Стейнбек, Джон

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Джон Стейнбек
John Steinbeck

Джон Стейнбек, 1962 г
Имя при рождении:

Джон Эрнст Стейнбек

Дата рождения:

27 февраля 1902(1902-02-27)

Место рождения:

Салинас, Калифорния, США

Дата смерти:

20 декабря 1968(1968-12-20) (66 лет)

Место смерти:

Нью-Йорк, США

Гражданство:

США США

Род деятельности:

прозаик, военный корреспондент

Годы творчества:

19271968

Направление:

натурализм

Премии:

Пулитцеровская премия (1940),
Нобелевская премия по литературе (1962)

Награды:

Джон Эрнст Сте́йнбек (англ. John Ernst Steinbeck, Jr.; 27 февраля[1] 1902, Салинас, Калифорния, США — 20 декабря 1968, Нью-Йорк, США) — американский прозаик, автор многих известных всему миру романов и повестей: «Гроздья гнева» (1939), «К востоку от рая» (1952), «О мышах и людях» (1937), «Зима тревоги нашей» (1961) и др.; лауреат Нобелевской премии по литературе (1962).





Биография

Джон Эрнст Стейнбек родился 27 февраля 1902 года в Салинас (Калифорния) в семье чиновника окружной администрации. У Стейнбека были ирландские и немецкие корни. Иоганн Адольф Гросстейнбек, его дед по отцовской линии, сократил свою фамилию, когда переехал в США. Его отец, Джон Эрнст Стейнбек, служил казначеем. Мать Джона, Оливия Гамильтон, бывшая школьная учительница, разделяла общую страсть Стейнбека к чтению и письму. Стейнбек жил в маленьком сельском городке (который был, по существу, границей поселения), расположенным среди плодородных земель. Он проводил лето, работая на близлежащих ранчо, а затем с трудящимися-мигрантами на ранчо Спрекелс. Ему стало известно о жестких аспектах мигрирующей жизни и тёмной стороне человеческой природы, которая выразилась, к примеру, в произведении «О мышах и людях». Стейнбек также изучал округу, местные леса, поля и фермы.

В 1919 году Стейнбек окончил среднюю школу и поступил в Стэнфордский университет, где учился с перерывами до 1925 года, и который в конечном итоге бросил, не доучившись. Он ездил в Нью-Йорк, жил случайными заработками, преследуя свою мечту стать писателем. Когда же его работы не опубликовали, он вернулся в Калифорнию и работал некоторое время гидом и сторожем на рыбоводном заводе в Тахо-Сити, где он встретится с Кэрол Хеннинг, своей первой женой. Стейнбек и Хеннинг поженились в январе 1930 года.

Стейнбек с женой жили в коттедже, который принадлежал его отцу — в Пэсифик Гроу, штат Калифорния, на полуострове Монтерей. Старший Стейнбек снабдил сына бесплатным проживанием, бумагой для рукописей, что позволило писателю отказаться от работы и сосредоточиться на своём ремесле.

После публикации повести «Квартал Тортилья-Флэт» в 1935 году, его первого писательского успеха, Стейнбеки вышли из относительной бедности и построили летом дом в Лос-Гатосе. В 1940 году Стейнбек отправился в путешествие вокруг Калифорнийского залива со своими влиятельными друзьями для сбора биологических образцов. В «Море Кортеса» описывается эта поездка. Хотя Кэрол сопровождала Стейнбека в этих путешествиях, их брак начал страдать в это время и завершился в 1941 году, когда Стейнбек начал работу над рукописью для новой книги.

В марте 1943 года, после развода Стейнбека и Кэрол, он женился на Гвиндолин, «Гвин» Конгер. От второй жены у Стейнбека родились двое детей — Томас Майлс Стейнбек (1944) и Джон Стейнбек IV (1946—1991).

В 1943 году Стейнбек, в качестве военного корреспондента, участвовал во Второй Мировой войне, в частности, в диверсионных набегах Дугласа Фэрбенкса (Джуниорс бич, Прыгуны,), в которых проходила апробацию новая тактика ведения диверсионных операций против немецких гарнизонов островов Средиземного моря. В 1944 году был ранен взрывом боеприпасов в Северной Африке, и, уставший от войны, подал в отставку и вернулся домой.

