Стародубский полк

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Стародубский полк
Полковой город: Стародуб
Создан: 1650
Ликвидирован: 1781
Сотни
Сотни: Стародубские
Почепские
Новоместская
Топальская
Мглинская
Бакланская
Погарская
Новгородская
Шептаковская
Полковники

Староду́бский полк — административно-территориальная и войсковая единица Гетманщины, существовавшая с середины XVII века до 1781 года.

Полковой город — Стародуб (ныне районный центр Брянской области).





История

Стародубский полк был самым обширным из всех десяти полков Малороссии. В состав его входили округи двух древних центров северской земли — Стародуба и Новгорода-Северского, каждый из которых в период феодальной раздробленности был центром самостоятельного княжества. После образования государств Русского и Литовского, расположенная на их пограничье Северская земля обратила на себя притязание обоих государств. Войны между Москвой и Литвой велись преимущественно за обладание Северской землёй.

Полуторавековая зависимость Северской земли от Литвы не изгладила в её населении исконно православную веру. Когда окатоличенная Литва захотела было окатоличить и народ Северской земли, последний настолько активно воспротивился этому, что Москве удалось, воспользовавшись этим, без всякой войны добиться отделения Северщины от Литвы и присоединить её к Русскому государству.

После своего соединения с Польшей, Литва в продолжение всего XVI в. предпринимала усилия, чтобы отвоевать обратно Северскую землю. Однако, все усилия польско-литовского государства оставались безуспешными до начала XVII века, когда русское государство, обессиленное Смутным временем, должно было уступить соседскому притязанию на Северщину. В 1618 году, по Деулинскому перемирию, утверждённому затем в 1634 г. Поляновским договором, Северская земля была уступлена Литве.

В составе Речи Посполитой, Стародубщина относилась к Смоленскому воеводству, хотя территориально не была связана с его основной частью.

Завладев Стародубским краем, Польша вновь предприняла попытку утвердить здесь католическую веру, чем вызвала дополнительное недовольство местного населения. Поэтому казачьему войску Богдана Хмельницкого в 1648 году не составило особого труда изгнать отсюда новоявленных польских панов и их приспешников. После нескольких лет тяжёлого вооружённого противостояния с Речью Посполитой, казаки были вынуждены обратиться к Русскому государству с просьбой принять малороссийское казачество в его состав.

Административное устройство Малороссии в это время было весьма неопределённым. После Зборовского договора, в 1649 г. были составлены «реестры всего Войска Запорожского», поделенного на полки, причем на левой стороне Днепра показаны поделённые на сотни полки: Переяславский, Кропивенский, Миргородский, Полтавский, Прилуцкий, Нежинский и Черниговский. Это деление казацкого войска на полки, составленное наскоро, легло затем в основу и административного устройства Малороссии, когда вместе с изгнанием поляков рушился устроенный ими порядок внутреннего управления, и возникла необходимость замены его новым. Требовалось устройство какого бы то ни было порядка для внутреннего управления целой областью, без которого не могло обходиться местное население. Требовалась власть, которая взяла бы в свои руки гражданское управление областью. За неимением её, во главе гражданского управления той или другой местности явился тот самый полковник, который начальствовал над полком, в состав которого входило население той же местности. Таким образом, полк стал выражать собой не только военную, но и гражданскую единицу, и Малороссия разделилась в гражданском отношении на несколько округов, которые стали называться полками. Каждый такой полк подразделялся, в свою очередь, на части, которые, заимствуя своё название также от военного деления полка, стали называться сотнями. Полковники и сотники соединили в своих руках как военную, так и гражданскую власть, причем в последнюю включена была, кроме административной, и судебная власть. В таком виде гражданского управления Малороссия вошла в состав Русского государства в 1654 г.[1]

В 1654 году Стародубщина вошла в состав Нежинского полка как автономная территория, которую возглавлял наказной полковник. Придя к власти в 1663 г., Иван Брюховецкий провел административную реформу, направленную на послабление огромного Нежинского полка, где преобладали сторонники его политического оппонента, нежинского полковника Василия Золотаренко. Среди прочего, им была выделена отдельная административная единица из Нежинского полка — Стародубский полк.

