Старокатолицизм

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Христианство
Портал:Христианство

Библия
Ветхий Завет · Новый Завет
Апокрифы
Евангелие
Десять заповедей
Нагорная проповедь

Троица
Бог Отец
Бог Сын (Иисус Христос)
Бог Святой Дух

История христианства
Хронология христианства
Раннее христианство
Гностическое христианство
Апостолы
Вселенские соборы
Великий раскол
Крестовые походы
Реформация
Народное христианство

Христианское богословие
Грехопадение · Грех · Благодать
Ипостасный союз
Искупительная жертва · Христология
Спасение · Добродетели
Христианское богослужение · Таинства
Церковь · Эсхатология

Ветви христианства
Католицизм · Православие · Протестантизм
Древние восточные церкви · Антитринитаризм
Численность христиан

Критика христианства
Критика Библии · Возможные источники текста Библии


Старокатолици́зм (нем. Altkatholizismus) — группа западных национальных церквей, возникших в 1870-е годы вследствие неприятия частью духовенства и мирян Римско-католической церкви решений Первого Ватиканского собора: догмата о непогрешимости папы римского и догмата о непорочном зачатии Пресвятой Богородицы[1]. Старокатолики отвергают также филиокве — догмат об исхождении Святого Духа не только от Отца, но и от Сына.

Термин был впервые использован в 1853 году применительно к сторонникам кафедры Утрехтского архиепископа, избиравшегося без санкции папского престола с 1723 года[2].

24 сентября 1889 года была создана Утрехтская уния путём подписания Утрехтской конвенции епископами Голландии, Швейцарии и Германии. С 1931 года Утрехтская уния находится в полном общении с Англиканским сообществом.

Старокатолицизм не является единой деноминацией, а представляет собой ряд Церквей, которые свою экклезиальность основывают на принципе апостольского преемства. Ряд из них объединены в Утрехтскую унию старокатолических Церквей. Старейшей из старокатолических юрисдикций является Голландская старокатолическая церковь, основанная в 1704 году нидерландским католическим архиепископом Петером Коддом (англ.), смещённым с кафедры за янсенизм, осуждённый ранее как ересь.

Несмотря на то, что первоначально старокатолическое движение декларировало как свою цель восстановление канонического устройства неразделённой Церкви, ныне оно представляет довольно либеральное сообщество; так, старокатолики Утрехтской унии практикуют рукоположение женщин в священный сан и благословение однополых браков[3][нет в источнике]К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан).





История

18 июля 1870 года на Первом Ватиканском Соборе был провозглашен догмат о непогрешимости (безошибочности) Папы Римского[4]. Протест против догмата о папской непогрешимости воз­главил профессор Мюнхенского университета Иоганн Йозеф Игнац фон Дёллингер, по инициативе которого в том же году в Нюрнберге состоялся съезд католических богословов, на котором присутствовали 11 профессоров богословия римско-католических богословских факультетов Мюнхенского, Боннского и Бреславльского университетов, не согласившихся с решениями собора. Они заявили о не­возможности принятия Ватиканского догмата как противоре­чащего постановлениям Вселенской Церкви. 17 апреля 1871 года профессор Деллингер, не поддавшись на уговоры архи­епископа Мюнхенского признать папскую непогрешимость, был отлучён от католической Церкви за публичное отрицание церковных вероучений. Позже были отлучены и другие непокорные профессоры-богословы[5].

Отлучённые не прекратили своей борьбы. Они надеялись, что им окажут поддержку немецкие епископы, бывшие их коллеги, энергично противодействовавшие в Риме принятию догмата; но епископы отказались от разрыва с папой. Профессорам, обличавшим новое папистское учение в противоречии евангелию и христианству, выражалось сочувствие и одобрение со стороны разных классов населения в разных местностях Германии и Швейцарии и благосклонное внимание со стороны правительств Пруссии, Вюртемберга, Баден-Гессена, нескольких кантонов. Возникла мысль об организации движения; стали составляться в разных местах комитеты и конференции. От местных комитетов назначались делегаты в центральные комитеты и на конгрессы. На конгрессах составлялись программы и планы деятельности, назначались комиссии для составления проектов организации, для сочинения катехизисов, для сношений с правительствами и с представителями церквей, устанавливались общие руководственные положения вероисповедания, устройства и управления старокатолических общин и церкви. Постепенно развиваясь, старокатолическое движение приняло форму вероисповедания, получило организацию, образовало в Германии и Швейцарии своеобразные религиозные общины и основало в этих странах старокатолические церкви, получившие права религиозных корпораций.

