Старый город (Таллин)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Исторический центр (Старый город) Таллинна*
Historic Centre (Old Town) of Tallinn**
Всемирное наследие ЮНЕСКО

Страна Эстония
Тип Культурный
Критерии ii, iv
Ссылка [whc.unesco.org/ru/list/822 822]
Регион*** Европа и Северная Америка
Включение 1997  (21 сессия)

Координаты: 59°26′14″ с. ш. 24°44′43″ в. д. / 59.43722° с. ш. 24.74528° в. д. / 59.43722; 24.74528 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=59.43722&mlon=24.74528&zoom=14 (O)] (Я)

* [whc.unesco.org/ru/list Название в официальном рус. списке]
** [whc.unesco.org/en/list Название в официальном англ. списке]
*** [whc.unesco.org/en/list/?search=&search_by_country=&type=&media=&region=&order=region Регион по классификации ЮНЕСКО]

Старый город (эст. Tallinna vanalinn) — старейшая часть Таллина (Эстония). В 1997 году таллинский Старый город был включён в список Всемирного наследия ЮНЕСКО как образец хорошо сохранившегося исторического центра североевропейского торгового города.

Старый город Таллина условно делится на Нижний и Верхний город (Вышгород). В Верхнем городе, расположенном на возвышенности Тоомпеа, изначально проживала знать, в то время как в Нижнем городе обосновались торговцы, ремесленники и прочие менее зажиточные слои населения. От Нижнего города Вышгород был отделён крепостной стеной, большая часть которой также превосходно сохранилась до наших дней.

Площадь около 118 га.





Верхний город

Первое деревянное укрепление на возвышенности Тоомпеа было построено предположительно в XI веке. В дальнейшем в значительной мере архитектурный облик города определил местный строительный материал — плиточный известняк.

В 1219 году поселение Линданисе было захвачено датскими крестоносцами под руководством Вальдемара II, после чего город получает название Ревель, а Вышгород становится резиденцией иностранных правителей. Тоомпеа делится на Большое городище, Малое городище и прилегающие территории. В 1229 году было завершено строительство первого каменного замка Тоомпеа в западной части Малого городища. После перехода города в правление Тевтонского ордена в XIV веке, замок подвергся перестройке и модернизации — он приобрел четырёхугольную форму. По его углам были сооружены 4 башни, в том числе «Длинный Герман» в 1360—1370-х годах, который был удлинён на 10 метров в XVI веке. С экономическим и культурным расцветом Ревеля в Ганзейский период (XVI век) замок постепенно отходит от своей первоначальной функции — оборонительной — и становится в первую очередь представительским зданием-дворцом. После захвата Ревеля русскими в ходе Северной войны, замок был снова перестроен. Вместо восточной стены по распоряжению Екатерины ІІ был построен дворец в стиле барокко, также был засыпан крепостной ров, одна из башен разрушена. В настоящее время в замке Тоомпеа обосновался парламент Эстонии — Рийгикогу.

В Вышгороде также находится одна из старейших церквей Эстонии — Домский собор, построенный в XIII веке. Свой нынешний облик собор приобрёл после многочисленных перестроек. В самом соборе были захоронены многие известные люди, такие как Понтус Делагарди и Иван Крузенштерн.

Православный Александро-Невский собор был построен в конце XIX века и стал символом русификации Эстонии, поэтому долгое время не нравился жителям Таллина. Несколько раз планировался снос или перестройка храма.

Улицы

Кирику
Кохту
Люхике-Ялг

Пикк-Ялг
Пийскопи
Рахукохту
Руту

Тоом-Кооли
Тоомпеа
Тоом-Рюйтли

Нижний город

Центром Нижнего города является Ратушная площадь, на которой находятся построенная в XIII веке городская ратуша в готическом стиле, дом Егорова и другие импозантные здания. Со смотровой площадки ратуши открывается превосходный вид на город и порт. Один из символов Таллина, флюгер «Старый Томас», украшает шпиль ратуши с 1530 года.

В ресторане Olde Hansa можно окунуться в атмосферу средневекового Таллина.

