Обстрелы территории Израиля из сектора Газа

Обстрелы территории Израиля из сектора Газа — периодические обстрелы территории Израиля из миномётов, неуправляемыми ракетами типа «Кассам», ракетами «Град» и ракетами дальнего действия (Фаджр и другими), осуществляемые боевиками из контролирующих сектор Газа движения ХАМАС и его союзников, признанных в ряде стран террористическими организациями.

История

19 марта 2001 года территория Израиля, впервые со времён Шестидневной войны 1967-го года, была обстреляна из минометов. Первый зафиксированный обстрел израильской территории ракетой «Кассам» произошёл 16 апреля 2001 года.

27 июня 2004 года первыми жертвами «Кассамов» стали 4-летний Афик Заави-Охаюн и 49-летний Мордехай Йосипов — ракета разорвалась на пешеходном переходе возле детского сада в тот момент, когда детей пришли забирать домой.

Вначале осуществлялись главным образом обстрелы еврейских поселений Гуш-Катиф на севере Газы, затем уже городов на территории собственно Израиля — Сдерот, Ашкелон и других.

После ухода израильской армии и эвакуации еврейских поселений из сектора Газа в августе 2005 года интенсивность ракетных обстрелов резко возросла: если за 56 месяцев Интифады Аль-Акса, предшествовавших эвакуации, на территорию Израиля упало менее 500 ракет, то за 28 месяцев, прошедших после «размежевания», — почти 2000. Кроме того, если в 2001—2005 гг. территории Израиля достигала лишь каждая третья ракета из выпущенных, то после размежевания — две из трёх, что может быть объяснено как усовершенствованием конструкции самих ракет, так и отсутствием еврейских поселений, ранее препятствовавших запуску ракет и снарядов непосредственно с границы сектора. Спецслужбы отмечают, что к концу 2005 года в ракетных обстрелах израильской территории из сектора Газа принимали участие практически все террористические группировки сектора: «Бригады Эль-Кудса» (Исламский джихад), «Бригады Изз ад-Дин аль-Кассам» (ХАМАС), боевики «Комитетов народного сопротивления», «Бригады Абу Риша» и «Бригады мучеников Аль-Аксы» (ФАТХ).

Первоначально радиус действия «Кассамов» не превышал 6 километров, однако со временем их дальность значительно возросла. В 2006 году лидеры террористов заявили о том, что вскоре дальность палестинских ракет будет увеличена до 25 км, что позволит им достигать города Ашкелон. Предпринимались также и попытки палестинцев осуществить ракетные обстрелы израильских объектов в Иудее и Самарии.

К 2009 году зона досягаемости ракет значительно расширилась, и на данный момент на доступной ракетному обстрелу территории проживает около миллиона израильтян.

Резкое усиление обстрелов в конце 2008 года стало причиной проведения Израилем с 28 декабря 2008 года по 20 января 2009 года военной операции «Литой свинец». Результатом стало резкое сокращение интенсивности обстрелов: если за 2008 год год по Израилю было выпущено 3276 ракет, то в 2009 — всего 367, в 2010 — до 150.

С 2001 и до начала 2011 гг. «террористы выпустили из сектора Газа по городам на юге Израиля более 11 тысяч ракет и мин».

Согласно МИД Израиля:

Расходы Израиля на защиту гражданского населения от ракет террористов исчисляются миллиардами шекелей. Небольшое число пострадавших на израильской стороне в нынешнем конфликте объясняется не «гуманностью» террористов Хамаса и Исламского Джихада, и не «безвредностью» запускаемых ими по Израилю ракет, каждая из которых представляет собой военное преступление. Своими жизнями, безопасностью своего имущества израильтяне всецело обязаны своим собственным усилиям и действиям Армии Обороны Израиля.

Статистика

Крупные израильские города в зоне досягаемости ракет

город	число жителей (2011)
Ашдод	212 300
Беер-Шева	196 300
Ашкелон	117 400
Рахат	54 900
Кирьят Гат	47 700
Явне	33 300
Нетивот	28 000
Офаким	24 400
Сдерот	21 000
Кирьят Малахи	20 900

Статистика ракетных обстрелов территории Израиля из сектора Газы

(в ряде источников учтены только ракетные обстрелы, но указано общее число пострадавших в результате ракетно-минометных обстрелов)

