Старое здание Оружейной палаты
| Здание | |
Старая Оружейная палата </br>(Кремлёвские казармы)
| |
 Старое здание Оружейной палаты (кремлёвские казармы), фото 1884 года. | |
| Страна | Россия |
| Город | Москва |
| Координаты | 55°45′07″ с. ш. 37°36′56″ в. д. / 55.751874° с. ш. 37.6156° в. д. (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=55.751874&mlon=37.6156&zoom=14 (O)] (Я) |
| Архитектурный стиль | высокий классицизм |
| Автор проекта | И.В. Еготов |
| Основатель | Александр I |
| Строительство | 1806—1809 годы |
| Дата упразднения | 1959 |
| Состояние | Снесено |
Старое здание оружейной палаты (кремлёвские казармы) — постройка начала XIX века, располагавшаяся в Московском кремле около Троицкой башни, была снесена в 1959 году. До 1851 года служило местом хранения и экспозиции выставки Оружейной палаты.
История
В 1806 году император Александр I подписал указ «О правилах управления и сохранения в порядке и целости находящихся в Мастерской и Оружейной палате ценностей», который должен был закончить начатое Петром I оформление царских сокровищ в музей. Одновременно с этим началась подготовка к строительству музейного здания Оружейной палаты в Московском кремле.
В 1809 году архитектором И. В. Еготовым было выстроено музейное двухэтажное здание с куполом в стиле высокого классицизма. Оно удачно завершало ансамбль Сенатской площади, ограничив её с южной стороны, тем самым окончательно сформировав пространство около Троицких ворот. В центре фасада здания в виде скульптур были изображены герои русской истории: герои Куликовской битвы монахи Троице-Сергиевой лавры Пересвет и Ослябя, покоритель Сибири Ермак Тимофеевич, освободители Москвы от польско-литовских захватчиков Козьма Минин и Дмитрий Пожарский и другие. Вдоль фасада в виде барельефов были изображены важнейшие события в отечественной истории, как то: выбор князем Владимиром вероисповедания, борьба с монголо-татарами, выход России к южным и северным морям.
Построенное здание Оружейной палаты удачно вписывалось в ансамбль Московского кремля. Руководитель музея П. С. Валуев писал: «Российский музей сей, украшающий императорскую площадь, не уступает ни огромностью, ни высотою, ни великолепием Арсеналу, основанному Петром Великим, и Сенату». Однако отделку здания завершили лишь к 1812 году. К тому времени началась Отечественная война, и экспозицию не разместили в новом здании, а эвакуировали из Москвы. Во время пребывания в Кремле французской армии Наполеона только что законченное здание Оружейной палаты было повреждено. После изгнания наполеоновских войск к 1814 году сооружение было отремонтировано, а в 1816 под руководством Николая Борисовича Юсупова открылась экспозиция Оружейной палаты.
На первый этаж здания можно было попасть через «нарядные сени», украшенные тридцатью колоннами белого мрамора. Первый этаж здания занимали архив, сформированный из дел старинных дворцовых приказов, фондохранилища и модель дворца В. И. Баженова, который предполагалось построить в Кремле в 1770-х годах для Екатерины II. Поднимаясь по парадной лестнице на второй этаж, посетители попадали в основной зал экспозиции. Начаналась она с дальнего Коронного зала, где были выставлены государственные регалии, начиная с «маномаховых регалий». В следующем зале были представлены посольские дары России. Предметы были сгруппированы по государствам, от каких следовал дар, а внутри групп по отдельным дарителям. 2 зала были посвящены оружию и военному могуществу государства. Экспонаты представляли собой военные отечественные и трофейные знамёна, комплекты вооружения народов России.
В 1843 году Царь-пушку и другие русские старинные орудия XVI—XVII веков на лафетах установили цепью вдоль фасада Оружейной палаты, а трофейные пушки оставили грудой у фасада Арсенала. Царь-пушка венчала цепь и стояла у южной части здания.
Кремлёвские казармы
Экспозиция Оружейной палаты выставлялась в здании Еготова около 40 лет. К 1830-м стало ясно, что неотапливаемое, пожароопасное здание не пригодно для дальнейшего хранения экспонатов. В 1851 году архитектором Тоном возводится новое здание Оружейной палаты на месте Конюшенного двора и все сокровища переводят туда. Опустевшее старое здание решают отдать под казармы кремлёвской части, для чего в 1852—1855 годах Тон и Чичагов довольно сильно перестраивают здание Еготова. Купол и весь декор на фасаде здания, включая колоннаду демонтируются. Бывший высокий зал экспозиции на 2-м этаже разделяют на 2 этажа.
После Октябрьской революции и въезда большевиков в Кремль в здании кремлёвских казарм размещается общежитие латышских стрелков и сотрудников СНК СССР, а также квартиры партийных работников.
