Степанакертский аэропорт

Степанакертский аэропорт
Страна: Регион:	Нагорно-Карабахская Республика/Азербайджан Нагорный Карабах
Тип:	Совместного базирования
Код ИКАО: Код ИАТА:
Высота: Координаты:	+610 м 39°54′05″ с. ш. 46°47′13″ в. д.39.90139° с. ш. 46.78694° в. д. / 39.90139; 46.78694
Местное время:	UTC +4
Сайт:
Взлётно-посадочные полосы (ВПП)
Номер	Размеры	Покрытие
05/23	2178 м	асфальт

Степанаке́ртский аэропо́рт (Ходжали́нский аэропо́рт) — аэропорт, расположенный в населённом пункте Ходжалы (Иванян), в 10 км к северо-востоку от города Степанакерта. Единственный аэропорт в непризнанной Нагорно-Карабахской Республике, способный принимать крупные самолёты.

1 октября 2012 года Степанакертский международный аэропорт официально сдан в эксплуатацию.

Аэропорт во время Карабахского конфликта

До конца 1980-х годов аэропорт обслуживал регулярные пассажирские рейсы Ереван — Степанакерт. С началом Карабахского конфликта и установленной властями Азербайджанской ССР блокады Армянской ССР и НКАО аэропорт стал единственным средством связи блокированного региона с внешним миром.

1 августа 1990 года потерпел катастрофу гражданский самолёт Як-40 (бортовой номер CCCP-87453), выполнявший рейс Ереван — Степанакерт. Погибли все 39 пассажиров и 4 члена экипажа. После организации поисково-спасательных работ обломки самолёта и тела погибших были обнаружены у села Фаррадж Лачинского района. По официальной версии комиссии Госавианадзора СССР и представителей Азербайджанской ССР, проводивших расследование, самолёт разбился из-за потери ориентировки пилотами в условиях ограниченной видимости. Сотрудниками аэропорта было проведено параллельное расследование и были выдвинуты две другие неофициальные версии: перегруз и сбитие лайнера.

Азербайджанское руководство, в свою очередь, прилагало усилия к закрытию аэропорта, в частности, резко сократив количество авиарейсов, а также застраивая соседнее село Ходжалы (с апреля 1990 года получившее статус города) с азербайджанским населением (за несколько лет население Ходжалы выросло более чем втрое, причём новые дома строились в непосредственной близости от взлётно-посадочной полосы). После объявления в НКАО чрезвычайного положения аэропорт первоначально находился под контролем подразделения Внутренних войск СССР, которые осуществляли функции по охране аэропорта, досмотру груза и личных вещей пассажиров, в основном армян. Позднее, однако, было принято решение передать его под контроль азербайджанского ОМОНа. Сделано это было в результате настойчивых требований руководства Азербайджана, поддержанных руководителем Комендатуры района чрезвычайного положения НКАО генералом Сафоновым и согласованных с тогдашним министром внутренних дел СССР Вадимом Бакатиным.

Тогдашний президент Азербайджана Аяз Муталибов отдал распоряжение разрушить взлетно-посадочную полосу и аэродромное оборудование аэропорта, но оно не было выполнено.

26 февраля 1992 года силы самообороны НКР установили контроль над Ходжалы и аэропортом. После этого аэропорт стал использоваться для нужд военно-воздушных сил НКР и чартерного вертолётного сообщения с Ереваном.

Реконструкция

В конце 2000-х годов правительство НКР поставило задачу начать эксплуатацию Степанакертского аэропорта с использованием малой авиации и 28 октября 2008 года на очередном заседании одобрило законопроект «Об авиации». В НКР считают, что это имеет для республики не только жизненное, но и политическое значение и будет содействовать укреплению государственности и повышению уровня благосостояния населения.

