Старцев, Виталий Иванович
Поделись знанием:
Полковой командир испугался, не виноват ли он в этом, и ничего не ответил. Офицер в эту минуту заметил лицо капитана с красным носом и подтянутым животом и так похоже передразнил его лицо и позу, что Несвицкий не мог удержать смеха.
Кутузов обернулся. Видно было, что офицер мог управлять своим лицом, как хотел: в ту минуту, как Кутузов обернулся, офицер успел сделать гримасу, а вслед за тем принять самое серьезное, почтительное и невинное выражение.
Третья рота была последняя, и Кутузов задумался, видимо припоминая что то. Князь Андрей выступил из свиты и по французски тихо сказал:
– Вы приказали напомнить о разжалованном Долохове в этом полку.
– Где тут Долохов? – спросил Кутузов.
Долохов, уже переодетый в солдатскую серую шинель, не дожидался, чтоб его вызвали. Стройная фигура белокурого с ясными голубыми глазами солдата выступила из фронта. Он подошел к главнокомандующему и сделал на караул.
– Претензия? – нахмурившись слегка, спросил Кутузов.
– Это Долохов, – сказал князь Андрей.
– A! – сказал Кутузов. – Надеюсь, что этот урок тебя исправит, служи хорошенько. Государь милостив. И я не забуду тебя, ежели ты заслужишь.
Голубые ясные глаза смотрели на главнокомандующего так же дерзко, как и на полкового командира, как будто своим выражением разрывая завесу условности, отделявшую так далеко главнокомандующего от солдата.
– Об одном прошу, ваше высокопревосходительство, – сказал он своим звучным, твердым, неспешащим голосом. – Прошу дать мне случай загладить мою вину и доказать мою преданность государю императору и России.
Кутузов отвернулся. На лице его промелькнула та же улыбка глаз, как и в то время, когда он отвернулся от капитана Тимохина. Он отвернулся и поморщился, как будто хотел выразить этим, что всё, что ему сказал Долохов, и всё, что он мог сказать ему, он давно, давно знает, что всё это уже прискучило ему и что всё это совсем не то, что нужно. Он отвернулся и направился к коляске.
Полк разобрался ротами и направился к назначенным квартирам невдалеке от Браунау, где надеялся обуться, одеться и отдохнуть после трудных переходов.
– Вы на меня не претендуете, Прохор Игнатьич? – сказал полковой командир, объезжая двигавшуюся к месту 3 ю роту и подъезжая к шедшему впереди ее капитану Тимохину. Лицо полкового командира выражало после счастливо отбытого смотра неудержимую радость. – Служба царская… нельзя… другой раз во фронте оборвешь… Сам извинюсь первый, вы меня знаете… Очень благодарил! – И он протянул руку ротному.
– Помилуйте, генерал, да смею ли я! – отвечал капитан, краснея носом, улыбаясь и раскрывая улыбкой недостаток двух передних зубов, выбитых прикладом под Измаилом.
– Да господину Долохову передайте, что я его не забуду, чтоб он был спокоен. Да скажите, пожалуйста, я всё хотел спросить, что он, как себя ведет? И всё…
– По службе очень исправен, ваше превосходительство… но карахтер… – сказал Тимохин.
– А что, что характер? – спросил полковой командир.
– Находит, ваше превосходительство, днями, – говорил капитан, – то и умен, и учен, и добр. А то зверь. В Польше убил было жида, изволите знать…
– Ну да, ну да, – сказал полковой командир, – всё надо пожалеть молодого человека в несчастии. Ведь большие связи… Так вы того…
– Слушаю, ваше превосходительство, – сказал Тимохин, улыбкой давая чувствовать, что он понимает желания начальника.
– Ну да, ну да.
Полковой командир отыскал в рядах Долохова и придержал лошадь.
– До первого дела – эполеты, – сказал он ему.
Долохов оглянулся, ничего не сказал и не изменил выражения своего насмешливо улыбающегося рта.
– Ну, вот и хорошо, – продолжал полковой командир. – Людям по чарке водки от меня, – прибавил он, чтобы солдаты слышали. – Благодарю всех! Слава Богу! – И он, обогнав роту, подъехал к другой.
– Что ж, он, право, хороший человек; с ним служить можно, – сказал Тимохин субалтерн офицеру, шедшему подле него.
– Одно слово, червонный!… (полкового командира прозвали червонным королем) – смеясь, сказал субалтерн офицер.
Счастливое расположение духа начальства после смотра перешло и к солдатам. Рота шла весело. Со всех сторон переговаривались солдатские голоса.
– Как же сказывали, Кутузов кривой, об одном глазу?
– А то нет! Вовсе кривой.
– Не… брат, глазастее тебя. Сапоги и подвертки – всё оглядел…
– Как он, братец ты мой, глянет на ноги мне… ну! думаю…
– А другой то австрияк, с ним был, словно мелом вымазан. Как мука, белый. Я чай, как амуницию чистят!
– Что, Федешоу!… сказывал он, что ли, когда стражения начнутся, ты ближе стоял? Говорили всё, в Брунове сам Бунапарте стоит.
– Бунапарте стоит! ишь врет, дура! Чего не знает! Теперь пруссак бунтует. Австрияк его, значит, усмиряет. Как он замирится, тогда и с Бунапартом война откроется. А то, говорит, в Брунове Бунапарте стоит! То то и видно, что дурак. Ты слушай больше.
– Вишь черти квартирьеры! Пятая рота, гляди, уже в деревню заворачивает, они кашу сварят, а мы еще до места не дойдем.
– Дай сухарика то, чорт.
– А табаку то вчера дал? То то, брат. Ну, на, Бог с тобой.
– Хоть бы привал сделали, а то еще верст пять пропрем не емши.
– То то любо было, как немцы нам коляски подавали. Едешь, знай: важно!
– А здесь, братец, народ вовсе оголтелый пошел. Там всё как будто поляк был, всё русской короны; а нынче, брат, сплошной немец пошел.
– Песенники вперед! – послышался крик капитана.
И перед роту с разных рядов выбежало человек двадцать. Барабанщик запевало обернулся лицом к песенникам, и, махнув рукой, затянул протяжную солдатскую песню, начинавшуюся: «Не заря ли, солнышко занималося…» и кончавшуюся словами: «То то, братцы, будет слава нам с Каменскиим отцом…» Песня эта была сложена в Турции и пелась теперь в Австрии, только с тем изменением, что на место «Каменскиим отцом» вставляли слова: «Кутузовым отцом».
