Степан Котроманич

Не следует путать с Степаном Котроманом — баном Боснии в 1287—1314 годах.

Степан Котроманич Stjepan II Kotromanić
бан Боснии
1322 — 1353
Соправитель:	Владислав Котроманич
Предшественник:	Степан Котроман
Преемник:	Владислав Котроманич
Вероисповедание:	Католик
Смерть:	1353(1353)
Отец:	Степан Котроман
Мать:	Елизавета
Супруга:	Елизавета Куявская
Дети:	Елизавета Боснийская

Степан Котроманич (босн. Stjepan II Kotromanić, ?-1353) — бан Боснии.

Биография

Степан был сыном боснийского бана Степана I Котромана и Елизаветы, дочери сербского правителя Стефана Драгутина. В начале XIV века, пользуясь гражданской войной в Венгерском королевстве, Боснию взял под свой контроль «некоронованный король Хорватии» Павел I Шубич, лишив Степана I власти. В 1312 году он умер, и «господарем всей Боснии» стал его сын Младен II Шубич. Когда в 1314 году умер Степан I, Елизавета предпочла бежать вместе с детьми в Дубровницкую республику.

У Младена II было много противников как внутри страны, так и за её пределами, и постепенно он пришёл к мысли сделать своим наместником в Боснии сына покойного Стефана I, который был бы более приемлем для боснийской знати, чем Младен. В 1320 году Степан стал баном Боснии, но Младен сохранял над ним сильный контроль. Чтобы крепче привязать к себе Степана, Младен договорился о его браке с дочерью Мейнхарда фон Ортенбурга, правившего в Краине.

Король Карл Роберт в своё время пришёл к власти с помощью Павла Шубича, и некоторое время ему было не до Хорватии с Боснией. Однако после смерти Матуша Чака и расправы с семьёй Косёги он решил, что пора восстановить королевскую власть и на юго-западе Венгерского королевства. С подачи короля Степан поддержал в 1322 году действия бана Славонии Ивана Бабонича, направленные против власти клана Шубичей. Войско Шубичей было разбито коалицией князей в битва у Блиски. Вскоре после битвы в южную Хорватию пришёл с армией король Карл Роберт. Владения Младена II были разделены между его противниками, а он сам арестован и вывезен в Венгрию.

В 1321 году умер сербский король Стефан Урош II Милутин, и между его детьми развернулась борьба за наследство. Степан Котроманич поддержал в ней своего дядю Владислава, но когда стало ясно, что побеждает Стефан Урош III Дечанский, то Владислав предпочёл удалиться в Венгрию.

В 1323 году король Карл Роберт, чтобы крепче привязать к себе Степана, предложил ему в жёны дальнюю родственницу своей жены — Елизавету, дочь князя Казимира II Куявского. В качестве королевского подарка Степан при этом получил земли на западе, ранее принадлежавшие Младену Шубичу, а также горнодобывающие районы Усора и Соли, которые до этого принадлежали проигравшему борьбу за Сербию дяде Владиславу.

Чтобы увеличить свою популярность у местных феодалов, Степан стал раздавать им многочисленные привилегии. В 1326 году он назначил своего брата Владислава своим соправителем.

Во время дележа наследства Младена Шубича король Карл Роберт назначил новым баном Хорватии Ивана Бабонича, однако после ухода короля один из наиболее могущественных хорватских феодалов — Иван Нелипич — быстро захватил Книн. Его поддержали три брата Младена Шубича — Юрай II, Гргур III и Павел II. Это не позволило Ивану Бабоничу занять хорватский трон, и в 1323 году король Карл Роберт, отстранив Ивана Бабонича, приказал Степану Котроманичу и новому бану Славонии Николе Омодиеву совместно атаковать Ивана Нелипача. Им это не удалось, однако они смогли оторвать Юрая II от союза с Нелипачем, и в результате получилось, что война идёт за восстановление власти Шубичей над Хорватией с Юраем вместо Младена во главе клана. Степан поддержал Юрая, но не стал ввязываться в войну сам, и оказалось, что он поступил правильно, так как в 1324 году силы Шубичей были уничтожены возле Книна, а сам Юрай II попал в плен к Ивану Нелипичу.

