Стеженский, Леонид Васильевич
Поделись знанием:
Так капитан рассказал трогательную историю своей любви к одной обворожительной тридцатипятилетней маркизе и в одно и то же время к прелестному невинному, семнадцатилетнему ребенку, дочери обворожительной маркизы. Борьба великодушия между матерью и дочерью, окончившаяся тем, что мать, жертвуя собой, предложила свою дочь в жены своему любовнику, еще и теперь, хотя уж давно прошедшее воспоминание, волновала капитана. Потом он рассказал один эпизод, в котором муж играл роль любовника, а он (любовник) роль мужа, и несколько комических эпизодов из souvenirs d'Allemagne, где asile значит Unterkunft, где les maris mangent de la choux croute и где les jeunes filles sont trop blondes. [воспоминаний о Германии, где мужья едят капустный суп и где молодые девушки слишком белокуры.]
Наконец последний эпизод в Польше, еще свежий в памяти капитана, который он рассказывал с быстрыми жестами и разгоревшимся лицом, состоял в том, что он спас жизнь одному поляку (вообще в рассказах капитана эпизод спасения жизни встречался беспрестанно) и поляк этот вверил ему свою обворожительную жену (Parisienne de c?ur [парижанку сердцем]), в то время как сам поступил во французскую службу. Капитан был счастлив, обворожительная полька хотела бежать с ним; но, движимый великодушием, капитан возвратил мужу жену, при этом сказав ему: «Je vous ai sauve la vie et je sauve votre honneur!» [Я спас вашу жизнь и спасаю вашу честь!] Повторив эти слова, капитан протер глаза и встряхнулся, как бы отгоняя от себя охватившую его слабость при этом трогательном воспоминании.
Слушая рассказы капитана, как это часто бывает в позднюю вечернюю пору и под влиянием вина, Пьер следил за всем тем, что говорил капитан, понимал все и вместе с тем следил за рядом личных воспоминаний, вдруг почему то представших его воображению. Когда он слушал эти рассказы любви, его собственная любовь к Наташе неожиданно вдруг вспомнилась ему, и, перебирая в своем воображении картины этой любви, он мысленно сравнивал их с рассказами Рамбаля. Следя за рассказом о борьбе долга с любовью, Пьер видел пред собою все малейшие подробности своей последней встречи с предметом своей любви у Сухаревой башни. Тогда эта встреча не произвела на него влияния; он даже ни разу не вспомнил о ней. Но теперь ему казалось, что встреча эта имела что то очень значительное и поэтическое.
«Петр Кирилыч, идите сюда, я узнала», – слышал он теперь сказанные сю слова, видел пред собой ее глаза, улыбку, дорожный чепчик, выбившуюся прядь волос… и что то трогательное, умиляющее представлялось ему во всем этом.
Окончив свой рассказ об обворожительной польке, капитан обратился к Пьеру с вопросом, испытывал ли он подобное чувство самопожертвования для любви и зависти к законному мужу.
Вызванный этим вопросом, Пьер поднял голову и почувствовал необходимость высказать занимавшие его мысли; он стал объяснять, как он несколько иначе понимает любовь к женщине. Он сказал, что он во всю свою жизнь любил и любит только одну женщину и что эта женщина никогда не может принадлежать ему.
– Tiens! [Вишь ты!] – сказал капитан.
Потом Пьер объяснил, что он любил эту женщину с самых юных лет; но не смел думать о ней, потому что она была слишком молода, а он был незаконный сын без имени. Потом же, когда он получил имя и богатство, он не смел думать о ней, потому что слишком любил ее, слишком высоко ставил ее над всем миром и потому, тем более, над самим собою. Дойдя до этого места своего рассказа, Пьер обратился к капитану с вопросом: понимает ли он это?
Капитан сделал жест, выражающий то, что ежели бы он не понимал, то он все таки просит продолжать.
– L'amour platonique, les nuages… [Платоническая любовь, облака…] – пробормотал он. Выпитое ли вино, или потребность откровенности, или мысль, что этот человек не знает и не узнает никого из действующих лиц его истории, или все вместе развязало язык Пьеру. И он шамкающим ртом и маслеными глазами, глядя куда то вдаль, рассказал всю свою историю: и свою женитьбу, и историю любви Наташи к его лучшему другу, и ее измену, и все свои несложные отношения к ней. Вызываемый вопросами Рамбаля, он рассказал и то, что скрывал сначала, – свое положение в свете и даже открыл ему свое имя.
