Старевич, Владислав Александрович

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Старевич, Владислав»)
Перейти к: навигация, поиск
Владислав Старевич
Имя при рождении:

Владислав Александрович Старевич

Дата рождения:

27 июля (8 августа) 1882(1882-08-08)

Место рождения:

Москва, Российская империя

Дата смерти:

26 февраля 1965(1965-02-26) (82 года)

Место смерти:

Париж, Франция

Профессия:

кинорежиссёр

Направление:

создатель кукольной анимации

Владисла́в Алекса́ндрович Старе́вич (27 июля (8 августа) 1882, Москва, Российская империя — 26 февраля 1965, Париж, Франция) — российский и французский режиссёр с польскими корнями, создатель первых в мире сюжетных фильмов, снятых в технике кукольной анимации.

Этот человек обогнал всех аниматоров мира на несколько десятилетий.

Уолт Дисней





Ранние годы

Владислав Александрович Старевич родился в Москве 8 августа 1882 года в семье литовских поляков. Рано потерял мать, с 1901 года воспитывался у её родителей в Ковно. С детства отличался независимостью, за что был даже исключен из гимназии.

В возрасте 7 лет (в 1889 году) Владислав был отдан на воспитание тёте. Его родители были революционерами, боровшимися за независимость Польши от России. Владислав не был отличником, но активно участвовал в художественной самодеятельности. Любил играть комические роли.

С 5-го или 6-го класса у него было два серьёзных увлечения: фотография и энтомология. Старевич собирал насекомых и засушивал их для коллекции. Кроме того, он сам делал макеты насекомых — настолько точно, что их нельзя было отличить от настоящих насекомых.

После окончания 10-го класса Владислав идет работать смотрителем в местный краеведческий музей. При поступлении на работу он дарит представителям музея два альбома с собственными фотографиями города Ковно. Директор музея, оценив таланты молодого человека, предлагает ему снять с помощью имевшейся у музея кинокамеры несколько фильмов. Первый фильм, который Старевич продемонстрировал работникам музея, назывался «Над Неманом». Все были поражены техническим уровнем выполненной работы. За этим фильмом последовали несколько попыток сделать образовательные фильмы на тему энтомологии. Кроме того, Старевич занимается изданием неподцензурного любительского сатирического журнала «Оса», публикует карикатуры в местной газете «Ковенское зеркало» и несколько лет подряд берёт призы на местных новогодних праздниках за лучшие карнавальные костюмы.

25 ноября 1906 года Старевич женится на Анне Циммерманн. В 1907 году у них рождается дочь Ирина, в 1913 году — вторая дочь Жанна.

Работа в России

В 1909 году Старевич снимает два фильма из жизни насекомых — «Жизнь стрекоз» (230 метров пленки) и «Жуки-скарабеи» (150 метров). Посмотрев эти фильмы, директор музея предлагает Старевичу съездить в Москву, чтобы попытаться найти лучшее применение его талантам.

В Москве Старевич знакомится с кинопромышленником Александром Ханжонковым и рассказывает ему, что хочет заниматься съёмкой видовых фильмов. Ханжонков дарит ему подержанную кинокамеру и несколько рулонов плёнки с единственным условием, что Старевич будет передавать ему права на все сделанные им фильмы. Ханжонков снимает для Старевича квартиру и просит приносить весь отснятый материал лично к нему, дав срок 5 месяцев на съемку первого фильма. Через 10 недель Старевич приносит ему уже три отснятых фильма. После этого Старевичу выделяют отдельное помещение для работы, предоставляют более серьёзную аппаратуру и полную творческую свободу.

В 1910 году Старевич решил снять документальный фильм о жуках-оленях, в частности — битву двух самцов-рогачей за самку. Однако выяснилось, что при необходимом для съёмки освещении самцы становятся пассивны. Тогда Старевич придумал сделать из панцирей рогачей муляжи и снять нужную ему сцену покадрово. Снятый им таким образом фильм «Lucanus Cervus» был первым в мире кукольным анимационным фильмом.