Снос
В 1959 году принимается решение о сносе здания кремлёвских казарм для постройки на его месте Кремлёвского дворца съездов. Здание разбирается до фундамента, и проводятся археологические раскопки. В 1960 году под руководством архитектора Михаила Васильевича Посохина и при поддержке Хрущёва начинается возведение Кремлёвского дворца съездов. Старинные русские пушки были перенесены к южной стороне Арсенала. А Царь-пушка спустя некоторое время была установлена на Ивановской площади. Построенное здание из стеклобетона по архитектуре сильно дисгармонирует со сложившимся древним ансамблем Московского Кремля[1]. По другому мнению, архитекторами были предприняты серьёзные усилия, чтобы новое здание не внесло дисгармонию в сложившийся ансамбль[2].
Старое здание Оружейной палаты стало последним разрушенным памятником архитектуры на территории Московского Кремля в годы советской власти.
См. также
Напишите отзыв о статье "Старое здание Оружейной палаты"
Примечания
- ↑ Константин Михайлов. Уничтоженный Кремль — М.:Эксмо, 2007 ISBN 978-5-699-18741-6
- ↑ Государственный Кремлёвский Дворец: История в документах и фактах.
Ссылки
- [www.kreml.ru/ru/virtual/exposition/ArmoryIIhXIX/about/ Музеи Московского Кремля — Прогулка по Оружейной палате второй половины XIX века]
- [mosday.ru/photos/?3_51210350 Москва Фотографии Кремлёвские казармы]
- [gkd-kremlin.ru/history/obchistory/historydokifakti/ gkd-kremlin.ru]
| ||||||
Отрывок, характеризующий Старое здание Оружейной палаты
Она смутилась, оглянулась вокруг себя и, увидев брошенную на кадке свою куклу, взяла ее в руки.– Поцелуйте куклу, – сказала она.
Борис внимательным, ласковым взглядом смотрел в ее оживленное лицо и ничего не отвечал.
– Не хотите? Ну, так подите сюда, – сказала она и глубже ушла в цветы и бросила куклу. – Ближе, ближе! – шептала она. Она поймала руками офицера за обшлага, и в покрасневшем лице ее видны были торжественность и страх.
– А меня хотите поцеловать? – прошептала она чуть слышно, исподлобья глядя на него, улыбаясь и чуть не плача от волненья.
Борис покраснел.
– Какая вы смешная! – проговорил он, нагибаясь к ней, еще более краснея, но ничего не предпринимая и выжидая.
Она вдруг вскочила на кадку, так что стала выше его, обняла его обеими руками, так что тонкие голые ручки согнулись выше его шеи и, откинув движением головы волосы назад, поцеловала его в самые губы.
Она проскользнула между горшками на другую сторону цветов и, опустив голову, остановилась.
– Наташа, – сказал он, – вы знаете, что я люблю вас, но…
– Вы влюблены в меня? – перебила его Наташа.
– Да, влюблен, но, пожалуйста, не будем делать того, что сейчас… Еще четыре года… Тогда я буду просить вашей руки.
Наташа подумала.
– Тринадцать, четырнадцать, пятнадцать, шестнадцать… – сказала она, считая по тоненьким пальчикам. – Хорошо! Так кончено?
И улыбка радости и успокоения осветила ее оживленное лицо.
– Кончено! – сказал Борис.
– Навсегда? – сказала девочка. – До самой смерти?
И, взяв его под руку, она с счастливым лицом тихо пошла с ним рядом в диванную.
Графиня так устала от визитов, что не велела принимать больше никого, и швейцару приказано было только звать непременно кушать всех, кто будет еще приезжать с поздравлениями. Графине хотелось с глазу на глаз поговорить с другом своего детства, княгиней Анной Михайловной, которую она не видала хорошенько с ее приезда из Петербурга. Анна Михайловна, с своим исплаканным и приятным лицом, подвинулась ближе к креслу графини.
– С тобой я буду совершенно откровенна, – сказала Анна Михайловна. – Уж мало нас осталось, старых друзей! От этого я так и дорожу твоею дружбой.
Анна Михайловна посмотрела на Веру и остановилась. Графиня пожала руку своему другу.
– Вера, – сказала графиня, обращаясь к старшей дочери, очевидно, нелюбимой. – Как у вас ни на что понятия нет? Разве ты не чувствуешь, что ты здесь лишняя? Поди к сестрам, или…
Красивая Вера презрительно улыбнулась, видимо не чувствуя ни малейшего оскорбления.
– Ежели бы вы мне сказали давно, маменька, я бы тотчас ушла, – сказала она, и пошла в свою комнату.
Но, проходя мимо диванной, она заметила, что в ней у двух окошек симметрично сидели две пары. Она остановилась и презрительно улыбнулась. Соня сидела близко подле Николая, который переписывал ей стихи, в первый раз сочиненные им. Борис с Наташей сидели у другого окна и замолчали, когда вошла Вера. Соня и Наташа с виноватыми и счастливыми лицами взглянули на Веру.
