одновременно с научной, занимался и политической деятельностью, выступал за присоединение к Болгарии Македонии, находившейся после 1913 в составе Сербии и Греции (сам он родился в эгейской Македонии, ныне являющейся частью Греции), являлся членом Македонского научного института. Также был сторонником сближения Болгарии и Германии. С 1 июня по 2 сентября 1944 — министр внутренних дел и здравоохранения в правительстве Ивана Багрянова. В условиях приближения к Болгарии советских войск отказался эмигрировать в Германию, хотя ему и его семье немецкие представители предложили вылететь на самолёте в Вену. Заявил, что не совершал никаких преступлений и считает, что его место в Болгарии.

Гибель

После переворота 9 сентября 1944, приведшего к власти просоветские силы, был арестован. Приговорён так называемым «Народным судом» к смертной казни, расстрелян 1 февраля 1945. Реабилитирован решением Верховного суда Болгарии в 1996.

Память об Александре Станишеве

Именем Станишева названы улица в Софии и хирургическая клиника («Вторая хирургия») в болгарской столице. Перед зданием клиники ему установлен бюст.

Ссылки

• [hirurgia.start.bg/article.php?aid=4424 Биография (болгарский язык)]
• [nobilitybg.blog.com/1508567/ О «династии» врачей Станишевых (болгарский язык)]
• [promacedonia.com/v_mak/1999/mak21_3_9.html Профессор Александр Станишев стал жертвой любви к Македонии (болгарский язык)]

Отрывок, характеризующий Станишев, Александр

Теперь уже не текла, как прежде, во мраке невидимая река, а будто после бури укладывалось и трепетало мрачное море. Ростов бессмысленно смотрел и слушал, что происходило перед ним и вокруг него. Пехотный солдат подошел к костру, присел на корточки, всунул руки в огонь и отвернул лицо.
– Ничего, ваше благородие? – сказал он, вопросительно обращаясь к Тушину. – Вот отбился от роты, ваше благородие; сам не знаю, где. Беда!
Вместе с солдатом подошел к костру пехотный офицер с подвязанной щекой и, обращаясь к Тушину, просил приказать подвинуть крошечку орудия, чтобы провезти повозку. За ротным командиром набежали на костер два солдата. Они отчаянно ругались и дрались, выдергивая друг у друга какой то сапог.
– Как же, ты поднял! Ишь, ловок, – кричал один хриплым голосом.
Потом подошел худой, бледный солдат с шеей, обвязанной окровавленною подверткой, и сердитым голосом требовал воды у артиллеристов.
– Что ж, умирать, что ли, как собаке? – говорил он.
Тушин велел дать ему воды. Потом подбежал веселый солдат, прося огоньку в пехоту.
– Огоньку горяченького в пехоту! Счастливо оставаться, землячки, благодарим за огонек, мы назад с процентой отдадим, – говорил он, унося куда то в темноту краснеющуюся головешку.
За этим солдатом четыре солдата, неся что то тяжелое на шинели, прошли мимо костра. Один из них споткнулся.
– Ишь, черти, на дороге дрова положили, – проворчал он.
– Кончился, что ж его носить? – сказал один из них.
– Ну, вас!
И они скрылись во мраке с своею ношей.
– Что? болит? – спросил Тушин шопотом у Ростова.
– Болит.
– Ваше благородие, к генералу. Здесь в избе стоят, – сказал фейерверкер, подходя к Тушину.
– Сейчас, голубчик.
Тушин встал и, застегивая шинель и оправляясь, отошел от костра…
Недалеко от костра артиллеристов, в приготовленной для него избе, сидел князь Багратион за обедом, разговаривая с некоторыми начальниками частей, собравшимися у него. Тут был старичок с полузакрытыми глазами, жадно обгладывавший баранью кость, и двадцатидвухлетний безупречный генерал, раскрасневшийся от рюмки водки и обеда, и штаб офицер с именным перстнем, и Жерков, беспокойно оглядывавший всех, и князь Андрей, бледный, с поджатыми губами и лихорадочно блестящими глазами.
В избе стояло прислоненное в углу взятое французское знамя, и аудитор с наивным лицом щупал ткань знамени и, недоумевая, покачивал головой, может быть оттого, что его и в самом деле интересовал вид знамени, а может быть, и оттого, что ему тяжело было голодному смотреть на обед, за которым ему не достало прибора. В соседней избе находился взятый в плен драгунами французский полковник. Около него толпились, рассматривая его, наши офицеры. Князь Багратион благодарил отдельных начальников и расспрашивал о подробностях дела и о потерях. Полковой командир, представлявшийся под Браунау, докладывал князю, что, как только началось дело, он отступил из леса, собрал дроворубов и, пропустив их мимо себя, с двумя баталионами ударил в штыки и опрокинул французов.
– Как я увидал, ваше сиятельство, что первый батальон расстроен, я стал на дороге и думаю: «пропущу этих и встречу батальным огнем»; так и сделал.
Полковому командиру так хотелось сделать это, так он жалел, что не успел этого сделать, что ему казалось, что всё это точно было. Даже, может быть, и в самом деле было? Разве можно было разобрать в этой путанице, что было и чего не было?
– Причем должен заметить, ваше сиятельство, – продолжал он, вспоминая о разговоре Долохова с Кутузовым и о последнем свидании своем с разжалованным, – что рядовой, разжалованный Долохов, на моих глазах взял в плен французского офицера и особенно отличился.
– Здесь то я видел, ваше сиятельство, атаку павлоградцев, – беспокойно оглядываясь, вмешался Жерков, который вовсе не видал в этот день гусар, а только слышал о них от пехотного офицера. – Смяли два каре, ваше сиятельство.
На слова Жеркова некоторые улыбнулись, как и всегда ожидая от него шутки; но, заметив, что то, что он говорил, клонилось тоже к славе нашего оружия и нынешнего дня, приняли серьезное выражение, хотя многие очень хорошо знали, что то, что говорил Жерков, была ложь, ни на чем не основанная. Князь Багратион обратился к старичку полковнику.
– Благодарю всех, господа, все части действовали геройски: пехота, кавалерия и артиллерия. Каким образом в центре оставлены два орудия? – спросил он, ища кого то глазами. (Князь Багратион не спрашивал про орудия левого фланга; он знал уже, что там в самом начале дела были брошены все пушки.) – Я вас, кажется, просил, – обратился он к дежурному штаб офицеру.
– Одно было подбито, – отвечал дежурный штаб офицер, – а другое, я не могу понять; я сам там всё время был и распоряжался и только что отъехал… Жарко было, правда, – прибавил он скромно.