В той же технике Старевич снимает вышедший в прокат в 1912 году короткометражный фильм «Прекрасная Люканида, или Война усачей с рогачами», в котором жуки разыгрывали сцены, пародирующие сюжеты из рыцарских романов. Фильм пользовался бешеным успехом у российских и зарубежных зрителей. Покадровая техника кукольной анимации была тогда совершенно неизвестна, поэтому во многих отзывах сквозило изумление тем, каких невероятных вещей можно добиться дрессировкой от насекомых[1].

Например, лондонская газета «Evening News» писала: «Как всё это сделано? Никто из видевших картину не мог объяснить. Если жуки дрессированные, то дрессировщик их должен был быть человеком волшебной фантазии и терпения. Что действующие лица именно жуки, это ясно видно при внимательном рассмотрении их внешности. Как бы то ни было, мы стоим лицом к лицу с поразительным явлением нашего века…»

Вскоре после «Люканиды» на экраны выходят сходные по технике короткометражные анимационные фильмы «Месть кинематографического оператора» (1912), «Стрекоза и муравей» (1913), «Рождество у обитателей леса» (1913), «Весёлые сценки из жизни животных» (1913), которые вошли в золотой фонд мирового кинематографа.

Параллельно с анимацией Старевич начинает работу и над постановкой игровых фильмов. Он дебютирует получившей широчайшее международное признание (Золотая медаль на конкурсе фильмов во время Всемирной выставки в Милане) экранизацией повести Гоголя «Страшная месть» (1912, фильм не сохранился) и продолжает тему чрезвычайно удачной экранизацией «Ночи перед Рождеством» (1913) с Иваном Мозжухиным — в этом фильме впервые было применено совмещение в кадре актёрской игры и нарисованного «спецэффекта». В работе у Старевича также находился фантастический фильм «Путешествие на Луну», однако его съёмки были остановлены (сохранилась часть отснятого материала). В этот период Старевич также работает как оператор на фильмах других постановщиков — например, именно им снята комедия Петра Чардынина «Домик в Коломне» (1913).

Во время мировой войны Старевич поставил несколько фильмов по заказу Скобелевского комитета. Самым известным среди них стала анимационно-игровая притча «Лилия Бельгии». К этой же группе фильмов относятся игровые постановки «Руслан и Людмила», «Тамань» (не сохранились), «Сашка-наездник», «К народной власти» и «Пан Твардовский».

После Февральской революции Ханжонков вместе со всем художественным и техническим персоналом своей студии весной 1917 года уезжает в Ялту. Старевич отправляется вместе с ним и в 1918 году ставит в Крыму фильмы «Калиостро», «Сорочинская ярмарка», «Вий», «Майская ночь» и другие (в подавляющем большинстве утрачены). Тогда же он снимает свой последний игровой фильм «Звезда моря», экранизацию романа У. Локка «Стелла Марис», который сам Старевич считал своей лучшей работой в кино. Это была единственная картина, которую Ханжонков взял с собой, уезжая из России.

Работа за границей

В 1919 году Старевич с семьёй эмигрирует в Италию, а затем во Францию.

Во Франции, к нему обращается представитель фирмы «Меркурий» и предлагает работу с жалованием не меньше, чем он получал в России. Приехав во Францию, Старевич принимает предложение и начинает снимать в Фонтене-су-Буа[2](Париж) анимационные фильмы. Случай Старевича — единственный случай в российской «киноэмиграции», когда эмигранту практически сразу предлагают постоянную серьёзную работу.