	Обстрелов	Ракет	Убиты	Ранены
2001	5	5	0	0
2002	17	ок. 20	0	0
2003	80	ок. 100	0	0
2004	118	ок. 260	5	46
2005	123	ок. 270	3	26
2006	580	ок. 1020	2	36
2007	437	ок. 760	2	125
2008	560	1490	7	162
2009	302	571	0	41
2010	86	100—150, в том числе 2 ракеты типа «град».	1	2
2011	229	386 ракет, в том числе 80 ракет типа «град». Всего 680 ракет и минометных снарядов.	3	38
2012	512	1506 ракет, min 83 минометных снарядa. Около 430 ракет сбиты системой ПРО.	5	90
Всего:	2820	min 6497	28	566

Обстрелы территории Израиля за 2008—2012

	Ракет и миномётных снарядов	Убиты	Ранены
2008
Январь	208		6
Февраль	260	1	28
Март	216		18
Апрель	152		2
Май	121	2	34
Июнь	73	1	14
Июль	4
Август	7
Сентябрь	2
Октябрь	3
Ноябрь	105		10
Декабрь	338	4	50
2009
Январь	462		39
Февраль	46		2
Март	7
Апрель	3
Май	9
Июнь	2
Июль	2
Август	7		1
Сентябрь	11
Октябрь	7
Ноябрь	8
Декабрь	7
2010	по
Январь	9
Февраль	5
Март	20	1
Апрель	6
Май	8
Июнь	10
Июль	7
Август	3
Сентябрь	14
Октябрь	5
Ноябрь	6
Декабрь	6		2
2011	по
Январь	16		4
Февраль	9
Март	34		3
Апрель	41 ракета (9 сбиты системой ПРО)	1	1 (при обстреле автобуса)
Май
Июнь	2
Июль	24
Август	144 (не менее 20 ракет сбиты системой ПРО)	1	24
Сентябрь	8
Октябрь	64 (не менее 4 ракет сбиты системой ПРО)	1	5
Ноябрь	10 обстрелов / 10 ракет и один миномётный снаряд		1
Декабрь	21 обстрел / 33 ракеты
Всего	min 2524	12	243
2012	по
Январь	11 обстрелов, 13 ракет
Февраль	24 обстрела, 35 ракет
Март	104 обстрела, 214 ракет. 66 ракет сбиты системой ПРО.		3
Апрель	8 обстрелов, 9 ракет
Май	4 обстрела, 4 ракеты
Июнь	42 обстрела, 112 ракет. 15 ракет сбиты системой ПРО.		6
Июль	15 обстрелов, 22 ракеты; 1 ракета сбита системой ПРО.
Август	16 обстрелов, 21 ракета		1
Сентябрь	10 обстрелов, 16 ракет.
Октябрь	48 обстрелов, 127 ракет. 8 ракет сбиты системой ПРО.		5
Ноябрь	512 обстрела, около 1506 ракет, 83 минометных снарядa. Около 430 ракет сбиты системой ПРО.	5	90
Декабрь	1 ракета
Всего	min 794 обстрела, 2.078 ракет, 83 минометных снарядa. 520 ракет сбиты системой ПРО.	5	107

См. также

• Список обстрелов Израиля из Сектора Газа в 2012 году

Источники

• [www.terrorism-info.org.il/malam_multimedia/English/eng_n/html/rocket_threat_e.htm Rocket threat from the Gaza Strip, 2000—2007] Информационный Центр Изучения Терроризма при Центре Специальных Исследований (ЦСИ)  (англ.)
• [web.archive.org/web/20110524125511/www.terrorism-info.org.il/malam_multimedia/English/eng_n/pdf/ipc_e007.pdf Summary of rocket fire and mortar shelling in 2008] Информационный Центр Изучения Терроризма при Центре Специальных Исследований (ЦСИ) {{ref-en}
• [www.amnesty.org/en/articles/news/2015/03/palestinian-armed-groups-killed-civilians-on-both-sides-in-2014-gaza-conflict/ Palestinian armed groups killed civilians on both sides in attacks amounting to war crimes], Международная амнистия, 26 марта 2015

