Старый Фортунат
«Старый Фортунат» (англ. The Pleasant Comedie of Old Fortunatus) — фольклорно-лирическая пьеса английского драматурга Томаса Деккера, в которой смешаны стихи и проза. Написана в 1599 году на основе немецкой легенды о Фортунате и его волшебном неистощимом кошельке. Хотя пьесу не так легко классифицировать, она была названа «единственным примером интерлюдии, вдохновленной всецело развитым гением Ренессанса».[1]
Содержание
Сюжет
Нищий по имени Фортунат встречает на своём пути богиню Фортуну, которая предлагает ему выбор между мудростью, силой, здоровьем, красотой, длинной жизнью и богатством. Он выбирает богатство и получает кошелёк, из которого он может достать десять золотых монет в любое время. Обрадованный Фортунат отправляется на Кипр, чтобы навестить своих двух сыновей, безрассудного мота Анделосия и более благоразумного, но лишённого воображения Ампедо. На Кипр также идут богиня Фортуна и её свита в лице Порока и Добродетели, которые сажают два дерева; дерево Порока покрывается многочисленными плодами, в то время как дерево Добродетели едва приносит хоть какие-то плоды.
Фортунат тем временем посещает двор султана Турции, где обманывает султана с помощью своей чудесной шляпы, которая имеет свойство перенести владельца туда, куда сам пожелает. Затем возвращается на Кипр, но его роскошная жизнь обрывается Фортуной, и Фортунату наследуют сыновья; они соглашаются, что Анделосия возьмёт кошелёк, а Ампедо — шляпу.
Анделосия направляется в Англию, где сватается к Агриппине, дочери короля Ательстана, но она его обманывает, лишая кошелька. Вернувшись на Кипр, Анделосия отнимает у Ампедо его шляпу, затем, переодевшись, вновь едет в Англию, в надежде вернуть кошелёк. Хотя он преуспевает в похищении Агриппины, та берет чудесную шляпу и использует её для возвращения домой. Мало того, что Анделосия теперь потерял и кошелёк и шляпу, он также превратился в рогатого зверя, неразумно отведав яблок с дерева, посаженного Пороком. Добродетель предлагает превратить его обратно в человека, если он попробует её плоды, хотя и горькие на вкус. Он делает это, и преображается и физически, и духовно. По совету богини Фортуны, переодевшийся Анделосия, отправляется в Англию, в надежде вернуть кошелёк и шляпу. Там он находит не только Агриппину но и брата. Он отбирает у принцессы чудесные предметы и отдаёт шляпу Ампедо, который тут же сжигает её за принесённые шляпой несчастья. Но теперь братья не имеют возможности сбежать, воспользовавшись силой шляпы, и схвачены английскими придворными. Их помещают в застенок, где те и умирают. Фортуна возвращает чудесный кошелек себе. В заключение звучит сценический призыв, чтобы королева Елизавета рассудила, кто же в итоге победил — Порок или Добродетель.