При поддержке местных кинопромышленников Старевич начинает один за другим продюсировать и снимать анимационные фильмы. Одной из первых его работ «за границей» была экранизация басни Лафонтена «Как лягушки выпросили себе короля» (Les grenouilles qui demandent un roi, 1923), удостоенная одной из высших кинематографических наград эпохи — золотой медали Розенфельда. В дальнейшем Старевич выпускает такие замечательные короткометражки, как «Песнь соловья» (La voix du rossignol, 1923), «Любовь в белом и чёрном» (Amour noir et blanc, 1923), «Крыса сельская и крыса городская» (Le rat de ville et le rat des champs, 1927), «Маленький парад» (La petite parade, 1928). Характерной чертой фильмов Старевича и его особой гордостью становится богатая реалистичная мимика созданных им кукольных персонажей. Пластика и достоверность его анимации позволяла ему также совмещать в пространстве фильма живых и кукольных персонажей.

Главным достижением Старевича стал первый в мировом кино полнометражный кукольный анимационный фильм «Рейнеке-Лис» (Le roman de Renard, 1930). Фильм начал сниматься в 1926 году как немой и был полностью снят к 1930 году, когда выпускать его в прокат в прежнем виде (без звука) уже стало практически невозможно. Фильм был озвучен спустя восемь лет на немецком языке по заказу Германии, правительство которой было заинтересовано в появлении своеобразной экранизации «народной поэмы» Гёте. В 1941 году фильм был также выпущен на экраны на французском языке. «Рейнеке-Лис» принес Старевичу восемь международных премий, в том числе вторую медаль Розенфельда. (То, что фильм доделывался фактически на деньги гитлеровского правительства, в дальнейшем значительно повлияло на его прокатную судьбу — в большинстве стран он до сих пор не выпущен даже на видеоносителях.)

На протяжении 1930—1950-х годов Старевич продолжает ставить анимационные фильмы. Самой знаменитой и часто упоминаемой работой позднего периода его творчества можно считать фильм «Щенок-талисман» (Fétiche mascotte, 1934).

Можно сказать, что война никак не коснулась Старевича. После 1945 года он хотел вернуться в Париж, но затем решил, что Париж для него город слишком суетный и перебрался в местечко Фонтен-Де-Буа. Вся семья помогала в его работе на новом месте, но Старевич в основном обходился своими силами, считая, что подготовка помощника или преемника при специфике его работы практически невозможна.

Его популярность в 1950-х пошла на убыль, предложения на постановку фильмов приходить перестали и знаменитый режиссёр зарабатывал постановкой рекламных роликов, а в самые трудные времена, когда старшая дочь начала терять зрение, продавал сделанных им кукол.

Владислав Старевич скончался в Париже 26 февраля 1965 года.

Признания и награды

  • 1912 — Золотая медаль на конкурсе фильмов во время Всемирной выставки в Милане (фильм «Страшная месть» [не сохранился])
  • 1922 — Золотая медаль Розенфельда (мультфильм «Как лягушки выпросили себе короля»)
  • 1924 — Золотая медаль Розенфельда (мультфильм «Песнь соловья»)[1]
  • 1941 — Золотая медаль Розенфельда и ещё 7 международных премий (мультфильм «Рейнеке-лис»)

Фильмография

В титрах фильмов и в зарубежных источниках имя Владислава Старевича указано по-разному: Wladyslaw Starewicz (воспроизведение родового польского написания фамилии), Ladislas Starewitch или Ladislaw Starewitsch.

Старевич часто снимал в своих фильмах дочерей Ирину и Жанну — последнюю под псевдонимом «Нина Стар».

