Стевин, Симон
| Симон Стевин | |
| нидерл. Simon Stevin | |
 | |
| Научная сфера: | |
|---|---|
| Известен как: |
пропагандист десятичной системы |
Си́мон Сте́вин (нидерл. Simon Stevin, 1548 (по др. сведениям 1549), Брюгге — 1620, Гаага или Лейден) — фламандский математик, механик и инженер.
Подробности о жизни Стевина до нас не дошли. Он начинал как купец из Брюгге, участвовал в голландской революции. Не установлены точные даты его рождения и смерти, неясно даже, в каком городе он умер (то ли Гаага, то ли Лейден). Известно, что он много путешествовал по торговым делам, затем некоторое время был личным советником принца Морица Оранского.
Симон Стевин стал известен прежде всего своей книгой «Десятая» (De Thiende), изданной на фламандском и французском языках в 1585 г. Именно после неё в Европе началось широкое использование десятичных дробей. Десятичные индо-арабские цифры укоренились в Европе намного раньше, с XIII века, а вот дроби использовались либо натуральные, либо шестидесятеричные, либо масштабированные до целых чисел. Например, когда Региомонтан составил первую чисто десятичную таблицу тангенсов (1467), она содержала целые числа, соответствующие радиусу круга 100000 единиц. Правда, Иммануил Бонфис, Виет и некоторые другие математики уже начали использовать десятичные дроби, но правилом это ещё не стало.
Трактат Стевина содержал практическое описание арифметики десятичных дробей, а также пылкую и хорошо аргументированную пропаганду полезности их применения, в частности, в системах мер и монетном деле.
Десятичную запятую (в Англии — точку) ещё не придумали, и Стевин для ясности указывал над каждой цифрой (или после неё) заключённый в кружок её номер разряда, положительный для целой части, отрицательный для мантиссы.
Другая заслуга Стевина — разрыв с античной традицией и полное уравнение в правах иррациональных чисел. В своём трактате «Арифметика» он определил число как «меру количества некоей вещи» и провозгласил, что «единица делима», и что нет никаких иррациональных, неправильных и т. д. чисел. С некоторой осторожностью он использовал и отрицательные числа.
Вслед за Оремом Стевин ввёл дробные (хотя в данном случае — не десятичные) показатели степени (например, 2/3).
Он же доказал закон равновесия тела на наклонной плоскости, исходя из невозможности вечного двигателя.
Стевин сформулировал правило векторного сложения сил — правда, только для частного случая перпендикулярных сил. В общем случае правило открыл Роберваль.
Около 1600 г. Стевин продемонстрировал согражданам своё изобретение — сухопутную парусную яхту на колёсах, и прокатил на ней принца вдоль побережья быстрее, чем на лошади.
В 1586 г. экспериментально доказал, что тела разных масс падают с одинаковым ускорением[1] (часто этот результат связывают с экспериментами Галилея).
Помимо всего перечисленного, Стевин писал труды по механике, геометрии, изобрёл двойную бухгалтерскую регистрацию (дебет/кредит). В 1590 году составил таблицы, в которых было указано время наступления приливов в любом месте в зависимости от положения Луны.
Стевин — автор одного трактата по теории музыки («Vande spiegheling der singconst», на фламандском языке), который не был опубликован при жизни автора[2].
Одним из первых поддержал гелиоцентрическую систему мира Коперника.
В память Стевина названы:
- Кратер Стевин на Луне.
- Площадь в Брюгге (Simon Stevinplein), где установлен памятник учёному.
- Судно для засыпки труб на морском дне (дноуглубительная компания Jan de Nul, Бельгия, 2010).
- Изображен на бельгийской почтовой марке 1942 года.
Труды Стевина
- Tafelen van Interest, 1582;
- Problemata geometrica, 1583;
- De Thiende (La Theinde, Десятая), 1585;
- La pratique d’arithmétique, 1585;
- L’arithmétique in 1585;
- De Beghinselen der Weeghconst, 1586;
- De Beghinselen des Waterwichts, 1586 (гидростатика);
- Vita Politica, 1590;
- De Stercktenbouwing (фортификационные сооружения), 1594;
- De Havenvinding (навигация), 1599;
- De Hemelloop, 1608;
- Wiskonstighe Ghedachtenissen (Математические записки, несколько ранних сочинений по тригонометрии, теории измерений, перспективе);
- Castrametatio, dat is legermeting and Nieuwe Maniere van Stercktebou door Spilsluysen, 1617;
- Vande spiegheling der singconst («Об искусстве пения», дата неизвестна).
