Старый город (Выборг)
Старый город (Выборг) — исторический район в составе Центрального микрорайона города Выборга. Уникальный архитектурный облик исторической части Выборга сложился за более чем семь столетий под влиянием нескольких национальных культур (шведской, финской, немецкой, русской). Представлен архитектурными памятниками различных эпох — от древних построек времён Средневековья до зданий конца XX — начала XXI века.
Помимо замка, двух башен и одного бастиона бывшей Выборгской крепости, Часовой башни и двух полуразрушенных средневековых храмов, в Выборге сохранилось ещё 7 зданий шведского периода (до XVIII века) — Дом на скале, Дом купца Векрута и Дом богатого горожанина (Епископский дом) на Подгорной улице, Костёл Гиацинта на улице Водной Заставы, Дом горожанина в глубине двора Крепостной улицы, а также два средневековых (Гильдийских) дома на Выборгской улице. Почти все эти здания построены до появления первого городского генерального плана в 1639 году и отличаются тем, что расположены под углом к современной сетке улиц.
После прихода в 1710 году в город русского гарнизона в Выборге строятся оборонительные сооружения и воинские казармы. Во второй половине XVIII века возводятся здания гражданского назначения, тогда складывается архитектурный ансамбль Соборной площади в стиле классицизм: возводятся соборы Петра и Павла и Спасо-Преображенский, Дворец наместника и здание Императорского гофгерихта, а также не сохранившиеся до нашего времени гостиный двор и новая городская ратуша.
Во второй половине XIX века Выборг застраивается в эклектическом направлении: формируется современный вид площади Старой Ратуши (Б. Бломквист, Э. Диппель), строится множество общественных учреждений в районе перекрёстка современных Крепостной улицы и Ленинградского проспекта: дом губернатора, здание губернского правления, несколько учебных заведений, почтамт. В 1893 году по проекту К. Диппеля в неоготическом стиле возводится крупнейший храм города — Новый кафедральный собор. Его шпиль высотой 75 метров стал важнейшей доминантой города.
В начале XX века на смену эклектике приходит национальный романтизм. Именно тогда было создано большинство зданий, являющихся в настоящее время архитектурными памятниками города. Наибольший вклад в формирование архитектурного облика Выборга внесли местные архитекторы — У. Ульберг, А. Шульман, П. Уотила и А. Гюльден. Несколько интересных зданий были построены по проектам статусных архитекторов из Хельсинки — Э. Сааринена, А. Линдгрена, К. Сегерштада, У. Нюстрёма и других. Важнейшие сохранившиеся постройки того времени: здание фирмы «Хакман и К°» («Гранитный дворец») и дом Ховинга в Старом городе, дом Пиетенена у Вокзальной площади, здание фирмы «Хякли, Лаллукка и К°», дом купца Москвина на Красной площади, банковские здания в начале проспекта Ленина.
|
|
|
В 1930-х годах новое влияние на городскую архитектуру оказал функционализм. Помимо жилых и коммерческих зданий в данном стиле были построены общественные учреждения: художественная школа с музеем, окружной архив и ломбард — все по проектам У. Ульберга. Важнейшим памятником эпохи функционализма в Выборге является городская библиотека, построенная в 1935 году по проекту всемирно известного архитектора А. Аалто.
В результате военных действий в районе города в 1939—1944 годах серьёзно пострадало большинство зданий, некоторые были разрушены практически полностью: старый железнодорожный вокзал (сейчас гостей города встречает вокзал послевоенной постройки в стиле сталинский ампир), городской театр, здание телефонной станции. Почти полностью сгорела деревянная застройка Выборга, довоенные деревянные дома сохранились, в основном, в западных пригородных районах. Тем не менее, после войны большая часть каменных зданий в центре города была отреставрирована, хотя порой и с отклонениями от первоначального облика. Получивший повреждения Новый кафедральный собор был окончательно разобран в 1953 году. В дальнейшем Выборг, как и все советские города, был массово застроен типовыми панельными домами, наибольшее количество которых появилось в пос. им. Ленина (совр. Южный условный район), на месте уничтоженной деревянной застройки. В центральной части строительство, с 1970-х годов, велось, преимущественно, по индивидуальным проектам.