Мультфильмы

Научно-популярные фильмы

Игровые фильмы

  • 1912 — «Страшная месть», фильм не сохранился
  • 1912 — «Путешествие на луну», сохранилась часть отснятого материала
  • 1913 — «Ночь перед Рождеством»
  • 1913 — «Руслан и Людмила», фильм не сохранился
  • 1914 — «Снегурочка»
  • 1914 — «Пасынок Марса»
  • 1914 — Kayser-Gogiel-Mogiel, фильм не сохранился
  • 1914 — «Тройка», фильм не сохранился
  • 1914 — Fleurs Fanees, фильм не сохранился
  • 1915 — Le Chant Du Bagnard, фильм не сохранился
  • 1915 — «Портрет»
  • 1915 — «Это тебе не принадлежит», фильм не сохранился
  • 1915 — «Эрос и Психея», фильм не сохранился
  • 1916 — «Две встречи», фильм не сохранился
  • 1916 — Le Faune En Laisse, фильм не сохранился
  • 1916 — О чём шумело море, фильм не сохранился
  • 1916 — «Тамань», фильм не сохранился
  • 1916 — На Варшавском тракте, фильм не сохранился
  • 1918 — «Вий», фильм не сохранился
  • 1917 — «Пан Твардовский», фильм не сохранился
  • 1917 — «Сашка-наездник», фильм не сохранился
  • 1917 — «К народной власти»
  • 1918 — «Калиостро»
  • 1918 — «Масоны» («Вольные каменщики»), вторая часть «Калиостро»
  • 1918 — «Йола», фильм не сохранился
  • 1918 — «Сорочинская ярмарка», фильм не сохранился
  • 1918 — «Майская ночь», фильм не сохранился
  • 1918 — «Звезда моря» (Stella Maris), фильм не сохранился

Неизвестный тип

  • 1914 — Как немецкий генерал подписал договор с дьяволом
  • 1915 — Житель необитаемого острова

Напишите отзыв о статье "Старевич, Владислав Александрович"

Примечания

  1. 1 2 Николай Изволов. Владислав Старевич // [web.archive.org/web/20070829125624/books.interros.ru/index.php?book=mult&id=1&mode=print Наши мультфильмы] / Арсений Мещеряков, Ирина Остаркова. — Интеррос, 2006. — ISBN 5-91105-007-2.
  2. Наталья НУСИНОВА — Волшебник из Фонтенэ. [www.kinozapiski.ru/ru/article/sendvalues/816/ Киноведческие записки 52, Номер посвященный анимации]

Ссылки

  • [www.peoples.ru/art/cinema/animator/starevich/ Биография Владислава Старевича на People.ru]
  • [us.imdb.com/name/nm0823088/ Фильмография Владислава Старевича в IMDB] (неполная)
  • [www.ubu.com/film/starewicz.html Фильмы Владислава Старевича на UbuWeb]
  • [perso.wanadoo.fr/ls/index.htm Французский сайт, посвященный Владиславу Старевичу] (поддерживается его внучкой)
  • Асенин С. В. «Волшебники экрана» [3d-master.org/volshebniki/4.htm Первооткрыватели] 3d-master.org
  • Даровский В. П. История российского кинематографа. Курс Лекций.
  • [tvkultura.ru/video/show/brand_id/20870/episode_id/412463 Телепередача «Легенды мирового кино. Владислав Старевич» на телеканале «Культура»]