Учёные руководители старокатолического движения на первых же конгрессах направили свою деятельность, во-первых, на восстановление среди многочисленных лиц, участвующих в протесте против папской системы, древнецерковного канонического устройства; во вторых, на очищение христианского вероучения от папистских заблуждений и «новшеств» и на восстановление догматических истин древле-вселенской нераздельной церкви первых девяти веков; в третьих, на воссоединение с церквами православными и вероисповедными, существующими на Западе Европы.

В сентябре 1871 года в Мюнхене состоялся Первый немецкий старокатолический конгресс, на котором, были составлены правила образования и организации приходских общин. Каждая община должна была иметь священника, получившего рукоположение от епископа. При составлении проекта организации общин оказалось, что число католических священников, примкнувших в Германии к старокатолическому движению, недостаточно и не соответствует количеству образовавшихся старокатолических приходов. Открывалась настоятельная нужда в поставлении в священники новых лиц: необходимо было, поэтому, учреждение епископа. На Конгрессе была признана каноничность иерархии Утрехтской церкви, отколовшейся от Римской Церкви. Признание это было очень важно для старокатоликов, потому что в составе самого движения не было ни одного епископа[6].

В 1872 году был составлен из известнейших профессоров богословия «епископский комитет», которому поручено было изыскать меры к основанию старокатолического епископства в Германии. Комитет вошёл по этому предмету в сношения с правительствами Германской империи. Князь Бисмарк, находившийся в то время в разгаре «культуркампфа», обещал комитету своё содействие. Комитетом был избран в епископы бывший бреславльский профессор, священник Иосиф-Губерт Рейнкенс. Рукоположенный утрехтским архиепископом Гулем, он принёс присягу в верности прусскому королю и государству и признан Пруссией, а вскоре после того — Баденом и Гессеном, в достоинстве «епископа германской старокатолической церкви». При соучастии и под руководством епископа была выработана организация старокатолической церкви в Германии. Составные её части — приходские общины, епархии с епископами и Синод. В управлении приходской общины участвуют, под руководством священника, общие собрания членов и приходский совет. В пределах Пруссии учреждены три епархии: Кёльнская, Эссенская и Каттовицская, которые управлялись администраторами, под руководством епископа. Епископ первое время был единственным в Германии старокатолическим иерархом.

В течение 1874—1875 годы в Баденском великом герцогстве и в Пруссии изданы законы относительно юридического и материального положения старокатолических церковных учреждений: старокатолическая церковь признана общественной религиозной корпорацией, тогда как в Австрии и Баварии Старокатолики пользуются лишь правом отправлении частного богослужения (exercitium privatum religionis, societas privata).

В Швейцарии старокатолическое движение сопровождалось большим успехом, чем в Германии. Правительства некоторых кантонов запретили швейцарским епископам обнародовать постановления Ватиканского собора, и тех из них, которые распространяли новый догмат в духовенстве и населении, подвергли взысканиям. Священники, действовавшие по инструкциям своих епископов, были лишены должностей и содержания; изданы были узаконения о подведомственности духовных лиц светской власти. Вследствие протеста папской курии против распоряжений государственной власти, направленных к ограничению влияния папы и его курии на население, папистская церковь потеряла в Швейцарии значение «католической церкви» и низведена в положение совокупности частных религиозных общин, без прав государственной церкви.

Руководители старокатолического движения в Швейцарии настойчиво заботились об утверждении нового учения, об общественной организации старокатоличечских приходских общин, о согласовании этой организации с государственными узаконениями. Епископом швейцарской христово-кафолической церкви был избран профессор богословия в бернском университете Эдуард Герцог; открыт старокатолический богословский факультет в составе Бернского университета. Христианско-католическая церковь Швейцарии признана государственной церковью, с публичными правами. Число старокатолических приходов Швейцарии к концу XIX века достигало 60, с населением около 80000 лиц.