Более всего из рассказа Пьера поразило капитана то, что Пьер был очень богат, что он имел два дворца в Москве и что он бросил все и не уехал из Москвы, а остался в городе, скрывая свое имя и звание.
Уже поздно ночью они вместе вышли на улицу. Ночь была теплая и светлая. Налево от дома светлело зарево первого начавшегося в Москве, на Петровке, пожара. Направо стоял высоко молодой серп месяца, и в противоположной от месяца стороне висела та светлая комета, которая связывалась в душе Пьера с его любовью. У ворот стояли Герасим, кухарка и два француза. Слышны были их смех и разговор на непонятном друг для друга языке. Они смотрели на зарево, видневшееся в городе.
| Леонид Васильевич Стеженский | |
| Основные сведения | |
|---|---|
| Работы и достижения | |
| Учёба: |
МУЖВЗ (не окончил) |
| Работал в городах | |
| Архитектурный стиль | |
Леони́д Васи́льевич Стеже́нский (4 марта 1868 — 26 августа 1941) — русский архитектор, мастер модерна.
Биография
В 1881 году поступил в Московское училище живописи, ваяния и зодчества, из которого выбыл в 1890 году не окончив полного курса. В 1914 году служил архитектором Покровской общины сестёр милосердия. Имел обширную архитектурную практику в Москве, работая в стиле модерн и сохраняя приверженность этому стилю вплоть до начала 1910-х годов[1].
Похоронен в Москве на Ваганьковском кладбище (уч-к 44).
Постройки в Москве
- Доходный дом (1901, Аристарховский переулок, 3)[Комм 1];
- Доходный дом (1903, Улица Покровка, 25, во дворе);
- Жилой дом (1903, Бутырская улица, 67), ценный градоформирующий объект[2];
- Доходный дом С. Н. Павлова (1904, Трубниковский переулок, 24, во дворе);
- Доходный дом С. Н. Павлова (1906, Трубниковский переулок, 24);
- Особняк и доходный дом М. Пайкерта — Н. С. Воробьева (1906, Улица Большая Полянка, 58), объект культурного наследия регионального значения[2];
- Марфо-Мариинская обитель, совместно с А. В. Щусевым, Б. В. Фрейденбергом (1906, Улица Большая Ордынка, 34);
- Зимний сад Общины сестёр милосердия (1906, Улица Большая Ордынка, 34а);
- Доходный дом (1906, Улица Земляной Вал, 64), ценный градоформирующий объект[2];
- Доходный дом Гольцевой (1906, Барыковский переулок, 6);
- Доходный дом (1907, Малый Головин переулок, 5);
- Доходный дом Страстного монастыря (1908, Большая Садовая улица, 2), надстроен в 1990-е годы;
- Собор Покрова Пресвятой Богородицы в Марфо-Мариинской обители сестер милосердия (1908—1912, Улица Большая Ордынка, 34 стр. 3), объект культурного наследия федерального значения[2][3];
- Церковь Жён Мироносиц Марфы и Марии в Марфо-Мариинской обители сестер милосердия (1909, Улица Большая Ордынка, 34)[4];
- Доходный дом Г. К. Китинева (1909, Малая Бронная улица, 12);
- Женская гимназия Н. П. Хвостовой (1910, Кривоарбатский переулок, 15);
- Доходный дом Зачатьевского монастыря (1911, Никитский бульвар, 5);
- Доходный дом Богадельни Грихвостова (1911, Армянский переулок, 11/2а), ценный градоформирующий объект[2];
- Дом церкви Николая Чудотворца Явленного с залом для общественных собраний и библиотекой (1911, Арбат, 18/1 стр. 2), выявленный объект культурного наследия[2];
- Доходный дом А. Ф. Таланова (1912, Поварская улица, 29);
- Дворовый корпус гостиницы А. Ечкина (1914, Арбат, 23, стр. 2 во дворе), ценный градоформирующий объект[2];
- Больница Покровской общины сестёр милосердия в память 300-летия дома Романовых (1914, Улица Гастелло, 42);
- Церковь Михаила Малеина при Романовской больнице во Владычне-Покровской общине сестер милосердия (1914, Улица Гастелло, 42)[5];
- Доходный дом К. И. Пчелина (1914, Лялин переулок, 22).