Отрывок, характеризующий Старевич, Владислав Александрович

Подъехав к войскам левого фланга, он поехал не вперед, где была стрельба, а стал отыскивать генерала и начальников там, где их не могло быть, и потому не передал приказания.
Командование левым флангом принадлежало по старшинству полковому командиру того самого полка, который представлялся под Браунау Кутузову и в котором служил солдатом Долохов. Командование же крайнего левого фланга было предназначено командиру Павлоградского полка, где служил Ростов, вследствие чего произошло недоразумение. Оба начальника были сильно раздражены друг против друга, и в то самое время как на правом фланге давно уже шло дело и французы уже начали наступление, оба начальника были заняты переговорами, которые имели целью оскорбить друг друга. Полки же, как кавалерийский, так и пехотный, были весьма мало приготовлены к предстоящему делу. Люди полков, от солдата до генерала, не ждали сражения и спокойно занимались мирными делами: кормлением лошадей в коннице, собиранием дров – в пехоте.
– Есть он, однако, старше моего в чином, – говорил немец, гусарский полковник, краснея и обращаясь к подъехавшему адъютанту, – то оставляяй его делать, как он хочет. Я своих гусар не могу жертвовать. Трубач! Играй отступление!
Но дело становилось к спеху. Канонада и стрельба, сливаясь, гремели справа и в центре, и французские капоты стрелков Ланна проходили уже плотину мельницы и выстраивались на этой стороне в двух ружейных выстрелах. Пехотный полковник вздрагивающею походкой подошел к лошади и, взлезши на нее и сделавшись очень прямым и высоким, поехал к павлоградскому командиру. Полковые командиры съехались с учтивыми поклонами и со скрываемою злобой в сердце.
– Опять таки, полковник, – говорил генерал, – не могу я, однако, оставить половину людей в лесу. Я вас прошу , я вас прошу , – повторил он, – занять позицию и приготовиться к атаке.
– А вас прошу не мешивайтся не свое дело, – отвечал, горячась, полковник. – Коли бы вы был кавалерист…
– Я не кавалерист, полковник, но я русский генерал, и ежели вам это неизвестно…
– Очень известно, ваше превосходительство, – вдруг вскрикнул, трогая лошадь, полковник, и делаясь красно багровым. – Не угодно ли пожаловать в цепи, и вы будете посмотрейть, что этот позиция никуда негодный. Я не хочу истребить своя полка для ваше удовольствие.
– Вы забываетесь, полковник. Я не удовольствие свое соблюдаю и говорить этого не позволю.
Генерал, принимая приглашение полковника на турнир храбрости, выпрямив грудь и нахмурившись, поехал с ним вместе по направлению к цепи, как будто всё их разногласие должно было решиться там, в цепи, под пулями. Они приехали в цепь, несколько пуль пролетело над ними, и они молча остановились. Смотреть в цепи нечего было, так как и с того места, на котором они прежде стояли, ясно было, что по кустам и оврагам кавалерии действовать невозможно, и что французы обходят левое крыло. Генерал и полковник строго и значительно смотрели, как два петуха, готовящиеся к бою, друг на друга, напрасно выжидая признаков трусости. Оба выдержали экзамен. Так как говорить было нечего, и ни тому, ни другому не хотелось подать повод другому сказать, что он первый выехал из под пуль, они долго простояли бы там, взаимно испытывая храбрость, ежели бы в это время в лесу, почти сзади их, не послышались трескотня ружей и глухой сливающийся крик. Французы напали на солдат, находившихся в лесу с дровами. Гусарам уже нельзя было отступать вместе с пехотой. Они были отрезаны от пути отступления налево французскою цепью. Теперь, как ни неудобна была местность, необходимо было атаковать, чтобы проложить себе дорогу.
Эскадрон, где служил Ростов, только что успевший сесть на лошадей, был остановлен лицом к неприятелю. Опять, как и на Энском мосту, между эскадроном и неприятелем никого не было, и между ними, разделяя их, лежала та же страшная черта неизвестности и страха, как бы черта, отделяющая живых от мертвых. Все люди чувствовали эту черту, и вопрос о том, перейдут ли или нет и как перейдут они черту, волновал их.
Ко фронту подъехал полковник, сердито ответил что то на вопросы офицеров и, как человек, отчаянно настаивающий на своем, отдал какое то приказание. Никто ничего определенного не говорил, но по эскадрону пронеслась молва об атаке. Раздалась команда построения, потом визгнули сабли, вынутые из ножен. Но всё еще никто не двигался. Войска левого фланга, и пехота и гусары, чувствовали, что начальство само не знает, что делать, и нерешимость начальников сообщалась войскам.
«Поскорее, поскорее бы», думал Ростов, чувствуя, что наконец то наступило время изведать наслаждение атаки, про которое он так много слышал от товарищей гусаров.
– С Богом, г'ебята, – прозвучал голос Денисова, – г'ысыо, маг'ш!
В переднем ряду заколыхались крупы лошадей. Грачик потянул поводья и сам тронулся.