Ссылки

• [youtube.com/watch?v=4wkwq8-ofec Imagine this happening in your country…] на YouTube
• [txt.newsru.co.il/israel/27dec2011/katif500.html «Битуах Леуми» признает пострадавших от «касамов» палестинцев инвалидами труда, 7 декабря 2011 г.]
• [edu.israelinfo.ru/articles/1/537 Поведение в экстренной ситуации. Руководство для родителей.] Анна Розе, социальный работник, представитель центра «Наталь», занимающегося реабилитацией и психологической помощью жертвам арабо-израильского конфликта.
• Евгения Кравчик [www.berkovich-zametki.com/2012/Zametki/Nomer3/Kravchik1.php Ракетное оружие и территории: есть ли связь?] // Заметки по еврейской истории. — 2012. — № 3 (150), март.
• [9tv.co.il/news/2013/06/11/152429.html Израиль выплатил 600 тыс. долларов компенсации семьям двух палестинцев, убитых своими соплеменниками]. 9tv.co.il (11 июня 2013). Проверено 23 июня 2013. [www.webcitation.org/6HccngIpl Архивировано из первоисточника 24 июня 2013].

Отрывок, характеризующий Обстрелы территории Израиля из сектора Газа

Фабричные пошли за ним. Фабричные, пившие в кабаке в это утро под предводительством высокого малого, принесли целовальнику кожи с фабрики, и за это им было дано вино. Кузнецы из соседних кузень, услыхав гульбу в кабаке и полагая, что кабак разбит, силой хотели ворваться в него. На крыльце завязалась драка.
Целовальник в дверях дрался с кузнецом, и в то время как выходили фабричные, кузнец оторвался от целовальника и упал лицом на мостовую.
Другой кузнец рвался в дверь, грудью наваливаясь на целовальника.
Малый с засученным рукавом на ходу еще ударил в лицо рвавшегося в дверь кузнеца и дико закричал:
– Ребята! наших бьют!
В это время первый кузнец поднялся с земли и, расцарапывая кровь на разбитом лице, закричал плачущим голосом:
– Караул! Убили!.. Человека убили! Братцы!..
– Ой, батюшки, убили до смерти, убили человека! – завизжала баба, вышедшая из соседних ворот. Толпа народа собралась около окровавленного кузнеца.
– Мало ты народ то грабил, рубахи снимал, – сказал чей то голос, обращаясь к целовальнику, – что ж ты человека убил? Разбойник!
Высокий малый, стоя на крыльце, мутными глазами водил то на целовальника, то на кузнецов, как бы соображая, с кем теперь следует драться.
– Душегуб! – вдруг крикнул он на целовальника. – Вяжи его, ребята!
– Как же, связал одного такого то! – крикнул целовальник, отмахнувшись от набросившихся на него людей, и, сорвав с себя шапку, он бросил ее на землю. Как будто действие это имело какое то таинственно угрожающее значение, фабричные, обступившие целовальника, остановились в нерешительности.
– Порядок то я, брат, знаю очень прекрасно. Я до частного дойду. Ты думаешь, не дойду? Разбойничать то нонче никому не велят! – прокричал целовальник, поднимая шапку.
– И пойдем, ишь ты! И пойдем… ишь ты! – повторяли друг за другом целовальник и высокий малый, и оба вместе двинулись вперед по улице. Окровавленный кузнец шел рядом с ними. Фабричные и посторонний народ с говором и криком шли за ними.
У угла Маросейки, против большого с запертыми ставнями дома, на котором была вывеска сапожного мастера, стояли с унылыми лицами человек двадцать сапожников, худых, истомленных людей в халатах и оборванных чуйках.
– Он народ разочти как следует! – говорил худой мастеровой с жидкой бородйой и нахмуренными бровями. – А что ж, он нашу кровь сосал – да и квит. Он нас водил, водил – всю неделю. А теперь довел до последнего конца, а сам уехал.
Увидав народ и окровавленного человека, говоривший мастеровой замолчал, и все сапожники с поспешным любопытством присоединились к двигавшейся толпе.
– Куда идет народ то?
– Известно куда, к начальству идет.
– Что ж, али взаправду наша не взяла сила?
– А ты думал как! Гляди ко, что народ говорит.
Слышались вопросы и ответы. Целовальник, воспользовавшись увеличением толпы, отстал от народа и вернулся к своему кабаку.