Написание и публикация
Пьеса основана на старой немецкой сказке про Фортуната, впервые изданной как брошюра в Аугсбурге в 1509 году, а затем, в несколько иной форме, во Франкфурте-на-Майне в 1550 году. В 1553 году сюжет был драматизирован Гансом Саксом. Английская пьеса под названием «The First Part of Fortunatus» («Первая часть Фортуната») была выпущена в 1596 году, но её текст не сохранился, и её отношение к пьесе Деккера было предметом многочисленных догадок. «Старый Фортунат» был написан Деккером в ноябре 1599 года для театрального импресарио Филиппа Хенслоу и его труппы «Admiral’s Men». Текст, имеющейся в настоящее время, является пересмотренным, с изменениями, внесёнными незадолго до выступления перед королевой Елизаветой I, состоявшимся 27 декабря 1599 года. В начале 1600 года текст был опубликован in-quarto, что подразумевало, что данная пьеса больше не играется на публичной сцене.[2]
Воссоздание и восприятие
Когда Чарльз Лэмб в своей книге «Specimens of English Dramatic Poets Who Lived about the Time of Shakespeare» (1808) привлёк внимание общественности к лучшим образцам английского драматического искусства времён правления Елизаветы и короля Якова I, он привёл значительные отрывки из «Старого Фортуната», и заявил, что человек, который это написал «имел достаточно поэзии для любой вещи».[3] Первое издание пьесы за более чем 200-летний перерыв появилось в 1814 году, в составе «Old English Plays» Чарльза-Вентворта Дирка. В 1819 году пьеса была поставлена в театре Ковент-Гарден, шла в продолжение одиннадцати вечеров, в сопровождении музыки Генри Бишопа.[4] В том же году Уильям Хэзлит в «Лекциях о драматической литературе эпохи Елизаветы», высказался о наличии в «Старом Фортунате» «праздной болтливости возраста со свежестью и весёлостью молодости, что до сих пор ещё на его щеке и в его сердце».[5] Позже в этом же столетии Джеймс Рассел Лоуэлл называл постановку «моей любимой», а критик Джордж Сейнтсбери писал, что эта пьеса является «в крайней степени сырой и непереваренной, но незрелая энергия автора ещё более очевидна».[6] Историк литературы Адольф Уильям Уорд уравновешивал недостатки и достоинства произведения, подчёркивая очарование простоты и искренности темы.[7]
Напишите отзыв о статье "Старый Фортунат"
Примечания
- ↑ (англ.) William John Courthope A History of English Poetry (New York: Russell and Russell, 1962) vol. 4, p. 221.
- ↑ (англ.) Cyrus Hoy Introductions, Notes and Commentaries to Texts in «The Dramatic Works of Thomas Dekker», Edited by Fredson Bowers (Cambridge: Cambridge University Press, 2009) vol. 1, pp. 71-74, 87-88; Albert Feuillerat The Composition of Shakespeare’s Plays: Authorship, Chronology (Freeport, NY: Books for Libraries Press, 1970) pp. 17-21.
- ↑ (англ.) Charles Lamb Specimens of English Dramatic Poets Who Lived about the Time of Shakespeare (London: Longman, Hurst, Rees, and Orme, 1808) pp. 56-63, 441.
- ↑ (англ.) Cyrus Hoy Introductions, Notes and Commentaries to Texts in «The Dramatic Works of Thomas Dekker», Edited by Fredson Bowers (Cambridge: Cambridge University Press, 2009) vol. 1, pp. 87-88; John Genest Some Account of the English Stage: From the Restoration in 1660 to 1830 (Bath: H. E. Carrington, 1832) vol. 8, p. 702; Leslie Stephen (ed.) The Dictionary of National Biography (London: Smith, Elder, 1885—1901) vol. 5, p. 92.
- ↑ (англ.) P. P. Howe (ed.) The Complete Works of William Hazlitt (London: J. M. Dent, 1930—1934) vol. 6, p. 234.
- ↑ (англ.) The Writings of James Russell Lowell (Boston: Houghton, Mifflin, 1904) vol. 8, p. 192; George Saintsbury A History of Elizabethan Literature (London: Macmillan, 1920) p. 205.
- ↑ (англ.) Harold Bloom (ed.) The New Moulton’s Library of Literary Criticism (New York: Chelsea House, 1985—1990) vol. 3, p. 1229.
Современные английские издания
- Ernest Rhys (ред.) Thomas Dekker London: Vizetelly & Co., 1887. Repr. London: T. Fisher Unwin, 1888, and again 1904. Репринтное издание: London: Ernest Benn, 1949.
- Hans Scherer (ред.) The Pleasant Comedie of Old Fortunatus Erlangen: A. Deichert, 1901.
- William Henry Oliphant Smeaton (ред.) Old Fortunatus: A Play London: J. M. Dent, 1904.
- Fredson Bowers (ред.) The Dramatic Works of Thomas Dekker, vol. 1, Cambridge: Cambridge University Press, 1953.
- Old Fortunatus: 1600 Menston: Scolar Press, 1971. Факсимиле-репринт издания 1600 года.