После этого Иван Нелипич повернул оружие против Степана, напав на город Висуч, и вот тут проявились плоды тактики Степана по привлечению местных феодалов: на его сторону встал Вук Вукославский, который помог вернуть город. Сам Степан решил разобраться с городом Трогир, оказывавшим существенную помощь Нелипичу. Он стал перехватывать торговые караваны, блокировав город, и в итоге тот был вынужден признать его власть.

Видя, что бан Никола Омодеев ничего не может сделать с Нелипичем, король Карл Роберт сместил его, заменив на одного из своих наиболее доверенных людей — Микача Михалевича. Летом 1325 года он вторгся в Хорватию и, взяв города, принадлежавшие семейству Бабоничей, в 1326 году вошёл в контакт с войсками Степана Котроманича. Однако они вместе не добились особых успехов против Нелипича, поэтому Михалевич, оставив часть войск в Бихаче для защиты от возможного контрудара Нелипича, вернулся в Венгрию.

В 1326 году бан Степан в союзе с Дубровницкой республикой напал на Сербию и захватил Захумье, получив выход к Адриатическому морю. Так как Захумьем правил клан Бранивоевичей, который был во вражде с другом сербского короля Уроша III Крепом Вукославичем, то Сербия не стала выступать на защиту этих земель. Степан Котроманич лично убил двоих членов клана Бронивоевичей, но Бранко Бронивоевич сумел бежать в Сербию, затем в Дубровницкую республику, и оттуда в Стон. Степан организовал его преследование, но в итоге он был пойман дубровницкими силами. С той поры в титул правителей Боснии вошло и «князь Захумья».

В 1329 году Степан Котроманич предпринял новое нападение на Сербию, но его войска были разбиты Душаном, и сам бан спасся только потому, что Вук Вукославский отдал ему свою лошадь взамен убитой, а сам погиб в бою.

Вассалы бана, правящие Захумьем, начали совершать набеги на торговые пути Дубровницкой республики, а сам бан не только потребовал от неё той платы, что она обычно платила Захумью и Сербии, но и захотел, чтобы она признала его своим правителем. Республика отказалась пойти на удовлетворение этих требований. Впоследствии отношения между Боснией и Дубровником вновь наладились, и в 1332—1333 годах Степан Котроманич издал ряд эдиктов, гарантирующие дружеские отношения между Боснийским банатом и Дубровницкой республикой.

Будучи недовольным широким распространением ереси в Боснии, Святой Престол давно требовал от венгерского короля военной помощи инквизиторам, но у короля находились другие дела. В итоге папа Бенедикт XII потерял терпение, и в 1337 году принял помощь Ивана Нелипича, который хотел не только вернуть Боснию под хорватский контроль, но и поквитаться со старым недругом. Всё ещё обладавший мощным влиянием клан Шубичей опротестовал римское решение. Возникла идея объединить кланы Шубичей и Котроманичей, и в 1338 году брат Степана Владислав женился на дочери Юрая II Елене. Таким образом возник союз между сербскими Неманичами, боснийскими Котроманичами и хорватскими Шубичами. Тем не менее Нелипичу удалось разгромить Шубичей. Король Карл Роберт приготовился выступить против Нелипача, и Степан, воспользовавшись моментом, сам ударил по Нелипичу.

В 1339 году гостивший при венгерском дворе францисканский генерал Жерар нашёл время посетить Боснию. Степан смог убедить его, что является хорошим католиком, и угроза крестового похода была отведена от Боснии.