В 1947 году Стейнбек совершил поездку в СССР вместе с известным фотографом Робертом Капа. Они посетили Москву, Киев, Тбилиси, Батуми и Сталинград, став одними из первых американцев, побывавшими во многих уголках СССР со времен социалистической революции. Книга Стейнбека об их путешествии «Русский дневник», была проиллюстрирована фотографиями Капы. В 1948 году, когда книга была издана, Стейнбек был принят в Американскую академию искусств и литературы.

В мае 1948 года Стейнбек ездил в Калифорнию, чтобы быть рядом с его ближайшим другом, биологом и экологом Эдом Рикеттсом, который был серьёзно ранен, когда в его автомобиль въехал поезд. Рикетс умер за час до прибытия Стейнбека. По возвращении домой, Стейнбек столкнулся с Гвин, которая рассказала ему, что она хочет развестись по разным причинам, связанным с отчуждением. Он не смог её отговорить, и развод завершился в августе того же года. Стейнбек провел год после смерти Рикетса в глубокой депрессии.

В июне 1949 года Стейнбек встретился с режиссёром Элейн Скотт в ресторане в Кармель, Калифорния. У них завязались отношения, и в декабре 1950 года они поженились. Этот третий брак продолжался до самой смерти Стейнбека в 1968 году.

В сентябре 1964 года президент Линдон Джонсон наградил Стейнбека Президентской медалью Свободы.

Джон Стейнбек скончался в Нью-Йорке 20 декабря 1968 года в возрасте 66 лет от болезни сердца и сердечной недостаточности.

Политические взгляды

С 1930-х годов Стейнбек придерживался левых взглядов и поддерживал связи с профсоюзным движением, что нашло отражение в его книгах наподобие «Гроздьев гнева», за которую правые круги обвинили его в «пропаганде коммунистических идей». Его учителями были радикальные журналисты Линкольн Стеффенс и его супруга Элла Уинтер. В 1935 году Стейнбек вступил в прокоммунистическую Лигу американских писателей. Через члена клуба Джона Рида Коммунистической партии США Фрэнсиса Уитакера контактировал с организаторами забастовок из Производственного профсоюза работников сельского хозяйства и пищевой промышленности (входившего в Конгресс производственных профсоюзов).

Находился под надзором ФБР (его досье насчитывало 71 страницу), в 1942 году написал по этому поводу специальное письмо генеральному прокурору США Фрэнсису Биддлу. При этом рассекреченные в 2012 году документы показывают, что в 1952 году он сам предлагал свои услуги ЦРУ во время своего европейского турне.

В 1952 году впервые принял активное участие в президентской кампании, ратуя за своего приятеля — либерального демократа Эдлая Стивенсона.

Выступал против маккартизма, который называл одним из «самых странных и страшных времён» в истории страны. Он публично выступал против лишения властями певца Поля Робсона его заграничного паспорта и преследования драматурга Артура Миллера Комиссией по расследованию антиамериканской деятельности.

По предложению Джона Ф. Кеннеди осенью 1963 года посетил страны восточного блока: СССР (Москву, Киев, Ленинград, Ереван и Тбилиси), Польшу, Венгрию и Чехословакию, — однако совершённое во время его возвращения убийство президента глубоко потрясло его.

В 1966 году его младшего сына Джона призвали в американскую армию и отправили на войну во Вьетнаме. Поначалу Стейнбек писал, что «нет никакой возможности превратить Вьетнамскую войну в благородное начинание». Однако когда в 1967 году он по просьбе президента Линдона Б. Джонсона отправился на полтора месяца военным корреспондентом во Вьетнам, в серии репортажей писатель фактически поддержал войну, что New York Post расценила как предательство его либерального прошлого.