Оторвав по солдатски эти последние слова и махнув руками, как будто он бросал что то на землю, барабанщик, сухой и красивый солдат лет сорока, строго оглянул солдат песенников и зажмурился. Потом, убедившись, что все глаза устремлены на него, он как будто осторожно приподнял обеими руками какую то невидимую, драгоценную вещь над головой, подержал ее так несколько секунд и вдруг отчаянно бросил ее:
Ах, вы, сени мои, сени!
«Сени новые мои…», подхватили двадцать голосов, и ложечник, несмотря на тяжесть амуниции, резво выскочил вперед и пошел задом перед ротой, пошевеливая плечами и угрожая кому то ложками. Солдаты, в такт песни размахивая руками, шли просторным шагом, невольно попадая в ногу. Сзади роты послышались звуки колес, похрускиванье рессор и топот лошадей.
Кутузов со свитой возвращался в город. Главнокомандующий дал знак, чтобы люди продолжали итти вольно, и на его лице и на всех лицах его свиты выразилось удовольствие при звуках песни, при виде пляшущего солдата и весело и бойко идущих солдат роты. Во втором ряду, с правого фланга, с которого коляска обгоняла роты, невольно бросался в глаза голубоглазый солдат, Долохов, который особенно бойко и грациозно шел в такт песни и глядел на лица проезжающих с таким выражением, как будто он жалел всех, кто не шел в это время с ротой. Гусарский корнет из свиты Кутузова, передразнивавший полкового командира, отстал от коляски и подъехал к Долохову.
Гусарский корнет Жерков одно время в Петербурге принадлежал к тому буйному обществу, которым руководил Долохов. За границей Жерков встретил Долохова солдатом, но не счел нужным узнать его. Теперь, после разговора Кутузова с разжалованным, он с радостью старого друга обратился к нему:
– Друг сердечный, ты как? – сказал он при звуках песни, ровняя шаг своей лошади с шагом роты.
– Я как? – отвечал холодно Долохов, – как видишь.
Бойкая песня придавала особенное значение тону развязной веселости, с которой говорил Жерков, и умышленной холодности ответов Долохова.
– Ну, как ладишь с начальством? – спросил Жерков.
– Ничего, хорошие люди. Ты как в штаб затесался?
– Прикомандирован, дежурю.
Они помолчали.
«Выпускала сокола да из правого рукава», говорила песня, невольно возбуждая бодрое, веселое чувство. Разговор их, вероятно, был бы другой, ежели бы они говорили не при звуках песни.
– Что правда, австрийцев побили? – спросил Долохов.
– А чорт их знает, говорят.
– Я рад, – отвечал Долохов коротко и ясно, как того требовала песня.
– Что ж, приходи к нам когда вечерком, фараон заложишь, – сказал Жерков.
– Или у вас денег много завелось?
– Приходи.
– Нельзя. Зарок дал. Не пью и не играю, пока не произведут.
– Да что ж, до первого дела…
– Там видно будет.
Опять они помолчали.
– Ты заходи, коли что нужно, все в штабе помогут… – сказал Жерков.
Долохов усмехнулся.
– Ты лучше не беспокойся. Мне что нужно, я просить не стану, сам возьму.
– Да что ж, я так…
– Ну, и я так.
– Прощай.
– Будь здоров…
… и высоко, и далеко,
На родиму сторону…
Жерков тронул шпорами лошадь, которая раза три, горячась, перебила ногами, не зная, с какой начать, справилась и поскакала, обгоняя роту и догоняя коляску, тоже в такт песни.
Возвратившись со смотра, Кутузов, сопутствуемый австрийским генералом, прошел в свой кабинет и, кликнув адъютанта, приказал подать себе некоторые бумаги, относившиеся до состояния приходивших войск, и письма, полученные от эрцгерцога Фердинанда, начальствовавшего передовою армией. Князь Андрей Болконский с требуемыми бумагами вошел в кабинет главнокомандующего. Перед разложенным на столе планом сидели Кутузов и австрийский член гофкригсрата.
– А… – сказал Кутузов, оглядываясь на Болконского, как будто этим словом приглашая адъютанта подождать, и продолжал по французски начатый разговор.
– Я только говорю одно, генерал, – говорил Кутузов с приятным изяществом выражений и интонации, заставлявшим вслушиваться в каждое неторопливо сказанное слово. Видно было, что Кутузов и сам с удовольствием слушал себя. – Я только одно говорю, генерал, что ежели бы дело зависело от моего личного желания, то воля его величества императора Франца давно была бы исполнена. Я давно уже присоединился бы к эрцгерцогу. И верьте моей чести, что для меня лично передать высшее начальство армией более меня сведущему и искусному генералу, какими так обильна Австрия, и сложить с себя всю эту тяжкую ответственность для меня лично было бы отрадой. Но обстоятельства бывают сильнее нас, генерал.
И Кутузов улыбнулся с таким выражением, как будто он говорил: «Вы имеете полное право не верить мне, и даже мне совершенно всё равно, верите ли вы мне или нет, но вы не имеете повода сказать мне это. И в этом то всё дело».
Австрийский генерал имел недовольный вид, но не мог не в том же тоне отвечать Кутузову.
– Напротив, – сказал он ворчливым и сердитым тоном, так противоречившим лестному значению произносимых слов, – напротив, участие вашего превосходительства в общем деле высоко ценится его величеством; но мы полагаем, что настоящее замедление лишает славные русские войска и их главнокомандующих тех лавров, которые они привыкли пожинать в битвах, – закончил он видимо приготовленную фразу.
Кутузов поклонился, не изменяя улыбки.
– А я так убежден и, основываясь на последнем письме, которым почтил меня его высочество эрцгерцог Фердинанд, предполагаю, что австрийские войска, под начальством столь искусного помощника, каков генерал Мак, теперь уже одержали решительную победу и не нуждаются более в нашей помощи, – сказал Кутузов.
Генерал нахмурился. Хотя и не было положительных известий о поражении австрийцев, но было слишком много обстоятельств, подтверждавших общие невыгодные слухи; и потому предположение Кутузова о победе австрийцев было весьма похоже на насмешку. Но Кутузов кротко улыбался, всё с тем же выражением, которое говорило, что он имеет право предполагать это. Действительно, последнее письмо, полученное им из армии Мака, извещало его о победе и о самом выгодном стратегическом положении армии.