Справа Ростов видел первые ряды своих гусар, а еще дальше впереди виднелась ему темная полоса, которую он не мог рассмотреть, но считал неприятелем. Выстрелы были слышны, но в отдалении.
– Прибавь рыси! – послышалась команда, и Ростов чувствовал, как поддает задом, перебивая в галоп, его Грачик.
Он вперед угадывал его движения, и ему становилось все веселее и веселее. Он заметил одинокое дерево впереди. Это дерево сначала было впереди, на середине той черты, которая казалась столь страшною. А вот и перешли эту черту, и не только ничего страшного не было, но всё веселее и оживленнее становилось. «Ох, как я рубану его», думал Ростов, сжимая в руке ефес сабли.
– О о о а а а!! – загудели голоса. «Ну, попадись теперь кто бы ни был», думал Ростов, вдавливая шпоры Грачику, и, перегоняя других, выпустил его во весь карьер. Впереди уже виден был неприятель. Вдруг, как широким веником, стегнуло что то по эскадрону. Ростов поднял саблю, готовясь рубить, но в это время впереди скакавший солдат Никитенко отделился от него, и Ростов почувствовал, как во сне, что продолжает нестись с неестественною быстротой вперед и вместе с тем остается на месте. Сзади знакомый гусар Бандарчук наскакал на него и сердито посмотрел. Лошадь Бандарчука шарахнулась, и он обскакал мимо.
«Что же это? я не подвигаюсь? – Я упал, я убит…» в одно мгновение спросил и ответил Ростов. Он был уже один посреди поля. Вместо двигавшихся лошадей и гусарских спин он видел вокруг себя неподвижную землю и жнивье. Теплая кровь была под ним. «Нет, я ранен, и лошадь убита». Грачик поднялся было на передние ноги, но упал, придавив седоку ногу. Из головы лошади текла кровь. Лошадь билась и не могла встать. Ростов хотел подняться и упал тоже: ташка зацепилась за седло. Где были наши, где были французы – он не знал. Никого не было кругом.
Высвободив ногу, он поднялся. «Где, с какой стороны была теперь та черта, которая так резко отделяла два войска?» – он спрашивал себя и не мог ответить. «Уже не дурное ли что нибудь случилось со мной? Бывают ли такие случаи, и что надо делать в таких случаях?» – спросил он сам себя вставая; и в это время почувствовал, что что то лишнее висит на его левой онемевшей руке. Кисть ее была, как чужая. Он оглядывал руку, тщетно отыскивая на ней кровь. «Ну, вот и люди, – подумал он радостно, увидав несколько человек, бежавших к нему. – Они мне помогут!» Впереди этих людей бежал один в странном кивере и в синей шинели, черный, загорелый, с горбатым носом. Еще два и еще много бежало сзади. Один из них проговорил что то странное, нерусское. Между задними такими же людьми, в таких же киверах, стоял один русский гусар. Его держали за руки; позади его держали его лошадь.
«Верно, наш пленный… Да. Неужели и меня возьмут? Что это за люди?» всё думал Ростов, не веря своим глазам. «Неужели французы?» Он смотрел на приближавшихся французов, и, несмотря на то, что за секунду скакал только затем, чтобы настигнуть этих французов и изрубить их, близость их казалась ему теперь так ужасна, что он не верил своим глазам. «Кто они? Зачем они бегут? Неужели ко мне? Неужели ко мне они бегут? И зачем? Убить меня? Меня, кого так любят все?» – Ему вспомнилась любовь к нему его матери, семьи, друзей, и намерение неприятелей убить его показалось невозможно. «А может, – и убить!» Он более десяти секунд стоял, не двигаясь с места и не понимая своего положения. Передний француз с горбатым носом подбежал так близко, что уже видно было выражение его лица. И разгоряченная чуждая физиономия этого человека, который со штыком на перевес, сдерживая дыханье, легко подбегал к нему, испугала Ростова. Он схватил пистолет и, вместо того чтобы стрелять из него, бросил им в француза и побежал к кустам что было силы. Не с тем чувством сомнения и борьбы, с каким он ходил на Энский мост, бежал он, а с чувством зайца, убегающего от собак. Одно нераздельное чувство страха за свою молодую, счастливую жизнь владело всем его существом. Быстро перепрыгивая через межи, с тою стремительностью, с которою он бегал, играя в горелки, он летел по полю, изредка оборачивая свое бледное, доброе, молодое лицо, и холод ужаса пробегал по его спине. «Нет, лучше не смотреть», подумал он, но, подбежав к кустам, оглянулся еще раз. Французы отстали, и даже в ту минуту как он оглянулся, передний только что переменил рысь на шаг и, обернувшись, что то сильно кричал заднему товарищу. Ростов остановился. «Что нибудь не так, – подумал он, – не может быть, чтоб они хотели убить меня». А между тем левая рука его была так тяжела, как будто двухпудовая гиря была привешана к ней. Он не мог бежать дальше. Француз остановился тоже и прицелился. Ростов зажмурился и нагнулся. Одна, другая пуля пролетела, жужжа, мимо него. Он собрал последние силы, взял левую руку в правую и побежал до кустов. В кустах были русские стрелки.