Для уточнения вероучения созывались совещания на конференциях и конгрессах, в комиссиях и синодах, производились учёные исследования и сношения и изданы: 1) «Руководство к обучению православной веры в высших школах» (профессора Лангена), составленное по поручению старокатолического синода в Бонне 1875 г., 2) «Катехизис», изданный в Бонне в 1870 году 3) «Христово-кафолический катехизис» (швейцарских католиков; Берн, 1889); 4) «Книга литургических молитвословий», с приложением песнопений (Маннгейм, 1885); 5) «Книга молитв христово-кафолической церкви» (Берн, 1889) и 6) «Утрехтское объявление», подписанное 24 сентября 1889 году двумя старокатолическими епископами — Рейнкенсом и Герцогом и тремя епископами утрехтской церкви.

Старокатолики решительно отвергли учения о всевластии или plenitudo potestatis и о непогрешимости папы, о непорочном зачатии Пресвятой Девы, о чистилище, отвергли обязательность постановлений Триентского собора, ряда папских булл, силлабуса 1864 года и т. п.; признали необходимость восстановления древнего Никео-Цареградского символа веры, с исключением из него Filioque, как внесенного противоканонично; признали догматическое учение, выясненное на семи вселенских соборах православной церкви, вероучением вселенской церкви, обязательным навсегда для православных христиан; постановили «твёрдо содержать древнюю кафолическую веру относительно святого таинства алтаря» (но избегают слова «пресуществление»); стали восстановлять причащение под обоими видами и на квасном хлебе (хотя и не во всех общинах); отменили, в принципе, обязательность безбрачия духовенства, хотя на практике многие общины не решались допускать женатых священников.

Одна из важнейших задач, поставленных старокатоликами, была соединение с церквами западными, отделившимися некогда от церкви римско-католической, и с православными восточными. В видах выполнения этой задачи представители старокатолицизма наладили контакты с представителями церквей утрехтской, англиканской, православных и других. На некоторых конференциях и на международных старокатолических конгрессах присутствовали и члены православных церквей — миряне, сочувствующие старокатоличеству и сближению его с православной церковью, профессора богословских наук, духовные лица и даже епископы Элладской и Сербской церквей).

В 1889 году старокатолики вошли с Утрехтской церковью в полное общение или унию, а с англиканской церковью состояли в интеркоммъюнионе. С 1890 года проходили «Интернациональные старокатоличенские конгрессы».

К концу XIX века, несмотря на значительное сближение по многим догматам вероучения с Православной Церковью, старокатолики, под влиянием епископов церквей англиканской и утрехтской и протестантских профессоров, в лице некоторых своих представителей не нашли возможным «подчиняться догматам или формулам одной церкви», решив «утверждаться на базисе свободного признания существенного учения вселенной церкви и на католическом принципе содействия духа христианской истине и любви».

В первой четверти XX века старокатолики проживали в 7 государствах: Германии, Австрии, Швейцарии («Христианско-католическая церковь»), России («Мариавитская церковь»), Франции и Северной Америке («Польская национальная церковь»).

В Германии находилась одна старокатолическая епархия с кафедрой в прирейнском Бонне. Епископом был доктор Йозеф Деммель. 6 марта 1911 года был рукоположён викарий — священник Георг Моог фон Крефельд (Georg Moog von Krefeld). В хиротонии приняли участие архиепископ Утрехтский Гуль, епископ Хаарлемский ван Тиль и епископ из Швейцарии Херцог.

В Бонне находились центральные органы епархии: синодальное представительство (Synodal-Repräsentanz), синодальный суд, канцелярия епископа и семинария (Iohanneum).

В октябре 1931 года состоялась конференция старокатоликов в Бонне, которая имела важное значение в смысле уточнения вероучения. На ней присутствовали епископы голландских, швейцарских и немецких старокатолических общин, а со стороны православных — представители Восточных Патриархов, а также делегаты Кипрской, Сербской, Румынской, Элладской и Польской Православных Церквей[4].

В 1994 году немецкие старокатолические епископы одобрили ординацию женщин; рукоположение первой женщины состоялась в 1996 году. подобные решения были вскоре приняты старокатоликами Австрии, Польши и Нидерландов[2].