В 1668 г. Пётр Дорошенко, который занял Левобережье и вытеснил Брюховецкого на юг, создал из сотен Нежинского и Стародубского полков Новгород-Северский полк, куда вошли Новгород-Северская и Шептаковская сотни. Но новый левобережный гетман Демьян Многогрешный в начале 1669 г. упразднил Новгород-Северский полк и восстановил прежнее административное деление.

В 1696 году, киевский воевода князь Барятинский получил от стародубского жителя Суслова письмо, в котором тот пишет: "Начальные люди теперь в войске малороссийском все поляки. При Обидовском, племяннике Мазепы, нет ни одного слуги казака. У казаков жалоба великая на гетманов, полковников и сотников, что для искоренения старых казаков, прежние вольности их все отняли, обратили их себе в подданство, земли все по себе разобрали. Из которого села прежде на службу выходило казаков по полтораста, теперь выходит только человек по пяти или по шести. Гетман держит у себя в милости и призрении только полки охотницкие, компанейские и сердюцкие, надеясь на их верность и в этих полках нет ни одного человека природного казака, все поляки

— С. М. Соловьев — «Исторія Россіи», т. XIV. М 1962, кн. VII, стр. 597-598

Указом Екатерины II, в 1782 году территория бывшего Стародубского полка вошла в состав новообразованного Новгород-Северского наместничества, а с 1802 года составил северную часть Черниговской губернии (Новгород-Северский, Стародубский, Мглинский, Суражский и Новозыбковский уезды).

Из казаков Стародубщины в 1783 году сформирован полк российской армии — Стародубовский 34-й драгунский полк[2] (с 1908 года переименован в 12-й драгунский полк)[3].

В 1919 году бо́льшая часть территории бывшего Стародубского полка вошла в состав РСФСР и ныне относится к Брянской области (Российская Федерация).

География

Стародубский полк располагался в среднем течении реки Десны, включая приток последней — Судость, в верховьях Снова, в среднем течении Ипути и Беседи. Всё это пространство покрыто было почти сплошными лесами, значительная часть которых в первобытном своём виде сохранялась даже к началу XVIII века. Заселение территории велось преимущественно в направлении с юго-востока на северо-запад.

Большими земельными угодьями на территории полка владела Киево-Печерская лавра. После церковной реформы патриарха Никона в конце 1660-х гг. на территории Стародубского полка возникло около двух десятков слобод переселенцев-старообрядцев.

Ряд городов Стародубского полка были пожалованы магдебургским правом: Стародуб, Почеп, Погар, Мглин, Новгород-Северский.

Стародубский полк был крупнейшим в Малороссии поставщиком на внешний рынок пеньки, конопляного масла, мёда, воска.

Административное деление

Первоначально Стародубский полк состоял из 10 сотен (полковая Стародубская, Новгород-Северская, Шептаковская, Погарская, Почепская, Мглинская, Дроковская, Поповогорская, Бобовицкая и Топальская), позднее сотенное деление изменялось.

В 1763 г. на территории полка созданы два судебных уезда — Стародубский и Погарский, а в 1766 г. три комиссарства — Стародубское, Топальское и Новгород-Северское. По ревизии 1764 г., в полку было 12 сотен, 7050 выборных казаков, 18107 подпомощников и 147629 посполитых.

К моменту расформирования полка (1781 год), в его состав входили следующие сотни: две полковые Стародубские, две Почепские, Новоместская, Топальская, Мглинская, Бакланская, Погарская, Новгородская (Новгород-Северская) и Шептаковская. На этот момент на территории Стародубского полка было 4 города, 3 местечка и 1118 прочих населённых пунктов.

