Степанов, Василий Александрович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Василий Александрович Степанов
Дата рождения:

1872(1872)

Дата смерти:

29 августа 1920(1920-08-29)

Место смерти:

Париж, Франция

Гражданство:

Российская империя Российская империя

Образование:

Санкт-Петербургский горный институт

Вероисповедание:

Православие

Партия:

Кадеты

Род деятельности:

член Государственной думы III и IV созывов от Пермской губернии

Автограф

Васи́лий Алекса́ндрович Степа́нов (187229 августа 1920) — русский инженер и политик, член Государственной думы от Пермской губернии. Деятель Белого движения.





Биография

Образование

Православный. Из потомственных дворян. Двоюродный брат поэтессы Зинаиды Гиппиус.

Окончил Первую Тифлисскую гимназию. В 1890 году поступил в Санкт-Петербургский университет. С третьего курса перешел в Горный институт в Петербурге, который окончил в 1897 г.

Инженер

Работал инженером на угольных копях Донбасса, железных рудниках Кривого Рога и на Урале, управляющим шахтами в Турьинских рудниках Богословского горного округа, директором Богословского горного округа.

Политик

Член Конституционно-демократической партии (Партии народной свободы), с 1915 — председатель специальной комиссии по рабочему вопросу при фракции; с 1916 года — член её Центрального комитета. В партии занимал левые позиции. В 19071917 — депутат Государственной думы III и IV созывов от Пермской губернии, член рабочей комиссии III Государственной думы, секретарь кадетской фракции в IV Государственной думе.

По словам российского политика В. В. Шульгина, «Степанов обладал счастливейшим и ценнейшим свойством возбуждать в других людях энергию мысли… был отнюдь не революционер, но мозг его был всегда счастливо открыт для новой мысли. Он никогда не застывал и всё время эволюционировал в лучшем смысле этого слова. Очень твёрдый в основном стремлении, он обнаруживал большую гибкость в способах. И отнюдь не в том смысле, что „цель оправдывает средства“, а в том, „что суббота для человека, а не человек для субботы“».

В 1916 — директор правления Южно-Русского горнопромышленного общества, член совета РОПиТ.

Во Временном правительстве

В марте — июле 1917 — товарищ министра торговли и промышленности Временного правительства. После ухода в отставку А. И. Коновалова, с 19 мая 1917 — управляющий министерством. Старался бороться с анархией и развалом производства. Был сторонником развития частной экономической инициативы при регулирующей роли государства, привлечения иностранных инвестиций в российскую экономику. Возглавлял военную комиссию ЦК партии кадетов. 8 июля 1917 подал в отставку. Выступал за выход кадетов из Временного правительства. 3 октября 1917 был избран в Предпарламент. Баллотировался во Всероссийское учредительное собрание от Псковской губернии.

Деятель Белого движения

После прихода к власти большевиков активно участвовал в формировании в Петрограде офицерских отрядов, которые направлялись на Дон, занимался организацией системы финансирования антибольшевистских сил. Был сторонником всемерной поддержки Добровольческой армии. 28 ноября 1917 был арестован, но выпущен на свободу при поддержке своего знакомого, левого эсера из Наркомата юстиции и бежал в Москву, затем переехал в расположение Добровольческой армии. Участвовал в работе Донского гражданского совета во главе с генералом М. В. Алексеевым. Был одним из основателей Правого центра, вступил в Союз возрождения России (так как считал необходимым взаимодействие со всеми антибольшевистскими силами, включая и социалистов), входил в состав правления Национального центра. В 1918—1919 гг. — член Особого совещания при генерале А. И. Деникине, был сторонником военной диктатуры и, в последующем, восстановления монархии, один из разработчиков «Временного положения об управлении областями, занимаемыми Добровольческой армией». Занимал должность государственного контролёра. Был представителем секретной организации «Азбука» в Ставке ВСЮР (агент «Слово»)[1].

В феврале 1920 эвакуировался из Новороссийска в Константинополь, затем переехал в Париж, где выступал за немедленную помощью войскам генерала П. Н. Врангеля. В мае 1920 выехал в Крым для того, чтобы информировать генерала Врангеля о настроениях политических кругов во Франции и получить информацию о деятельности русских властей в Крыму. Скончался на пароходе на обратном пути во Францию.

Напишите отзыв о статье "Степанов, Василий Александрович"

Примечания

  1. Цветков В. Ж. Белое дело в России. 1919 г. (формирование и эволюция политических структур Белого движения в России). — 1-е. — Москва: Посев, 2009. — С. 530. — 636 с. — 250 экз. — ISBN 978-5-85824-184-3.

Ссылки

  • [web.archive.org/web/20030606020237/hronos.km.ru/biograf/stepanov_va.html Биография]
  • [dlib.rsl.ru/viewer/01004165846 3-й созыв Государственной Думы: портреты, биографии, автографы. — Санкт-Петербург: издание Н. Н. Ольшанскаго, 1910.]
  • [www.tez-rus.net/ViewGood42137.html Государственная дума Российской империи: 1906—1917. Б. Ю. Иванов, А. А. Комзолова, И. С. Ряховская. Москва. РОССПЭН. 2008.]