Характерезуя современный старокатолицизм, диакон Августин Соколовский в 2010 году отмечал[3]:

В полемике с Римом старокатолическое движение ссылается на догматические расхождения. Но в своём бытийном устремлении оно более руководствуется желанием модернизировать жизнь Церкви, нежели стремлением «законсервировать» католическую традицию в «дособорном» виде.

Закономерным следствием этого является путь, проделанный старокатолицизмом в последние десятилетия. Возникая как движение за подлинное католичество, древнее христианство, старокатолицизм, как и всякий раскол, неизбежно вероучительно деградировал. Современный старокатолицизм почти повсеместно во всех своих поместных церквях положительно решил вопрос о женском священстве.

К сожалению, этот процесс пойдет дальше: налицо превращение старокатолической церкви в протестантскую конфессию. Парадоксальным образом это совпадает с падением числа прихожан. Например, в Швейцарии, где старокатоличество является одним из трёх официальных вероисповеданий, число прихожан, отождествляющих себя с этой традицией, сейчас катастрофически уменьшается.

Список старокатолических церквей

Церкви — члены Утрехтской Унии Старокатолических церквей

Церкви, находящиеся в общении с Утрехтской Унией Старокатолических церквей

Церкви — члены Всемирного Совета Народных Старокатолических церквей

Мариавитские церкви

Другие церкви

См. также

Напишите отзыв о статье "Старокатолицизм"

Примечания

  1. Вилли Фотре, ‎Патрисия Дюваль, ‎Режис Дерикбур [books.google.com/books?id=IVurAQAAQBAJ&pg=PA177&dq=%22%D0%A1%D1%82%D0%B0%D1%80%D0%BE%D0%BA%D0%B0%D1%82%D0%BE%D0%BB%D0%B8%D1%86%D0%B8%D0%B7%D0%BC%22 Антисектантские движения и государственный нейтралитет. Предмет исследования: FECRIS] в Google Книгах
  2. 1 2 George D. Chryssides, Margaret Z. Wilkins [books.google.com/books?id=eGV_BAAAQBAJ&pg=PA424&dq=%22Old+Catholic+Church+emerged+in+1853%22 Christians in the Twenty-First Century] в Google Книгах
  3. 1 2 [www.pravmir.ru/slozhnyj-vopros/ Сложный вопрос | Православие и мир]
  4. 1 2 [www.sedmitza.ru/lib/text/436411/ Начало диалога Русской Православной Церкви с англиканами и старокатоликами] // Русская Православная Церковь, 988—1988. Очерки истории I—XIX вв. М.: Изд. Московской Патриархии, 1988, вып. 1.
  5. Д. А. Торопов [mospat.ru/church-and-time/1309 Роль Санкт-Петербургского отдела Общества любителей духовного просвещения на первом этапе переговоров представителей Русской Церкви со старокатоликами (1871—1875)] // «Церковь и время» № 59
  6. Г. Н. Скобей «К завершению православно-старокатолического богословского диалога» // «Журнал Московской Патриархии», № 5, 1988 г.

Ссылки

Отрывок, характеризующий Старокатолицизм

«Что я сказала, что я сделала!» подумала она, как только вышла из комнаты.
Долго ждали в этот день Наташу к обеду. Она сидела в своей комнате и рыдала, как ребенок, сморкаясь и всхлипывая. Соня стояла над ней и целовала ее в волосы.
– Наташа, об чем ты? – говорила она. – Что тебе за дело до них? Всё пройдет, Наташа.
– Нет, ежели бы ты знала, как это обидно… точно я…
– Не говори, Наташа, ведь ты не виновата, так что тебе за дело? Поцелуй меня, – сказала Соня.
Наташа подняла голову, и в губы поцеловав свою подругу, прижала к ней свое мокрое лицо.
– Я не могу сказать, я не знаю. Никто не виноват, – говорила Наташа, – я виновата. Но всё это больно ужасно. Ах, что он не едет!…
Она с красными глазами вышла к обеду. Марья Дмитриевна, знавшая о том, как князь принял Ростовых, сделала вид, что она не замечает расстроенного лица Наташи и твердо и громко шутила за столом с графом и другими гостями.