Весело и трогательно было смотреть на этих влюбленных девочек, но вид их, очевидно, не возбуждал в Вере приятного чувства.
– Сколько раз я вас просила, – сказала она, – не брать моих вещей, у вас есть своя комната.
Она взяла от Николая чернильницу.
– Сейчас, сейчас, – сказал он, мокая перо.
– Вы всё умеете делать не во время, – сказала Вера. – То прибежали в гостиную, так что всем совестно сделалось за вас.
Несмотря на то, или именно потому, что сказанное ею было совершенно справедливо, никто ей не отвечал, и все четверо только переглядывались между собой. Она медлила в комнате с чернильницей в руке.
– И какие могут быть в ваши года секреты между Наташей и Борисом и между вами, – всё одни глупости!
– Ну, что тебе за дело, Вера? – тихеньким голоском, заступнически проговорила Наташа.
Она, видимо, была ко всем еще более, чем всегда, в этот день добра и ласкова.
– Очень глупо, – сказала Вера, – мне совестно за вас. Что за секреты?…
– У каждого свои секреты. Мы тебя с Бергом не трогаем, – сказала Наташа разгорячаясь.
– Я думаю, не трогаете, – сказала Вера, – потому что в моих поступках никогда ничего не может быть дурного. А вот я маменьке скажу, как ты с Борисом обходишься.
– Наталья Ильинишна очень хорошо со мной обходится, – сказал Борис. – Я не могу жаловаться, – сказал он.
– Оставьте, Борис, вы такой дипломат (слово дипломат было в большом ходу у детей в том особом значении, какое они придавали этому слову); даже скучно, – сказала Наташа оскорбленным, дрожащим голосом. – За что она ко мне пристает? Ты этого никогда не поймешь, – сказала она, обращаясь к Вере, – потому что ты никогда никого не любила; у тебя сердца нет, ты только madame de Genlis [мадам Жанлис] (это прозвище, считавшееся очень обидным, было дано Вере Николаем), и твое первое удовольствие – делать неприятности другим. Ты кокетничай с Бергом, сколько хочешь, – проговорила она скоро.
– Да уж я верно не стану перед гостями бегать за молодым человеком…
– Ну, добилась своего, – вмешался Николай, – наговорила всем неприятностей, расстроила всех. Пойдемте в детскую.
Все четверо, как спугнутая стая птиц, поднялись и пошли из комнаты.
– Мне наговорили неприятностей, а я никому ничего, – сказала Вера.
– Madame de Genlis! Madame de Genlis! – проговорили смеющиеся голоса из за двери.
Красивая Вера, производившая на всех такое раздражающее, неприятное действие, улыбнулась и видимо не затронутая тем, что ей было сказано, подошла к зеркалу и оправила шарф и прическу. Глядя на свое красивое лицо, она стала, повидимому, еще холоднее и спокойнее.
В гостиной продолжался разговор.
– Ah! chere, – говорила графиня, – и в моей жизни tout n'est pas rose. Разве я не вижу, что du train, que nous allons, [не всё розы. – при нашем образе жизни,] нашего состояния нам не надолго! И всё это клуб, и его доброта. В деревне мы живем, разве мы отдыхаем? Театры, охоты и Бог знает что. Да что обо мне говорить! Ну, как же ты это всё устроила? Я часто на тебя удивляюсь, Annette, как это ты, в свои годы, скачешь в повозке одна, в Москву, в Петербург, ко всем министрам, ко всей знати, со всеми умеешь обойтись, удивляюсь! Ну, как же это устроилось? Вот я ничего этого не умею.
– Ах, душа моя! – отвечала княгиня Анна Михайловна. – Не дай Бог тебе узнать, как тяжело остаться вдовой без подпоры и с сыном, которого любишь до обожания. Всему научишься, – продолжала она с некоторою гордостью. – Процесс мой меня научил. Ежели мне нужно видеть кого нибудь из этих тузов, я пишу записку: «princesse une telle [княгиня такая то] желает видеть такого то» и еду сама на извозчике хоть два, хоть три раза, хоть четыре, до тех пор, пока не добьюсь того, что мне надо. Мне всё равно, что бы обо мне ни думали.
– Ну, как же, кого ты просила о Бореньке? – спросила графиня. – Ведь вот твой уже офицер гвардии, а Николушка идет юнкером. Некому похлопотать. Ты кого просила?
– Князя Василия. Он был очень мил. Сейчас на всё согласился, доложил государю, – говорила княгиня Анна Михайловна с восторгом, совершенно забыв всё унижение, через которое она прошла для достижения своей цели.
– Что он постарел, князь Василий? – спросила графиня. – Я его не видала с наших театров у Румянцевых. И думаю, забыл про меня. Il me faisait la cour, [Он за мной волочился,] – вспомнила графиня с улыбкой.