Библиография

Напишите отзыв о статье "Стейнбек, Джон"

Примечания

  1. [lib.ru/STEJNBEK/biography.txt Биография Джона Стейнбека]

Ссылки

  • [lib.ru/STEJNBEK/ Стейнбек, Джон] в библиотеке Максима Мошкова
  • [www.steinbeck.ru/ Джон Стейнбек — о творчестве писателя]
  • [www.svoboda.org/a/27837653.html Американские писатели в СССР: Стейнбек]

Отрывок, характеризующий Стейнбек, Джон


Граф Илья Андреич вышел из предводителей, потому что эта должность была сопряжена с слишком большими расходами. Но дела его всё не поправлялись. Часто Наташа и Николай видели тайные, беспокойные переговоры родителей и слышали толки о продаже богатого, родового Ростовского дома и подмосковной. Без предводительства не нужно было иметь такого большого приема, и отрадненская жизнь велась тише, чем в прежние годы; но огромный дом и флигеля всё таки были полны народом, за стол всё так же садилось больше человек. Всё это были свои, обжившиеся в доме люди, почти члены семейства или такие, которые, казалось, необходимо должны были жить в доме графа. Таковы были Диммлер – музыкант с женой, Иогель – танцовальный учитель с семейством, старушка барышня Белова, жившая в доме, и еще многие другие: учителя Пети, бывшая гувернантка барышень и просто люди, которым лучше или выгоднее было жить у графа, чем дома. Не было такого большого приезда как прежде, но ход жизни велся тот же, без которого не могли граф с графиней представить себе жизни. Та же была, еще увеличенная Николаем, охота, те же 50 лошадей и 15 кучеров на конюшне, те же дорогие подарки в именины, и торжественные на весь уезд обеды; те же графские висты и бостоны, за которыми он, распуская всем на вид карты, давал себя каждый день на сотни обыгрывать соседям, смотревшим на право составлять партию графа Ильи Андреича, как на самую выгодную аренду.
Граф, как в огромных тенетах, ходил в своих делах, стараясь не верить тому, что он запутался и с каждым шагом всё более и более запутываясь и чувствуя себя не в силах ни разорвать сети, опутавшие его, ни осторожно, терпеливо приняться распутывать их. Графиня любящим сердцем чувствовала, что дети ее разоряются, что граф не виноват, что он не может быть не таким, каким он есть, что он сам страдает (хотя и скрывает это) от сознания своего и детского разорения, и искала средств помочь делу. С ее женской точки зрения представлялось только одно средство – женитьба Николая на богатой невесте. Она чувствовала, что это была последняя надежда, и что если Николай откажется от партии, которую она нашла ему, надо будет навсегда проститься с возможностью поправить дела. Партия эта была Жюли Карагина, дочь прекрасных, добродетельных матери и отца, с детства известная Ростовым, и теперь богатая невеста по случаю смерти последнего из ее братьев.
Графиня писала прямо к Карагиной в Москву, предлагая ей брак ее дочери с своим сыном и получила от нее благоприятный ответ. Карагина отвечала, что она с своей стороны согласна, что всё будет зависеть от склонности ее дочери. Карагина приглашала Николая приехать в Москву.
Несколько раз, со слезами на глазах, графиня говорила сыну, что теперь, когда обе дочери ее пристроены – ее единственное желание состоит в том, чтобы видеть его женатым. Она говорила, что легла бы в гроб спокойной, ежели бы это было. Потом говорила, что у нее есть прекрасная девушка на примете и выпытывала его мнение о женитьбе.
В других разговорах она хвалила Жюли и советовала Николаю съездить в Москву на праздники повеселиться. Николай догадывался к чему клонились разговоры его матери, и в один из таких разговоров вызвал ее на полную откровенность. Она высказала ему, что вся надежда поправления дел основана теперь на его женитьбе на Карагиной.
– Что ж, если бы я любил девушку без состояния, неужели вы потребовали бы, maman, чтобы я пожертвовал чувством и честью для состояния? – спросил он у матери, не понимая жестокости своего вопроса и желая только выказать свое благородство.
– Нет, ты меня не понял, – сказала мать, не зная, как оправдаться. – Ты меня не понял, Николинька. Я желаю твоего счастья, – прибавила она и почувствовала, что она говорит неправду, что она запуталась. – Она заплакала.
– Маменька, не плачьте, а только скажите мне, что вы этого хотите, и вы знаете, что я всю жизнь свою, всё отдам для того, чтобы вы были спокойны, – сказал Николай. Я всем пожертвую для вас, даже своим чувством.
Но графиня не так хотела поставить вопрос: она не хотела жертвы от своего сына, она сама бы хотела жертвовать ему.
– Нет, ты меня не понял, не будем говорить, – сказала она, утирая слезы.
«Да, может быть, я и люблю бедную девушку, говорил сам себе Николай, что ж, мне пожертвовать чувством и честью для состояния? Удивляюсь, как маменька могла мне сказать это. Оттого что Соня бедна, то я и не могу любить ее, думал он, – не могу отвечать на ее верную, преданную любовь. А уж наверное с ней я буду счастливее, чем с какой нибудь куклой Жюли. Пожертвовать своим чувством я всегда могу для блага своих родных, говорил он сам себе, но приказывать своему чувству я не могу. Ежели я люблю Соню, то чувство мое сильнее и выше всего для меня».
Николай не поехал в Москву, графиня не возобновляла с ним разговора о женитьбе и с грустью, а иногда и озлоблением видела признаки всё большего и большего сближения между своим сыном и бесприданной Соней. Она упрекала себя за то, но не могла не ворчать, не придираться к Соне, часто без причины останавливая ее, называя ее «вы», и «моя милая». Более всего добрая графиня за то и сердилась на Соню, что эта бедная, черноглазая племянница была так кротка, так добра, так преданно благодарна своим благодетелям, и так верно, неизменно, с самоотвержением влюблена в Николая, что нельзя было ни в чем упрекнуть ее.
Николай доживал у родных свой срок отпуска. От жениха князя Андрея получено было 4 е письмо, из Рима, в котором он писал, что он уже давно бы был на пути в Россию, ежели бы неожиданно в теплом климате не открылась его рана, что заставляет его отложить свой отъезд до начала будущего года. Наташа была так же влюблена в своего жениха, так же успокоена этой любовью и так же восприимчива ко всем радостям жизни; но в конце четвертого месяца разлуки с ним, на нее начинали находить минуты грусти, против которой она не могла бороться. Ей жалко было самое себя, жалко было, что она так даром, ни для кого, пропадала всё это время, в продолжение которого она чувствовала себя столь способной любить и быть любимой.
В доме Ростовых было невесело.