Отрывок, характеризующий Степанов, Василий Александрович

Поговорив несколько времени в общем кругу, Сперанский встал и, подойдя к князю Андрею, отозвал его с собой на другой конец комнаты. Видно было, что он считал нужным заняться Болконским.
– Я не успел поговорить с вами, князь, среди того одушевленного разговора, в который был вовлечен этим почтенным старцем, – сказал он, кротко презрительно улыбаясь и этой улыбкой как бы признавая, что он вместе с князем Андреем понимает ничтожность тех людей, с которыми он только что говорил. Это обращение польстило князю Андрею. – Я вас знаю давно: во первых, по делу вашему о ваших крестьянах, это наш первый пример, которому так желательно бы было больше последователей; а во вторых, потому что вы один из тех камергеров, которые не сочли себя обиженными новым указом о придворных чинах, вызывающим такие толки и пересуды.
– Да, – сказал князь Андрей, – отец не хотел, чтобы я пользовался этим правом; я начал службу с нижних чинов.
– Ваш батюшка, человек старого века, очевидно стоит выше наших современников, которые так осуждают эту меру, восстановляющую только естественную справедливость.
– Я думаю однако, что есть основание и в этих осуждениях… – сказал князь Андрей, стараясь бороться с влиянием Сперанского, которое он начинал чувствовать. Ему неприятно было во всем соглашаться с ним: он хотел противоречить. Князь Андрей, обыкновенно говоривший легко и хорошо, чувствовал теперь затруднение выражаться, говоря с Сперанским. Его слишком занимали наблюдения над личностью знаменитого человека.
– Основание для личного честолюбия может быть, – тихо вставил свое слово Сперанский.
– Отчасти и для государства, – сказал князь Андрей.
– Как вы разумеете?… – сказал Сперанский, тихо опустив глаза.
– Я почитатель Montesquieu, – сказал князь Андрей. – И его мысль о том, что le рrincipe des monarchies est l'honneur, me parait incontestable. Certains droits еt privileges de la noblesse me paraissent etre des moyens de soutenir ce sentiment. [основа монархий есть честь, мне кажется несомненной. Некоторые права и привилегии дворянства мне кажутся средствами для поддержания этого чувства.]
Улыбка исчезла на белом лице Сперанского и физиономия его много выиграла от этого. Вероятно мысль князя Андрея показалась ему занимательною.
– Si vous envisagez la question sous ce point de vue, [Если вы так смотрите на предмет,] – начал он, с очевидным затруднением выговаривая по французски и говоря еще медленнее, чем по русски, но совершенно спокойно. Он сказал, что честь, l'honneur, не может поддерживаться преимуществами вредными для хода службы, что честь, l'honneur, есть или: отрицательное понятие неделанья предосудительных поступков, или известный источник соревнования для получения одобрения и наград, выражающих его.
Доводы его были сжаты, просты и ясны.
Институт, поддерживающий эту честь, источник соревнования, есть институт, подобный Legion d'honneur [Ордену почетного легиона] великого императора Наполеона, не вредящий, а содействующий успеху службы, а не сословное или придворное преимущество.
– Я не спорю, но нельзя отрицать, что придворное преимущество достигло той же цели, – сказал князь Андрей: – всякий придворный считает себя обязанным достойно нести свое положение.
– Но вы им не хотели воспользоваться, князь, – сказал Сперанский, улыбкой показывая, что он, неловкий для своего собеседника спор, желает прекратить любезностью. – Ежели вы мне сделаете честь пожаловать ко мне в среду, – прибавил он, – то я, переговорив с Магницким, сообщу вам то, что может вас интересовать, и кроме того буду иметь удовольствие подробнее побеседовать с вами. – Он, закрыв глаза, поклонился, и a la francaise, [на французский манер,] не прощаясь, стараясь быть незамеченным, вышел из залы.


Первое время своего пребыванья в Петербурге, князь Андрей почувствовал весь свой склад мыслей, выработавшийся в его уединенной жизни, совершенно затемненным теми мелкими заботами, которые охватили его в Петербурге.
С вечера, возвращаясь домой, он в памятной книжке записывал 4 или 5 необходимых визитов или rendez vous [свиданий] в назначенные часы. Механизм жизни, распоряжение дня такое, чтобы везде поспеть во время, отнимали большую долю самой энергии жизни. Он ничего не делал, ни о чем даже не думал и не успевал думать, а только говорил и с успехом говорил то, что он успел прежде обдумать в деревне.
Он иногда замечал с неудовольствием, что ему случалось в один и тот же день, в разных обществах, повторять одно и то же. Но он был так занят целые дни, что не успевал подумать о том, что он ничего не думал.
Сперанский, как в первое свидание с ним у Кочубея, так и потом в середу дома, где Сперанский с глазу на глаз, приняв Болконского, долго и доверчиво говорил с ним, сделал сильное впечатление на князя Андрея.
Князь Андрей такое огромное количество людей считал презренными и ничтожными существами, так ему хотелось найти в другом живой идеал того совершенства, к которому он стремился, что он легко поверил, что в Сперанском он нашел этот идеал вполне разумного и добродетельного человека. Ежели бы Сперанский был из того же общества, из которого был князь Андрей, того же воспитания и нравственных привычек, то Болконский скоро бы нашел его слабые, человеческие, не геройские стороны, но теперь этот странный для него логический склад ума тем более внушал ему уважения, что он не вполне понимал его. Кроме того, Сперанский, потому ли что он оценил способности князя Андрея, или потому что нашел нужным приобресть его себе, Сперанский кокетничал перед князем Андреем своим беспристрастным, спокойным разумом и льстил князю Андрею той тонкой лестью, соединенной с самонадеянностью, которая состоит в молчаливом признавании своего собеседника с собою вместе единственным человеком, способным понимать всю глупость всех остальных, и разумность и глубину своих мыслей.
Во время длинного их разговора в середу вечером, Сперанский не раз говорил: «У нас смотрят на всё, что выходит из общего уровня закоренелой привычки…» или с улыбкой: «Но мы хотим, чтоб и волки были сыты и овцы целы…» или: «Они этого не могут понять…» и всё с таким выраженьем, которое говорило: «Мы: вы да я, мы понимаем, что они и кто мы ».