Памятники под угрозой разрушения
Современное состояние ряда исторических зданий в центре Выборга вызывает опасения — без должного ухода идет процесс их разрушения. Городские власти Выборга сносят кварталы в старом центре города, варварски разрушая в том числе исторические памятники, находящиеся под охраной.
|
|
|
|
| Улица в Старом Городе | «Домус» Говинга | Бывший доходный дом фирмы «Хякли, Лаллукка и К°» (арх. А. Шульман, 1906 г.) | Библиотека Алвара Аалто (1935 г.) |
Напишите отзыв о статье "Старый город (Выборг)"
Ссылки
- [www.save-spb.ru/page/additional/vyborg_yanvar_2015.html Об угрозах и разрушениях на сайте Живого города (СПб)]
Отрывок, характеризующий Старый город (Выборг)
– Находит, ваше превосходительство, днями, – говорил капитан, – то и умен, и учен, и добр. А то зверь. В Польше убил было жида, изволите знать…– Ну да, ну да, – сказал полковой командир, – всё надо пожалеть молодого человека в несчастии. Ведь большие связи… Так вы того…
– Слушаю, ваше превосходительство, – сказал Тимохин, улыбкой давая чувствовать, что он понимает желания начальника.
– Ну да, ну да.
Полковой командир отыскал в рядах Долохова и придержал лошадь.
– До первого дела – эполеты, – сказал он ему.
Долохов оглянулся, ничего не сказал и не изменил выражения своего насмешливо улыбающегося рта.
– Ну, вот и хорошо, – продолжал полковой командир. – Людям по чарке водки от меня, – прибавил он, чтобы солдаты слышали. – Благодарю всех! Слава Богу! – И он, обогнав роту, подъехал к другой.
– Что ж, он, право, хороший человек; с ним служить можно, – сказал Тимохин субалтерн офицеру, шедшему подле него.
– Одно слово, червонный!… (полкового командира прозвали червонным королем) – смеясь, сказал субалтерн офицер.
Счастливое расположение духа начальства после смотра перешло и к солдатам. Рота шла весело. Со всех сторон переговаривались солдатские голоса.
– Как же сказывали, Кутузов кривой, об одном глазу?
– А то нет! Вовсе кривой.
– Не… брат, глазастее тебя. Сапоги и подвертки – всё оглядел…
– Как он, братец ты мой, глянет на ноги мне… ну! думаю…
– А другой то австрияк, с ним был, словно мелом вымазан. Как мука, белый. Я чай, как амуницию чистят!
– Что, Федешоу!… сказывал он, что ли, когда стражения начнутся, ты ближе стоял? Говорили всё, в Брунове сам Бунапарте стоит.
– Бунапарте стоит! ишь врет, дура! Чего не знает! Теперь пруссак бунтует. Австрияк его, значит, усмиряет. Как он замирится, тогда и с Бунапартом война откроется. А то, говорит, в Брунове Бунапарте стоит! То то и видно, что дурак. Ты слушай больше.
– Вишь черти квартирьеры! Пятая рота, гляди, уже в деревню заворачивает, они кашу сварят, а мы еще до места не дойдем.
– Дай сухарика то, чорт.
– А табаку то вчера дал? То то, брат. Ну, на, Бог с тобой.
– Хоть бы привал сделали, а то еще верст пять пропрем не емши.
– То то любо было, как немцы нам коляски подавали. Едешь, знай: важно!
– А здесь, братец, народ вовсе оголтелый пошел. Там всё как будто поляк был, всё русской короны; а нынче, брат, сплошной немец пошел.
– Песенники вперед! – послышался крик капитана.
И перед роту с разных рядов выбежало человек двадцать. Барабанщик запевало обернулся лицом к песенникам, и, махнув рукой, затянул протяжную солдатскую песню, начинавшуюся: «Не заря ли, солнышко занималося…» и кончавшуюся словами: «То то, братцы, будет слава нам с Каменскиим отцом…» Песня эта была сложена в Турции и пелась теперь в Австрии, только с тем изменением, что на место «Каменскиим отцом» вставляли слова: «Кутузовым отцом».