Пришли святки, и кроме парадной обедни, кроме торжественных и скучных поздравлений соседей и дворовых, кроме на всех надетых новых платьев, не было ничего особенного, ознаменовывающего святки, а в безветренном 20 ти градусном морозе, в ярком ослепляющем солнце днем и в звездном зимнем свете ночью, чувствовалась потребность какого нибудь ознаменования этого времени.
На третий день праздника после обеда все домашние разошлись по своим комнатам. Было самое скучное время дня. Николай, ездивший утром к соседям, заснул в диванной. Старый граф отдыхал в своем кабинете. В гостиной за круглым столом сидела Соня, срисовывая узор. Графиня раскладывала карты. Настасья Ивановна шут с печальным лицом сидел у окна с двумя старушками. Наташа вошла в комнату, подошла к Соне, посмотрела, что она делает, потом подошла к матери и молча остановилась.
– Что ты ходишь, как бесприютная? – сказала ей мать. – Что тебе надо?
– Его мне надо… сейчас, сию минуту мне его надо, – сказала Наташа, блестя глазами и не улыбаясь. – Графиня подняла голову и пристально посмотрела на дочь.
– Не смотрите на меня. Мама, не смотрите, я сейчас заплачу.
– Садись, посиди со мной, – сказала графиня.
– Мама, мне его надо. За что я так пропадаю, мама?… – Голос ее оборвался, слезы брызнули из глаз, и она, чтобы скрыть их, быстро повернулась и вышла из комнаты. Она вышла в диванную, постояла, подумала и пошла в девичью. Там старая горничная ворчала на молодую девушку, запыхавшуюся, с холода прибежавшую с дворни.
– Будет играть то, – говорила старуха. – На всё время есть.
– Пусти ее, Кондратьевна, – сказала Наташа. – Иди, Мавруша, иди.
И отпустив Маврушу, Наташа через залу пошла в переднюю. Старик и два молодые лакея играли в карты. Они прервали игру и встали при входе барышни. «Что бы мне с ними сделать?» подумала Наташа. – Да, Никита, сходи пожалуста… куда бы мне его послать? – Да, сходи на дворню и принеси пожалуста петуха; да, а ты, Миша, принеси овса.
– Немного овса прикажете? – весело и охотно сказал Миша.