Степанова, Мария Матвеевна

Мария Степанова
Основная информация
Полное имя	Мария Матвеевна Степанова
Дата рождения	27 марта 1815(1815-03-27)
Место рождения	Санкт-Петербург, Российская империя
Дата смерти	21 октября (3 ноября) 1903(1903-11-03) (88 лет)
Место смерти	Санкт-Петербург, Российская империя
Страна	Российская империя Российская империя
Профессии	оперная певица
Певческий голос	сопрано

Мари́я Матве́евна Степа́нова (27 марта 1815 (или 1 января), Санкт-Петербург, Российская империя — 21 октября (3 ноября) 1903, Санкт-Петербург, Российская империя) — русская оперная певица (сопрано), первая исполнительница партии Антониды («Иван Сусанин») и Людмилы («Руслан и Людмила»).

Биография

Родилась в актёрской семье, занималась балетом. Затем, проявив способности по вокалу, стала брать уроки у Антонио Сапиенцы и, позднее, у Кавоса. Ещё ученицей выступала в Императорских театрах. В 1831 году впервые выступила в операх «Деревенские певицы» и «Вольный стрелок».

Выдвинуться в солистки помог, как часто бывает в актёрской биографии, случай: в 1834 году, через год после окончания музыкального училища, нужно было срочно заменить внезапно заболевшую певицу Каратыгину в партии Алисы в спектакле «Роберт-Дьявол» (по энциклопедии Римана). К молодой вокалистке сразу пришёл успех.

В 1833—1846 годах выступала в Петербургском оперном театре. Она блестяще пела в операх «Норма» (1836), «Семирамида» (1837), «Монтекки и Капулетти» и др. Исполняла партии Ольги («Ольга, дочь изгнанника»), Ундины («Ундина»), Ксении («Куликовская битва»); Лукреции Борджа («Лукреция Борджа»), Церлины («Сирена»), Атенаисы де Соланж («Мушкетеры королевы») и мн.др. Это было время, когда в Санкт-Петербурге в большом почете была итальянская опера, и Степанова с успехом выступала в главных ролях в итальянских спектаклях («Лючия ди Ламмермур», «Пуритане» и др.) и концертах с Альбани, Виардо, Ниссен, Рубини, Тамберликом, Тамбурини и др.

В 1846 году русская опера, а вместе с ней и все её исполнители, были переведены в Москву, и Степанова пела там. В 1846—1854 годах — солистка Большого театра. Постепенно голос певицы стал оседать и теряться.

В 1855 году Мария Матвеевна оставила сцену и вышла на пенсию. Оставшуюся жизнь провела в Санкт-Петербурге, где и скончалась ещё почти через 50 лет. Похоронена в Санкт-Петербурге на Новодевичьем кладбище.

Творчество

Мария Матвеевна Степанова — первая исполнительница партий Антониды (1836) и Людмилы (1842) в двух операх Глинки. Премьера «Ивана Сусанина» состоялась в петербургском Большом театре 9 декабря 1836 года. Партию Собинина в паре с ней пел Лев Леонов, сын известного музыканта Джона Фильда. Сусанина исполнял Осип Петров, Ваню — Анна Воробьёва. Дирижировал сам Катарино Кавос.

Первая постановка «Руслана и Людмилы» прошла тоже в Петербурге, 9 декабря 1842 года. Есть свидетельства, что сам Глинка, готовивший с ней эти партии, критически оценивал исполнительское искусство певицы, однако остаётся фактом, что заменена Степанова не была, несмотря на то, что композитор имел возможность это сделать.

Композитор Серов восхищался её талантом: «Высота обеих этих партий — в прямой зависимости от голоса Степановой» (цитируется по словарю Римана).

Литература

• Григорьева А. П. Степанова М. М. // Музыкальная энциклопедия / под ред. Ю. В. Келдыша. — М.: Советская энциклопедия, Советский композитор, 1981. — Т. 5.

Ссылки

• Степанова Мария Матвеевна (1815—1903) // Вокально-энциклопедический словарь: Биобиблиография : в 5 т. / М. С. Агин. — М., 1991-1994.
• [josef-egipetsky.narod.ru/Slovar/People/18s344stepanova_m.htm СТЕПАНОВА Мария Матвеевна] // Словарь. Музыканты.