Пехотные полки, застигнутые врасплох в лесу, выбегали из леса, и роты, смешиваясь с другими ротами, уходили беспорядочными толпами. Один солдат в испуге проговорил страшное на войне и бессмысленное слово: «отрезали!», и слово вместе с чувством страха сообщилось всей массе.
– Обошли! Отрезали! Пропали! – кричали голоса бегущих.
Полковой командир, в ту самую минуту как он услыхал стрельбу и крик сзади, понял, что случилось что нибудь ужасное с его полком, и мысль, что он, примерный, много лет служивший, ни в чем не виноватый офицер, мог быть виновен перед начальством в оплошности или нераспорядительности, так поразила его, что в ту же минуту, забыв и непокорного кавалериста полковника и свою генеральскую важность, а главное – совершенно забыв про опасность и чувство самосохранения, он, ухватившись за луку седла и шпоря лошадь, поскакал к полку под градом обсыпавших, но счастливо миновавших его пуль. Он желал одного: узнать, в чем дело, и помочь и исправить во что бы то ни стало ошибку, ежели она была с его стороны, и не быть виновным ему, двадцать два года служившему, ни в чем не замеченному, примерному офицеру.
Счастливо проскакав между французами, он подскакал к полю за лесом, через который бежали наши и, не слушаясь команды, спускались под гору. Наступила та минута нравственного колебания, которая решает участь сражений: послушают эти расстроенные толпы солдат голоса своего командира или, оглянувшись на него, побегут дальше. Несмотря на отчаянный крик прежде столь грозного для солдата голоса полкового командира, несмотря на разъяренное, багровое, на себя не похожее лицо полкового командира и маханье шпагой, солдаты всё бежали, разговаривали, стреляли в воздух и не слушали команды. Нравственное колебание, решающее участь сражений, очевидно, разрешалось в пользу страха.
Генерал закашлялся от крика и порохового дыма и остановился в отчаянии. Всё казалось потеряно, но в эту минуту французы, наступавшие на наших, вдруг, без видимой причины, побежали назад, скрылись из опушки леса, и в лесу показались русские стрелки. Это была рота Тимохина, которая одна в лесу удержалась в порядке и, засев в канаву у леса, неожиданно атаковала французов. Тимохин с таким отчаянным криком бросился на французов и с такою безумною и пьяною решительностью, с одною шпажкой, набежал на неприятеля, что французы, не успев опомниться, побросали оружие и побежали. Долохов, бежавший рядом с Тимохиным, в упор убил одного француза и первый взял за воротник сдавшегося офицера. Бегущие возвратились, баталионы собрались, и французы, разделившие было на две части войска левого фланга, на мгновение были оттеснены. Резервные части успели соединиться, и беглецы остановились. Полковой командир стоял с майором Экономовым у моста, пропуская мимо себя отступающие роты, когда к нему подошел солдат, взял его за стремя и почти прислонился к нему. На солдате была синеватая, фабричного сукна шинель, ранца и кивера не было, голова была повязана, и через плечо была надета французская зарядная сумка. Он в руках держал офицерскую шпагу. Солдат был бледен, голубые глаза его нагло смотрели в лицо полковому командиру, а рот улыбался.Несмотря на то,что полковой командир был занят отданием приказания майору Экономову, он не мог не обратить внимания на этого солдата.
– Ваше превосходительство, вот два трофея, – сказал Долохов, указывая на французскую шпагу и сумку. – Мною взят в плен офицер. Я остановил роту. – Долохов тяжело дышал от усталости; он говорил с остановками. – Вся рота может свидетельствовать. Прошу запомнить, ваше превосходительство!
– Хорошо, хорошо, – сказал полковой командир и обратился к майору Экономову.
Но Долохов не отошел; он развязал платок, дернул его и показал запекшуюся в волосах кровь.
– Рана штыком, я остался во фронте. Попомните, ваше превосходительство.