Реакция в Азербайджане

В феврале 2010 года президент компании «Армавиа» Михаил Багдасаров заявил, что после реконструкции аэропорта рейс Степанакерт-Ереван будет осуществлять компания «АрцахАвиа». Комментируя заявление Багдасарова, руководитель пресс-службы азербайджанского национального концерна «Азербайджан Хава Йоллары» Магеррам Сафарли заявил, что в случае открытия авиасообщения между Степанакертом и Ереваном Азербайджан официально обратится по этому поводу в Международную организацию гражданской авиации.

По сообщению азербайджанских СМИ, 16 марта 2011 года директор администрации государственной гражданской авиации Азербайджана Ариф Мамедов заявил, что «Азербайджан может уничтожать самолеты, которые собираются совершать посадку в аэропорту, строящемся армянской стороной в оккупированном азербайджанском городе Ханкенди (Степанакерт) в Нагорном Карабахе. Согласно закону „Об авиации“, даже возможно физическое уничтожение направляющихся туда самолетов». Послы США в Азербайджане и Армении — Мэтью Брайза и Мари Йованович — назвали это заявление неприемлемым. Мэтью Брайза также заявил, что все вопросы безопасности полетов должны быть решены Азербайджаном и Арменией до открытия аэропорта. Авиационные власти НКР назвали угрозы Азербайджана нецивилизованными. Президент Армении Серж Саргсян в ответ на угрозы заявил, что он будет первым пассажиром рейса Ереван-Степанакерт. Ряд депутатов и общественных организаций Азербайджана призвали сбить самолёт, в котором будет лететь Саргсян. 2 апреля пресс-секретарь МИД Азербайджана Эльхан Полухов заявил: «Азербайджан никогда не применял и не применит силы против гражданских объектов».

Генеральный секретарь ОДКБ Николай Бордюжа, прибыв 28 января в Ереван по приглашению секретаря Совета национальной безопасности Армении Артура Багдасаряна, на встрече с журналистами 29 января отметил, что «Я читал об этом. Могу сказать, что это либо неверная формулировка, либо неудачная шутка. Потому что я воспринимаю Азербайджан, как цивилизованное государство, которое придерживается общечеловеческих норм. Я очень сомневаюсь, что в наши дни руководство какой-либо страны может дать команду на преднамеренное уничтожение гражданских самолетов. В нашей истории были такие случаи, мы все помним трагедию на Дальнем Востоке с корейским „Боингом“, и помним реакцию всего мирового сообщества. Я не думаю, что какое-либо государство сегодня позволит себе действительно уничтожить гражданский самолет. Поэтому я серьезно эту информацию не воспринимаю» Эльдар Сабироглу, начальник пресс-службы Министерства обороны Азербайджана заявил: «Азербайджан не шутит — в случае незаконных полетов в Ханкенди (Степанакерт) будут предприняты адекватные меры»

Ссылки

• Г. Т. [www.sumgait.info/press/khorhurdain-karabakh/khorhurdain-karabakh-910727.htm Пресечь беззакония] // Советский Карабах. — 27 июля 1991 г.. — № 142.
• Шахбазян Г. [press.karabakh.info/Будни_степанакертского_аэропорта Будни степанакертского аэропорта] // Голос Армении (Коммунист). — 20 марта 1991 г.. — № 55 (17239).
• Vesti. Az. [vesti.az/news.php?id=31154 Авиационным грезам армян не суждено сбыться]. — 15:58 04-02-2010.
• [www.youtube.com/watch?v=Ms-taKmxg44 Видеосюжет о строительстве аэропорта в Нагорно-Карабахской Республике] (язык — французский).