Веб-ссылки
- (англ.) [www.luminarium.org/editions/fortunatus.htm Интернет-издание на Luminarium Editions]
- (англ.) [books.google.com/books?id=JKssAAAAMAAJ&source=gbs_navlinks_s Интернет-издание на Google Books]
- (англ.) [xtf.lib.virginia.edu/xtf/view?docId=chadwyck_evd/uvaGenText/tei/chevd_V1.0051.xml Интернет-издание University of Virginia Library]
Отрывок, характеризующий Старый Фортунат
– Федору Ивановичу! – сказал он, кланяясь.– Здорово, брат. – Ну вот и он.
– Здравствуй, ваше сиятельство, – сказал он входившему Анатолю и тоже протянул руку.
– Я тебе говорю, Балага, – сказал Анатоль, кладя ему руки на плечи, – любишь ты меня или нет? А? Теперь службу сослужи… На каких приехал? А?
– Как посол приказал, на ваших на зверьях, – сказал Балага.
– Ну, слышишь, Балага! Зарежь всю тройку, а чтобы в три часа приехать. А?
– Как зарежешь, на чем поедем? – сказал Балага, подмигивая.
– Ну, я тебе морду разобью, ты не шути! – вдруг, выкатив глаза, крикнул Анатоль.
– Что ж шутить, – посмеиваясь сказал ямщик. – Разве я для своих господ пожалею? Что мочи скакать будет лошадям, то и ехать будем.
– А! – сказал Анатоль. – Ну садись.
– Что ж, садись! – сказал Долохов.
– Постою, Федор Иванович.
– Садись, врешь, пей, – сказал Анатоль и налил ему большой стакан мадеры. Глаза ямщика засветились на вино. Отказываясь для приличия, он выпил и отерся шелковым красным платком, который лежал у него в шапке.
– Что ж, когда ехать то, ваше сиятельство?
– Да вот… (Анатоль посмотрел на часы) сейчас и ехать. Смотри же, Балага. А? Поспеешь?
– Да как выезд – счастлив ли будет, а то отчего же не поспеть? – сказал Балага. – Доставляли же в Тверь, в семь часов поспевали. Помнишь небось, ваше сиятельство.
– Ты знаешь ли, на Рожество из Твери я раз ехал, – сказал Анатоль с улыбкой воспоминания, обращаясь к Макарину, который во все глаза умиленно смотрел на Курагина. – Ты веришь ли, Макарка, что дух захватывало, как мы летели. Въехали в обоз, через два воза перескочили. А?
– Уж лошади ж были! – продолжал рассказ Балага. – Я тогда молодых пристяжных к каурому запрег, – обратился он к Долохову, – так веришь ли, Федор Иваныч, 60 верст звери летели; держать нельзя, руки закоченели, мороз был. Бросил вожжи, держи, мол, ваше сиятельство, сам, так в сани и повалился. Так ведь не то что погонять, до места держать нельзя. В три часа донесли черти. Издохла левая только.
Анатоль вышел из комнаты и через несколько минут вернулся в подпоясанной серебряным ремнем шубке и собольей шапке, молодцовато надетой на бекрень и очень шедшей к его красивому лицу. Поглядевшись в зеркало и в той самой позе, которую он взял перед зеркалом, став перед Долоховым, он взял стакан вина.
– Ну, Федя, прощай, спасибо за всё, прощай, – сказал Анатоль. – Ну, товарищи, друзья… он задумался… – молодости… моей, прощайте, – обратился он к Макарину и другим.
Несмотря на то, что все они ехали с ним, Анатоль видимо хотел сделать что то трогательное и торжественное из этого обращения к товарищам. Он говорил медленным, громким голосом и выставив грудь покачивал одной ногой. – Все возьмите стаканы; и ты, Балага. Ну, товарищи, друзья молодости моей, покутили мы, пожили, покутили. А? Теперь, когда свидимся? за границу уеду. Пожили, прощай, ребята. За здоровье! Ура!.. – сказал он, выпил свой стакан и хлопнул его об землю.