– Дай ка сюда это письмо, – сказал Кутузов, обращаясь к князю Андрею. – Вот изволите видеть. – И Кутузов, с насмешливою улыбкой на концах губ, прочел по немецки австрийскому генералу следующее место из письма эрцгерцога Фердинанда: «Wir haben vollkommen zusammengehaltene Krafte, nahe an 70 000 Mann, um den Feind, wenn er den Lech passirte, angreifen und schlagen zu konnen. Wir konnen, da wir Meister von Ulm sind, den Vortheil, auch von beiden Uferien der Donau Meister zu bleiben, nicht verlieren; mithin auch jeden Augenblick, wenn der Feind den Lech nicht passirte, die Donau ubersetzen, uns auf seine Communikations Linie werfen, die Donau unterhalb repassiren und dem Feinde, wenn er sich gegen unsere treue Allirte mit ganzer Macht wenden wollte, seine Absicht alabald vereitelien. Wir werden auf solche Weise den Zeitpunkt, wo die Kaiserlich Ruseische Armee ausgerustet sein wird, muthig entgegenharren, und sodann leicht gemeinschaftlich die Moglichkeit finden, dem Feinde das Schicksal zuzubereiten, so er verdient». [Мы имеем вполне сосредоточенные силы, около 70 000 человек, так что мы можем атаковать и разбить неприятеля в случае переправы его через Лех. Так как мы уже владеем Ульмом, то мы можем удерживать за собою выгоду командования обоими берегами Дуная, стало быть, ежеминутно, в случае если неприятель не перейдет через Лех, переправиться через Дунай, броситься на его коммуникационную линию, ниже перейти обратно Дунай и неприятелю, если он вздумает обратить всю свою силу на наших верных союзников, не дать исполнить его намерение. Таким образом мы будем бодро ожидать времени, когда императорская российская армия совсем изготовится, и затем вместе легко найдем возможность уготовить неприятелю участь, коей он заслуживает».]
Кутузов тяжело вздохнул, окончив этот период, и внимательно и ласково посмотрел на члена гофкригсрата.
– Но вы знаете, ваше превосходительство, мудрое правило, предписывающее предполагать худшее, – сказал австрийский генерал, видимо желая покончить с шутками и приступить к делу.
Он невольно оглянулся на адъютанта.
– Извините, генерал, – перебил его Кутузов и тоже поворотился к князю Андрею. – Вот что, мой любезный, возьми ты все донесения от наших лазутчиков у Козловского. Вот два письма от графа Ностица, вот письмо от его высочества эрцгерцога Фердинанда, вот еще, – сказал он, подавая ему несколько бумаг. – И из всего этого чистенько, на французском языке, составь mеmorandum, записочку, для видимости всех тех известий, которые мы о действиях австрийской армии имели. Ну, так то, и представь его превосходительству.
Князь Андрей наклонил голову в знак того, что понял с первых слов не только то, что было сказано, но и то, что желал бы сказать ему Кутузов. Он собрал бумаги, и, отдав общий поклон, тихо шагая по ковру, вышел в приемную.
Несмотря на то, что еще не много времени прошло с тех пор, как князь Андрей оставил Россию, он много изменился за это время. В выражении его лица, в движениях, в походке почти не было заметно прежнего притворства, усталости и лени; он имел вид человека, не имеющего времени думать о впечатлении, какое он производит на других, и занятого делом приятным и интересным. Лицо его выражало больше довольства собой и окружающими; улыбка и взгляд его были веселее и привлекательнее.
Кутузов, которого он догнал еще в Польше, принял его очень ласково, обещал ему не забывать его, отличал от других адъютантов, брал с собою в Вену и давал более серьезные поручения. Из Вены Кутузов писал своему старому товарищу, отцу князя Андрея:
«Ваш сын, – писал он, – надежду подает быть офицером, из ряду выходящим по своим занятиям, твердости и исполнительности. Я считаю себя счастливым, имея под рукой такого подчиненного».
В штабе Кутузова, между товарищами сослуживцами и вообще в армии князь Андрей, так же как и в петербургском обществе, имел две совершенно противоположные репутации.
Одни, меньшая часть, признавали князя Андрея чем то особенным от себя и от всех других людей, ожидали от него больших успехов, слушали его, восхищались им и подражали ему; и с этими людьми князь Андрей был прост и приятен. Другие, большинство, не любили князя Андрея, считали его надутым, холодным и неприятным человеком. Но с этими людьми князь Андрей умел поставить себя так, что его уважали и даже боялись.
| Виталий Иванович Старцев | |
 Старцев В. И. | |
| Дата рождения: | |
|---|---|
| Место рождения: | |
| Дата смерти: | |
| Место смерти: | |
| Страна: | |
| Научная сфера: | |
| Место работы: | |
| Учёная степень: | |
| Учёное звание: | |
| Альма-матер: | |
| Научный руководитель: | |
| Известные ученики: | |
| Известен как: |
специалист по истории России начала XX века |
Вита́лий Ива́нович Ста́рцев (14 сентября 1931, Ленинград — 8 августа 2000, Санкт-Петербург) — советский и российский историк, специалист по истории России начала XX века. Доктор исторических наук, член-корреспондент РАО.
Содержание
Биография
Родился в Ленинграде в семье служащих. Во время ленинградской блокады вместе с бабушкой в августе 1941 года эвакуировался в Тобольск, откуда вернулся в октябре 1944 года. После окончания средней школы поступил на юридический факультет ЛГУ, окончив его в июне 1954 года[1].
В июне 1955 года был зачислен в штат Государственного архива Октябрьской революции и социалистического строительства Ленинградской области в качестве научного сотрудника. С июня 1958 года числился старшим научным сотрудником, а с октября — заместителем начальника Архива. С этого времени стал интересоваться политической историей России[1].