В этот вечер Ростовы поехали в оперу, на которую Марья Дмитриевна достала билет.
Наташе не хотелось ехать, но нельзя было отказаться от ласковости Марьи Дмитриевны, исключительно для нее предназначенной. Когда она, одетая, вышла в залу, дожидаясь отца и поглядевшись в большое зеркало, увидала, что она хороша, очень хороша, ей еще более стало грустно; но грустно сладостно и любовно.
«Боже мой, ежели бы он был тут; тогда бы я не так как прежде, с какой то глупой робостью перед чем то, а по новому, просто, обняла бы его, прижалась бы к нему, заставила бы его смотреть на меня теми искательными, любопытными глазами, которыми он так часто смотрел на меня и потом заставила бы его смеяться, как он смеялся тогда, и глаза его – как я вижу эти глаза! думала Наташа. – И что мне за дело до его отца и сестры: я люблю его одного, его, его, с этим лицом и глазами, с его улыбкой, мужской и вместе детской… Нет, лучше не думать о нем, не думать, забыть, совсем забыть на это время. Я не вынесу этого ожидания, я сейчас зарыдаю», – и она отошла от зеркала, делая над собой усилия, чтоб не заплакать. – «И как может Соня так ровно, так спокойно любить Николиньку, и ждать так долго и терпеливо»! подумала она, глядя на входившую, тоже одетую, с веером в руках Соню.
«Нет, она совсем другая. Я не могу»!
Наташа чувствовала себя в эту минуту такой размягченной и разнеженной, что ей мало было любить и знать, что она любима: ей нужно теперь, сейчас нужно было обнять любимого человека и говорить и слышать от него слова любви, которыми было полно ее сердце. Пока она ехала в карете, сидя рядом с отцом, и задумчиво глядела на мелькавшие в мерзлом окне огни фонарей, она чувствовала себя еще влюбленнее и грустнее и забыла с кем и куда она едет. Попав в вереницу карет, медленно визжа колесами по снегу карета Ростовых подъехала к театру. Поспешно выскочили Наташа и Соня, подбирая платья; вышел граф, поддерживаемый лакеями, и между входившими дамами и мужчинами и продающими афиши, все трое пошли в коридор бенуара. Из за притворенных дверей уже слышались звуки музыки.
– Nathalie, vos cheveux, [Натали, твои волосы,] – прошептала Соня. Капельдинер учтиво и поспешно проскользнул перед дамами и отворил дверь ложи. Музыка ярче стала слышна в дверь, блеснули освещенные ряды лож с обнаженными плечами и руками дам, и шумящий и блестящий мундирами партер. Дама, входившая в соседний бенуар, оглянула Наташу женским, завистливым взглядом. Занавесь еще не поднималась и играли увертюру. Наташа, оправляя платье, прошла вместе с Соней и села, оглядывая освещенные ряды противуположных лож. Давно не испытанное ею ощущение того, что сотни глаз смотрят на ее обнаженные руки и шею, вдруг и приятно и неприятно охватило ее, вызывая целый рой соответствующих этому ощущению воспоминаний, желаний и волнений.
Две замечательно хорошенькие девушки, Наташа и Соня, с графом Ильей Андреичем, которого давно не видно было в Москве, обратили на себя общее внимание. Кроме того все знали смутно про сговор Наташи с князем Андреем, знали, что с тех пор Ростовы жили в деревне, и с любопытством смотрели на невесту одного из лучших женихов России.
Наташа похорошела в деревне, как все ей говорили, а в этот вечер, благодаря своему взволнованному состоянию, была особенно хороша. Она поражала полнотой жизни и красоты, в соединении с равнодушием ко всему окружающему. Ее черные глаза смотрели на толпу, никого не отыскивая, а тонкая, обнаженная выше локтя рука, облокоченная на бархатную рампу, очевидно бессознательно, в такт увертюры, сжималась и разжималась, комкая афишу.
– Посмотри, вот Аленина – говорила Соня, – с матерью кажется!
– Батюшки! Михаил Кирилыч то еще потолстел, – говорил старый граф.