– Будь здоров, – сказал Балага, тоже выпив свой стакан и обтираясь платком. Макарин со слезами на глазах обнимал Анатоля. – Эх, князь, уж как грустно мне с тобой расстаться, – проговорил он.
– Ехать, ехать! – закричал Анатоль.
Балага было пошел из комнаты.
– Нет, стой, – сказал Анатоль. – Затвори двери, сесть надо. Вот так. – Затворили двери, и все сели.
– Ну, теперь марш, ребята! – сказал Анатоль вставая.
Лакей Joseph подал Анатолю сумку и саблю, и все вышли в переднюю.
– А шуба где? – сказал Долохов. – Эй, Игнатка! Поди к Матрене Матвеевне, спроси шубу, салоп соболий. Я слыхал, как увозят, – сказал Долохов, подмигнув. – Ведь она выскочит ни жива, ни мертва, в чем дома сидела; чуть замешкаешься, тут и слезы, и папаша, и мамаша, и сейчас озябла и назад, – а ты в шубу принимай сразу и неси в сани.
Лакей принес женский лисий салоп.
– Дурак, я тебе сказал соболий. Эй, Матрешка, соболий! – крикнул он так, что далеко по комнатам раздался его голос.
Красивая, худая и бледная цыганка, с блестящими, черными глазами и с черными, курчавыми сизого отлива волосами, в красной шали, выбежала с собольим салопом на руке.
– Что ж, мне не жаль, ты возьми, – сказала она, видимо робея перед своим господином и жалея салопа.
Долохов, не отвечая ей, взял шубу, накинул ее на Матрешу и закутал ее.
– Вот так, – сказал Долохов. – И потом вот так, – сказал он, и поднял ей около головы воротник, оставляя его только перед лицом немного открытым. – Потом вот так, видишь? – и он придвинул голову Анатоля к отверстию, оставленному воротником, из которого виднелась блестящая улыбка Матреши.
– Ну прощай, Матреша, – сказал Анатоль, целуя ее. – Эх, кончена моя гульба здесь! Стешке кланяйся. Ну, прощай! Прощай, Матреша; ты мне пожелай счастья.
– Ну, дай то вам Бог, князь, счастья большого, – сказала Матреша, с своим цыганским акцентом.
У крыльца стояли две тройки, двое молодцов ямщиков держали их. Балага сел на переднюю тройку, и, высоко поднимая локти, неторопливо разобрал вожжи. Анатоль и Долохов сели к нему. Макарин, Хвостиков и лакей сели в другую тройку.
– Готовы, что ль? – спросил Балага.
– Пущай! – крикнул он, заматывая вокруг рук вожжи, и тройка понесла бить вниз по Никитскому бульвару.
– Тпрру! Поди, эй!… Тпрру, – только слышался крик Балаги и молодца, сидевшего на козлах. На Арбатской площади тройка зацепила карету, что то затрещало, послышался крик, и тройка полетела по Арбату.
Дав два конца по Подновинскому Балага стал сдерживать и, вернувшись назад, остановил лошадей у перекрестка Старой Конюшенной.
Молодец соскочил держать под уздцы лошадей, Анатоль с Долоховым пошли по тротуару. Подходя к воротам, Долохов свистнул. Свисток отозвался ему и вслед за тем выбежала горничная.
– На двор войдите, а то видно, сейчас выйдет, – сказала она.
Долохов остался у ворот. Анатоль вошел за горничной на двор, поворотил за угол и вбежал на крыльцо.
Гаврило, огромный выездной лакей Марьи Дмитриевны, встретил Анатоля.
– К барыне пожалуйте, – басом сказал лакей, загораживая дорогу от двери.
– К какой барыне? Да ты кто? – запыхавшимся шопотом спрашивал Анатоль.
– Пожалуйте, приказано привесть.
– Курагин! назад, – кричал Долохов. – Измена! Назад!
Долохов у калитки, у которой он остановился, боролся с дворником, пытавшимся запереть за вошедшим Анатолем калитку. Долохов последним усилием оттолкнул дворника и схватив за руку выбежавшего Анатоля, выдернул его за калитку и побежал с ним назад к тройке.