С декабря 1959 по ноябрь 1961 года обучался в аспирантуре Ленинградского отделения Института истории АН СССР (ЛОИИ), его научным руководителем был историк С. Н. Валк. После окончания аспирантуры Старцев был принят в этот же институт научным сотрудником, а с февраля 1968 года он стал старшим научным сотрудником. В июне 1962 года защитил диссертацию на соискание учёной степени кандидата исторических наук (по истории петроградской красной гвардии), а в 1973 году и докторскую диссертацию (о ряде работ Ленина, написанных в 1917 году), но докторская степень была утверждена лишь в декабре 1976 года и по истории КПСС. С 1965 года совмещал научную работу с преподавательской деятельностью в Ленинградском государственном педагогическом институте (ЛГПИ) им. А. И. Герцена[1].
Стал одним из создателей и активных участников так называемой «ленинградской школы историков революции 1917 года», сформировавщейся в ЛОИИ в конце 1960-х годов, к ней относили также таких историков, как Ю. С. Токарев, Г. Л. Соболев и О. Н. Знаменский[2][3]. В период 1970-х годов опубликовал ряд исследований и монографий, посвященных политической истории России, в том числе истории Октябрьской революции, деятельности социалистических и буржуазных партий[1].
В начале 1980-х годов встретил препятствия в лице нового руководства ЛОИИ и в 1982 году ушёл из института. В том же году был избран профессором кафедры истории СССР ЛГПИ (с 1991 года — Российского государственного педагогического университета, РГПУ) им. А. И. Герцена, а с апреля 1984 по январь 1998 года заведовал этой кафедрой, превратив её во влиятельный центр научных исследований. Особенно интенсивно научная работа на кафедре русской истории проводилась в 1992—1997 годах, когда на ней было проведено пять больших международных научных конференций и несколько семинаров[1].
В 1992 году, в условиях сокращения финансирования высшего образования и науки в России, при помощи друзей из США создал издательскую группу «Третья Россия», специализирующуюся на публикации научных монографий и диссертаций, издательство действовало до 1997 года. В июне 1992 года избран членом-корреспондентом Российской академии образования, позже стал академиком ряда общественных академий. В 1997 году Старцев стал учредителем Ассоциации исторической психологии, как специализированного отделения Российского философского общества). В 1998 году баллотировался в депутаты Законодательного собрания Санкт-Петербурга, но не был избран[1].
Был вынужден уйти из РГПУ, затем был приглашён на должность профессора кафедры истории СПбГУП, работал в этой должности с апреля 1998 года до февраля 2000 года. Одновременно с марта 1998 по июнь 2000 года по совместительству был профессором Санкт-Петербургского государственного университета — вначале на философском факультете, а затем на факультете психологии, на котором его специализацией стала политическая психология России[1].
Умер после тяжёлой болезни 8 августа 2000 года[1].
Семья
- 1-я жена — Людмила Иннокентьевна Старцева
- 2-я жена — Татьяна Васильевна Старцева[1].
- Сын — Старцев, Александр Витальевич.
- Дочь — Старцева (в замужестве Ильина) Анастасия Витальевна.
Научный вклад
Уже первые публикации работ В. И. Старцева в 1960-е годы по истории революции 1917 года были основаны на базе объективного изучения исторических источников, а не на догматической историко-партийной традиции. Хотя его работы 1960-х — 1980-х годов были в основном написаны с общепринятой точки зрения, по которой В. И. Ленин в дискуссии с другими большевистскими лидерами всегда оказывался прав, преимуществом научных трудов Старцева было описание позиций Г. Е. Зиновьева, Л. Б. Каменева, Л. Д. Троцкого. Также исследованиям подвергалась политика других социалистических партий — меньшевиков, эсеров, народных социалистов[1][4].
В начале 1970-х годов Старцев занимался исследованием проблемы создания российского Временного правительства и проводимой им политики. В 1977—1982 гг. опубликовал четыре монографии в данной области исследований. Ученому удалось показать, что российские буржуазные партии не «боялись власти», а, наоборот, настойчиво стремились сформировать собственное правительство[1].
Важное значение имели работы В. И. Старцева, в которых он исследовал роль русских политических масонов в общественно-политической жизни России после Революции 1905—1907 годов и при создании Временного правительства. Старцев изучал эту проблему строго научно, не разделяя мнения о существовании тайного заговора. В опубликованной в 1996 г. монографии «Русское политическое масонство начала XX века» наиболее полно изложены результаты исследований Старцевым этого общественно-политического течения[1][4].
В конце 1980-х Старцев занимался изучением биографии и политической деятельности Л. Д. Троцкого, опубликовав на эту тему небольшие работы. В середине 1990-х предпринял исследование архива «документов Сиссона», якобы свидетельствующего о «немецком финансировании» партии большевиков и пришел к выводу, что это фальшивки, которые создал польский писатель Фердинанд Оссендовский[1][4].
Основные публикации
- Старцев В. И. Очерки по истории Петроградской Красной гвардии и рабочей милиции. — М.; Л.: Наука (ленингр. отд-ние), 1965.
- Октябрьское вооруженное восстание. Семнадцатый год в Петрограде. Книга вторая. Л. 1967. Главы X и XI С. 171—368.
- Старцев В. И. От Разлива до Смольного. — М.: Политиздат, 1977. — 184 с. — 150 000 экз. (обл.)
- Старцев В. И. Русская буржуазия и самодержавие в 1905—1907 гг.: Борьба вокруг «ответственного министерства» и «правительства доверия» / Отв. ред. У. А. Шустер. — Л.: Наука (ленингр. отд-ние), 1977. — 272 с.
- Старцев В. И. Революция и власть: Петроградский Совет и Временное правительство в марте—апреле 1917 г. — М.: Мысль, 1978. — 256 с., ил.
- Старцев В. И. Внутренняя политика Временного правительства первого состава / Под ред. О. Н. Знаменского. — Л.: Наука (ленингр. отд-ние), 1980. — 256 с.
- Старцев В. И. Крах керенщины / Под ред. О. Н. Знаменского. — Л.: Наука (ленингр. отд-ние), 1982. — 272 с.
- Старцев В. И. 27 февраля 1917 / Под ред. А. Л. Афанасьева. — М.: Молодая гвардия, 1984. — 256 с. — (Памятные даты истории). — 75 000 экз. (в пер.)
- Старцев В. И. Штурм Зимнего: Документальный очерк. — Л.: Лениздат, 1987. — 136 с.
- Старцев В. И. Л. Д. Троцкий. Страницы политической биографии. — М.: Знание, 1989. — 64 с.