– Смотрите! Анна Михайловна наша в токе какой!
– Карагины, Жюли и Борис с ними. Сейчас видно жениха с невестой. – Друбецкой сделал предложение!
– Как же, нынче узнал, – сказал Шиншин, входивший в ложу Ростовых.
Наташа посмотрела по тому направлению, по которому смотрел отец, и увидала, Жюли, которая с жемчугами на толстой красной шее (Наташа знала, обсыпанной пудрой) сидела с счастливым видом, рядом с матерью.
Позади их с улыбкой, наклоненная ухом ко рту Жюли, виднелась гладко причесанная, красивая голова Бориса. Он исподлобья смотрел на Ростовых и улыбаясь говорил что то своей невесте.
«Они говорят про нас, про меня с ним!» подумала Наташа. «И он верно успокоивает ревность ко мне своей невесты: напрасно беспокоятся! Ежели бы они знали, как мне ни до кого из них нет дела».
Сзади сидела в зеленой токе, с преданным воле Божией и счастливым, праздничным лицом, Анна Михайловна. В ложе их стояла та атмосфера – жениха с невестой, которую так знала и любила Наташа. Она отвернулась и вдруг всё, что было унизительного в ее утреннем посещении, вспомнилось ей.
«Какое право он имеет не хотеть принять меня в свое родство? Ах лучше не думать об этом, не думать до его приезда!» сказала она себе и стала оглядывать знакомые и незнакомые лица в партере. Впереди партера, в самой середине, облокотившись спиной к рампе, стоял Долохов с огромной, кверху зачесанной копной курчавых волос, в персидском костюме. Он стоял на самом виду театра, зная, что он обращает на себя внимание всей залы, так же свободно, как будто он стоял в своей комнате. Около него столпившись стояла самая блестящая молодежь Москвы, и он видимо первенствовал между ними.
Граф Илья Андреич, смеясь, подтолкнул краснеющую Соню, указывая ей на прежнего обожателя.
– Узнала? – спросил он. – И откуда он взялся, – обратился граф к Шиншину, – ведь он пропадал куда то?
– Пропадал, – отвечал Шиншин. – На Кавказе был, а там бежал, и, говорят, у какого то владетельного князя был министром в Персии, убил там брата шахова: ну с ума все и сходят московские барыни! Dolochoff le Persan, [Персианин Долохов,] да и кончено. У нас теперь нет слова без Долохова: им клянутся, на него зовут как на стерлядь, – говорил Шиншин. – Долохов, да Курагин Анатоль – всех у нас барынь с ума свели.
В соседний бенуар вошла высокая, красивая дама с огромной косой и очень оголенными, белыми, полными плечами и шеей, на которой была двойная нитка больших жемчугов, и долго усаживалась, шумя своим толстым шелковым платьем.
Наташа невольно вглядывалась в эту шею, плечи, жемчуги, прическу и любовалась красотой плеч и жемчугов. В то время как Наташа уже второй раз вглядывалась в нее, дама оглянулась и, встретившись глазами с графом Ильей Андреичем, кивнула ему головой и улыбнулась. Это была графиня Безухова, жена Пьера. Илья Андреич, знавший всех на свете, перегнувшись, заговорил с ней.
– Давно пожаловали, графиня? – заговорил он. – Приду, приду, ручку поцелую. А я вот приехал по делам и девочек своих с собой привез. Бесподобно, говорят, Семенова играет, – говорил Илья Андреич. – Граф Петр Кириллович нас никогда не забывал. Он здесь?
– Да, он хотел зайти, – сказала Элен и внимательно посмотрела на Наташу.
Граф Илья Андреич опять сел на свое место.
– Ведь хороша? – шопотом сказал он Наташе.
– Чудо! – сказала Наташа, – вот влюбиться можно! В это время зазвучали последние аккорды увертюры и застучала палочка капельмейстера. В партере прошли на места запоздавшие мужчины и поднялась занавесь.
Как только поднялась занавесь, в ложах и партере всё замолкло, и все мужчины, старые и молодые, в мундирах и фраках, все женщины в драгоценных каменьях на голом теле, с жадным любопытством устремили всё внимание на сцену. Наташа тоже стала смотреть.