- [www.historyofscience.nl/works_detail.cfm?RecordId=2702 Сочинения Симона Стевина на сайте Королевской Академии наук Нидерландов] historyofscience.nl
Напишите отзыв о статье "Стевин, Симон"
Примечания
- ↑ «In a paragraph (page 511) that seems to have escaped general notice, Stevin writes that in the year 1586 he and Jan de Groot „let two spheres of lead, one ten times as large and heavy as the other… , fall from a height of thirty feet onto a board or something else that made a noticeable sound“. They found that „they hit the board so nearly at the same time that their two blows seemed to make one and the same rap“. This experiment is traditionally and wrongly ascribed to Galileo between 1589 and 1592» (Truesdell C. An Idiot's Fugitive Essays on Science: Methods, Criticism, Training, Circumstances / Second printing, revised and augmented. — N.Y.: Springer, 1984. — С. 178–179. — 661 с.)
- ↑ Впервые опубликован (с английским переводом) в книге: The Principal Works of Simon Stevin, Vol.5. Amsterdam, 1966
Литература
- Архимед. Стевин. Галилей. Паскаль. Начала гидростатики. — М.-Л.: ГТТИ, 1933.
- История математики под редакцией А. П. Юшкевича в трёх томах. [ilib.mccme.ru/djvu/istoria/istmat1.htm Том 1. С древнейших времен до начала Нового времени.] — М.: Наука, 1970.
- Мах Э. Механика. Историко-критический очерк её развития. — Ижевск: РХД, 2000.
- Храмов Ю. А. Стевин Симон (Stevin Simon) // Физики: Биографический справочник / Под ред. А. И. Ахиезера. — Изд. 2-е, испр. и дополн. — М.: Наука, 1983. — С. 253. — 400 с. — 200 000 экз. (в пер.)
- Джон Дж. О’Коннор и Эдмунд Ф. Робертсон. [www-groups.dcs.st-and.ac.uk/~history/Biographies/Stevin.html Стевин, Симон] (англ.) — биография в архиве MacTutor.
| ||||||
Отрывок, характеризующий Стевин, Симон
Наташа побежала в дом и на цыпочках вошла в полуотворенную дверь диванной, из которой пахло уксусом и гофманскими каплями.– Вы спите, мама?
– Ах, какой сон! – сказала, пробуждаясь, только что задремавшая графиня.
– Мама, голубчик, – сказала Наташа, становясь на колени перед матерью и близко приставляя свое лицо к ее лицу. – Виновата, простите, никогда не буду, я вас разбудила. Меня Мавра Кузминишна послала, тут раненых привезли, офицеров, позволите? А им некуда деваться; я знаю, что вы позволите… – говорила она быстро, не переводя духа.
– Какие офицеры? Кого привезли? Ничего не понимаю, – сказала графиня.
Наташа засмеялась, графиня тоже слабо улыбалась.
– Я знала, что вы позволите… так я так и скажу. – И Наташа, поцеловав мать, встала и пошла к двери.
В зале она встретила отца, с дурными известиями возвратившегося домой.
– Досиделись мы! – с невольной досадой сказал граф. – И клуб закрыт, и полиция выходит.
– Папа, ничего, что я раненых пригласила в дом? – сказала ему Наташа.
– Разумеется, ничего, – рассеянно сказал граф. – Не в том дело, а теперь прошу, чтобы пустяками не заниматься, а помогать укладывать и ехать, ехать, ехать завтра… – И граф передал дворецкому и людям то же приказание. За обедом вернувшийся Петя рассказывал свои новости.
Он говорил, что нынче народ разбирал оружие в Кремле, что в афише Растопчина хотя и сказано, что он клич кликнет дня за два, но что уж сделано распоряжение наверное о том, чтобы завтра весь народ шел на Три Горы с оружием, и что там будет большое сражение.