- Старцев В. И. [www.rus-sky.com/history/library/startzev.htm Русское политическое масонство. 1906—1918 гг.] // История СССР. — 1989. — № 6; 1990. — № 1.
- Октябрь 1917: Величайшее событие века или социальная катастрофа? / П. В. Волобуев, Г. 3. Иоффе, В. И. Старцев и др.; Под ред. П. В. Волобуева. — М.: Политиздат, 1991.
- Старцев В. [scepsis.ru/library/id_680.html Политик и человек] // Нева. — 1991. — № 3. — С. 148—159.
- Старцев В. И. Русское политическое масонство начала XX века. Программа и методические указания к спецкурсу. — СПб.: Третья Россия, 1992.
- Старцев В. И. Ненаписанный роман Фердинанда Оссендовского. — СПб.: Минерва, 1994.
- Старцев В. И. Русское политическое масонство начала XX века. Учеб. пос. к специальному курсу. — СПб.: Третья Россия, 1996.
- Даринский А. В., Старцев В. И. История Санкт-Петербурга. XX век. — СПб.: Глагол, 1997. — 176 с. — 10 000 экз. — ISBN 5-89662-001-2. (в пер.)
- Старцев В. И. [www.inion.ru/product/russia/starzev.htm Еще о «тайне смерти Ленина»] // Россия и современный мир. — 1998. — Вып. 4(21).
- Санкт-Петербург. 1703 - 1917 / Сост.: А. В. Даринский, В. И. Старцев и др. — СПб.: Глагол, 2000. — ISBN 5-88662-013-6. (в пер.)
- Даринский А. В., Старцев В. И. История Санкт-Петербурга. XVIII-XIX вв. — СПб.: Глагол, 2000. — 176 с. — 5 000 экз. — ISBN 5-89662-014-4. (в пер.)
- Старцев В. И. Ненаписанный роман Фердинанда Оссендовского. — Изд. 2-е. — СПб.: Скарабей, 2001. — 304 с. — ISBN 5-94374-010-4.
- Старцев В. И. Тайны русских масонов: Сборник / Ред. Б. Д. Гальперина; Сост. Б. П. Миловидов. — СПб.: Д.А.Р.К., 2004. — 320 с. — 1 000 экз. — ISBN 5-98004-005-6. (в пер.)
- Старцев В. И. Немецкие деньги и русская революция: Ненаписанный роман Фердинанда Оссендовского / Науч. ред. Б. Д. Гальперина. — Изд. 3-е. — СПб.: Крига, 2006. — 288 с. — 1 000 экз. — ISBN 5-901805-25-9. (в пер.)
- Даринский А. В., Старцев В. И. История Санкт-Петербурга. — СПб.: Глагол, 2007. — 256 с. — ISBN 5-89662-014-4.
- Старцев В. [community.livejournal.com/revkom2017/76226.html Октябрь 1917-го: была ли альтернатива?] // Свободная мысль. — 2007. — № 10. — С. 96—107.
Напишите отзыв о статье "Старцев, Виталий Иванович"
Примечания
- ↑ 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 [law.edu.ru/article/article.asp?articleID=159650 Памяти Виталия Ивановича Старцева] // Правоведение. — 2000. — № 4. — С. 270—279.
- ↑ В. И. Старцев [wwwsoc.nii.ac.jp/jssrh/taikai/1997/starcev.html Хрущевская «оттепель» и исследования революции 1917 года в Ленинградском отделении Института истории АН СССР] // Доклад на международной конференции, Токио, 1997
- ↑ [mosarchiv.mos.ru/images/conf/lebedeva.doc Н. Б. Лебедева Историк-архивист или архивист-историк — две стороны деятельности в одном лице]
- ↑ 1 2 3 [www.5-tv.ru/video/501597/ Профессор Старцев. Подвиг честного историка] // ТРК «Петербург-Пятый канал»
Литература
- [law.edu.ru/article/article.asp?articleID=159650 Памяти Виталия Ивановича Старцева] // Правоведение. — 2000. — № 4. — С. 270—279.
- Измозик В. С. Виталий Иванович Старцев — ученый, педагог, популяризатор науки // Вопросы истории. — 2001. — № 7.
- ВИТАЛИЙ ИВАНОВИЧ СТАРЦЕВ (1931—2000): Биобиблиографический указатель / Сост. и авт. биогр. очерка А. Б. Николаев. — СПб.: Нестор, 2001. — 72 с.
- Соболев Г. Л. Памяти Виталия Ивановича Старцева. // Российская история, 2001. — № 1. — С. 220—221.
- Старцев Виталий Иванович // Историки России: Биографии / Сост., отв. ред. А. А. Чернобаев. — М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), 2001. — С. 862-867. — 912 с. — 2 000 экз. — ISBN 5-8243-0113-1. (в пер., суперобл.)
- Старцев Виталий Иванович // Историки России XX века: Биобиблиографический словарь / Автор-составитель А. А. Чернобаев. Под ред. В. А. Динеса.. — Саратов: Саратовский государственный социально-экономический университет, 2005. — Т. 2 (М—Я). — С. 366-367. — 608 с. — 2 000 экз. — ISBN 5-87309-512-4. (в пер.)
- Политическая история России первой четверти XX века: (Материалы Международной научной конференции): Памяти профессора Виталия Ивановича Старцева / Редкол.: Б. Д. Гальперина (отв. ред. и сост.), О. Н. Ансберг и др.; Рос. гос. ист. архив и др. — СПб.: Д.А.Р.К., 2006. — 400 с. — 500 экз. — ISBN 5-98004-015-3.
- Старцевские чтения — 2006: К 75-летию профессора Виталия Ивановича Старцева: Сборник воспоминания и научных статей / Российский государственный педагогический университет им. А. И. Герцена; Старцевские чтения: международная научная конференция памяти В. И. Старцева (III ; 14 — 15 сентября 2006 г. ; СПб.); Ред.: Б. Д. Гальперина, А. Б. Николаев. — СПб.: Изд-во РГПУ им. А. И. Герцена, 2007. — 261 с.: портр. — ISBN 978-5-8064-1234-9.
- Семанов С. Н. [www.nivestnik.ru/2008_1/4.shtml Старцевские чтения—2006] // Новый исторический вестник. — 2008. — № 17(1).
