Стародубцев, Николай Филиппович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Николай Филиппович Стародубцев
Дата рождения

15 декабря 1924(1924-12-15)

Место рождения

с. Голомыскино, Новониколаевская губерния, РСФСР, СССР

Дата смерти

31 марта 1964(1964-03-31) (39 лет)

Место смерти

Тогучинский район, Новосибирская область, РСФСР, СССР

Принадлежность

СССР СССР

Годы службы

1942—1945

Звание

<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение

Сражения/войны

Великая Отечественная война

Награды и премии

<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение

<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение

<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение

Николай Филиппович Стародубцев (15 декабря 1924, с. Голомыскино, Новониколаевская губерния — 31 марта 1964, Новосибирская область) — помощник командира взвода 7-й стрелковой роты 227-го стрелкового полка 175-й Уральско-Ковельской стрелковой дивизии 47-й армии 1-го Белорусского фронта, старший сержант — на момент представления к ордену Славы 1-й степени.



Биография

Родился 15 декабря 1924 года в селе Голомыскино (ныне Тогучинского района Новосибирской области). Окончив школу, работал в колхозе.

В августе 1942 года был призван в Красную Армию. С марта того же года на фронте. С первого дня и до Победы воевал в составе 227-го стрелкового полка 175-й стрелковой дивизии. Боевая биография красноармейца Стародубцева началась на Курской дуге.

Первую награду — медаль «За отвагу» разведчик Стародубцев заслужил в боях на Правобережной Украине в январе 1944 года. Через полгода в боях под Ковелем получил вторую медаль «За отвагу». К этому времени он уже не раз бывал в тылу врага, участвовал во многих разведывательных поисках, был дважды ранен. Особо отличился в боях за освобождение Польши.

13 сентября 1944 года рядовой Стародубцев действовал в составе группы разведчиков в районе пригорода Варшавы Праги. Бойцы, проникнув ночью вглубь города, скрытно окружила большой каменный дом, превращенный гитлеровцами в опорный пункт. Они забросали в окна гранаты и после короткого боя захватила его. В этом бою разведчики уничтожили до взвода вражеской пехоты, семь противников взяли в плен. Своими действиями обеспечили продвижение остальных подразделений дивизии вглубь города. Приказом командира 175-й стрелковой дивизии от 5 октября 1944 года за мужество и отвагу, проявленные в бою, рядовой Стародубцев Николай Филиппович награждён орденом Славы 3-й степени.

В результате четырёхдневных боев советские войска овладели Прагой. Создались выгодные условия для форсирования Вислы и оказания помощи восставшим варшавянам. Разведывательная группа 175-й стрелковой дивизии получила задачу проникнуть в тыл противника, разведать систему его обороны и захватить «языка». 10 октября 1944 года разведчики переправились на западный берег Вислы и проникли вглубь вражеской обороны. Захватив пленного, стали возвращаться обратно и вышли прямо на вражеский дозор. В бою Стародубцев уничтожил вражеского часового и расчет пулемёта. Когда был ранен офицер, командир разведгруппы, Стародубцев вынес его на восточный берег. Затем вернулся к группе и прикрывал отход. Будучи раненым, последним покинул занятый врагом берег. Приказом по войскам 47-й армии от 1 ноября 1944 года за спасение командира и успешное выполнение задания командования рядовой Стародубцев Николай Филиппович награждён орденом Славы 2-й степени.

В середине января 1945 года советские войска перешли в наступление. Началась Висло-Одерская операция. В ночь на 16 января разведчики во главе с сержантом Стародубцевым по льду преодолели Вислу, ворвались во вражескую траншею, гранатами уничтожили четыре станковых пулемета с расчетами и около двух взводов вражеской пехоты. Взяв четырёх пленных и захватив ценные документы, разведчики доставили их командиру полка. Затем они снова устремились вперед, вглубь вражеской обороны. На плацдарм, захваченный разведчиками, вступили главные силы полка. С этого плацдарма дивизия начала наступление на Варшаву.

Указом Президиума Верховного Совета СССР от 31 мая 1945 года за отвагу и мужество, проявленные в боях за Варшаву старший сержант Стародубцев Николай Филиппович награждён орденом Славы 1-й степени. Стал полным кавалером ордена Славы.

В 1945 году Н. Ф. Стародубцев был демобилизован. Возвратился на родину. Жил в селе Завьялово Тогучинского района Новосибирской области. Сначала работал бригадиром в колхозе, потом мастером в совхозе. Но вскоре открылись старые раны, пришлось уйти на пенсию. Скончался 31 марта 1964 года.

Награждён орденами Славы 3-х степеней, медалями.

Напишите отзыв о статье "Стародубцев, Николай Филиппович"

Ссылки

 [www.warheroes.ru/hero/hero.asp?Hero_id=5818 Николай Филиппович Стародубцев]. Сайт «Герои Страны». Проверено 28 июня 2014.

Литература

  • Андреев Г. И., Вакуров И. Д. Солдатская слава. — М., 1976. — Кн. 4.
  • Кавалеры ордена Славы трёх степеней: Краткий биографический словарь / Пред. ред. коллегии Д. С. Сухоруков. — М.: Воениздат, 2000. — 703 с. — 10 000 экз. — ISBN 5-203-01883-9.
  • Новосибирцы Герои Отечества. — Новосибирск, 2010.