Напротив ратуши находится Ратушная аптека. Первое упоминание о ней датируется 1422 годом, таким образом она является одной из старейших аптек Европы, работающих в одном и том же здании с начала XV века. Это также старейшее коммерческое заведение и старейшее медицинское учреждение Таллина. Таллинская городская стена, включающая в себя крепостные стены и башни, является одной из главнейших достопримечательностей города. В Средние века Таллин был одним из наиболее хорошо защищённых городов на Балтийском море. Строительство городской стены началось во второй половине XIII века, считается, что первые укрепления проходили по современным улицам Лай, Хобусепеа, Вана Тург, Кулласепа. С расширением города крепостные стены возводили на новых рубежах, совершенствование укреплений продолжалось около 300 лет. В окончательном виде стена толщиной 2-3 метра имела высоту 13-16 метров. На данный момент из 2,35 км стены сохранились 1,85 км и 26 башен из 40, что является редкостью для европейских городов, где крепостные стены были часто полностью разобраны за ненадобностью. В Средневековье городская стена была окружена рвом (остатки можно наблюдать в Тоомпарке) и имела 6 главных ворот и несколько второстепенных. Сохранилась орудийная башня «Толстая Маргарита» диаметром 25 м, построенная перед Большими морскими воротами. Сейчас в ней находится Морской музей Эстонии.

Артиллерийская башня Кик-ин-де-Кёк была в своё время наиболее мощной башней Прибалтики.

В Нижнем городе сохранились также несколько средневековых церквей. Бывшая лютеранская церковь Святого Николая была основана немецкими купцами в XIII веке и также использовалась для складирования товаров. Она единственная из всех церквей Нижнего города избежала разграбления во время Реформации. После разрушения во время бомбёжки Таллина в 1944 году, церковь была отреставрирована и служит ныне концертным залом и одним из филиалов Эстонского художественного музея.

В церкви Святого Духа, построенной в XIV веке, сохранился алтарь XV века любекского мастера Бернта Нотке и часы XVII века по проекту Кристиана Акерманна.

Церковь Олевисте, названная в честь норвежского короля Олафа Харальдссона, известная с XIII века, в своё время была самым высоким сооружением в Европе. Церковь имеет свою смотровую площадку.

На территории Нижнего города находились два монастыря — женский цистерцианский (на улице Суур-Клоостри) и мужской доминиканский (на месте домов 12-18 по улице Вене). Старейший городской рынок располагался у современной башни Пикк-ялг, затем он был перенесён на новое место в район Ратушной площади, а после возведения крепостных стен, за их пределы — на современную площадь Вана Тург (торговые сделки, особенно крупные, нередко сопровождались конфликтами, иногда — вооружёнными столкновениями).

Аналогично Дому Черноголовых в Риге, в Таллине также существовал Дом Черноголовых на улице Пикк, который единственный из всех домов Братства остался нетронутым до XXI века. Братство Черноголовых объединяло неженатых немецких торговцев на территории Ливонии и просуществовало в Таллине с начала XV века до 1940 года. Фасад здания выполнен в стиле Голландского Возрождения XVI века. На фасаде находятся гербы городов-членов Ганзы Брюгге, Новгорода, Лондона и Бергена. Российские цари Пётр I, Павел I и Александр I были почётными членами Братства и посещали Дом Черноголовых.

В Нижнем городе сохранились средневековые дома торговцев, в первую очередь периода расцвета Ганзейского города[1], наиболее характерными являются архитектурные комплексы «Три сестры» (д. 71 на улице Пикк), «Три брата» (д. 38 на улице Лай), «Отец и сын» (д. 1 на улице Кунинга)[2], д. 23 и 29 на улице Лай, ресторан Peppersack на площади Вана-Тург и др. В историческом доме № 17 на улице Вене обустроен Таллинский городской музей.

На территории Нижнего города работает старейшая из ныне действующих в Эстонии общеобразовательных школ — гимназия Густава Адольфа (открыта 6 июня 1631 года).

В северной части Нижнего города рядом с башней «Толстая Маргарита» в 1996 году был открыт мемориал «Прерванная линия» в память о трагическом крушении парома «Эстония», в котором погибли сотни человек.

В советские времена Старый город часто выступал кинодекорациями городов средневековой европы и не только[3].

Улицы

Посетивший Таллин в канун 1821 года Александр Бестужев-Марлинский в своем «Путешествии в Ревель» писал об улицах Старого города: «кружатся, переплетаются, выходят друг из друга, но ни одна другой, ни одна самой себе не следует».

