Блихер, Стен Стенсен
| Стен Стенсен Блихер | |
| Steen Steensen Blicher | |
 Стен Стенсен Блихер | |
| Род деятельности: | |
|---|---|
| Дата рождения: | |
| Место рождения: | |
| Подданство: | |
| Дата смерти: | |
| Место смерти: | |
Стен Стенсен Блихер (дат. Steen Steensen Blicher; 1782—1848) — датский поэт, писатель и священнослужитель.
Содержание
Биография
Стен Стенсен Блихер родился 11 октября 1782 года в Фиуме близ Виборга в Ютландии в семье лютеранского пастора.
В 1810 году работал преподавателем в латинской школе, однако в 1811 году прервал педагогическую карьеру. Активно выступал за уравнивание евреев в правах с остальными гражданами, и был одним из тех, благодаря кому в 1814 году в Дании был издан Королевский Указ, согласно которому евреи обретали все гражданские права.
Впервые стал известен на литературном поприще своим прозаическим переводом Макферсоновского Оссиана (2 тома, 1807—1809) и двумя сборниками лирических стихотворений (1814 и 1817), написанными в патриотическом духе[1].
Его драмы, например «Иоанна Грей», не имели успеха. Наибольшую же популярность он снискал себе многочисленными повестями, появившимися в его ежемесячном журнале «Nordlyset» (1827—29), среди которых особенно выдается повесть из крестьянской жизни «En Landsbydegns Dagbog» («Дневник сельского церковного старосты»)[1].
Некоторые рассказы, а также небольшие сборники стихотворений написаны им на ютландском наречии, например его произведение «Е Bind-stouw» («Вязаная или веревочная хижина»).
Поэтическое описание его путешествий по Швеции (1836) и дальнейшего пути из Гамбурга вдоль западного берега Гольштейна, Шлезвига и Ютландии до Скагена было напечатано им в «Svithiodr» и «Vestling Profil af den Kimbriske Halvo»[1].
Помимо этого, Блихер много писал про сельское хозяйство. Составленное им юмористическое описание своей собственной жизни приложено в виде автобиографии к полному собранию его повестей, «Gamle og nie Noveller» (3 изд. в 8 т. 1861—62). Есть немецкий перевод их Цейзом (Альтенб., 1846, 2 т.) и Дицмана (4 т. Лейпц., 1849)[1].
в 1845 году у него случился нервный срыв и к 1847 году он практически полностью отошёл от дел. Стен Стенсен Блихер скончался 26 марта 1848 года в Спентрупе, где служил лютеранским пастором. После его смерти, в родном городе ему была воздвигнута бронзовая статуя.
Плагиат
В 1909 году датский школьный учитель Вальдемар Торесен опубликовал в журнале Maaneds заметку, в которой утверждал, что Марк Твен позаимствовал сюжет повести «Том Сойер — сыщик» из рассказа Стена Блихера «Викарий Уэйлби».
Поскольку этот рассказ был переведён с датского только на немецкий, но не на английский, секретарь Марка Твена написал господину Торесену ответ: «Мистер Клеменс не знает датского языка, и очень посредственно знаком с немецким. Поэтому он не читал книги, о которой Вы говорите, и не видел её переводов. Сюжет „Тома Сойера — детектива“ полностью выдуман мистером Клеменсом, который никогда не был плагиатором»[2].
Сам Твен по этому поводу заявил, что он взял основу сюжета этого своего произведения из старых шведских криминальных хроник, перенёс действие в Америку и добавил несколько малозначительных деталей.
Библиография
- «En Landsbydegns Dagbog»
- «Gamle og nie Noveller»
- «Det er hvidt herude»
- «Mads Doss»
- «Jyden han æ stærk å sej»
- «Sig nærmer tiden, da jeg må væk»
- «Til glæden»
Напишите отзыв о статье "Блихер, Стен Стенсен"
Примечания
- ↑ 1 2 3 4 Блихер Стеен // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
- ↑ [query.nytimes.com/mem/archive-free/pdf?res=9F06E3DA1539E433A25755C0A9649C946196D6CF "Was 'Tom Sawyer' Danish Or American?; Why Mark Twain Is Charged with 'Borrowing' from Steen Blicher's Story of 'The Vicar of Weilby.'"], Генри С. Лич, New York Times Sunday Magazine, 6 февраля 1910, стр. 7
Отрывок, характеризующий Блихер, Стен Стенсен
Она вдруг вскочила на кадку, так что стала выше его, обняла его обеими руками, так что тонкие голые ручки согнулись выше его шеи и, откинув движением головы волосы назад, поцеловала его в самые губы.Она проскользнула между горшками на другую сторону цветов и, опустив голову, остановилась.