Стародубские полковники

  1. Коровка, Яков Карпович (?-1653) — наказной
  2. Пашко (1654) — наказной
  3. Рубан, Опанас Яремович (1654.03., 1656 нак.)
  4. Семенович, Андрей (1655.03.) — наказной
  5. Обуйноженко, Яков (1657)- наказной
  6. Золотаренко-Оникеенко, Тимош (1654.06., 1655.05.) — наказной
  7. Яременко, Михаил (1655, 1656) — наказной
  8. Рубец, Михаил Иванович (1656) — наказной
  9. Гуляницкий, Иван (1656,05., 1657.06.) — наказной
  10. Иосипович, Роман (1657.07.) — наказной
  11. Рославец, Петр Иванович (1659—1663)
  12. Рославец, Авдей Иванович (1661.07.) — наказной
  13. Петрович, Прокоп (1661) — наказной
  14. Плотный, Иван Яковлевич (Терник Иван) (1663.07.-1665)
  15. Острянин, Лесько Никитович (?-1665.17.03.-1667)
  16. Алексеевич, Тимош (1665.04.-1665.05., 1666.01.02.) — наказной
  17. Рубец Михаил Иванович (?-1666-?) — наказной
  18. Небаба, Михаил (1666—1667)
  19. Рославец, Петр Иванович (?-1668.01.-1672.12.)
  20. Игнатович, Сава (Шумейко) (1672.12.-1673.03.)
  21. Рославец, Петр Иванович (?-1673.11.-1676.06.)
  22. Дащенко, Григорий (1672) — наказной
  23. Алексеевич, Тимош (1673.04., 1676.06.) — наказной
  24. Алексеевич, Тимош (1676.28.07.-1678.07.),
  25. Рубец, Михаил Иванович (1676, 1677) — наказной
  26. Мовчан, Федор Лукьянович (?-1678.05.-1678.06.-?)
  27. Коровка-Вольский, Григорий Карпович (?-1678.13.10.-1681.08. -?)
  28. Асауленко, Гнат (1679) — наказной
  29. Мархоленко, Михаил (1680) — наказной
  30. Самойлович, Семён Иванович (?-1682.07.-1685.7.06.)
  31. Самойлович, Яков Иванович (1685.07.-1687.07.)
  32. Алексеевич, Тимош (1686 — наказной ; 1687.07.-1689.08.)
  33. Мархаленко, Михаил (1693.04.) — наказной
  34. Улезко, Тимош Якович (1689.05.) — наказной
  35. Миклашевский, Михаил Андреевич (1689.07.-1700-ран. 1702. 02.)
  36. Завадовский, Яков (1690. 02.) — наказной
  37. Колчевский, Фёдор (1695) — наказной
  38. Чарнолузский, Николай Маркович (1692) — наказной
  39. Силенко, Прокоп (1701, 1703—1704) — наказной
  40. Старосельский, Григорий (1703) — наказной
  41. Завадовский, Яков (1703.08., 1704.08-11. — наказной)
  42. Миклашевский, Михаил Андреевич (?-1705.02.-1706.03)
  43. Силенко, Прокоп (1706—1707) — наказной
  44. Скоропадский, Иван Ильич (1706—1708)
  45. Полубинский, Станислав (1706.07.) — наказной
  46. Соболевский, Семён (1708) — наказной
  47. Силенко, Прокоп (1708. 03.) — наказной
  48. Жоравка, Лукьян Иванович (1709—1719)
  49. Силенко, Прокоп (1709, 1710, 1712 — наказной)
  50. Рубец, Илья Иванович (1711) — наказной
  51. Чарнолузский, Иван Маркович (1719, 1722 — наказной)
  52. Галецкий, Семен (1719) — наказной
  53. Лизогуб, Яков Ефимович (1721) — наказной
  54. Миклашевский, Андрей Михайлович (1722) — наказной
  55. Бороздна, Иван Лавринович (1722) — наказной
  56. Корецкий, Петр (1722—1723) — наказной
  57. Березовский, Семен (1723) — наказной
  58. Кокошкин, Леонтий (1723.10.-1724) — наказной, Полковник из россиян
  59. Пашков, Илья Иванович (1726.5.04.-1727) — Полковник из россиян
  60. Бороздна, Иван Лавринович (1724) — наказной
  61. Миклашевский Степан Михайлович (1725) — наказной
  62. Миклашевский Андрей Михайлович (c 1729.11.10.) — наказной
  63. Дуров, Александр Иванович (1730.10.-1734.3.05.) — Полковник из россиян
  64. Радищев, Афанасий Прокопович (1734—1741) — Полковник из россиян
  65. Ханенко, Михаил Степанович (1738) — наказной
  66. Максимович, Федор Дмитриевич (1741.2 3.09.-1756.03.-?)
  67. Борсук, Яким Якимович (1757.23.06.-1759)
  68. Карнович, Степан Ефимович (?-1762-?)
  69. князь Хованский, Юрий Васильевич (1763—1767)
  70. Миклашевский, Михаило Андреевич (1769—1778) — наказной
  71. Завадовский, Яков Васильевич (1778—1782)