Аида
Аптееги
Бёрзи-Кайк
Бремени кяйк
Вайму
Валли
Вана-Пости
Вана-Тург
Ванатуру каэл
Вене
Виру
Вооримехе
Гюмнаазиуми
Дункри
Вяйке-Карья
Суур-Карья

Катарина Кяйк
Кинга
Вяйке-Клоостри
Суур-Клоостри
Кооли
Кулласепа
Кунинга
Лабораториуми
Лай
Мюйривахе
Мунга
Мюнди
Нигулисте
Нунне
Олевимяги

Олевисте
Пагари
Пикк
Пюхавайму
Сайа Кяйк
Сауна
Сулевимяги
Сууртюки
Ратаскаэву
Раекоя
Рюйтли
Толли
Уус
Хобусепеа
Харью

Напишите отзыв о статье "Старый город (Таллин)"

Примечания

  1. [tallin.su/?Po_Nizhnemu_gorodu:Srednevekovye_zhilye_doma. Средневековые жилые дома]
  2. [spb-tallinn.ru/attractions.html «Три сестры», «Три брата», «Отец и сын»]
  3. [www.veneportaal.ee/kultura/09/10090901.htm Актер по имени Таллинн]

Ссылки

Отрывок, характеризующий Старый город (Таллин)

Павлоградский полк, находившийся в той части армии, которая была в походе 1805 года, укомплектовываясь в России, опоздал к первым действиям кампании. Он не был ни под Пултуском, ни под Прейсиш Эйлау и во второй половине кампании, присоединившись к действующей армии, был причислен к отряду Платова.
Отряд Платова действовал независимо от армии. Несколько раз павлоградцы были частями в перестрелках с неприятелем, захватили пленных и однажды отбили даже экипажи маршала Удино. В апреле месяце павлоградцы несколько недель простояли около разоренной до тла немецкой пустой деревни, не трогаясь с места.
Была ростепель, грязь, холод, реки взломало, дороги сделались непроездны; по нескольку дней не выдавали ни лошадям ни людям провианта. Так как подвоз сделался невозможен, то люди рассыпались по заброшенным пустынным деревням отыскивать картофель, но уже и того находили мало. Всё было съедено, и все жители разбежались; те, которые оставались, были хуже нищих, и отнимать у них уж было нечего, и даже мало – жалостливые солдаты часто вместо того, чтобы пользоваться от них, отдавали им свое последнее.
Павлоградский полк в делах потерял только двух раненых; но от голоду и болезней потерял почти половину людей. В госпиталях умирали так верно, что солдаты, больные лихорадкой и опухолью, происходившими от дурной пищи, предпочитали нести службу, через силу волоча ноги во фронте, чем отправляться в больницы. С открытием весны солдаты стали находить показывавшееся из земли растение, похожее на спаржу, которое они называли почему то машкин сладкий корень, и рассыпались по лугам и полям, отыскивая этот машкин сладкий корень (который был очень горек), саблями выкапывали его и ели, несмотря на приказания не есть этого вредного растения.
Весною между солдатами открылась новая болезнь, опухоль рук, ног и лица, причину которой медики полагали в употреблении этого корня. Но несмотря на запрещение, павлоградские солдаты эскадрона Денисова ели преимущественно машкин сладкий корень, потому что уже вторую неделю растягивали последние сухари, выдавали только по полфунта на человека, а картофель в последнюю посылку привезли мерзлый и проросший. Лошади питались тоже вторую неделю соломенными крышами с домов, были безобразно худы и покрыты еще зимнею, клоками сбившеюся шерстью.