Ссылки
- Ансберг О. Н. [encspb.ru/object/2804014730 Старцев В. И. (1931—2000), историк]. Энциклопедия Санкт-Петербурга. Проверено 9 июля 2012.
- [web.archive.org/web/20100919162527/www.nestor-spb.ru/starcev.php Международная Ассоциация исторической психологии имени В. И. Старцева]
- [www.pressa.spb.ru/newspapers/spbved/2000/arts/spbved-2298-art-56.html Не стало Виталия Старцева] // Санкт-Петербургские Ведомости. — 12 августа 2000. — № 148(2298).
- [www.5-tv.ru/video/501597/ Профессор Старцев. Подвиг честного историка] // ТРК «Петербург-Пятый канал»
- [scepsis.net/authors/id_204.html Публикации] на сайте журнала «Скепсис»
Отрывок, характеризующий Старцев, Виталий Иванович
– Мы все не без слабостей, – сказал Кутузов, улыбаясь и отходя от него. – У него была приверженность к Бахусу.Полковой командир испугался, не виноват ли он в этом, и ничего не ответил. Офицер в эту минуту заметил лицо капитана с красным носом и подтянутым животом и так похоже передразнил его лицо и позу, что Несвицкий не мог удержать смеха.
Кутузов обернулся. Видно было, что офицер мог управлять своим лицом, как хотел: в ту минуту, как Кутузов обернулся, офицер успел сделать гримасу, а вслед за тем принять самое серьезное, почтительное и невинное выражение.
Третья рота была последняя, и Кутузов задумался, видимо припоминая что то. Князь Андрей выступил из свиты и по французски тихо сказал:
– Вы приказали напомнить о разжалованном Долохове в этом полку.
– Где тут Долохов? – спросил Кутузов.
Долохов, уже переодетый в солдатскую серую шинель, не дожидался, чтоб его вызвали. Стройная фигура белокурого с ясными голубыми глазами солдата выступила из фронта. Он подошел к главнокомандующему и сделал на караул.
– Претензия? – нахмурившись слегка, спросил Кутузов.
– Это Долохов, – сказал князь Андрей.
– A! – сказал Кутузов. – Надеюсь, что этот урок тебя исправит, служи хорошенько. Государь милостив. И я не забуду тебя, ежели ты заслужишь.
Голубые ясные глаза смотрели на главнокомандующего так же дерзко, как и на полкового командира, как будто своим выражением разрывая завесу условности, отделявшую так далеко главнокомандующего от солдата.
– Об одном прошу, ваше высокопревосходительство, – сказал он своим звучным, твердым, неспешащим голосом. – Прошу дать мне случай загладить мою вину и доказать мою преданность государю императору и России.
Кутузов отвернулся. На лице его промелькнула та же улыбка глаз, как и в то время, когда он отвернулся от капитана Тимохина. Он отвернулся и поморщился, как будто хотел выразить этим, что всё, что ему сказал Долохов, и всё, что он мог сказать ему, он давно, давно знает, что всё это уже прискучило ему и что всё это совсем не то, что нужно. Он отвернулся и направился к коляске.
Полк разобрался ротами и направился к назначенным квартирам невдалеке от Браунау, где надеялся обуться, одеться и отдохнуть после трудных переходов.
– Вы на меня не претендуете, Прохор Игнатьич? – сказал полковой командир, объезжая двигавшуюся к месту 3 ю роту и подъезжая к шедшему впереди ее капитану Тимохину. Лицо полкового командира выражало после счастливо отбытого смотра неудержимую радость. – Служба царская… нельзя… другой раз во фронте оборвешь… Сам извинюсь первый, вы меня знаете… Очень благодарил! – И он протянул руку ротному.
– Помилуйте, генерал, да смею ли я! – отвечал капитан, краснея носом, улыбаясь и раскрывая улыбкой недостаток двух передних зубов, выбитых прикладом под Измаилом.
– Да господину Долохову передайте, что я его не забуду, чтоб он был спокоен. Да скажите, пожалуйста, я всё хотел спросить, что он, как себя ведет? И всё…
– По службе очень исправен, ваше превосходительство… но карахтер… – сказал Тимохин.
– А что, что характер? – спросил полковой командир.
– Находит, ваше превосходительство, днями, – говорил капитан, – то и умен, и учен, и добр. А то зверь. В Польше убил было жида, изволите знать…
– Ну да, ну да, – сказал полковой командир, – всё надо пожалеть молодого человека в несчастии. Ведь большие связи… Так вы того…
– Слушаю, ваше превосходительство, – сказал Тимохин, улыбкой давая чувствовать, что он понимает желания начальника.
– Ну да, ну да.
Полковой командир отыскал в рядах Долохова и придержал лошадь.
– До первого дела – эполеты, – сказал он ему.
Долохов оглянулся, ничего не сказал и не изменил выражения своего насмешливо улыбающегося рта.
– Ну, вот и хорошо, – продолжал полковой командир. – Людям по чарке водки от меня, – прибавил он, чтобы солдаты слышали. – Благодарю всех! Слава Богу! – И он, обогнав роту, подъехал к другой.
– Что ж, он, право, хороший человек; с ним служить можно, – сказал Тимохин субалтерн офицеру, шедшему подле него.
– Одно слово, червонный!… (полкового командира прозвали червонным королем) – смеясь, сказал субалтерн офицер.
Счастливое расположение духа начальства после смотра перешло и к солдатам. Рота шла весело. Со всех сторон переговаривались солдатские голоса.
– Как же сказывали, Кутузов кривой, об одном глазу?
– А то нет! Вовсе кривой.
– Не… брат, глазастее тебя. Сапоги и подвертки – всё оглядел…
– Как он, братец ты мой, глянет на ноги мне… ну! думаю…
– А другой то австрияк, с ним был, словно мелом вымазан. Как мука, белый. Я чай, как амуницию чистят!
– Что, Федешоу!… сказывал он, что ли, когда стражения начнутся, ты ближе стоял? Говорили всё, в Брунове сам Бунапарте стоит.
– Бунапарте стоит! ишь врет, дура! Чего не знает! Теперь пруссак бунтует. Австрияк его, значит, усмиряет. Как он замирится, тогда и с Бунапартом война откроется. А то, говорит, в Брунове Бунапарте стоит! То то и видно, что дурак. Ты слушай больше.
– Вишь черти квартирьеры! Пятая рота, гляди, уже в деревню заворачивает, они кашу сварят, а мы еще до места не дойдем.