Напишите отзыв о статье "Стародубский полк"

Примечания

  1. А. М. Лазаревский. Описание старой Малороссии. Том I. Полк Стародубский. — Киев, 1888.
  2. Стародубовский 34-й драгунский полк // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
  3. [bergenschild.narod.ru/Reconstruction/depot/1912-18/nevskii01/nevskii01-06.htm Приказы Государя Императора о переименовании драгунских полков]

Ссылки

  • [www.hrono.ru/dokum/seversk.html Именной указ Екатерины II об учреждении Новгородского-Северского наместничества]
  • [web.archive.org/web/20091015215644/cossac-awards.narod.ru/StarDubPolk.html Стародубский казачий полк в современной России]

Отрывок, характеризующий Стародубский полк

– Ну, разом… Да стой, ребята!.. С накрика!
Все замолкли, и негромкий, бархатно приятный голос запел песню. В конце третьей строфы, враз с окончанием последнего звука, двадцать голосов дружно вскрикнули: «Уууу! Идет! Разом! Навались, детки!..» Но, несмотря на дружные усилия, плетень мало тронулся, и в установившемся молчании слышалось тяжелое пыхтенье.
– Эй вы, шестой роты! Черти, дьяволы! Подсоби… тоже мы пригодимся.
Шестой роты человек двадцать, шедшие в деревню, присоединились к тащившим; и плетень, саженей в пять длины и в сажень ширины, изогнувшись, надавя и режа плечи пыхтевших солдат, двинулся вперед по улице деревни.
– Иди, что ли… Падай, эка… Чего стал? То то… Веселые, безобразные ругательства не замолкали.
– Вы чего? – вдруг послышался начальственный голос солдата, набежавшего на несущих.
– Господа тут; в избе сам анарал, а вы, черти, дьяволы, матершинники. Я вас! – крикнул фельдфебель и с размаху ударил в спину первого подвернувшегося солдата. – Разве тихо нельзя?
Солдаты замолкли. Солдат, которого ударил фельдфебель, стал, покряхтывая, обтирать лицо, которое он в кровь разодрал, наткнувшись на плетень.
– Вишь, черт, дерется как! Аж всю морду раскровянил, – сказал он робким шепотом, когда отошел фельдфебель.
– Али не любишь? – сказал смеющийся голос; и, умеряя звуки голосов, солдаты пошли дальше. Выбравшись за деревню, они опять заговорили так же громко, пересыпая разговор теми же бесцельными ругательствами.
В избе, мимо которой проходили солдаты, собралось высшее начальство, и за чаем шел оживленный разговор о прошедшем дне и предполагаемых маневрах будущего. Предполагалось сделать фланговый марш влево, отрезать вице короля и захватить его.
Когда солдаты притащили плетень, уже с разных сторон разгорались костры кухонь. Трещали дрова, таял снег, и черные тени солдат туда и сюда сновали по всему занятому, притоптанному в снегу, пространству.
Топоры, тесаки работали со всех сторон. Все делалось без всякого приказания. Тащились дрова про запас ночи, пригораживались шалашики начальству, варились котелки, справлялись ружья и амуниция.
Притащенный плетень осьмою ротой поставлен полукругом со стороны севера, подперт сошками, и перед ним разложен костер. Пробили зарю, сделали расчет, поужинали и разместились на ночь у костров – кто чиня обувь, кто куря трубку, кто, донага раздетый, выпаривая вшей.