В 1342 году умер король Карл Роберт, а в 1343 скончался последний союзник Степана — славонский бан Микач. Это натолкнуло Степана на мысль сделать Боснию полностью независимым государством. В поисках союзников против венгров он летом 1343 года предложил союз Венеции. Венецианцы были согласны вступить в игру лишь при полной гарантии успеха, поэтому они потребовали, чтобы к альянсу присоединились и сербы. Однако сербский король в это время был занят другими делами, а венецианцы вели войну с Иваном Нелипичем, и Степан был им нужен в первую очередь как союзник против хорватов.

В 1344 году Иван Нелипич неожиданно умер, и венгерский король приказал славонскому бану Николе отобрать Книн у его вдовы Владиславы и сына Ивана, а Степану — помочь ему в этом деле. Увидев первую армию, возглавляемую лично баном Степаном, за которой должно было прибыть войско самого короля, вдова предпочла капитулировать.

Задар неоднократно переходил от Венгрии к Венеции и обратно. Когда стало ясно, что готовится атака со стороны Венеции, Задар обратился к венгерскому королю с просьбой о прямом вмешательстве, и король приказал Степану и Николе прийти на помощь городу. Подойдя к городу, баны обнаружили построенные венецианцами мощные деревянные укрепления, и предпочли принять взятку.

Весной 1346 года венгерский король двинулся на венецианцев с крупной армией, с которой пришлось пойти и боснийскому бану. За взятку Степан выдал венецианцам информацию о венгерских войсках. В состоявшейся битве венгры одержали пиррову победу лишь благодаря огромному численному превосходству. После этого король потерял доверие к Степану.

Сербский правитель Стефан Урош IV Душан постоянно требовал возвращения Захумья. Босния была слабее Сербии, поэтому Степан Котроманич попросил Венецию выступить посредником в переговорах, и им удалось договориться о трёхлетнем перемирии. Пока сербский правитель был занят конфликтом с Византией, боснийский бан построил крепость на правом берегу Неретвы, а в 1349 году совершил набег, разорив земли вплоть до Которского залива.

В октябре 1350 года сербский правитель пересёк Дрину с 50 тысячами конницы и 30 тысячами пехоты. Боснийский бан рассчитывал использовать естественные препятствия и укрепления, но сербский правитель просто перекупил его приближённых, и сербское войско беспрепятственно прошло вглубь Боснии. Шокированный Степан, не зная, кому можно доверять, отступил в самые отдалённые боснийские горы. Сербы, образовав плацдарм в Боснии, использовали его для рейдов в Хорватию, а основные силы вернули в Сербию для войны с Византией. Это вдохнуло в Степана новую надежду и он продолжил войну. Страдавшая от нарушения торговли Дубровницкая республика попыталась примирить враждующие стороны, но предложенные ей условия не устроили сербского правителя. Тем не менее Степан смог постепенно отвоевать Боснию.

Семья и дети

Степан Котроманич был женат трижды:

• на дочери Мейнхарда фон Ортенбурга, правившего в Краине (из доступных источников можно сделать вывод, что было лишь соглашение о браке, пара никогда не жила вместе);
• на дочери болгарского царя (о каком именно царе идёт речь — неясно; возможно, что на самом деле это была не дочь, а родственница);
• на Елизавете, дочери куявского князя Казимира II.

В этих браках у него родилось трое детей:

• Вук, умер ещё при жизни отца;
• Елизавета, замужем за венгерским королём Лайошом Великим;
• Екатерина, замужем за цельским графом Германом I (возможно, является не дочерью, а племянницей)

Отрывок, характеризующий Степан Котроманич

– Что, брат, не будешь? Али скрючило? – смеялись ему казаки, и Тихон, нарочно скорчившись и делая рожи, притворяясь, что он сердится, самыми смешными ругательствами бранил французов. Случай этот имел на Тихона только то влияние, что после своей раны он редко приводил пленных.
Тихон был самый полезный и храбрый человек в партии. Никто больше его не открыл случаев нападения, никто больше его не побрал и не побил французов; и вследствие этого он был шут всех казаков, гусаров и сам охотно поддавался этому чину. Теперь Тихон был послан Денисовым, в ночь еще, в Шамшево для того, чтобы взять языка. Но, или потому, что он не удовлетворился одним французом, или потому, что он проспал ночь, он днем залез в кусты, в самую середину французов и, как видел с горы Денисов, был открыт ими.