– Дай сухарика то, чорт.
– А табаку то вчера дал? То то, брат. Ну, на, Бог с тобой.
– Хоть бы привал сделали, а то еще верст пять пропрем не емши.
– То то любо было, как немцы нам коляски подавали. Едешь, знай: важно!
– А здесь, братец, народ вовсе оголтелый пошел. Там всё как будто поляк был, всё русской короны; а нынче, брат, сплошной немец пошел.
– Песенники вперед! – послышался крик капитана.
И перед роту с разных рядов выбежало человек двадцать. Барабанщик запевало обернулся лицом к песенникам, и, махнув рукой, затянул протяжную солдатскую песню, начинавшуюся: «Не заря ли, солнышко занималося…» и кончавшуюся словами: «То то, братцы, будет слава нам с Каменскиим отцом…» Песня эта была сложена в Турции и пелась теперь в Австрии, только с тем изменением, что на место «Каменскиим отцом» вставляли слова: «Кутузовым отцом».
Оторвав по солдатски эти последние слова и махнув руками, как будто он бросал что то на землю, барабанщик, сухой и красивый солдат лет сорока, строго оглянул солдат песенников и зажмурился. Потом, убедившись, что все глаза устремлены на него, он как будто осторожно приподнял обеими руками какую то невидимую, драгоценную вещь над головой, подержал ее так несколько секунд и вдруг отчаянно бросил ее:
Ах, вы, сени мои, сени!
«Сени новые мои…», подхватили двадцать голосов, и ложечник, несмотря на тяжесть амуниции, резво выскочил вперед и пошел задом перед ротой, пошевеливая плечами и угрожая кому то ложками. Солдаты, в такт песни размахивая руками, шли просторным шагом, невольно попадая в ногу. Сзади роты послышались звуки колес, похрускиванье рессор и топот лошадей.
Кутузов со свитой возвращался в город. Главнокомандующий дал знак, чтобы люди продолжали итти вольно, и на его лице и на всех лицах его свиты выразилось удовольствие при звуках песни, при виде пляшущего солдата и весело и бойко идущих солдат роты. Во втором ряду, с правого фланга, с которого коляска обгоняла роты, невольно бросался в глаза голубоглазый солдат, Долохов, который особенно бойко и грациозно шел в такт песни и глядел на лица проезжающих с таким выражением, как будто он жалел всех, кто не шел в это время с ротой. Гусарский корнет из свиты Кутузова, передразнивавший полкового командира, отстал от коляски и подъехал к Долохову.
Гусарский корнет Жерков одно время в Петербурге принадлежал к тому буйному обществу, которым руководил Долохов. За границей Жерков встретил Долохова солдатом, но не счел нужным узнать его. Теперь, после разговора Кутузова с разжалованным, он с радостью старого друга обратился к нему:
– Друг сердечный, ты как? – сказал он при звуках песни, ровняя шаг своей лошади с шагом роты.
– Я как? – отвечал холодно Долохов, – как видишь.
Бойкая песня придавала особенное значение тону развязной веселости, с которой говорил Жерков, и умышленной холодности ответов Долохова.
– Ну, как ладишь с начальством? – спросил Жерков.
– Ничего, хорошие люди. Ты как в штаб затесался?
– Прикомандирован, дежурю.
Они помолчали.
«Выпускала сокола да из правого рукава», говорила песня, невольно возбуждая бодрое, веселое чувство. Разговор их, вероятно, был бы другой, ежели бы они говорили не при звуках песни.
– Что правда, австрийцев побили? – спросил Долохов.
– А чорт их знает, говорят.
– Я рад, – отвечал Долохов коротко и ясно, как того требовала песня.
– Что ж, приходи к нам когда вечерком, фараон заложишь, – сказал Жерков.
– Или у вас денег много завелось?
– Приходи.
– Нельзя. Зарок дал. Не пью и не играю, пока не произведут.
– Да что ж, до первого дела…
– Там видно будет.
Опять они помолчали.
– Ты заходи, коли что нужно, все в штабе помогут… – сказал Жерков.
Долохов усмехнулся.
– Ты лучше не беспокойся. Мне что нужно, я просить не стану, сам возьму.
– Да что ж, я так…
– Ну, и я так.
– Прощай.
– Будь здоров…
… и высоко, и далеко,
На родиму сторону…
Жерков тронул шпорами лошадь, которая раза три, горячась, перебила ногами, не зная, с какой начать, справилась и поскакала, обгоняя роту и догоняя коляску, тоже в такт песни.
Возвратившись со смотра, Кутузов, сопутствуемый австрийским генералом, прошел в свой кабинет и, кликнув адъютанта, приказал подать себе некоторые бумаги, относившиеся до состояния приходивших войск, и письма, полученные от эрцгерцога Фердинанда, начальствовавшего передовою армией. Князь Андрей Болконский с требуемыми бумагами вошел в кабинет главнокомандующего. Перед разложенным на столе планом сидели Кутузов и австрийский член гофкригсрата.
– А… – сказал Кутузов, оглядываясь на Болконского, как будто этим словом приглашая адъютанта подождать, и продолжал по французски начатый разговор.
– Я только говорю одно, генерал, – говорил Кутузов с приятным изяществом выражений и интонации, заставлявшим вслушиваться в каждое неторопливо сказанное слово. Видно было, что Кутузов и сам с удовольствием слушал себя. – Я только одно говорю, генерал, что ежели бы дело зависело от моего личного желания, то воля его величества императора Франца давно была бы исполнена. Я давно уже присоединился бы к эрцгерцогу. И верьте моей чести, что для меня лично передать высшее начальство армией более меня сведущему и искусному генералу, какими так обильна Австрия, и сложить с себя всю эту тяжкую ответственность для меня лично было бы отрадой. Но обстоятельства бывают сильнее нас, генерал.
И Кутузов улыбнулся с таким выражением, как будто он говорил: «Вы имеете полное право не верить мне, и даже мне совершенно всё равно, верите ли вы мне или нет, но вы не имеете повода сказать мне это. И в этом то всё дело».
Австрийский генерал имел недовольный вид, но не мог не в том же тоне отвечать Кутузову.