Отрывок, характеризующий Степанакертский аэропорт

– Пустите, я вам говорю. Я беру всё на себя. Я пойду и спрошу его. Я… довольно вам этого.
– Mais, mon prince, [Но, князь,] – говорила Анна Михайловна, – после такого великого таинства дайте ему минуту покоя. Вот, Пьер, скажите ваше мнение, – обратилась она к молодому человеку, который, вплоть подойдя к ним, удивленно смотрел на озлобленное, потерявшее всё приличие лицо княжны и на перепрыгивающие щеки князя Василья.
– Помните, что вы будете отвечать за все последствия, – строго сказал князь Василий, – вы не знаете, что вы делаете.
– Мерзкая женщина! – вскрикнула княжна, неожиданно бросаясь на Анну Михайловну и вырывая портфель.
Князь Василий опустил голову и развел руками.
В эту минуту дверь, та страшная дверь, на которую так долго смотрел Пьер и которая так тихо отворялась, быстро, с шумом откинулась, стукнув об стену, и средняя княжна выбежала оттуда и всплеснула руками.
– Что вы делаете! – отчаянно проговорила она. – II s'en va et vous me laissez seule. [Он умирает, а вы меня оставляете одну.]
Старшая княжна выронила портфель. Анна Михайловна быстро нагнулась и, подхватив спорную вещь, побежала в спальню. Старшая княжна и князь Василий, опомнившись, пошли за ней. Через несколько минут первая вышла оттуда старшая княжна с бледным и сухим лицом и прикушенною нижнею губой. При виде Пьера лицо ее выразило неудержимую злобу.
– Да, радуйтесь теперь, – сказала она, – вы этого ждали.
И, зарыдав, она закрыла лицо платком и выбежала из комнаты.
За княжной вышел князь Василий. Он, шатаясь, дошел до дивана, на котором сидел Пьер, и упал на него, закрыв глаза рукой. Пьер заметил, что он был бледен и что нижняя челюсть его прыгала и тряслась, как в лихорадочной дрожи.
– Ах, мой друг! – сказал он, взяв Пьера за локоть; и в голосе его была искренность и слабость, которых Пьер никогда прежде не замечал в нем. – Сколько мы грешим, сколько мы обманываем, и всё для чего? Мне шестой десяток, мой друг… Ведь мне… Всё кончится смертью, всё. Смерть ужасна. – Он заплакал.
Анна Михайловна вышла последняя. Она подошла к Пьеру тихими, медленными шагами.
– Пьер!… – сказала она.
Пьер вопросительно смотрел на нее. Она поцеловала в лоб молодого человека, увлажая его слезами. Она помолчала.
– II n'est plus… [Его не стало…]
Пьер смотрел на нее через очки.
– Allons, je vous reconduirai. Tachez de pleurer. Rien ne soulage, comme les larmes. [Пойдемте, я вас провожу. Старайтесь плакать: ничто так не облегчает, как слезы.]
Она провела его в темную гостиную и Пьер рад был, что никто там не видел его лица. Анна Михайловна ушла от него, и когда она вернулась, он, подложив под голову руку, спал крепким сном.
На другое утро Анна Михайловна говорила Пьеру:
– Oui, mon cher, c'est une grande perte pour nous tous. Je ne parle pas de vous. Mais Dieu vous soutndra, vous etes jeune et vous voila a la tete d'une immense fortune, je l'espere. Le testament n'a pas ete encore ouvert. Je vous connais assez pour savoir que cela ne vous tourienera pas la tete, mais cela vous impose des devoirs, et il faut etre homme. [Да, мой друг, это великая потеря для всех нас, не говоря о вас. Но Бог вас поддержит, вы молоды, и вот вы теперь, надеюсь, обладатель огромного богатства. Завещание еще не вскрыто. Я довольно вас знаю и уверена, что это не вскружит вам голову; но это налагает на вас обязанности; и надо быть мужчиной.]
Пьер молчал.
– Peut etre plus tard je vous dirai, mon cher, que si je n'avais pas ete la, Dieu sait ce qui serait arrive. Vous savez, mon oncle avant hier encore me promettait de ne pas oublier Boris. Mais il n'a pas eu le temps. J'espere, mon cher ami, que vous remplirez le desir de votre pere. [После я, может быть, расскажу вам, что если б я не была там, то Бог знает, что бы случилось. Вы знаете, что дядюшка третьего дня обещал мне не забыть Бориса, но не успел. Надеюсь, мой друг, вы исполните желание отца.]
Пьер, ничего не понимая и молча, застенчиво краснея, смотрел на княгиню Анну Михайловну. Переговорив с Пьером, Анна Михайловна уехала к Ростовым и легла спать. Проснувшись утром, она рассказывала Ростовым и всем знакомым подробности смерти графа Безухого. Она говорила, что граф умер так, как и она желала бы умереть, что конец его был не только трогателен, но и назидателен; последнее же свидание отца с сыном было до того трогательно, что она не могла вспомнить его без слез, и что она не знает, – кто лучше вел себя в эти страшные минуты: отец ли, который так всё и всех вспомнил в последние минуты и такие трогательные слова сказал сыну, или Пьер, на которого жалко было смотреть, как он был убит и как, несмотря на это, старался скрыть свою печаль, чтобы не огорчить умирающего отца. «C'est penible, mais cela fait du bien; ca eleve l'ame de voir des hommes, comme le vieux comte et son digne fils», [Это тяжело, но это спасительно; душа возвышается, когда видишь таких людей, как старый граф и его достойный сын,] говорила она. О поступках княжны и князя Василья она, не одобряя их, тоже рассказывала, но под большим секретом и шопотом.


