Степанов, Максим Осипович

Максим Осипович Степанов
Дата рождения	1893(1893)
Место рождения	деревня Новая Суздальского уезда Владимирской губернии
Дата смерти	25 сентября 1945(1945-09-25)
Место смерти	Котлас, СССР
Принадлежность	Российская империя Российская империя РСФСР РСФСР СССР СССР
Годы службы	1915 — 1918 1918 — 1938
Звание
Командовал	Военно-химическое управление РККА
Сражения/войны	Первая мировая война, Гражданская война в России
Награды и премии

Максим Осипович Степанов (1893 — 25 сентября 1945) — советский военный деятель, комкор (1938).

Юность

Родился в августе 1893 в деревне Новая Суздальского уезда Владимирской губернии в русской крестьянской семье. В 1906 окончил двухклассное училище, после чего работал точильщиком.

Первая мировая и Гражданская войны

В феврале 1915 призван в царскую армию. В том же году окончил учебную команду, откуда был выпущен унтер-офицером. Участвовал в Первой мировой войне: сражался с немцами в 143-м пехотном полку в составе 5-й, затем 12-й армий. Дослужился до фельдфебеля. После Февральской революции избран председателем полкового комитета, а в октябре 1917 — заместителем секретаря дивизионного комитета. Демобилизовался в феврале 1918.

В апреле 1918 принят в РКП(б). После демобилизации работал секретарём волостного комитета. Организовывал комбеды из рабочих фабрики Зимина.

В августе 1918 вступил в РККА. С октября 1918 — начальник связи отдельного батальона войск ВЧК. С февраля 1919 одновременно командовал батальоном и был помощником командира 91-го стрелкового полка войск ВЧК. С 24 по 26 августа в районе деревни Алет-Казерну успешно остановил попытки противника обойти правый фланг красных и зайти в тыл, после чего личным примером увлёк красноармейцев полка в контрнаступление, благодаря чему была захвачена сильно укреплённая позиция противника. С ноября 1919 временно исполнял должность командира 23-го стрелкового полка 11-й стрелковой дивизии, с которой в составе 15-й армии Западного фронта участвовал в боях с Эстонской армией. В декабре того же года парламентёром участвовал в переговорах с эстонцами, но был взят в плен. Летом 1920 вернулся из плена, был зачислен обратно в свою дивизию и в июне того же года назначен помощником командира батальона связи. С ноября 1920 — командир 96-го стрелкового полка.

Послевоенный период

В 1921-1924 служил в Петроградском военном округе в 11-й стрелковой дивизии: с мая 1921 командовал учебно-кадровым полком, с февраля 1922 — помощник командира 31-й Петроградской стрелковой бригады, с июня того же года — командир 33-го стрелкового полка. В декабре 1924 направлен военным советником в Китай. По возвращении в 1925 году некоторое время состоял в распоряжении Главного управления РККА, а в ноябре назначен командиром-единоначальником 58-го стрелкового полка. В 1927 году окончил курсы «Выстрел», а в 1929 — КУВНАС а при Военной академии имени М. В. Фрунзе. С октября 1929 — помощник командира 20-й стрелковой дивизии. С января 1930 — командир-единоначальник 4-й стрелковой дивизии им. Германского пролетариата. 26 июня 1930 г. направлен в Москву делегатом XVI съезда ВКП(б) С 1931 года служил в центральном аппарате Народного комиссариата по военным и морским делам СССР: с июля 1931 — начальник Военно-инженерного управления РККА, а с ноября 1934 — заместитель начальника инженеров РККА. С января 1934 по май 1935 — комендант и военком Мозырского укрепрайона. Затем вновь в центральном аппарате НКО СССР — заместитель начальника Химического управления РККА коринженера Я. М. Фишмана. После отстранения последнего в мае 1937 года возглавил Военно-химическое управление РККА.

Репрессии

28 ноября 1938 года нарком обороны К. Е. Ворошилов обратился в ЦК ВКП(б) с просьбой уволить из РККА ряд высших офицеров, среди которых значился и М. О. Степанов, на которых имелись компрометирующие данные; на следующий день в ЦК было принято решение об их увольнении. В последних числах ноября 1938 Степанов был уволен в запас.