Оторвав по солдатски эти последние слова и махнув руками, как будто он бросал что то на землю, барабанщик, сухой и красивый солдат лет сорока, строго оглянул солдат песенников и зажмурился. Потом, убедившись, что все глаза устремлены на него, он как будто осторожно приподнял обеими руками какую то невидимую, драгоценную вещь над головой, подержал ее так несколько секунд и вдруг отчаянно бросил ее:
Ах, вы, сени мои, сени!
«Сени новые мои…», подхватили двадцать голосов, и ложечник, несмотря на тяжесть амуниции, резво выскочил вперед и пошел задом перед ротой, пошевеливая плечами и угрожая кому то ложками. Солдаты, в такт песни размахивая руками, шли просторным шагом, невольно попадая в ногу. Сзади роты послышались звуки колес, похрускиванье рессор и топот лошадей.
Кутузов со свитой возвращался в город. Главнокомандующий дал знак, чтобы люди продолжали итти вольно, и на его лице и на всех лицах его свиты выразилось удовольствие при звуках песни, при виде пляшущего солдата и весело и бойко идущих солдат роты. Во втором ряду, с правого фланга, с которого коляска обгоняла роты, невольно бросался в глаза голубоглазый солдат, Долохов, который особенно бойко и грациозно шел в такт песни и глядел на лица проезжающих с таким выражением, как будто он жалел всех, кто не шел в это время с ротой. Гусарский корнет из свиты Кутузова, передразнивавший полкового командира, отстал от коляски и подъехал к Долохову.
Гусарский корнет Жерков одно время в Петербурге принадлежал к тому буйному обществу, которым руководил Долохов. За границей Жерков встретил Долохова солдатом, но не счел нужным узнать его. Теперь, после разговора Кутузова с разжалованным, он с радостью старого друга обратился к нему:
– Друг сердечный, ты как? – сказал он при звуках песни, ровняя шаг своей лошади с шагом роты.
– Я как? – отвечал холодно Долохов, – как видишь.
Бойкая песня придавала особенное значение тону развязной веселости, с которой говорил Жерков, и умышленной холодности ответов Долохова.
– Ну, как ладишь с начальством? – спросил Жерков.
– Ничего, хорошие люди. Ты как в штаб затесался?
– Прикомандирован, дежурю.
Они помолчали.
«Выпускала сокола да из правого рукава», говорила песня, невольно возбуждая бодрое, веселое чувство. Разговор их, вероятно, был бы другой, ежели бы они говорили не при звуках песни.
– Что правда, австрийцев побили? – спросил Долохов.
– А чорт их знает, говорят.
– Я рад, – отвечал Долохов коротко и ясно, как того требовала песня.
– Что ж, приходи к нам когда вечерком, фараон заложишь, – сказал Жерков.
– Или у вас денег много завелось?
– Приходи.
– Нельзя. Зарок дал. Не пью и не играю, пока не произведут.
– Да что ж, до первого дела…
– Там видно будет.
Опять они помолчали.
– Ты заходи, коли что нужно, все в штабе помогут… – сказал Жерков.
Долохов усмехнулся.
– Ты лучше не беспокойся. Мне что нужно, я просить не стану, сам возьму.
– Да что ж, я так…
– Ну, и я так.
– Прощай.
– Будь здоров…
… и высоко, и далеко,
На родиму сторону…
Жерков тронул шпорами лошадь, которая раза три, горячась, перебила ногами, не зная, с какой начать, справилась и поскакала, обгоняя роту и догоняя коляску, тоже в такт песни.
Возвратившись со смотра, Кутузов, сопутствуемый австрийским генералом, прошел в свой кабинет и, кликнув адъютанта, приказал подать себе некоторые бумаги, относившиеся до состояния приходивших войск, и письма, полученные от эрцгерцога Фердинанда, начальствовавшего передовою армией. Князь Андрей Болконский с требуемыми бумагами вошел в кабинет главнокомандующего. Перед разложенным на столе планом сидели Кутузов и австрийский член гофкригсрата.