Казалось бы, что в тех, почти невообразимо тяжелых условиях существования, в которых находились в то время русские солдаты, – без теплых сапог, без полушубков, без крыши над головой, в снегу при 18° мороза, без полного даже количества провианта, не всегда поспевавшего за армией, – казалось, солдаты должны бы были представлять самое печальное и унылое зрелище.
Напротив, никогда, в самых лучших материальных условиях, войско не представляло более веселого, оживленного зрелища. Это происходило оттого, что каждый день выбрасывалось из войска все то, что начинало унывать или слабеть. Все, что было физически и нравственно слабого, давно уже осталось назади: оставался один цвет войска – по силе духа и тела.
К осьмой роте, пригородившей плетень, собралось больше всего народа. Два фельдфебеля присели к ним, и костер их пылал ярче других. Они требовали за право сиденья под плетнем приношения дров.
– Эй, Макеев, что ж ты …. запропал или тебя волки съели? Неси дров то, – кричал один краснорожий рыжий солдат, щурившийся и мигавший от дыма, но не отодвигавшийся от огня. – Поди хоть ты, ворона, неси дров, – обратился этот солдат к другому. Рыжий был не унтер офицер и не ефрейтор, но был здоровый солдат, и потому повелевал теми, которые были слабее его. Худенький, маленький, с вострым носиком солдат, которого назвали вороной, покорно встал и пошел было исполнять приказание, но в это время в свет костра вступила уже тонкая красивая фигура молодого солдата, несшего беремя дров.
– Давай сюда. Во важно то!
Дрова наломали, надавили, поддули ртами и полами шинелей, и пламя зашипело и затрещало. Солдаты, придвинувшись, закурили трубки. Молодой, красивый солдат, который притащил дрова, подперся руками в бока и стал быстро и ловко топотать озябшими ногами на месте.
– Ах, маменька, холодная роса, да хороша, да в мушкатера… – припевал он, как будто икая на каждом слоге песни.
– Эй, подметки отлетят! – крикнул рыжий, заметив, что у плясуна болталась подметка. – Экой яд плясать!
Плясун остановился, оторвал болтавшуюся кожу и бросил в огонь.
– И то, брат, – сказал он; и, сев, достал из ранца обрывок французского синего сукна и стал обвертывать им ногу. – С пару зашлись, – прибавил он, вытягивая ноги к огню.
– Скоро новые отпустят. Говорят, перебьем до копца, тогда всем по двойному товару.
– А вишь, сукин сын Петров, отстал таки, – сказал фельдфебель.
– Я его давно замечал, – сказал другой.
– Да что, солдатенок…
– А в третьей роте, сказывали, за вчерашний день девять человек недосчитали.
– Да, вот суди, как ноги зазнобишь, куда пойдешь?
– Э, пустое болтать! – сказал фельдфебель.
– Али и тебе хочется того же? – сказал старый солдат, с упреком обращаясь к тому, который сказал, что ноги зазнобил.
– А ты что же думаешь? – вдруг приподнявшись из за костра, пискливым и дрожащим голосом заговорил востроносенький солдат, которого называли ворона. – Кто гладок, так похудает, а худому смерть. Вот хоть бы я. Мочи моей нет, – сказал он вдруг решительно, обращаясь к фельдфебелю, – вели в госпиталь отослать, ломота одолела; а то все одно отстанешь…
– Ну буде, буде, – спокойно сказал фельдфебель. Солдатик замолчал, и разговор продолжался.