Поговорив еще несколько времени с эсаулом о завтрашнем нападении, которое теперь, глядя на близость французов, Денисов, казалось, окончательно решил, он повернул лошадь и поехал назад.
– Ну, бг'ат, тепег'ь поедем обсушимся, – сказал он Пете.
Подъезжая к лесной караулке, Денисов остановился, вглядываясь в лес. По лесу, между деревьев, большими легкими шагами шел на длинных ногах, с длинными мотающимися руками, человек в куртке, лаптях и казанской шляпе, с ружьем через плечо и топором за поясом. Увидав Денисова, человек этот поспешно швырнул что то в куст и, сняв с отвисшими полями мокрую шляпу, подошел к начальнику. Это был Тихон. Изрытое оспой и морщинами лицо его с маленькими узкими глазами сияло самодовольным весельем. Он, высоко подняв голову и как будто удерживаясь от смеха, уставился на Денисова.
– Ну где пг'опадал? – сказал Денисов.
– Где пропадал? За французами ходил, – смело и поспешно отвечал Тихон хриплым, но певучим басом.
– Зачем же ты днем полез? Скотина! Ну что ж, не взял?..
– Взять то взял, – сказал Тихон.
– Где ж он?
– Да я его взял сперва наперво на зорьке еще, – продолжал Тихон, переставляя пошире плоские, вывернутые в лаптях ноги, – да и свел в лес. Вижу, не ладен. Думаю, дай схожу, другого поаккуратнее какого возьму.
– Ишь, шельма, так и есть, – сказал Денисов эсаулу. – Зачем же ты этого не пг'ивел?
– Да что ж его водить то, – сердито и поспешно перебил Тихон, – не гожающий. Разве я не знаю, каких вам надо?
– Эка бестия!.. Ну?..
– Пошел за другим, – продолжал Тихон, – подполоз я таким манером в лес, да и лег. – Тихон неожиданно и гибко лег на брюхо, представляя в лицах, как он это сделал. – Один и навернись, – продолжал он. – Я его таким манером и сграбь. – Тихон быстро, легко вскочил. – Пойдем, говорю, к полковнику. Как загалдит. А их тут четверо. Бросились на меня с шпажками. Я на них таким манером топором: что вы, мол, Христос с вами, – вскрикнул Тихон, размахнув руками и грозно хмурясь, выставляя грудь.
– То то мы с горы видели, как ты стречка задавал через лужи то, – сказал эсаул, суживая свои блестящие глаза.
Пете очень хотелось смеяться, но он видел, что все удерживались от смеха. Он быстро переводил глаза с лица Тихона на лицо эсаула и Денисова, не понимая того, что все это значило.
– Ты дуг'ака то не представляй, – сказал Денисов, сердито покашливая. – Зачем пег'вого не пг'ивел?
Тихон стал чесать одной рукой спину, другой голову, и вдруг вся рожа его растянулась в сияющую глупую улыбку, открывшую недостаток зуба (за что он и прозван Щербатый). Денисов улыбнулся, и Петя залился веселым смехом, к которому присоединился и сам Тихон.
– Да что, совсем несправный, – сказал Тихон. – Одежонка плохенькая на нем, куда же его водить то. Да и грубиян, ваше благородие. Как же, говорит, я сам анаральский сын, не пойду, говорит.
– Экая скотина! – сказал Денисов. – Мне расспросить надо…
– Да я его спрашивал, – сказал Тихон. – Он говорит: плохо зн аком. Наших, говорит, и много, да всё плохие; только, говорит, одна названия. Ахнете, говорит, хорошенько, всех заберете, – заключил Тихон, весело и решительно взглянув в глаза Денисова.
– Вот я те всыплю сотню гог'ячих, ты и будешь дуг'ака то ког'чить, – сказал Денисов строго.
– Да что же серчать то, – сказал Тихон, – что ж, я не видал французов ваших? Вот дай позатемняет, я табе каких хошь, хоть троих приведу.
– Ну, поедем, – сказал Денисов, и до самой караулки он ехал, сердито нахмурившись и молча.
Тихон зашел сзади, и Петя слышал, как смеялись с ним и над ним казаки о каких то сапогах, которые он бросил в куст.
Когда прошел тот овладевший им смех при словах и улыбке Тихона, и Петя понял на мгновенье, что Тихон этот убил человека, ему сделалось неловко. Он оглянулся на пленного барабанщика, и что то кольнуло его в сердце. Но эта неловкость продолжалась только одно мгновенье. Он почувствовал необходимость повыше поднять голову, подбодриться и расспросить эсаула с значительным видом о завтрашнем предприятии, с тем чтобы не быть недостойным того общества, в котором он находился.
Посланный офицер встретил Денисова на дороге с известием, что Долохов сам сейчас приедет и что с его стороны все благополучно.
Денисов вдруг повеселел и подозвал к себе Петю.
– Ну, г'асскажи ты мне пг'о себя, – сказал он.