Арестован 9 декабря 1938. В ходе следствия подвергался «физическим методам воздействия». Сначала признал себя виновным во вменяемых ему преступлениях, но затем от этих показаний отказался. 31 мая 1939 года ВКВС по обвинению в принадлежности к военному заговору осужден к 20 годам ИТЛ и 5 годам поражения в правах. Отбывая наказание, умер в ИТЛ в Котласе 25 сентября 1945. Определением ВКВС от 30 июня 1956 реабилитирован.

Звания

• Комдив (26.11.1935)
• Комкор (22.02.1938)

Награды

• 2 ордена Красного Знамени (3.04.1920; 10.03.1922)

Литература

• Герои Гражданской войны // Военно-исторический журнал. — М.: «Красная Звезда», 1975. — № 11. — С. 63.
• Сувениров О. Ф. Трагедия РККА 1937—1938. — М.: ТЕРРА, 1998. — 528 с. — ISBN 5-300-02220-9.
• Черушев Н. С. Удар по своим. Красная Армия: 1938—1941. — М.: Вече, 2003. — С. 260—269. — 480 с. — (Военные тайны XX века). — 5000 экз. — ISBN 5-94538-366-X.
• Черушев Н. С., Черушев Ю. Н. Расстрелянная элита РККА (командармы 1-го и 2-го рангов, комкоры, комдивы и им равные): 1937—1941. Биографический словарь. — М.: Кучково поле; Мегаполис, 2012. — С. 109—110. — 496 с. — 2000 экз. — ISBN 978-5-9950-0217-8.

Исторические источники

• Военный совет при народном комиссаре обороны СССР. 1—4 июня 1937 г.: Документы и материалы / Сост. Н. С. Тархова и др.. — М.: РОССПЭН, 2008. — 624 с. — 1000 экз. — ISBN 978-5-8243-0917-1.

