Старший батальонный комиссар

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Старший батальонный комиссар

Знаки различия старшего батальонного комиссара РККА
(кавалерия)
1940—1942

Старший батальонный комиссар — в ВС СССР специальное воинское звание для старшего военно-политического состава Красной Армии в 1940—1942 годах. Для военно-политического состава ВМФ СССР данное звание не вводилось.

Звание ведено с 30 июля 1940 года Постановлением СНК № 2690 от 1 сентября 1939 года, объявленного Приказом НКО № 226 от 26 июля 1940 года. Предшествующее звание — батальонный комиссар, следующее по рангуполковой комиссар. Соответствовало воинскому званию подполковник.[1]

Для звания батальонный комиссар был установлен знак различия в виде трёх прямоугольных «шпал» в петлицах с эмблемой рода войск, и общая для политработников всех званий красная звезда с серпом и молотом, нашитая на обоих рукавах выше обшлага (1 августа 1941 года ношение таких нашивок было отменено).

Решением ГКО от 9 октября 1942 года институт военных комиссаров был ликвидирован, и все комиссары получили армейские и флотские звания на ступень или несколько ниже.

младшее звание:
Батальонный комиссар

Старший батальонный комиссар
старшее звание:
Полковой комиссар


См. также

Напишите отзыв о статье "Старший батальонный комиссар"

Примечания

  1. [army.armor.kiev.ua/titul/rus_8.shtml Юрий Веремеев. Анатомия армии]

Ссылки

  • [army.armor.kiev.ua/titul/rus_8.shtml Рабоче-Крестьянская Красная Армия 1940-1942 гг.]
  • [www.rusnavy.ru/d03/191.htm Введение постановлением ЦИК и СНК СССР персональных воинских званий в армии и на флоте (1935 г. 22.9)]
  • [army.armor.kiev.ua/forma/rkka-35-40.php Знаки различия званий военнослужащих РККА 1935—1940 гг. Часть 3. Высший командный и начальствующий состав.]
  • [army.armor.kiev.ua/forma/rkka-41-42.php Знаки различия званий военнослужащих Красной Армии 1940—1942 гг. Часть 3. Высший командный и начальствующий состав.]

Отрывок, характеризующий Старший батальонный комиссар

– Нет, не то, но хуже. Вы увидите. Ах, Мари, Мари, он слишком хорош, он не может, не может жить… потому что…


Когда Наташа привычным движением отворила его дверь, пропуская вперед себя княжну, княжна Марья чувствовала уже в горле своем готовые рыданья. Сколько она ни готовилась, ни старалась успокоиться, она знала, что не в силах будет без слез увидать его.
Княжна Марья понимала то, что разумела Наташа словами: сним случилось это два дня тому назад. Она понимала, что это означало то, что он вдруг смягчился, и что смягчение, умиление эти были признаками смерти. Она, подходя к двери, уже видела в воображении своем то лицо Андрюши, которое она знала с детства, нежное, кроткое, умиленное, которое так редко бывало у него и потому так сильно всегда на нее действовало. Она знала, что он скажет ей тихие, нежные слова, как те, которые сказал ей отец перед смертью, и что она не вынесет этого и разрыдается над ним. Но, рано ли, поздно ли, это должно было быть, и она вошла в комнату. Рыдания все ближе и ближе подступали ей к горлу, в то время как она своими близорукими глазами яснее и яснее различала его форму и отыскивала его черты, и вот она увидала его лицо и встретилась с ним взглядом.
Он лежал на диване, обложенный подушками, в меховом беличьем халате. Он был худ и бледен. Одна худая, прозрачно белая рука его держала платок, другою он, тихими движениями пальцев, трогал тонкие отросшие усы. Глаза его смотрели на входивших.
Увидав его лицо и встретившись с ним взглядом, княжна Марья вдруг умерила быстроту своего шага и почувствовала, что слезы вдруг пересохли и рыдания остановились. Уловив выражение его лица и взгляда, она вдруг оробела и почувствовала себя виноватой.
«Да в чем же я виновата?» – спросила она себя. «В том, что живешь и думаешь о живом, а я!..» – отвечал его холодный, строгий взгляд.
В глубоком, не из себя, но в себя смотревшем взгляде была почти враждебность, когда он медленно оглянул сестру и Наташу.
Он поцеловался с сестрой рука в руку, по их привычке.
– Здравствуй, Мари, как это ты добралась? – сказал он голосом таким же ровным и чуждым, каким был его взгляд. Ежели бы он завизжал отчаянным криком, то этот крик менее бы ужаснул княжну Марью, чем звук этого голоса.
– И Николушку привезла? – сказал он также ровно и медленно и с очевидным усилием воспоминанья.
– Как твое здоровье теперь? – говорила княжна Марья, сама удивляясь тому, что она говорила.
– Это, мой друг, у доктора спрашивать надо, – сказал он, и, видимо сделав еще усилие, чтобы быть ласковым, он сказал одним ртом (видно было, что он вовсе не думал того, что говорил): – Merci, chere amie, d'etre venue. [Спасибо, милый друг, что приехала.]