Про батарею Тушина было забыто, и только в самом конце дела, продолжая слышать канонаду в центре, князь Багратион послал туда дежурного штаб офицера и потом князя Андрея, чтобы велеть батарее отступать как можно скорее. Прикрытие, стоявшее подле пушек Тушина, ушло, по чьему то приказанию, в середине дела; но батарея продолжала стрелять и не была взята французами только потому, что неприятель не мог предполагать дерзости стрельбы четырех никем не защищенных пушек. Напротив, по энергичному действию этой батареи он предполагал, что здесь, в центре, сосредоточены главные силы русских, и два раза пытался атаковать этот пункт и оба раза был прогоняем картечными выстрелами одиноко стоявших на этом возвышении четырех пушек.
Скоро после отъезда князя Багратиона Тушину удалось зажечь Шенграбен.
– Вишь, засумятились! Горит! Вишь, дым то! Ловко! Важно! Дым то, дым то! – заговорила прислуга, оживляясь.
Все орудия без приказания били в направлении пожара. Как будто подгоняя, подкрикивали солдаты к каждому выстрелу: «Ловко! Вот так так! Ишь, ты… Важно!» Пожар, разносимый ветром, быстро распространялся. Французские колонны, выступившие за деревню, ушли назад, но, как бы в наказание за эту неудачу, неприятель выставил правее деревни десять орудий и стал бить из них по Тушину.
Из за детской радости, возбужденной пожаром, и азарта удачной стрельбы по французам, наши артиллеристы заметили эту батарею только тогда, когда два ядра и вслед за ними еще четыре ударили между орудиями и одно повалило двух лошадей, а другое оторвало ногу ящичному вожатому. Оживление, раз установившееся, однако, не ослабело, а только переменило настроение. Лошади были заменены другими из запасного лафета, раненые убраны, и четыре орудия повернуты против десятипушечной батареи. Офицер, товарищ Тушина, был убит в начале дела, и в продолжение часа из сорока человек прислуги выбыли семнадцать, но артиллеристы всё так же были веселы и оживлены. Два раза они замечали, что внизу, близко от них, показывались французы, и тогда они били по них картечью.
Маленький человек, с слабыми, неловкими движениями, требовал себе беспрестанно у денщика еще трубочку за это , как он говорил, и, рассыпая из нее огонь, выбегал вперед и из под маленькой ручки смотрел на французов.