Отрывок, характеризующий Стародубцев, Николай Филиппович

– Да нет же! Будут же они лошадиное мясо жрать, как турки, – не отвечая, прокричал Кутузов, ударяя пухлым кулаком по столу, – будут и они, только бы…


В противоположность Кутузову, в то же время, в событии еще более важнейшем, чем отступление армии без боя, в оставлении Москвы и сожжении ее, Растопчин, представляющийся нам руководителем этого события, действовал совершенно иначе.
Событие это – оставление Москвы и сожжение ее – было так же неизбежно, как и отступление войск без боя за Москву после Бородинского сражения.
Каждый русский человек, не на основании умозаключений, а на основании того чувства, которое лежит в нас и лежало в наших отцах, мог бы предсказать то, что совершилось.
Начиная от Смоленска, во всех городах и деревнях русской земли, без участия графа Растопчина и его афиш, происходило то же самое, что произошло в Москве. Народ с беспечностью ждал неприятеля, не бунтовал, не волновался, никого не раздирал на куски, а спокойно ждал своей судьбы, чувствуя в себе силы в самую трудную минуту найти то, что должно было сделать. И как только неприятель подходил, богатейшие элементы населения уходили, оставляя свое имущество; беднейшие оставались и зажигали и истребляли то, что осталось.
Сознание того, что это так будет, и всегда так будет, лежало и лежит в душе русского человека. И сознание это и, более того, предчувствие того, что Москва будет взята, лежало в русском московском обществе 12 го года. Те, которые стали выезжать из Москвы еще в июле и начале августа, показали, что они ждали этого. Те, которые выезжали с тем, что они могли захватить, оставляя дома и половину имущества, действовали так вследствие того скрытого (latent) патриотизма, который выражается не фразами, не убийством детей для спасения отечества и т. п. неестественными действиями, а который выражается незаметно, просто, органически и потому производит всегда самые сильные результаты.
«Стыдно бежать от опасности; только трусы бегут из Москвы», – говорили им. Растопчин в своих афишках внушал им, что уезжать из Москвы было позорно. Им совестно было получать наименование трусов, совестно было ехать, но они все таки ехали, зная, что так надо было. Зачем они ехали? Нельзя предположить, чтобы Растопчин напугал их ужасами, которые производил Наполеон в покоренных землях. Уезжали, и первые уехали богатые, образованные люди, знавшие очень хорошо, что Вена и Берлин остались целы и что там, во время занятия их Наполеоном, жители весело проводили время с обворожительными французами, которых так любили тогда русские мужчины и в особенности дамы.
Они ехали потому, что для русских людей не могло быть вопроса: хорошо ли или дурно будет под управлением французов в Москве. Под управлением французов нельзя было быть: это было хуже всего. Они уезжали и до Бородинского сражения, и еще быстрее после Бородинского сражения, невзирая на воззвания к защите, несмотря на заявления главнокомандующего Москвы о намерении его поднять Иверскую и идти драться, и на воздушные шары, которые должны были погубить французов, и несмотря на весь тот вздор, о котором нисал Растопчин в своих афишах. Они знали, что войско должно драться, и что ежели оно не может, то с барышнями и дворовыми людьми нельзя идти на Три Горы воевать с Наполеоном, а что надо уезжать, как ни жалко оставлять на погибель свое имущество. Они уезжали и не думали о величественном значении этой громадной, богатой столицы, оставленной жителями и, очевидно, сожженной (большой покинутый деревянный город необходимо должен был сгореть); они уезжали каждый для себя, а вместе с тем только вследствие того, что они уехали, и совершилось то величественное событие, которое навсегда останется лучшей славой русского народа. Та барыня, которая еще в июне месяце с своими арапами и шутихами поднималась из Москвы в саратовскую деревню, с смутным сознанием того, что она Бонапарту не слуга, и со страхом, чтобы ее не остановили по приказанию графа Растопчина, делала просто и истинно то великое дело, которое спасло Россию. Граф же Растопчин, который то стыдил тех, которые уезжали, то вывозил присутственные места, то выдавал никуда не годное оружие пьяному сброду, то поднимал образа, то запрещал Августину вывозить мощи и иконы, то захватывал все частные подводы, бывшие в Москве, то на ста тридцати шести подводах увозил делаемый Леппихом воздушный шар, то намекал на то, что он сожжет Москву, то рассказывал, как он сжег свой дом и написал прокламацию французам, где торжественно упрекал их, что они разорили его детский приют; то принимал славу сожжения Москвы, то отрекался от нее, то приказывал народу ловить всех шпионов и приводить к нему, то упрекал за это народ, то высылал всех французов из Москвы, то оставлял в городе г жу Обер Шальме, составлявшую центр всего французского московского населения, а без особой вины приказывал схватить и увезти в ссылку старого почтенного почт директора Ключарева; то сбирал народ на Три Горы, чтобы драться с французами, то, чтобы отделаться от этого народа, отдавал ему на убийство человека и сам уезжал в задние ворота; то говорил, что он не переживет несчастия Москвы, то писал в альбомы по французски стихи о своем участии в этом деле, – этот человек не понимал значения совершающегося события, а хотел только что то сделать сам, удивить кого то, что то совершить патриотически геройское и, как мальчик, резвился над величавым и неизбежным событием оставления и сожжения Москвы и старался своей маленькой рукой то поощрять, то задерживать течение громадного, уносившего его вместе с собой, народного потока.