На сцене были ровные доски по средине, с боков стояли крашеные картины, изображавшие деревья, позади было протянуто полотно на досках. В середине сцены сидели девицы в красных корсажах и белых юбках. Одна, очень толстая, в шелковом белом платье, сидела особо на низкой скамеечке, к которой был приклеен сзади зеленый картон. Все они пели что то. Когда они кончили свою песню, девица в белом подошла к будочке суфлера, и к ней подошел мужчина в шелковых, в обтяжку, панталонах на толстых ногах, с пером и кинжалом и стал петь и разводить руками.
Мужчина в обтянутых панталонах пропел один, потом пропела она. Потом оба замолкли, заиграла музыка, и мужчина стал перебирать пальцами руку девицы в белом платье, очевидно выжидая опять такта, чтобы начать свою партию вместе с нею. Они пропели вдвоем, и все в театре стали хлопать и кричать, а мужчина и женщина на сцене, которые изображали влюбленных, стали, улыбаясь и разводя руками, кланяться.
После деревни и в том серьезном настроении, в котором находилась Наташа, всё это было дико и удивительно ей. Она не могла следить за ходом оперы, не могла даже слышать музыку: она видела только крашеные картоны и странно наряженных мужчин и женщин, при ярком свете странно двигавшихся, говоривших и певших; она знала, что всё это должно было представлять, но всё это было так вычурно фальшиво и ненатурально, что ей становилось то совестно за актеров, то смешно на них. Она оглядывалась вокруг себя, на лица зрителей, отыскивая в них то же чувство насмешки и недоумения, которое было в ней; но все лица были внимательны к тому, что происходило на сцене и выражали притворное, как казалось Наташе, восхищение. «Должно быть это так надобно!» думала Наташа. Она попеременно оглядывалась то на эти ряды припомаженных голов в партере, то на оголенных женщин в ложах, в особенности на свою соседку Элен, которая, совершенно раздетая, с тихой и спокойной улыбкой, не спуская глаз, смотрела на сцену, ощущая яркий свет, разлитый по всей зале и теплый, толпою согретый воздух. Наташа мало по малу начинала приходить в давно не испытанное ею состояние опьянения. Она не помнила, что она и где она и что перед ней делается. Она смотрела и думала, и самые странные мысли неожиданно, без связи, мелькали в ее голове. То ей приходила мысль вскочить на рампу и пропеть ту арию, которую пела актриса, то ей хотелось зацепить веером недалеко от нее сидевшего старичка, то перегнуться к Элен и защекотать ее.
В одну из минут, когда на сцене всё затихло, ожидая начала арии, скрипнула входная дверь партера, на той стороне где была ложа Ростовых, и зазвучали шаги запоздавшего мужчины. «Вот он Курагин!» прошептал Шиншин. Графиня Безухова улыбаясь обернулась к входящему. Наташа посмотрела по направлению глаз графини Безуховой и увидала необыкновенно красивого адъютанта, с самоуверенным и вместе учтивым видом подходящего к их ложе. Это был Анатоль Курагин, которого она давно видела и заметила на петербургском бале. Он был теперь в адъютантском мундире с одной эполетой и эксельбантом. Он шел сдержанной, молодецкой походкой, которая была бы смешна, ежели бы он не был так хорош собой и ежели бы на прекрасном лице не было бы такого выражения добродушного довольства и веселия. Несмотря на то, что действие шло, он, не торопясь, слегка побрякивая шпорами и саблей, плавно и высоко неся свою надушенную красивую голову, шел по ковру коридора. Взглянув на Наташу, он подошел к сестре, положил руку в облитой перчатке на край ее ложи, тряхнул ей головой и наклонясь спросил что то, указывая на Наташу.
– Mais charmante! [Очень мила!] – сказал он, очевидно про Наташу, как не столько слышала она, сколько поняла по движению его губ. Потом он прошел в первый ряд и сел подле Долохова, дружески и небрежно толкнув локтем того Долохова, с которым так заискивающе обращались другие. Он, весело подмигнув, улыбнулся ему и уперся ногой в рампу.
– Как похожи брат с сестрой! – сказал граф. – И как хороши оба!
Шиншин вполголоса начал рассказывать графу какую то историю интриги Курагина в Москве, к которой Наташа прислушалась именно потому, что он сказал про нее charmante.
Первый акт кончился, в партере все встали, перепутались и стали ходить и выходить.