Напишите отзыв о статье "Стеженский, Леонид Васильевич"
Комментарии
- ↑ Здесь и далее проекты и постройки даны по М. В. Нащокиной, с необходимыми дополнениями и уточнениями.
Примечания
- ↑ Нащокина, 2005, с. 405.
- ↑ 1 2 3 4 5 6 7 [reestr.answerpro.ru/monument/?page=0&search=%F1%F2%E5%E6%E5%ED%F1%EA%E8%E9&Submit=%CD%E0%E9%F2%E8 Реестр памятников истории и культуры]. Официальный сайт «Москомнаследия». Проверено 13 июня 2011. [www.webcitation.org/66subTfzM Архивировано из первоисточника 13 апреля 2012].
- ↑ [www.temples.ru/card.php?debug_arch&ID=4464 Собор Покрова Пресвятой Богородицы в Марфо-Мариинской обители сестер милосердия]. Храмы России. Проверено 19 марта 2013. [www.webcitation.org/6FI7C58LH Архивировано из первоисточника 21 марта 2013].
- ↑ [www.temples.ru/card.php?debug_arch&ID=4465 Церковь Жен Мироносиц Марфы и Марии в Марфо-Мариинской обители сестер милосердия]. Храмы России. Проверено 19 марта 2013. [www.webcitation.org/6FI7DRqiM Архивировано из первоисточника 21 марта 2013].
- ↑ [www.temples.ru/card.php?debug_arch&ID=6467 Церковь Михаила Малеина при Романовской больнице во Владычне-Покровской общине сестер милосердия]. Храмы России. Проверено 19 марта 2013. [www.webcitation.org/6FI7EaoeR Архивировано из первоисточника 21 марта 2013].
Литература
- Нащокина М. B. Архитекторы московского модерна. Творческие портреты. — Издание 3-е. — М.: Жираф, 2005. — С. 405. — 2 500 экз. — ISBN 5-89832-043-1.
- Зодчие Москвы времени эклектики, модерна и неоклассицизма (1830-е — 1917 годы): илл. биогр. словарь / Гос. науч.-исслед. музей архитектуры им. А.В.Щусева и др. — М.: КРАБиК, 1998. — С. 228—229. — 320 с. — ISBN 5-900395-17-0.
Ссылки
- [www.biografija.ru/show_bio.aspx?id=121164 Стеженский Леонид Васильевич] — биография на сайте www.biografija.ru
 |
Статья содержит короткие («гарвардские») ссылки на публикации, не указанные или неправильно описанные в библиографическом разделе. Список неработающих ссылок: Нащокина, 2005 Пожалуйста, исправьте ссылки согласно инструкции к шаблону {{sfn}} и дополните библиографический раздел корректными описаниями цитируемых публикаций, следуя руководствам ВП:Сноски и ВП:Ссылки на источники.
|
Отрывок, характеризующий Стеженский, Леонид Васильевич
Очевидно было, что l'amour, которую так любил француз, была ни та низшего и простого рода любовь, которую Пьер испытывал когда то к своей жене, ни та раздуваемая им самим романтическая любовь, которую он испытывал к Наташе (оба рода этой любви Рамбаль одинаково презирал – одна была l'amour des charretiers, другая l'amour des nigauds) [любовь извозчиков, другая – любовь дурней.]; l'amour, которой поклонялся француз, заключалась преимущественно в неестественности отношений к женщине и в комбинация уродливостей, которые придавали главную прелесть чувству.Так капитан рассказал трогательную историю своей любви к одной обворожительной тридцатипятилетней маркизе и в одно и то же время к прелестному невинному, семнадцатилетнему ребенку, дочери обворожительной маркизы. Борьба великодушия между матерью и дочерью, окончившаяся тем, что мать, жертвуя собой, предложила свою дочь в жены своему любовнику, еще и теперь, хотя уж давно прошедшее воспоминание, волновала капитана. Потом он рассказал один эпизод, в котором муж играл роль любовника, а он (любовник) роль мужа, и несколько комических эпизодов из souvenirs d'Allemagne, где asile значит Unterkunft, где les maris mangent de la choux croute и где les jeunes filles sont trop blondes. [воспоминаний о Германии, где мужья едят капустный суп и где молодые девушки слишком белокуры.]