В Лысых Горах, имении князя Николая Андреевича Болконского, ожидали с каждым днем приезда молодого князя Андрея с княгиней; но ожидание не нарушало стройного порядка, по которому шла жизнь в доме старого князя. Генерал аншеф князь Николай Андреевич, по прозванию в обществе le roi de Prusse, [король прусский,] с того времени, как при Павле был сослан в деревню, жил безвыездно в своих Лысых Горах с дочерью, княжною Марьей, и при ней компаньонкой, m lle Bourienne. [мадмуазель Бурьен.] И в новое царствование, хотя ему и был разрешен въезд в столицы, он также продолжал безвыездно жить в деревне, говоря, что ежели кому его нужно, то тот и от Москвы полтораста верст доедет до Лысых Гор, а что ему никого и ничего не нужно. Он говорил, что есть только два источника людских пороков: праздность и суеверие, и что есть только две добродетели: деятельность и ум. Он сам занимался воспитанием своей дочери и, чтобы развивать в ней обе главные добродетели, до двадцати лет давал ей уроки алгебры и геометрии и распределял всю ее жизнь в беспрерывных занятиях. Сам он постоянно был занят то писанием своих мемуаров, то выкладками из высшей математики, то точением табакерок на станке, то работой в саду и наблюдением над постройками, которые не прекращались в его имении. Так как главное условие для деятельности есть порядок, то и порядок в его образе жизни был доведен до последней степени точности. Его выходы к столу совершались при одних и тех же неизменных условиях, и не только в один и тот же час, но и минуту. С людьми, окружавшими его, от дочери до слуг, князь был резок и неизменно требователен, и потому, не быв жестоким, он возбуждал к себе страх и почтительность, каких не легко мог бы добиться самый жестокий человек. Несмотря на то, что он был в отставке и не имел теперь никакого значения в государственных делах, каждый начальник той губернии, где было имение князя, считал своим долгом являться к нему и точно так же, как архитектор, садовник или княжна Марья, дожидался назначенного часа выхода князя в высокой официантской. И каждый в этой официантской испытывал то же чувство почтительности и даже страха, в то время как отворялась громадно высокая дверь кабинета и показывалась в напудренном парике невысокая фигурка старика, с маленькими сухими ручками и серыми висячими бровями, иногда, как он насупливался, застилавшими блеск умных и точно молодых блестящих глаз.
В день приезда молодых, утром, по обыкновению, княжна Марья в урочный час входила для утреннего приветствия в официантскую и со страхом крестилась и читала внутренно молитву. Каждый день она входила и каждый день молилась о том, чтобы это ежедневное свидание сошло благополучно.
Сидевший в официантской пудреный старик слуга тихим движением встал и шопотом доложил: «Пожалуйте».
Из за двери слышались равномерные звуки станка. Княжна робко потянула за легко и плавно отворяющуюся дверь и остановилась у входа. Князь работал за станком и, оглянувшись, продолжал свое дело.