Борис пришел в ложу Ростовых, очень просто принял поздравления и, приподняв брови, с рассеянной улыбкой, передал Наташе и Соне просьбу его невесты, чтобы они были на ее свадьбе, и вышел. Наташа с веселой и кокетливой улыбкой разговаривала с ним и поздравляла с женитьбой того самого Бориса, в которого она была влюблена прежде. В том состоянии опьянения, в котором она находилась, всё казалось просто и естественно.
Голая Элен сидела подле нее и одинаково всем улыбалась; и точно так же улыбнулась Наташа Борису.
Ложа Элен наполнилась и окружилась со стороны партера самыми знатными и умными мужчинами, которые, казалось, наперерыв желали показать всем, что они знакомы с ней.
Курагин весь этот антракт стоял с Долоховым впереди у рампы, глядя на ложу Ростовых. Наташа знала, что он говорил про нее, и это доставляло ей удовольствие. Она даже повернулась так, чтобы ему виден был ее профиль, по ее понятиям, в самом выгодном положении. Перед началом второго акта в партере показалась фигура Пьера, которого еще с приезда не видали Ростовы. Лицо его было грустно, и он еще потолстел, с тех пор как его последний раз видела Наташа. Он, никого не замечая, прошел в первые ряды. Анатоль подошел к нему и стал что то говорить ему, глядя и указывая на ложу Ростовых. Пьер, увидав Наташу, оживился и поспешно, по рядам, пошел к их ложе. Подойдя к ним, он облокотился и улыбаясь долго говорил с Наташей. Во время своего разговора с Пьером, Наташа услыхала в ложе графини Безуховой мужской голос и почему то узнала, что это был Курагин. Она оглянулась и встретилась с ним глазами. Он почти улыбаясь смотрел ей прямо в глаза таким восхищенным, ласковым взглядом, что казалось странно быть от него так близко, так смотреть на него, быть так уверенной, что нравишься ему, и не быть с ним знакомой.
Во втором акте были картины, изображающие монументы и была дыра в полотне, изображающая луну, и абажуры на рампе подняли, и стали играть в басу трубы и контрабасы, и справа и слева вышло много людей в черных мантиях. Люди стали махать руками, и в руках у них было что то вроде кинжалов; потом прибежали еще какие то люди и стали тащить прочь ту девицу, которая была прежде в белом, а теперь в голубом платье. Они не утащили ее сразу, а долго с ней пели, а потом уже ее утащили, и за кулисами ударили три раза во что то металлическое, и все стали на колена и запели молитву. Несколько раз все эти действия прерывались восторженными криками зрителей.
Во время этого акта Наташа всякий раз, как взглядывала в партер, видела Анатоля Курагина, перекинувшего руку через спинку кресла и смотревшего на нее. Ей приятно было видеть, что он так пленен ею, и не приходило в голову, чтобы в этом было что нибудь дурное.
Когда второй акт кончился, графиня Безухова встала, повернулась к ложе Ростовых (грудь ее совершенно была обнажена), пальчиком в перчатке поманила к себе старого графа, и не обращая внимания на вошедших к ней в ложу, начала любезно улыбаясь говорить с ним.
– Да познакомьте же меня с вашими прелестными дочерьми, – сказала она, – весь город про них кричит, а я их не знаю.
Наташа встала и присела великолепной графине. Наташе так приятна была похвала этой блестящей красавицы, что она покраснела от удовольствия.
– Я теперь тоже хочу сделаться москвичкой, – говорила Элен. – И как вам не совестно зарыть такие перлы в деревне!
Графиня Безухая, по справедливости, имела репутацию обворожительной женщины. Она могла говорить то, чего не думала, и в особенности льстить, совершенно просто и натурально.
– Нет, милый граф, вы мне позвольте заняться вашими дочерьми. Я хоть теперь здесь не надолго. И вы тоже. Я постараюсь повеселить ваших. Я еще в Петербурге много слышала о вас, и хотела вас узнать, – сказала она Наташе с своей однообразно красивой улыбкой. – Я слышала о вас и от моего пажа – Друбецкого. Вы слышали, он женится? И от друга моего мужа – Болконского, князя Андрея Болконского, – сказала она с особенным ударением, намекая этим на то, что она знала отношения его к Наташе. – Она попросила, чтобы лучше познакомиться, позволить одной из барышень посидеть остальную часть спектакля в ее ложе, и Наташа перешла к ней.