Отрывок, характеризующий Степанов, Максим Осипович

Николай Ростов между тем стоял на своем месте, ожидая зверя. По приближению и отдалению гона, по звукам голосов известных ему собак, по приближению, отдалению и возвышению голосов доезжачих, он чувствовал то, что совершалось в острове. Он знал, что в острове были прибылые (молодые) и матерые (старые) волки; он знал, что гончие разбились на две стаи, что где нибудь травили, и что что нибудь случилось неблагополучное. Он всякую секунду на свою сторону ждал зверя. Он делал тысячи различных предположений о том, как и с какой стороны побежит зверь и как он будет травить его. Надежда сменялась отчаянием. Несколько раз он обращался к Богу с мольбою о том, чтобы волк вышел на него; он молился с тем страстным и совестливым чувством, с которым молятся люди в минуты сильного волнения, зависящего от ничтожной причины. «Ну, что Тебе стоит, говорил он Богу, – сделать это для меня! Знаю, что Ты велик, и что грех Тебя просить об этом; но ради Бога сделай, чтобы на меня вылез матерый, и чтобы Карай, на глазах „дядюшки“, который вон оттуда смотрит, влепился ему мертвой хваткой в горло». Тысячу раз в эти полчаса упорным, напряженным и беспокойным взглядом окидывал Ростов опушку лесов с двумя редкими дубами над осиновым подседом, и овраг с измытым краем, и шапку дядюшки, чуть видневшегося из за куста направо.
«Нет, не будет этого счастья, думал Ростов, а что бы стоило! Не будет! Мне всегда, и в картах, и на войне, во всем несчастье». Аустерлиц и Долохов ярко, но быстро сменяясь, мелькали в его воображении. «Только один раз бы в жизни затравить матерого волка, больше я не желаю!» думал он, напрягая слух и зрение, оглядываясь налево и опять направо и прислушиваясь к малейшим оттенкам звуков гона. Он взглянул опять направо и увидал, что по пустынному полю навстречу к нему бежало что то. «Нет, это не может быть!» подумал Ростов, тяжело вздыхая, как вздыхает человек при совершении того, что было долго ожидаемо им. Совершилось величайшее счастье – и так просто, без шума, без блеска, без ознаменования. Ростов не верил своим глазам и сомнение это продолжалось более секунды. Волк бежал вперед и перепрыгнул тяжело рытвину, которая была на его дороге. Это был старый зверь, с седою спиной и с наеденным красноватым брюхом. Он бежал не торопливо, очевидно убежденный, что никто не видит его. Ростов не дыша оглянулся на собак. Они лежали, стояли, не видя волка и ничего не понимая. Старый Карай, завернув голову и оскалив желтые зубы, сердито отыскивая блоху, щелкал ими на задних ляжках.
– Улюлюлю! – шопотом, оттопыривая губы, проговорил Ростов. Собаки, дрогнув железками, вскочили, насторожив уши. Карай почесал свою ляжку и встал, насторожив уши и слегка мотнул хвостом, на котором висели войлоки шерсти.
– Пускать – не пускать? – говорил сам себе Николай в то время как волк подвигался к нему, отделяясь от леса. Вдруг вся физиономия волка изменилась; он вздрогнул, увидав еще вероятно никогда не виданные им человеческие глаза, устремленные на него, и слегка поворотив к охотнику голову, остановился – назад или вперед? Э! всё равно, вперед!… видно, – как будто сказал он сам себе, и пустился вперед, уже не оглядываясь, мягким, редким, вольным, но решительным скоком.
– Улюлю!… – не своим голосом закричал Николай, и сама собою стремглав понеслась его добрая лошадь под гору, перескакивая через водомоины в поперечь волку; и еще быстрее, обогнав ее, понеслись собаки. Николай не слыхал своего крика, не чувствовал того, что он скачет, не видал ни собак, ни места, по которому он скачет; он видел только волка, который, усилив свой бег, скакал, не переменяя направления, по лощине. Первая показалась вблизи зверя чернопегая, широкозадая Милка и стала приближаться к зверю. Ближе, ближе… вот она приспела к нему. Но волк чуть покосился на нее, и вместо того, чтобы наддать, как она это всегда делала, Милка вдруг, подняв хвост, стала упираться на передние ноги.
– Улюлюлюлю! – кричал Николай.
Красный Любим выскочил из за Милки, стремительно бросился на волка и схватил его за гачи (ляжки задних ног), но в ту ж секунду испуганно перескочил на другую сторону. Волк присел, щелкнул зубами и опять поднялся и поскакал вперед, провожаемый на аршин расстояния всеми собаками, не приближавшимися к нему.
– Уйдет! Нет, это невозможно! – думал Николай, продолжая кричать охрипнувшим голосом.
– Карай! Улюлю!… – кричал он, отыскивая глазами старого кобеля, единственную свою надежду. Карай из всех своих старых сил, вытянувшись сколько мог, глядя на волка, тяжело скакал в сторону от зверя, наперерез ему. Но по быстроте скока волка и медленности скока собаки было видно, что расчет Карая был ошибочен. Николай уже не далеко впереди себя видел тот лес, до которого добежав, волк уйдет наверное. Впереди показались собаки и охотник, скакавший почти на встречу. Еще была надежда. Незнакомый Николаю, муругий молодой, длинный кобель чужой своры стремительно подлетел спереди к волку и почти опрокинул его. Волк быстро, как нельзя было ожидать от него, приподнялся и бросился к муругому кобелю, щелкнул зубами – и окровавленный, с распоротым боком кобель, пронзительно завизжав, ткнулся головой в землю.
– Караюшка! Отец!.. – плакал Николай…
Старый кобель, с своими мотавшимися на ляжках клоками, благодаря происшедшей остановке, перерезывая дорогу волку, был уже в пяти шагах от него. Как будто почувствовав опасность, волк покосился на Карая, еще дальше спрятав полено (хвост) между ног и наддал скоку. Но тут – Николай видел только, что что то сделалось с Караем – он мгновенно очутился на волке и с ним вместе повалился кубарем в водомоину, которая была перед ними.
Та минута, когда Николай увидал в водомоине копошащихся с волком собак, из под которых виднелась седая шерсть волка, его вытянувшаяся задняя нога, и с прижатыми ушами испуганная и задыхающаяся голова (Карай держал его за горло), минута, когда увидал это Николай, была счастливейшею минутою его жизни. Он взялся уже за луку седла, чтобы слезть и колоть волка, как вдруг из этой массы собак высунулась вверх голова зверя, потом передние ноги стали на край водомоины. Волк ляскнул зубами (Карай уже не держал его за горло), выпрыгнул задними ногами из водомоины и, поджав хвост, опять отделившись от собак, двинулся вперед. Карай с ощетинившейся шерстью, вероятно ушибленный или раненый, с трудом вылезал из водомоины.