– Нынче мало ли французов этих побрали; а сапог, прямо сказать, ни на одном настоящих нет, так, одна названье, – начал один из солдат новый разговор.
– Всё казаки поразули. Чистили для полковника избу, выносили их. Жалости смотреть, ребята, – сказал плясун. – Разворочали их: так живой один, веришь ли, лопочет что то по своему.
– А чистый народ, ребята, – сказал первый. – Белый, вот как береза белый, и бравые есть, скажи, благородные.
– А ты думаешь как? У него от всех званий набраны.
– А ничего не знают по нашему, – с улыбкой недоумения сказал плясун. – Я ему говорю: «Чьей короны?», а он свое лопочет. Чудесный народ!
– Ведь то мудрено, братцы мои, – продолжал тот, который удивлялся их белизне, – сказывали мужики под Можайским, как стали убирать битых, где страженья то была, так ведь что, говорит, почитай месяц лежали мертвые ихние то. Что ж, говорит, лежит, говорит, ихний то, как бумага белый, чистый, ни синь пороха не пахнет.
– Что ж, от холода, что ль? – спросил один.
– Эка ты умный! От холода! Жарко ведь было. Кабы от стужи, так и наши бы тоже не протухли. А то, говорит, подойдешь к нашему, весь, говорит, прогнил в червях. Так, говорит, платками обвяжемся, да, отворотя морду, и тащим; мочи нет. А ихний, говорит, как бумага белый; ни синь пороха не пахнет.
Все помолчали.
– Должно, от пищи, – сказал фельдфебель, – господскую пищу жрали.
Никто не возражал.
– Сказывал мужик то этот, под Можайским, где страженья то была, их с десяти деревень согнали, двадцать дён возили, не свозили всех, мертвых то. Волков этих что, говорит…
– Та страженья была настоящая, – сказал старый солдат. – Только и было чем помянуть; а то всё после того… Так, только народу мученье.
– И то, дядюшка. Позавчера набежали мы, так куда те, до себя не допущают. Живо ружья покидали. На коленки. Пардон – говорит. Так, только пример один. Сказывали, самого Полиона то Платов два раза брал. Слова не знает. Возьмет возьмет: вот на те, в руках прикинется птицей, улетит, да и улетит. И убить тоже нет положенья.
– Эка врать здоров ты, Киселев, посмотрю я на тебя.
– Какое врать, правда истинная.
– А кабы на мой обычай, я бы его, изловимши, да в землю бы закопал. Да осиновым колом. А то что народу загубил.
– Все одно конец сделаем, не будет ходить, – зевая, сказал старый солдат.
Разговор замолк, солдаты стали укладываться.
– Вишь, звезды то, страсть, так и горят! Скажи, бабы холсты разложили, – сказал солдат, любуясь на Млечный Путь.
– Это, ребята, к урожайному году.
– Дровец то еще надо будет.
– Спину погреешь, а брюха замерзла. Вот чуда.
– О, господи!
– Что толкаешься то, – про тебя одного огонь, что ли? Вишь… развалился.
Из за устанавливающегося молчания послышался храп некоторых заснувших; остальные поворачивались и грелись, изредка переговариваясь. От дальнего, шагов за сто, костра послышался дружный, веселый хохот.
– Вишь, грохочат в пятой роте, – сказал один солдат. – И народу что – страсть!
Один солдат поднялся и пошел к пятой роте.
– То то смеху, – сказал он, возвращаясь. – Два хранцуза пристали. Один мерзлый вовсе, а другой такой куражный, бяда! Песни играет.
– О о? пойти посмотреть… – Несколько солдат направились к пятой роте.