Несмотря на такое бедствие, солдаты и офицеры жили точно так же, как и всегда; так же и теперь, хотя и с бледными и опухлыми лицами и в оборванных мундирах, гусары строились к расчетам, ходили на уборку, чистили лошадей, амуницию, таскали вместо корма солому с крыш и ходили обедать к котлам, от которых вставали голодные, подшучивая над своею гадкой пищей и своим голодом. Также как и всегда, в свободное от службы время солдаты жгли костры, парились голые у огней, курили, отбирали и пекли проросший, прелый картофель и рассказывали и слушали рассказы или о Потемкинских и Суворовских походах, или сказки об Алеше пройдохе, и о поповом батраке Миколке.
Офицеры так же, как и обыкновенно, жили по двое, по трое, в раскрытых полуразоренных домах. Старшие заботились о приобретении соломы и картофеля, вообще о средствах пропитания людей, младшие занимались, как всегда, кто картами (денег было много, хотя провианта и не было), кто невинными играми – в свайку и городки. Об общем ходе дел говорили мало, частью оттого, что ничего положительного не знали, частью оттого, что смутно чувствовали, что общее дело войны шло плохо.
Ростов жил, попрежнему, с Денисовым, и дружеская связь их, со времени их отпуска, стала еще теснее. Денисов никогда не говорил про домашних Ростова, но по нежной дружбе, которую командир оказывал своему офицеру, Ростов чувствовал, что несчастная любовь старого гусара к Наташе участвовала в этом усилении дружбы. Денисов видимо старался как можно реже подвергать Ростова опасностям, берег его и после дела особенно радостно встречал его целым и невредимым. На одной из своих командировок Ростов нашел в заброшенной разоренной деревне, куда он приехал за провиантом, семейство старика поляка и его дочери, с грудным ребенком. Они были раздеты, голодны, и не могли уйти, и не имели средств выехать. Ростов привез их в свою стоянку, поместил в своей квартире, и несколько недель, пока старик оправлялся, содержал их. Товарищ Ростова, разговорившись о женщинах, стал смеяться Ростову, говоря, что он всех хитрее, и что ему бы не грех познакомить товарищей с спасенной им хорошенькой полькой. Ростов принял шутку за оскорбление и, вспыхнув, наговорил офицеру таких неприятных вещей, что Денисов с трудом мог удержать обоих от дуэли. Когда офицер ушел и Денисов, сам не знавший отношений Ростова к польке, стал упрекать его за вспыльчивость, Ростов сказал ему:
– Как же ты хочешь… Она мне, как сестра, и я не могу тебе описать, как это обидно мне было… потому что… ну, оттого…
Денисов ударил его по плечу, и быстро стал ходить по комнате, не глядя на Ростова, что он делывал в минуты душевного волнения.
– Экая дуг'ацкая ваша пог'ода Г'остовская, – проговорил он, и Ростов заметил слезы на глазах Денисова.