Отрывок, характеризующий Степанова, Мария Матвеевна

– Да я и так снимаю, – отвечал голос Лаврушки.
– А! ты уж встал, – сказал Денисов, входя в комнату.
– Давно, – сказал Ростов, – я уже за сеном сходил и фрейлен Матильда видел.
– Вот как! А я пг'одулся, бг'ат, вчег'а, как сукин сын! – закричал Денисов, не выговаривая р . – Такого несчастия! Такого несчастия! Как ты уехал, так и пошло. Эй, чаю!
Денисов, сморщившись, как бы улыбаясь и выказывая свои короткие крепкие зубы, начал обеими руками с короткими пальцами лохматить, как пес, взбитые черные, густые волосы.
– Чог'т меня дег'нул пойти к этой кг'ысе (прозвище офицера), – растирая себе обеими руками лоб и лицо, говорил он. – Можешь себе пг'едставить, ни одной каг'ты, ни одной, ни одной каг'ты не дал.
Денисов взял подаваемую ему закуренную трубку, сжал в кулак, и, рассыпая огонь, ударил ею по полу, продолжая кричать.
– Семпель даст, паг'оль бьет; семпель даст, паг'оль бьет.
Он рассыпал огонь, разбил трубку и бросил ее. Денисов помолчал и вдруг своими блестящими черными глазами весело взглянул на Ростова.
– Хоть бы женщины были. А то тут, кг'оме как пить, делать нечего. Хоть бы дг'аться ског'ей.
– Эй, кто там? – обратился он к двери, заслышав остановившиеся шаги толстых сапог с бряцанием шпор и почтительное покашливанье.
– Вахмистр! – сказал Лаврушка.
Денисов сморщился еще больше.
– Сквег'но, – проговорил он, бросая кошелек с несколькими золотыми. – Г`остов, сочти, голубчик, сколько там осталось, да сунь кошелек под подушку, – сказал он и вышел к вахмистру.
Ростов взял деньги и, машинально, откладывая и ровняя кучками старые и новые золотые, стал считать их.
– А! Телянин! Здог'ово! Вздули меня вчег'а! – послышался голос Денисова из другой комнаты.
– У кого? У Быкова, у крысы?… Я знал, – сказал другой тоненький голос, и вслед за тем в комнату вошел поручик Телянин, маленький офицер того же эскадрона.
Ростов кинул под подушку кошелек и пожал протянутую ему маленькую влажную руку. Телянин был перед походом за что то переведен из гвардии. Он держал себя очень хорошо в полку; но его не любили, и в особенности Ростов не мог ни преодолеть, ни скрывать своего беспричинного отвращения к этому офицеру.
– Ну, что, молодой кавалерист, как вам мой Грачик служит? – спросил он. (Грачик была верховая лошадь, подъездок, проданная Теляниным Ростову.)
Поручик никогда не смотрел в глаза человеку, с кем говорил; глаза его постоянно перебегали с одного предмета на другой.
– Я видел, вы нынче проехали…
– Да ничего, конь добрый, – отвечал Ростов, несмотря на то, что лошадь эта, купленная им за 700 рублей, не стоила и половины этой цены. – Припадать стала на левую переднюю… – прибавил он. – Треснуло копыто! Это ничего. Я вас научу, покажу, заклепку какую положить.
– Да, покажите пожалуйста, – сказал Ростов.
– Покажу, покажу, это не секрет. А за лошадь благодарить будете.
– Так я велю привести лошадь, – сказал Ростов, желая избавиться от Телянина, и вышел, чтобы велеть привести лошадь.
В сенях Денисов, с трубкой, скорчившись на пороге, сидел перед вахмистром, который что то докладывал. Увидав Ростова, Денисов сморщился и, указывая через плечо большим пальцем в комнату, в которой сидел Телянин, поморщился и с отвращением тряхнулся.
– Ох, не люблю молодца, – сказал он, не стесняясь присутствием вахмистра.
Ростов пожал плечами, как будто говоря: «И я тоже, да что же делать!» и, распорядившись, вернулся к Телянину.
Телянин сидел всё в той же ленивой позе, в которой его оставил Ростов, потирая маленькие белые руки.
«Бывают же такие противные лица», подумал Ростов, входя в комнату.
– Что же, велели привести лошадь? – сказал Телянин, вставая и небрежно оглядываясь.
– Велел.
– Да пойдемте сами. Я ведь зашел только спросить Денисова о вчерашнем приказе. Получили, Денисов?
– Нет еще. А вы куда?
– Вот хочу молодого человека научить, как ковать лошадь, – сказал Телянин.
Они вышли на крыльцо и в конюшню. Поручик показал, как делать заклепку, и ушел к себе.
Когда Ростов вернулся, на столе стояла бутылка с водкой и лежала колбаса. Денисов сидел перед столом и трещал пером по бумаге. Он мрачно посмотрел в лицо Ростову.
– Ей пишу, – сказал он.
Он облокотился на стол с пером в руке, и, очевидно обрадованный случаю быстрее сказать словом всё, что он хотел написать, высказывал свое письмо Ростову.
– Ты видишь ли, дг'уг, – сказал он. – Мы спим, пока не любим. Мы дети пг`axa… а полюбил – и ты Бог, ты чист, как в пег'вый день создания… Это еще кто? Гони его к чог'ту. Некогда! – крикнул он на Лаврушку, который, нисколько не робея, подошел к нему.
– Да кому ж быть? Сами велели. Вахмистр за деньгами пришел.
Денисов сморщился, хотел что то крикнуть и замолчал.
– Сквег'но дело, – проговорил он про себя. – Сколько там денег в кошельке осталось? – спросил он у Ростова.