Пятая рота стояла подле самого леса. Огромный костер ярко горел посреди снега, освещая отягченные инеем ветви деревьев.
В середине ночи солдаты пятой роты услыхали в лесу шаги по снегу и хряск сучьев.
– Ребята, ведмедь, – сказал один солдат. Все подняли головы, прислушались, и из леса, в яркий свет костра, выступили две, держащиеся друг за друга, человеческие, странно одетые фигуры.
Это были два прятавшиеся в лесу француза. Хрипло говоря что то на непонятном солдатам языке, они подошли к костру. Один был повыше ростом, в офицерской шляпе, и казался совсем ослабевшим. Подойдя к костру, он хотел сесть, но упал на землю. Другой, маленький, коренастый, обвязанный платком по щекам солдат, был сильнее. Он поднял своего товарища и, указывая на свой рот, говорил что то. Солдаты окружили французов, подстелили больному шинель и обоим принесли каши и водки.
Ослабевший французский офицер был Рамбаль; повязанный платком был его денщик Морель.
Когда Морель выпил водки и доел котелок каши, он вдруг болезненно развеселился и начал не переставая говорить что то не понимавшим его солдатам. Рамбаль отказывался от еды и молча лежал на локте у костра, бессмысленными красными глазами глядя на русских солдат. Изредка он издавал протяжный стон и опять замолкал. Морель, показывая на плечи, внушал солдатам, что это был офицер и что его надо отогреть. Офицер русский, подошедший к костру, послал спросить у полковника, не возьмет ли он к себе отогреть французского офицера; и когда вернулись и сказали, что полковник велел привести офицера, Рамбалю передали, чтобы он шел. Он встал и хотел идти, но пошатнулся и упал бы, если бы подле стоящий солдат не поддержал его.
– Что? Не будешь? – насмешливо подмигнув, сказал один солдат, обращаясь к Рамбалю.
– Э, дурак! Что врешь нескладно! То то мужик, право, мужик, – послышались с разных сторон упреки пошутившему солдату. Рамбаля окружили, подняли двое на руки, перехватившись ими, и понесли в избу. Рамбаль обнял шеи солдат и, когда его понесли, жалобно заговорил:
– Oh, nies braves, oh, mes bons, mes bons amis! Voila des hommes! oh, mes braves, mes bons amis! [О молодцы! О мои добрые, добрые друзья! Вот люди! О мои добрые друзья!] – и, как ребенок, головой склонился на плечо одному солдату.
Между тем Морель сидел на лучшем месте, окруженный солдатами.
Морель, маленький коренастый француз, с воспаленными, слезившимися глазами, обвязанный по бабьи платком сверх фуражки, был одет в женскую шубенку. Он, видимо, захмелев, обнявши рукой солдата, сидевшего подле него, пел хриплым, перерывающимся голосом французскую песню. Солдаты держались за бока, глядя на него.
– Ну ка, ну ка, научи, как? Я живо перейму. Как?.. – говорил шутник песенник, которого обнимал Морель.
Vive Henri Quatre,
Vive ce roi vaillanti –
[Да здравствует Генрих Четвертый!
Да здравствует сей храбрый король!
и т. д. (французская песня) ]
пропел Морель, подмигивая глазом.
Сe diable a quatre…
– Виварика! Виф серувару! сидябляка… – повторил солдат, взмахнув рукой и действительно уловив напев.
– Вишь, ловко! Го го го го го!.. – поднялся с разных сторон грубый, радостный хохот. Морель, сморщившись, смеялся тоже.
– Ну, валяй еще, еще!
Qui eut le triple talent,
De boire, de battre,
Et d'etre un vert galant…
[Имевший тройной талант,
пить, драться
и быть любезником…]
– A ведь тоже складно. Ну, ну, Залетаев!..
– Кю… – с усилием выговорил Залетаев. – Кью ю ю… – вытянул он, старательно оттопырив губы, – летриптала, де бу де ба и детравагала, – пропел он.
– Ай, важно! Вот так хранцуз! ой… го го го го! – Что ж, еще есть хочешь?
– Дай ему каши то; ведь не скоро наестся с голоду то.
Опять ему дали каши; и Морель, посмеиваясь, принялся за третий котелок. Радостные улыбки стояли на всех лицах молодых солдат, смотревших на Мореля. Старые солдаты, считавшие неприличным заниматься такими пустяками, лежали с другой стороны костра, но изредка, приподнимаясь на локте, с улыбкой взглядывали на Мореля.