– Напротив, – сказал он ворчливым и сердитым тоном, так противоречившим лестному значению произносимых слов, – напротив, участие вашего превосходительства в общем деле высоко ценится его величеством; но мы полагаем, что настоящее замедление лишает славные русские войска и их главнокомандующих тех лавров, которые они привыкли пожинать в битвах, – закончил он видимо приготовленную фразу.
Кутузов поклонился, не изменяя улыбки.
– А я так убежден и, основываясь на последнем письме, которым почтил меня его высочество эрцгерцог Фердинанд, предполагаю, что австрийские войска, под начальством столь искусного помощника, каков генерал Мак, теперь уже одержали решительную победу и не нуждаются более в нашей помощи, – сказал Кутузов.
Генерал нахмурился. Хотя и не было положительных известий о поражении австрийцев, но было слишком много обстоятельств, подтверждавших общие невыгодные слухи; и потому предположение Кутузова о победе австрийцев было весьма похоже на насмешку. Но Кутузов кротко улыбался, всё с тем же выражением, которое говорило, что он имеет право предполагать это. Действительно, последнее письмо, полученное им из армии Мака, извещало его о победе и о самом выгодном стратегическом положении армии.
– Дай ка сюда это письмо, – сказал Кутузов, обращаясь к князю Андрею. – Вот изволите видеть. – И Кутузов, с насмешливою улыбкой на концах губ, прочел по немецки австрийскому генералу следующее место из письма эрцгерцога Фердинанда: «Wir haben vollkommen zusammengehaltene Krafte, nahe an 70 000 Mann, um den Feind, wenn er den Lech passirte, angreifen und schlagen zu konnen. Wir konnen, da wir Meister von Ulm sind, den Vortheil, auch von beiden Uferien der Donau Meister zu bleiben, nicht verlieren; mithin auch jeden Augenblick, wenn der Feind den Lech nicht passirte, die Donau ubersetzen, uns auf seine Communikations Linie werfen, die Donau unterhalb repassiren und dem Feinde, wenn er sich gegen unsere treue Allirte mit ganzer Macht wenden wollte, seine Absicht alabald vereitelien. Wir werden auf solche Weise den Zeitpunkt, wo die Kaiserlich Ruseische Armee ausgerustet sein wird, muthig entgegenharren, und sodann leicht gemeinschaftlich die Moglichkeit finden, dem Feinde das Schicksal zuzubereiten, so er verdient». [Мы имеем вполне сосредоточенные силы, около 70 000 человек, так что мы можем атаковать и разбить неприятеля в случае переправы его через Лех. Так как мы уже владеем Ульмом, то мы можем удерживать за собою выгоду командования обоими берегами Дуная, стало быть, ежеминутно, в случае если неприятель не перейдет через Лех, переправиться через Дунай, броситься на его коммуникационную линию, ниже перейти обратно Дунай и неприятелю, если он вздумает обратить всю свою силу на наших верных союзников, не дать исполнить его намерение. Таким образом мы будем бодро ожидать времени, когда императорская российская армия совсем изготовится, и затем вместе легко найдем возможность уготовить неприятелю участь, коей он заслуживает».]
Кутузов тяжело вздохнул, окончив этот период, и внимательно и ласково посмотрел на члена гофкригсрата.
– Но вы знаете, ваше превосходительство, мудрое правило, предписывающее предполагать худшее, – сказал австрийский генерал, видимо желая покончить с шутками и приступить к делу.
Он невольно оглянулся на адъютанта.
– Извините, генерал, – перебил его Кутузов и тоже поворотился к князю Андрею. – Вот что, мой любезный, возьми ты все донесения от наших лазутчиков у Козловского. Вот два письма от графа Ностица, вот письмо от его высочества эрцгерцога Фердинанда, вот еще, – сказал он, подавая ему несколько бумаг. – И из всего этого чистенько, на французском языке, составь mеmorandum, записочку, для видимости всех тех известий, которые мы о действиях австрийской армии имели. Ну, так то, и представь его превосходительству.
Князь Андрей наклонил голову в знак того, что понял с первых слов не только то, что было сказано, но и то, что желал бы сказать ему Кутузов. Он собрал бумаги, и, отдав общий поклон, тихо шагая по ковру, вышел в приемную.
Несмотря на то, что еще не много времени прошло с тех пор, как князь Андрей оставил Россию, он много изменился за это время. В выражении его лица, в движениях, в походке почти не было заметно прежнего притворства, усталости и лени; он имел вид человека, не имеющего времени думать о впечатлении, какое он производит на других, и занятого делом приятным и интересным. Лицо его выражало больше довольства собой и окружающими; улыбка и взгляд его были веселее и привлекательнее.
Кутузов, которого он догнал еще в Польше, принял его очень ласково, обещал ему не забывать его, отличал от других адъютантов, брал с собою в Вену и давал более серьезные поручения. Из Вены Кутузов писал своему старому товарищу, отцу князя Андрея:
«Ваш сын, – писал он, – надежду подает быть офицером, из ряду выходящим по своим занятиям, твердости и исполнительности. Я считаю себя счастливым, имея под рукой такого подчиненного».
В штабе Кутузова, между товарищами сослуживцами и вообще в армии князь Андрей, так же как и в петербургском обществе, имел две совершенно противоположные репутации.
Одни, меньшая часть, признавали князя Андрея чем то особенным от себя и от всех других людей, ожидали от него больших успехов, слушали его, восхищались им и подражали ему; и с этими людьми князь Андрей был прост и приятен. Другие, большинство, не любили князя Андрея, считали его надутым, холодным и неприятным человеком. Но с этими людьми князь Андрей умел поставить себя так, что его уважали и даже боялись.
Категории:
- Родившиеся 14 сентября
- Родившиеся в 1931 году
- Персоналии по алфавиту
- Родившиеся в Санкт-Петербурге
- Умершие 8 августа
- Умершие в 2000 году
- Умершие в Санкт-Петербурге
- Доктора исторических наук
- Члены-корреспонденты РАО
- Учёные по алфавиту
- Архивисты СССР
- Историки СССР
- Историки России
- Выпускники юридического факультета Санкт-Петербургского государственного университета
- Сотрудники СПбИИ РАН
- Преподаватели Российского государственного педагогического университета
- Преподаватели философского факультета Санкт-Петербургского государственного университета
- Авторы учебников истории
- Историки масонства
- Преподаватели Санкт-Петербургского гуманитарного университета профсоюзов