Высокий малый, не замечая исчезновения своего врага целовальника, размахивая оголенной рукой, не переставал говорить, обращая тем на себя общее внимание. На него то преимущественно жался народ, предполагая от него получить разрешение занимавших всех вопросов.
– Он покажи порядок, закон покажи, на то начальство поставлено! Так ли я говорю, православные? – говорил высокий малый, чуть заметно улыбаясь.
– Он думает, и начальства нет? Разве без начальства можно? А то грабить то мало ли их.
– Что пустое говорить! – отзывалось в толпе. – Как же, так и бросят Москву то! Тебе на смех сказали, а ты и поверил. Мало ли войсков наших идет. Так его и пустили! На то начальство. Вон послушай, что народ то бает, – говорили, указывая на высокого малого.
У стены Китай города другая небольшая кучка людей окружала человека в фризовой шинели, держащего в руках бумагу.
– Указ, указ читают! Указ читают! – послышалось в толпе, и народ хлынул к чтецу.
Человек в фризовой шинели читал афишку от 31 го августа. Когда толпа окружила его, он как бы смутился, но на требование высокого малого, протеснившегося до него, он с легким дрожанием в голосе начал читать афишку сначала.
«Я завтра рано еду к светлейшему князю, – читал он (светлеющему! – торжественно, улыбаясь ртом и хмуря брови, повторил высокий малый), – чтобы с ним переговорить, действовать и помогать войскам истреблять злодеев; станем и мы из них дух… – продолжал чтец и остановился („Видал?“ – победоносно прокричал малый. – Он тебе всю дистанцию развяжет…»)… – искоренять и этих гостей к черту отправлять; я приеду назад к обеду, и примемся за дело, сделаем, доделаем и злодеев отделаем».
Последние слова были прочтены чтецом в совершенном молчании. Высокий малый грустно опустил голову. Очевидно было, что никто не понял этих последних слов. В особенности слова: «я приеду завтра к обеду», видимо, даже огорчили и чтеца и слушателей. Понимание народа было настроено на высокий лад, а это было слишком просто и ненужно понятно; это было то самое, что каждый из них мог бы сказать и что поэтому не мог говорить указ, исходящий от высшей власти.
Все стояли в унылом молчании. Высокий малый водил губами и пошатывался.
– У него спросить бы!.. Это сам и есть?.. Как же, успросил!.. А то что ж… Он укажет… – вдруг послышалось в задних рядах толпы, и общее внимание обратилось на выезжавшие на площадь дрожки полицеймейстера, сопутствуемого двумя конными драгунами.
Полицеймейстер, ездивший в это утро по приказанию графа сжигать барки и, по случаю этого поручения, выручивший большую сумму денег, находившуюся у него в эту минуту в кармане, увидав двинувшуюся к нему толпу людей, приказал кучеру остановиться.
– Что за народ? – крикнул он на людей, разрозненно и робко приближавшихся к дрожкам. – Что за народ? Я вас спрашиваю? – повторил полицеймейстер, не получавший ответа.
– Они, ваше благородие, – сказал приказный во фризовой шинели, – они, ваше высокородие, по объявлению сиятельнейшего графа, не щадя живота, желали послужить, а не то чтобы бунт какой, как сказано от сиятельнейшего графа…
– Граф не уехал, он здесь, и об вас распоряжение будет, – сказал полицеймейстер. – Пошел! – сказал он кучеру. Толпа остановилась, скучиваясь около тех, которые слышали то, что сказало начальство, и глядя на отъезжающие дрожки.
Полицеймейстер в это время испуганно оглянулся, что то сказал кучеру, и лошади его поехали быстрее.
– Обман, ребята! Веди к самому! – крикнул голос высокого малого. – Не пущай, ребята! Пущай отчет подаст! Держи! – закричали голоса, и народ бегом бросился за дрожками.
Толпа за полицеймейстером с шумным говором направилась на Лубянку.
– Что ж, господа да купцы повыехали, а мы за то и пропадаем? Что ж, мы собаки, что ль! – слышалось чаще в толпе.