Наконец последний эпизод в Польше, еще свежий в памяти капитана, который он рассказывал с быстрыми жестами и разгоревшимся лицом, состоял в том, что он спас жизнь одному поляку (вообще в рассказах капитана эпизод спасения жизни встречался беспрестанно) и поляк этот вверил ему свою обворожительную жену (Parisienne de c?ur [парижанку сердцем]), в то время как сам поступил во французскую службу. Капитан был счастлив, обворожительная полька хотела бежать с ним; но, движимый великодушием, капитан возвратил мужу жену, при этом сказав ему: «Je vous ai sauve la vie et je sauve votre honneur!» [Я спас вашу жизнь и спасаю вашу честь!] Повторив эти слова, капитан протер глаза и встряхнулся, как бы отгоняя от себя охватившую его слабость при этом трогательном воспоминании.
Слушая рассказы капитана, как это часто бывает в позднюю вечернюю пору и под влиянием вина, Пьер следил за всем тем, что говорил капитан, понимал все и вместе с тем следил за рядом личных воспоминаний, вдруг почему то представших его воображению. Когда он слушал эти рассказы любви, его собственная любовь к Наташе неожиданно вдруг вспомнилась ему, и, перебирая в своем воображении картины этой любви, он мысленно сравнивал их с рассказами Рамбаля. Следя за рассказом о борьбе долга с любовью, Пьер видел пред собою все малейшие подробности своей последней встречи с предметом своей любви у Сухаревой башни. Тогда эта встреча не произвела на него влияния; он даже ни разу не вспомнил о ней. Но теперь ему казалось, что встреча эта имела что то очень значительное и поэтическое.
«Петр Кирилыч, идите сюда, я узнала», – слышал он теперь сказанные сю слова, видел пред собой ее глаза, улыбку, дорожный чепчик, выбившуюся прядь волос… и что то трогательное, умиляющее представлялось ему во всем этом.
Окончив свой рассказ об обворожительной польке, капитан обратился к Пьеру с вопросом, испытывал ли он подобное чувство самопожертвования для любви и зависти к законному мужу.
Вызванный этим вопросом, Пьер поднял голову и почувствовал необходимость высказать занимавшие его мысли; он стал объяснять, как он несколько иначе понимает любовь к женщине. Он сказал, что он во всю свою жизнь любил и любит только одну женщину и что эта женщина никогда не может принадлежать ему.
– Tiens! [Вишь ты!] – сказал капитан.
Потом Пьер объяснил, что он любил эту женщину с самых юных лет; но не смел думать о ней, потому что она была слишком молода, а он был незаконный сын без имени. Потом же, когда он получил имя и богатство, он не смел думать о ней, потому что слишком любил ее, слишком высоко ставил ее над всем миром и потому, тем более, над самим собою. Дойдя до этого места своего рассказа, Пьер обратился к капитану с вопросом: понимает ли он это?
Капитан сделал жест, выражающий то, что ежели бы он не понимал, то он все таки просит продолжать.
– L'amour platonique, les nuages… [Платоническая любовь, облака…] – пробормотал он. Выпитое ли вино, или потребность откровенности, или мысль, что этот человек не знает и не узнает никого из действующих лиц его истории, или все вместе развязало язык Пьеру. И он шамкающим ртом и маслеными глазами, глядя куда то вдаль, рассказал всю свою историю: и свою женитьбу, и историю любви Наташи к его лучшему другу, и ее измену, и все свои несложные отношения к ней. Вызываемый вопросами Рамбаля, он рассказал и то, что скрывал сначала, – свое положение в свете и даже открыл ему свое имя.
Более всего из рассказа Пьера поразило капитана то, что Пьер был очень богат, что он имел два дворца в Москве и что он бросил все и не уехал из Москвы, а остался в городе, скрывая свое имя и звание.
Уже поздно ночью они вместе вышли на улицу. Ночь была теплая и светлая. Налево от дома светлело зарево первого начавшегося в Москве, на Петровке, пожара. Направо стоял высоко молодой серп месяца, и в противоположной от месяца стороне висела та светлая комета, которая связывалась в душе Пьера с его любовью. У ворот стояли Герасим, кухарка и два француза. Слышны были их смех и разговор на непонятном друг для друга языке. Они смотрели на зарево, видневшееся в городе.