Петя при выезде из Москвы, оставив своих родных, присоединился к своему полку и скоро после этого был взят ординарцем к генералу, командовавшему большим отрядом. Со времени своего производства в офицеры, и в особенности с поступления в действующую армию, где он участвовал в Вяземском сражении, Петя находился в постоянно счастливо возбужденном состоянии радости на то, что он большой, и в постоянно восторженной поспешности не пропустить какого нибудь случая настоящего геройства. Он был очень счастлив тем, что он видел и испытал в армии, но вместе с тем ему все казалось, что там, где его нет, там то теперь и совершается самое настоящее, геройское. И он торопился поспеть туда, где его не было.
Когда 21 го октября его генерал выразил желание послать кого нибудь в отряд Денисова, Петя так жалостно просил, чтобы послать его, что генерал не мог отказать. Но, отправляя его, генерал, поминая безумный поступок Пети в Вяземском сражении, где Петя, вместо того чтобы ехать дорогой туда, куда он был послан, поскакал в цепь под огонь французов и выстрелил там два раза из своего пистолета, – отправляя его, генерал именно запретил Пете участвовать в каких бы то ни было действиях Денисова. От этого то Петя покраснел и смешался, когда Денисов спросил, можно ли ему остаться. До выезда на опушку леса Петя считал, что ему надобно, строго исполняя свой долг, сейчас же вернуться. Но когда он увидал французов, увидал Тихона, узнал, что в ночь непременно атакуют, он, с быстротою переходов молодых людей от одного взгляда к другому, решил сам с собою, что генерал его, которого он до сих пор очень уважал, – дрянь, немец, что Денисов герой, и эсаул герой, и что Тихон герой, и что ему было бы стыдно уехать от них в трудную минуту.
Уже смеркалось, когда Денисов с Петей и эсаулом подъехали к караулке. В полутьме виднелись лошади в седлах, казаки, гусары, прилаживавшие шалашики на поляне и (чтобы не видели дыма французы) разводившие красневший огонь в лесном овраге. В сенях маленькой избушки казак, засучив рукава, рубил баранину. В самой избе были три офицера из партии Денисова, устроивавшие стол из двери. Петя снял, отдав сушить, свое мокрое платье и тотчас принялся содействовать офицерам в устройстве обеденного стола.
Через десять минут был готов стол, покрытый салфеткой. На столе была водка, ром в фляжке, белый хлеб и жареная баранина с солью.
Сидя вместе с офицерами за столом и разрывая руками, по которым текло сало, жирную душистую баранину, Петя находился в восторженном детском состоянии нежной любви ко всем людям и вследствие того уверенности в такой же любви к себе других людей.
– Так что же вы думаете, Василий Федорович, – обратился он к Денисову, – ничего, что я с вами останусь на денек? – И, не дожидаясь ответа, он сам отвечал себе: – Ведь мне велено узнать, ну вот я и узнаю… Только вы меня пустите в самую… в главную. Мне не нужно наград… А мне хочется… – Петя стиснул зубы и оглянулся, подергивая кверху поднятой головой и размахивая рукой.