Вечером 1 го сентября, после своего свидания с Кутузовым, граф Растопчин, огорченный и оскорбленный тем, что его не пригласили на военный совет, что Кутузов не обращал никакого внимания на его предложение принять участие в защите столицы, и удивленный новым открывшимся ему в лагере взглядом, при котором вопрос о спокойствии столицы и о патриотическом ее настроении оказывался не только второстепенным, но совершенно ненужным и ничтожным, – огорченный, оскорбленный и удивленный всем этим, граф Растопчин вернулся в Москву. Поужинав, граф, не раздеваясь, прилег на канапе и в первом часу был разбужен курьером, который привез ему письмо от Кутузова. В письме говорилось, что так как войска отступают на Рязанскую дорогу за Москву, то не угодно ли графу выслать полицейских чиновников, для проведения войск через город. Известие это не было новостью для Растопчина. Не только со вчерашнего свиданья с Кутузовым на Поклонной горе, но и с самого Бородинского сражения, когда все приезжавшие в Москву генералы в один голос говорили, что нельзя дать еще сражения, и когда с разрешения графа каждую ночь уже вывозили казенное имущество и жители до половины повыехали, – граф Растопчин знал, что Москва будет оставлена; но тем не менее известие это, сообщенное в форме простой записки с приказанием от Кутузова и полученное ночью, во время первого сна, удивило и раздражило графа.
Впоследствии, объясняя свою деятельность за это время, граф Растопчин в своих записках несколько раз писал, что у него тогда было две важные цели: De maintenir la tranquillite a Moscou et d'en faire partir les habitants. [Сохранить спокойствие в Москве и выпроводить из нее жителей.] Если допустить эту двоякую цель, всякое действие Растопчина оказывается безукоризненным. Для чего не вывезена московская святыня, оружие, патроны, порох, запасы хлеба, для чего тысячи жителей обмануты тем, что Москву не сдадут, и разорены? – Для того, чтобы соблюсти спокойствие в столице, отвечает объяснение графа Растопчина. Для чего вывозились кипы ненужных бумаг из присутственных мест и шар Леппиха и другие предметы? – Для того, чтобы оставить город пустым, отвечает объяснение графа Растопчина. Стоит только допустить, что что нибудь угрожало народному спокойствию, и всякое действие становится оправданным.
Все ужасы террора основывались только на заботе о народном спокойствии.
На чем же основывался страх графа Растопчина о народном спокойствии в Москве в 1812 году? Какая причина была предполагать в городе склонность к возмущению? Жители уезжали, войска, отступая, наполняли Москву. Почему должен был вследствие этого бунтовать народ?
Не только в Москве, но во всей России при вступлении неприятеля не произошло ничего похожего на возмущение. 1 го, 2 го сентября более десяти тысяч людей оставалось в Москве, и, кроме толпы, собравшейся на дворе главнокомандующего и привлеченной им самим, – ничего не было. Очевидно, что еще менее надо было ожидать волнения в народе, ежели бы после Бородинского сражения, когда оставление Москвы стало очевидно, или, по крайней мере, вероятно, – ежели бы тогда вместо того, чтобы волновать народ раздачей оружия и афишами, Растопчин принял меры к вывозу всей святыни, пороху, зарядов и денег и прямо объявил бы народу, что город оставляется.
Растопчин, пылкий, сангвинический человек, всегда вращавшийся в высших кругах администрации, хотя в с патриотическим чувством, не имел ни малейшего понятия о том народе, которым он думал управлять. С самого начала вступления неприятеля в Смоленск Растопчин в воображении своем составил для себя роль руководителя народного чувства – сердца России. Ему не только казалось (как это кажется каждому администратору), что он управлял внешними действиями жителей Москвы, но ему казалось, что он руководил их настроением посредством своих воззваний и афиш, писанных тем ёрническим языком, который в своей среде презирает народ и которого он не понимает, когда слышит его сверху. Красивая роль руководителя народного чувства так понравилась Растопчину, он так сжился с нею, что необходимость выйти из этой роли, необходимость оставления Москвы без всякого героического эффекта застала его врасплох, и он вдруг потерял из под ног почву, на которой стоял, в решительно не знал, что ему делать. Он хотя и знал, но не верил всею душою до последней минуты в оставление Москвы и ничего не делал с этой целью. Жители выезжали против его желания. Ежели вывозили присутственные места, то только по требованию чиновников, с которыми неохотно соглашался граф. Сам же он был занят только тою ролью, которую он для себя сделал. Как это часто бывает с людьми, одаренными пылким воображением, он знал уже давно, что Москву оставят, но знал только по рассуждению, но всей душой не верил в это, не перенесся воображением в это новое положение.
Вся деятельность его, старательная и энергическая (насколько она была полезна и отражалась на народ – это другой вопрос), вся деятельность его была направлена только на то, чтобы возбудить в жителях то чувство, которое он сам испытывал, – патриотическую ненависть к французам и уверенность в себе.
Но когда событие принимало свои настоящие, исторические размеры, когда оказалось недостаточным только словами выражать свою ненависть к французам, когда нельзя было даже сражением выразить эту ненависть, когда уверенность в себе оказалась бесполезною по отношению к одному вопросу Москвы, когда все население, как один человек, бросая свои имущества, потекло вон из Москвы, показывая этим отрицательным действием всю силу своего народного чувства, – тогда роль, выбранная Растопчиным, оказалась вдруг бессмысленной. Он почувствовал себя вдруг одиноким, слабым и смешным, без почвы под ногами.
Получив, пробужденный от сна, холодную и повелительную записку от Кутузова, Растопчин почувствовал себя тем более раздраженным, чем более он чувствовал себя виновным. В Москве оставалось все то, что именно было поручено ему, все то казенное, что ему должно было вывезти. Вывезти все не было возможности.
«Кто же виноват в этом, кто допустил до этого? – думал он. – Разумеется, не я. У меня все было готово, я держал Москву вот как! И вот до чего они довели дело! Мерзавцы, изменники!» – думал он, не определяя хорошенько того, кто были эти мерзавцы и изменники, но чувствуя необходимость ненавидеть этих кого то изменников, которые были виноваты в том фальшивом и смешном положении, в котором он находился.
Всю эту ночь граф Растопчин отдавал приказания, за которыми со всех сторон Москвы приезжали к нему. Приближенные никогда не видали графа столь мрачным и раздраженным.
«Ваше сиятельство, из вотчинного департамента пришли, от директора за приказаниями… Из консистории, из сената, из университета, из воспитательного дома, викарный прислал… спрашивает… О пожарной команде как прикажете? Из острога смотритель… из желтого дома смотритель…» – всю ночь, не переставая, докладывали графу.
На все эта вопросы граф давал короткие и сердитые ответы, показывавшие, что приказания его теперь не нужны, что все старательно подготовленное им дело теперь испорчено кем то и что этот кто то будет нести всю ответственность за все то, что произойдет теперь.
– Ну, скажи ты этому болвану, – отвечал он на запрос от вотчинного департамента, – чтоб он оставался караулить свои бумаги. Ну что ты спрашиваешь вздор о пожарной команде? Есть лошади – пускай едут во Владимир. Не французам оставлять.
– Ваше сиятельство, приехал надзиратель из сумасшедшего дома, как прикажете?
– Как прикажу? Пускай едут все, вот и всё… А сумасшедших выпустить в городе. Когда у нас сумасшедшие армиями командуют, так этим и бог велел.
На вопрос о колодниках, которые сидели в яме, граф сердито крикнул на смотрителя:
– Что ж, тебе два батальона конвоя дать, которого нет? Пустить их, и всё!
– Ваше сиятельство, есть политические: Мешков, Верещагин.
– Верещагин! Он еще не повешен? – крикнул Растопчин. – Привести его ко мне.


