Старли, Джеймс

Джеймс Старли (англ. James Starley; 21 апреля 1830 — 17 июня 1881, Ковентри) — британский изобретатель, стоявший у истоков велосипедной индустрии.

Родился в семье фермера, был крещён в Элбурне, графство Суссекс, 13 июня 1830 года. В восемнадцать лет сбежал из дома и пешком отправился в Лондон, но по пути туда остановился в Льюишаме, графство Кент, где в итоге прожил несколько лет и работал садовником. С юности Джеймс питал страсть к изобретательству, поэтому, помимо основной работы, он подрабатывал сборкой и продажей различных технических безделушек и ремонтом настенных и наручных часов. После широкого распространения швейных машин они привлекли его внимание, а изучение их конструкции усилило желание изобретать.

Оставив работу садовника, Старли всё же достиг Лондона в 1855 году и устроился работать механиком в фирму, занимавшуюся производством швейных машин. В скором времени он усовершенствовал машины своего нанимателя и придумал новую конструкцию швейной машины, значительно упрощающую работу. В 1857 году вместе с одним работником той же фирмы он уехал в Ковентри, где открыл фирму по производству швейных машин European и других по своим собственным патентам. Эта фирма впоследствии превратилась в Coventry Machinists' Company — первую в мире компанию по производству двух- и трёхколёсных велосипедов.

Старли привлёк также многих своих бывших знакомых по Льюишаму и другим местам к своему делу; они переехали в Ковентри и стали механиками в его компании. В 1868 году они начали производство велосипедов — первоначально по парижской модели и для французских потребителей; некоторые из самых первых улучшений конструкции велосипеда были предложены лично Старли. В 1870 году Джеймс Старли приступил к производству велосипедов типа «пенни-фартинг» (отличавшихся передними колёсами увеличенного размера), которые быстро завоевали популярность и преобладали на рынке почти два десятилетия.

Вскоре появилось несколько фирм, занявшихся исключительно производством велосипедов, и для одной из них Старли даже разработал модель трёхколёсного велосипеда под названием Coventry.

После смерти Старли ему на общественные средства был возведён памятник в Ковентри. Дело Джеймса Старли продолжил его племянник Джон, также изобретатель.

Примечания

• Эта статья (раздел) содержит текст, взятый (переведённый) из одиннадцатого издания энциклопедии «Британника», перешедшего в общественное достояние.

Отрывок, характеризующий Старли, Джеймс

После своего объяснения с женой, Пьер поехал в Петербург. В Торжке на cтанции не было лошадей, или не хотел их смотритель. Пьер должен был ждать. Он не раздеваясь лег на кожаный диван перед круглым столом, положил на этот стол свои большие ноги в теплых сапогах и задумался.
– Прикажете чемоданы внести? Постель постелить, чаю прикажете? – спрашивал камердинер.
Пьер не отвечал, потому что ничего не слыхал и не видел. Он задумался еще на прошлой станции и всё продолжал думать о том же – о столь важном, что он не обращал никакого .внимания на то, что происходило вокруг него. Его не только не интересовало то, что он позже или раньше приедет в Петербург, или то, что будет или не будет ему места отдохнуть на этой станции, но всё равно было в сравнении с теми мыслями, которые его занимали теперь, пробудет ли он несколько часов или всю жизнь на этой станции.
Смотритель, смотрительша, камердинер, баба с торжковским шитьем заходили в комнату, предлагая свои услуги. Пьер, не переменяя своего положения задранных ног, смотрел на них через очки, и не понимал, что им может быть нужно и каким образом все они могли жить, не разрешив тех вопросов, которые занимали его. А его занимали всё одни и те же вопросы с самого того дня, как он после дуэли вернулся из Сокольников и провел первую, мучительную, бессонную ночь; только теперь в уединении путешествия, они с особенной силой овладели им. О чем бы он ни начинал думать, он возвращался к одним и тем же вопросам, которых он не мог разрешить, и не мог перестать задавать себе. Как будто в голове его свернулся тот главный винт, на котором держалась вся его жизнь. Винт не входил дальше, не выходил вон, а вертелся, ничего не захватывая, всё на том же нарезе, и нельзя было перестать вертеть его.
Вошел смотритель и униженно стал просить его сиятельство подождать только два часика, после которых он для его сиятельства (что будет, то будет) даст курьерских. Смотритель очевидно врал и хотел только получить с проезжего лишние деньги. «Дурно ли это было или хорошо?», спрашивал себя Пьер. «Для меня хорошо, для другого проезжающего дурно, а для него самого неизбежно, потому что ему есть нечего: он говорил, что его прибил за это офицер. А офицер прибил за то, что ему ехать надо было скорее. А я стрелял в Долохова за то, что я счел себя оскорбленным, а Людовика XVI казнили за то, что его считали преступником, а через год убили тех, кто его казнил, тоже за что то. Что дурно? Что хорошо? Что надо любить, что ненавидеть? Для чего жить, и что такое я? Что такое жизнь, что смерть? Какая сила управляет всем?», спрашивал он себя. И не было ответа ни на один из этих вопросов, кроме одного, не логического ответа, вовсе не на эти вопросы. Ответ этот был: «умрешь – всё кончится. Умрешь и всё узнаешь, или перестанешь спрашивать». Но и умереть было страшно.