В апреле месяце войска оживились известием о приезде государя к армии. Ростову не удалось попасть на смотр который делал государь в Бартенштейне: павлоградцы стояли на аванпостах, далеко впереди Бартенштейна.
Они стояли биваками. Денисов с Ростовым жили в вырытой для них солдатами землянке, покрытой сучьями и дерном. Землянка была устроена следующим, вошедшим тогда в моду, способом: прорывалась канава в полтора аршина ширины, два – глубины и три с половиной длины. С одного конца канавы делались ступеньки, и это был сход, крыльцо; сама канава была комната, в которой у счастливых, как у эскадронного командира, в дальней, противуположной ступеням стороне, лежала на кольях, доска – это был стол. С обеих сторон вдоль канавы была снята на аршин земля, и это были две кровати и диваны. Крыша устраивалась так, что в середине можно было стоять, а на кровати даже можно было сидеть, ежели подвинуться ближе к столу. У Денисова, жившего роскошно, потому что солдаты его эскадрона любили его, была еще доска в фронтоне крыши, и в этой доске было разбитое, но склеенное стекло. Когда было очень холодно, то к ступеням (в приемную, как называл Денисов эту часть балагана), приносили на железном загнутом листе жар из солдатских костров, и делалось так тепло, что офицеры, которых много всегда бывало у Денисова и Ростова, сидели в одних рубашках.
В апреле месяце Ростов был дежурным. В 8 м часу утра, вернувшись домой, после бессонной ночи, он велел принести жару, переменил измокшее от дождя белье, помолился Богу, напился чаю, согрелся, убрал в порядок вещи в своем уголке и на столе, и с обветрившимся, горевшим лицом, в одной рубашке, лег на спину, заложив руки под голову. Он приятно размышлял о том, что на днях должен выйти ему следующий чин за последнюю рекогносцировку, и ожидал куда то вышедшего Денисова. Ростову хотелось поговорить с ним.
За шалашом послышался перекатывающийся крик Денисова, очевидно разгорячившегося. Ростов подвинулся к окну посмотреть, с кем он имел дело, и увидал вахмистра Топчеенко.
– Я тебе пг'иказывал не пускать их жг'ать этот ког'ень, машкин какой то! – кричал Денисов. – Ведь я сам видел, Лазаг'чук с поля тащил.
– Я приказывал, ваше высокоблагородие, не слушают, – отвечал вахмистр.
Ростов опять лег на свою кровать и с удовольствием подумал: «пускай его теперь возится, хлопочет, я свое дело отделал и лежу – отлично!» Из за стенки он слышал, что, кроме вахмистра, еще говорил Лаврушка, этот бойкий плутоватый лакей Денисова. Лаврушка что то рассказывал о каких то подводах, сухарях и быках, которых он видел, ездивши за провизией.
За балаганом послышался опять удаляющийся крик Денисова и слова: «Седлай! Второй взвод!»
«Куда это собрались?» подумал Ростов.
Через пять минут Денисов вошел в балаган, влез с грязными ногами на кровать, сердито выкурил трубку, раскидал все свои вещи, надел нагайку и саблю и стал выходить из землянки. На вопрос Ростова, куда? он сердито и неопределенно отвечал, что есть дело.
– Суди меня там Бог и великий государь! – сказал Денисов, выходя; и Ростов услыхал, как за балаганом зашлепали по грязи ноги нескольких лошадей. Ростов не позаботился даже узнать, куда поехал Денисов. Угревшись в своем угле, он заснул и перед вечером только вышел из балагана. Денисов еще не возвращался. Вечер разгулялся; около соседней землянки два офицера с юнкером играли в свайку, с смехом засаживая редьки в рыхлую грязную землю. Ростов присоединился к ним. В середине игры офицеры увидали подъезжавшие к ним повозки: человек 15 гусар на худых лошадях следовали за ними. Повозки, конвоируемые гусарами, подъехали к коновязям, и толпа гусар окружила их.
– Ну вот Денисов всё тужил, – сказал Ростов, – вот и провиант прибыл.
– И то! – сказали офицеры. – То то радешеньки солдаты! – Немного позади гусар ехал Денисов, сопутствуемый двумя пехотными офицерами, с которыми он о чем то разговаривал. Ростов пошел к нему навстречу.
– Я вас предупреждаю, ротмистр, – говорил один из офицеров, худой, маленький ростом и видимо озлобленный.
– Ведь сказал, что не отдам, – отвечал Денисов.
– Вы будете отвечать, ротмистр, это буйство, – у своих транспорты отбивать! Наши два дня не ели.
– А мои две недели не ели, – отвечал Денисов.
– Это разбой, ответите, милостивый государь! – возвышая голос, повторил пехотный офицер.
– Да вы что ко мне пристали? А? – крикнул Денисов, вдруг разгорячась, – отвечать буду я, а не вы, а вы тут не жужжите, пока целы. Марш! – крикнул он на офицеров.
– Хорошо же! – не робея и не отъезжая, кричал маленький офицер, – разбойничать, так я вам…
– К чог'ту марш скорым шагом, пока цел. – И Денисов повернул лошадь к офицеру.
– Хорошо, хорошо, – проговорил офицер с угрозой, и, повернув лошадь, поехал прочь рысью, трясясь на седле.
– Собака на забог'е, живая собака на забог'е, – сказал Денисов ему вслед – высшую насмешку кавалериста над верховым пехотным, и, подъехав к Ростову, расхохотался.
– Отбил у пехоты, отбил силой транспорт! – сказал он. – Что ж, не с голоду же издыхать людям?
Повозки, которые подъехали к гусарам были назначены в пехотный полк, но, известившись через Лаврушку, что этот транспорт идет один, Денисов с гусарами силой отбил его. Солдатам раздали сухарей в волю, поделились даже с другими эскадронами.
На другой день, полковой командир позвал к себе Денисова и сказал ему, закрыв раскрытыми пальцами глаза: «Я на это смотрю вот так, я ничего не знаю и дела не начну; но советую съездить в штаб и там, в провиантском ведомстве уладить это дело, и, если возможно, расписаться, что получили столько то провианту; в противном случае, требованье записано на пехотный полк: дело поднимется и может кончиться дурно».