К девяти часам утра, когда войска уже двинулись через Москву, никто больше не приходил спрашивать распоряжений графа. Все, кто мог ехать, ехали сами собой; те, кто оставались, решали сами с собой, что им надо было делать.
Граф велел подавать лошадей, чтобы ехать в Сокольники, и, нахмуренный, желтый и молчаливый, сложив руки, сидел в своем кабинете.
Каждому администратору в спокойное, не бурное время кажется, что только его усилиями движется всо ему подведомственное народонаселение, и в этом сознании своей необходимости каждый администратор чувствует главную награду за свои труды и усилия. Понятно, что до тех пор, пока историческое море спокойно, правителю администратору, с своей утлой лодочкой упирающемуся шестом в корабль народа и самому двигающемуся, должно казаться, что его усилиями двигается корабль, в который он упирается. Но стоит подняться буре, взволноваться морю и двинуться самому кораблю, и тогда уж заблуждение невозможно. Корабль идет своим громадным, независимым ходом, шест не достает до двинувшегося корабля, и правитель вдруг из положения властителя, источника силы, переходит в ничтожного, бесполезного и слабого человека.
Растопчин чувствовал это, и это то раздражало его. Полицеймейстер, которого остановила толпа, вместе с адъютантом, который пришел доложить, что лошади готовы, вошли к графу. Оба были бледны, и полицеймейстер, передав об исполнении своего поручения, сообщил, что на дворе графа стояла огромная толпа народа, желавшая его видеть.
Растопчин, ни слова не отвечая, встал и быстрыми шагами направился в свою роскошную светлую гостиную, подошел к двери балкона, взялся за ручку, оставил ее и перешел к окну, из которого виднее была вся толпа. Высокий малый стоял в передних рядах и с строгим лицом, размахивая рукой, говорил что то. Окровавленный кузнец с мрачным видом стоял подле него. Сквозь закрытые окна слышен был гул голосов.