– Наташа, – сказал он, – вы знаете, что я люблю вас, но…
– Вы влюблены в меня? – перебила его Наташа.
– Да, влюблен, но, пожалуйста, не будем делать того, что сейчас… Еще четыре года… Тогда я буду просить вашей руки.
Наташа подумала.
– Тринадцать, четырнадцать, пятнадцать, шестнадцать… – сказала она, считая по тоненьким пальчикам. – Хорошо! Так кончено?
И улыбка радости и успокоения осветила ее оживленное лицо.
– Кончено! – сказал Борис.
– Навсегда? – сказала девочка. – До самой смерти?
И, взяв его под руку, она с счастливым лицом тихо пошла с ним рядом в диванную.
Графиня так устала от визитов, что не велела принимать больше никого, и швейцару приказано было только звать непременно кушать всех, кто будет еще приезжать с поздравлениями. Графине хотелось с глазу на глаз поговорить с другом своего детства, княгиней Анной Михайловной, которую она не видала хорошенько с ее приезда из Петербурга. Анна Михайловна, с своим исплаканным и приятным лицом, подвинулась ближе к креслу графини.
– С тобой я буду совершенно откровенна, – сказала Анна Михайловна. – Уж мало нас осталось, старых друзей! От этого я так и дорожу твоею дружбой.
Анна Михайловна посмотрела на Веру и остановилась. Графиня пожала руку своему другу.
– Вера, – сказала графиня, обращаясь к старшей дочери, очевидно, нелюбимой. – Как у вас ни на что понятия нет? Разве ты не чувствуешь, что ты здесь лишняя? Поди к сестрам, или…
Красивая Вера презрительно улыбнулась, видимо не чувствуя ни малейшего оскорбления.
– Ежели бы вы мне сказали давно, маменька, я бы тотчас ушла, – сказала она, и пошла в свою комнату.
Но, проходя мимо диванной, она заметила, что в ней у двух окошек симметрично сидели две пары. Она остановилась и презрительно улыбнулась. Соня сидела близко подле Николая, который переписывал ей стихи, в первый раз сочиненные им. Борис с Наташей сидели у другого окна и замолчали, когда вошла Вера. Соня и Наташа с виноватыми и счастливыми лицами взглянули на Веру.
Весело и трогательно было смотреть на этих влюбленных девочек, но вид их, очевидно, не возбуждал в Вере приятного чувства.
– Сколько раз я вас просила, – сказала она, – не брать моих вещей, у вас есть своя комната.
Она взяла от Николая чернильницу.
– Сейчас, сейчас, – сказал он, мокая перо.
– Вы всё умеете делать не во время, – сказала Вера. – То прибежали в гостиную, так что всем совестно сделалось за вас.
Несмотря на то, или именно потому, что сказанное ею было совершенно справедливо, никто ей не отвечал, и все четверо только переглядывались между собой. Она медлила в комнате с чернильницей в руке.
– И какие могут быть в ваши года секреты между Наташей и Борисом и между вами, – всё одни глупости!
– Ну, что тебе за дело, Вера? – тихеньким голоском, заступнически проговорила Наташа.
Она, видимо, была ко всем еще более, чем всегда, в этот день добра и ласкова.
– Очень глупо, – сказала Вера, – мне совестно за вас. Что за секреты?…
– У каждого свои секреты. Мы тебя с Бергом не трогаем, – сказала Наташа разгорячаясь.
– Я думаю, не трогаете, – сказала Вера, – потому что в моих поступках никогда ничего не может быть дурного. А вот я маменьке скажу, как ты с Борисом обходишься.
– Наталья Ильинишна очень хорошо со мной обходится, – сказал Борис. – Я не могу жаловаться, – сказал он.
– Оставьте, Борис, вы такой дипломат (слово дипломат было в большом ходу у детей в том особом значении, какое они придавали этому слову); даже скучно, – сказала Наташа оскорбленным, дрожащим голосом. – За что она ко мне пристает? Ты этого никогда не поймешь, – сказала она, обращаясь к Вере, – потому что ты никогда никого не любила; у тебя сердца нет, ты только madame de Genlis [мадам Жанлис] (это прозвище, считавшееся очень обидным, было дано Вере Николаем), и твое первое удовольствие – делать неприятности другим. Ты кокетничай с Бергом, сколько хочешь, – проговорила она скоро.