Огромный кабинет был наполнен вещами, очевидно, беспрестанно употребляемыми. Большой стол, на котором лежали книги и планы, высокие стеклянные шкафы библиотеки с ключами в дверцах, высокий стол для писания в стоячем положении, на котором лежала открытая тетрадь, токарный станок, с разложенными инструментами и с рассыпанными кругом стружками, – всё выказывало постоянную, разнообразную и порядочную деятельность. По движениям небольшой ноги, обутой в татарский, шитый серебром, сапожок, по твердому налеганию жилистой, сухощавой руки видна была в князе еще упорная и много выдерживающая сила свежей старости. Сделав несколько кругов, он снял ногу с педали станка, обтер стамеску, кинул ее в кожаный карман, приделанный к станку, и, подойдя к столу, подозвал дочь. Он никогда не благословлял своих детей и только, подставив ей щетинистую, еще небритую нынче щеку, сказал, строго и вместе с тем внимательно нежно оглядев ее:
– Здорова?… ну, так садись!
Он взял тетрадь геометрии, писанную его рукой, и подвинул ногой свое кресло.
– На завтра! – сказал он, быстро отыскивая страницу и от параграфа до другого отмечая жестким ногтем.
Княжна пригнулась к столу над тетрадью.
– Постой, письмо тебе, – вдруг сказал старик, доставая из приделанного над столом кармана конверт, надписанный женскою рукой, и кидая его на стол.
Лицо княжны покрылось красными пятнами при виде письма. Она торопливо взяла его и пригнулась к нему.
– От Элоизы? – спросил князь, холодною улыбкой выказывая еще крепкие и желтоватые зубы.
– Да, от Жюли, – сказала княжна, робко взглядывая и робко улыбаясь.
– Еще два письма пропущу, а третье прочту, – строго сказал князь, – боюсь, много вздору пишете. Третье прочту.
– Прочтите хоть это, mon pere, [батюшка,] – отвечала княжна, краснея еще более и подавая ему письмо.
– Третье, я сказал, третье, – коротко крикнул князь, отталкивая письмо, и, облокотившись на стол, пододвинул тетрадь с чертежами геометрии.
– Ну, сударыня, – начал старик, пригнувшись близко к дочери над тетрадью и положив одну руку на спинку кресла, на котором сидела княжна, так что княжна чувствовала себя со всех сторон окруженною тем табачным и старчески едким запахом отца, который она так давно знала. – Ну, сударыня, треугольники эти подобны; изволишь видеть, угол abc…
Княжна испуганно взглядывала на близко от нее блестящие глаза отца; красные пятна переливались по ее лицу, и видно было, что она ничего не понимает и так боится, что страх помешает ей понять все дальнейшие толкования отца, как бы ясны они ни были. Виноват ли был учитель или виновата была ученица, но каждый день повторялось одно и то же: у княжны мутилось в глазах, она ничего не видела, не слышала, только чувствовала близко подле себя сухое лицо строгого отца, чувствовала его дыхание и запах и только думала о том, как бы ей уйти поскорее из кабинета и у себя на просторе понять задачу.
Старик выходил из себя: с грохотом отодвигал и придвигал кресло, на котором сам сидел, делал усилия над собой, чтобы не разгорячиться, и почти всякий раз горячился, бранился, а иногда швырял тетрадью.
Княжна ошиблась ответом.
– Ну, как же не дура! – крикнул князь, оттолкнув тетрадь и быстро отвернувшись, но тотчас же встал, прошелся, дотронулся руками до волос княжны и снова сел.