– В самую главную… – повторил Денисов, улыбаясь.
– Только уж, пожалуйста, мне дайте команду совсем, чтобы я командовал, – продолжал Петя, – ну что вам стоит? Ах, вам ножик? – обратился он к офицеру, хотевшему отрезать баранины. И он подал свой складной ножик.
Офицер похвалил ножик.
– Возьмите, пожалуйста, себе. У меня много таких… – покраснев, сказал Петя. – Батюшки! Я и забыл совсем, – вдруг вскрикнул он. – У меня изюм чудесный, знаете, такой, без косточек. У нас маркитант новый – и такие прекрасные вещи. Я купил десять фунтов. Я привык что нибудь сладкое. Хотите?.. – И Петя побежал в сени к своему казаку, принес торбы, в которых было фунтов пять изюму. – Кушайте, господа, кушайте.
– А то не нужно ли вам кофейник? – обратился он к эсаулу. – Я у нашего маркитанта купил, чудесный! У него прекрасные вещи. И он честный очень. Это главное. Я вам пришлю непременно. А может быть еще, у вас вышли, обились кремни, – ведь это бывает. Я взял с собою, у меня вот тут… – он показал на торбы, – сто кремней. Я очень дешево купил. Возьмите, пожалуйста, сколько нужно, а то и все… – И вдруг, испугавшись, не заврался ли он, Петя остановился и покраснел.
Он стал вспоминать, не сделал ли он еще каких нибудь глупостей. И, перебирая воспоминания нынешнего дня, воспоминание о французе барабанщике представилось ему. «Нам то отлично, а ему каково? Куда его дели? Покормили ли его? Не обидели ли?» – подумал он. Но заметив, что он заврался о кремнях, он теперь боялся.
«Спросить бы можно, – думал он, – да скажут: сам мальчик и мальчика пожалел. Я им покажу завтра, какой я мальчик! Стыдно будет, если я спрошу? – думал Петя. – Ну, да все равно!» – и тотчас же, покраснев и испуганно глядя на офицеров, не будет ли в их лицах насмешки, он сказал:
– А можно позвать этого мальчика, что взяли в плен? дать ему чего нибудь поесть… может…
– Да, жалкий мальчишка, – сказал Денисов, видимо, не найдя ничего стыдного в этом напоминании. – Позвать его сюда. Vincent Bosse его зовут. Позвать.
– Я позову, – сказал Петя.
– Позови, позови. Жалкий мальчишка, – повторил Денисов.
Петя стоял у двери, когда Денисов сказал это. Петя пролез между офицерами и близко подошел к Денисову.
– Позвольте вас поцеловать, голубчик, – сказал он. – Ах, как отлично! как хорошо! – И, поцеловав Денисова, он побежал на двор.
– Bosse! Vincent! – прокричал Петя, остановясь у двери.
– Вам кого, сударь, надо? – сказал голос из темноты. Петя отвечал, что того мальчика француза, которого взяли нынче.
– А! Весеннего? – сказал казак.
Имя его Vincent уже переделали: казаки – в Весеннего, а мужики и солдаты – в Висеню. В обеих переделках это напоминание о весне сходилось с представлением о молоденьком мальчике.