Графиня с робким ужасом посматривала на веселое, разгоряченное лицо своего сына в то время, как он говорил это. Она знала, что ежели она скажет слово о том, что она просит Петю не ходить на это сражение (она знала, что он радуется этому предстоящему сражению), то он скажет что нибудь о мужчинах, о чести, об отечестве, – что нибудь такое бессмысленное, мужское, упрямое, против чего нельзя возражать, и дело будет испорчено, и поэтому, надеясь устроить так, чтобы уехать до этого и взять с собой Петю, как защитника и покровителя, она ничего не сказала Пете, а после обеда призвала графа и со слезами умоляла его увезти ее скорее, в эту же ночь, если возможно. С женской, невольной хитростью любви, она, до сих пор выказывавшая совершенное бесстрашие, говорила, что она умрет от страха, ежели не уедут нынче ночью. Она, не притворяясь, боялась теперь всего.
M me Schoss, ходившая к своей дочери, еще болоо увеличила страх графини рассказами о том, что она видела на Мясницкой улице в питейной конторе. Возвращаясь по улице, она не могла пройти домой от пьяной толпы народа, бушевавшей у конторы. Она взяла извозчика и объехала переулком домой; и извозчик рассказывал ей, что народ разбивал бочки в питейной конторе, что так велено.
После обеда все домашние Ростовых с восторженной поспешностью принялись за дело укладки вещей и приготовлений к отъезду. Старый граф, вдруг принявшись за дело, всё после обеда не переставая ходил со двора в дом и обратно, бестолково крича на торопящихся людей и еще более торопя их. Петя распоряжался на дворе. Соня не знала, что делать под влиянием противоречивых приказаний графа, и совсем терялась. Люди, крича, споря и шумя, бегали по комнатам и двору. Наташа, с свойственной ей во всем страстностью, вдруг тоже принялась за дело. Сначала вмешательство ее в дело укладывания было встречено с недоверием. От нее всё ждали шутки и не хотели слушаться ее; но она с упорством и страстностью требовала себе покорности, сердилась, чуть не плакала, что ее не слушают, и, наконец, добилась того, что в нее поверили. Первый подвиг ее, стоивший ей огромных усилий и давший ей власть, была укладка ковров. У графа в доме были дорогие gobelins и персидские ковры. Когда Наташа взялась за дело, в зале стояли два ящика открытые: один почти доверху уложенный фарфором, другой с коврами. Фарфора было еще много наставлено на столах и еще всё несли из кладовой. Надо было начинать новый, третий ящик, и за ним пошли люди.
– Соня, постой, да мы всё так уложим, – сказала Наташа.
– Нельзя, барышня, уж пробовали, – сказал буфетчнк.
– Нет, постой, пожалуйста. – И Наташа начала доставать из ящика завернутые в бумаги блюда и тарелки.
– Блюда надо сюда, в ковры, – сказала она.
– Да еще и ковры то дай бог на три ящика разложить, – сказал буфетчик.
– Да постой, пожалуйста. – И Наташа быстро, ловко начала разбирать. – Это не надо, – говорила она про киевские тарелки, – это да, это в ковры, – говорила она про саксонские блюда.
– Да оставь, Наташа; ну полно, мы уложим, – с упреком говорила Соня.
– Эх, барышня! – говорил дворецкий. Но Наташа не сдалась, выкинула все вещи и быстро начала опять укладывать, решая, что плохие домашние ковры и лишнюю посуду не надо совсем брать. Когда всё было вынуто, начали опять укладывать. И действительно, выкинув почти все дешевое, то, что не стоило брать с собой, все ценное уложили в два ящика. Не закрывалась только крышка коверного ящика. Можно было вынуть немного вещей, но Наташа хотела настоять на своем. Она укладывала, перекладывала, нажимала, заставляла буфетчика и Петю, которого она увлекла за собой в дело укладыванья, нажимать крышку и сама делала отчаянные усилия.
– Да полно, Наташа, – говорила ей Соня. – Я вижу, ты права, да вынь один верхний.
– Не хочу, – кричала Наташа, одной рукой придерживая распустившиеся волосы по потному лицу, другой надавливая ковры. – Да жми же, Петька, жми! Васильич, нажимай! – кричала она. Ковры нажались, и крышка закрылась. Наташа, хлопая в ладоши, завизжала от радости, и слезы брызнули у ней из глаз. Но это продолжалось секунду. Тотчас же она принялась за другое дело, и уже ей вполне верили, и граф не сердился, когда ему говорили, что Наталья Ильинишна отменила его приказанье, и дворовые приходили к Наташе спрашивать: увязывать или нет подводу и довольно ли она наложена? Дело спорилось благодаря распоряжениям Наташи: оставлялись ненужные вещи и укладывались самым тесным образом самые дорогие.
