Байбак

</td>

   </tr>

Байбак
Научная классификация
Царство: Животные Тип: Хордовые Класс: Млекопитающие Отряд: Грызуны Семейство: Беличьи Род: Сурки Вид: Байбак
Латинское название
Marmota bobak (Statius Müller, 1776)

Охранный статус Вызывающие наименьшие опасения IUCN 3.1 Least Concern: [www.iucnredlist.org/details/12830 12830]

Байба́к, или Бабак, или обыкновенный (степной) сурок (лат. Marmota bobak) — грызун рода сурков, обитатель целинных степей Евразии.

Внешний вид

Байбак является одним из самых крупных беличьих: длина его тела 50—70 см, масса нажировавшихся самцов достигает 10 кг. Тело у байбака толстое, на коротких, сильных лапах, вооружённых крупными когтями. Голова большая, уплощённая, шея короткая.

От других сурков байбака легко отличить по короткому хвосту (не более 15 см) и однотонной песчано-жёлтой окраске. Из-за тёмных кончиков остевых волос его спина покрыта тёмно-бурой или чёрной рябью, сгущающейся на затылке и на верхней части головы. Щёки светло-рыжеватые; под глазами бурые или чёрные пестрины. Брюхо заметно темнее и рыжее боков; конец хвоста тёмно-бурый. Встречаются сурки-альбиносы. Линька у байбаков один раз в год; начинается в мае и заканчивается (у старых сурков) к концу августа, иногда затягиваясь до сентября.

Распространение

В прошлом байбак был широко распространён по степной и отчасти лесостепной зоне от Венгрии до Иртыша (в Крыму и Предкавказье отсутствовал, но в настоящее время байбак наблюдается в степной части Крыма, на полуострове Тарханкут), но под влиянием распашки целинных земель исчез почти повсюду, сохранившись лишь по участкам нетронутой целины на Дону, в Среднем Поволжье, южном Приуралье и в Казахстане. Сейчас байбак обитает в Ростовской, Волгоградской области, Белгородской, Воронежской (Каменная степь между рр. Битюг и Хопёр), Курской области, Самарской области, на северо-востоке Саратовской, на юге Ульяновской и Нижегородской областей, а также в Чувашии, Татарстане и Башкортостане. На территории Украины встречается в нескольких обособленных очагах в Луганской, Сумской (Роменский р-н), Харьковской и Запорожской области. За Уралом и на Северном Казахстане его ареал менее фрагментирован; здесь байбак встречается от р. Урал до Иртыша: в Оренбургской и Челябинской областях, на юге Омской области России, в северной части Западно-Казахстанской, западной части Актюбинской, Кустанайской, Северо-Казахстанской, на севере Карагандинской и в Восточно-Казахстанской области Казахстана.

Образ жизни и питание

Байбак — природный обитатель равнинных злаково-разнотравных степей. В случае распашки степи сурки вскоре уходят на ближайшую целину или в крайнем случае на «неудобья»: залежи, нераспаханные склоны оврагов, балок, речных долин, межи, выгоны и даже на обочины просёлочных дорог. Пригодные для обитания байбака участки сейчас составляют незначительную долю пахотных земель. Обитание на посевах зерновых и овощей для него нехарактерно; в таких местах байбак селится вынужденно и временно. На более длительные сроки задерживается на посевах многолетних трав. Умеренный выпас скота и близкое соседство человека на него не влияют.

Живут байбаки большими многолетними колониями, устраивая для жилья норы разного назначения и сложности. Защитные (временные) норы — небольшие, короткие, с одним входом, без гнездовой камеры; в них сурки прячутся от опасности, изредка ночуют. Таких нор у сурка бывает до 10 в пределах кормового участка. Постоянные норы сложнее, бывают зимними и летними. Летние (выводковые) норы представляют собой сложную систему ходов; они связаны с поверхностью несколькими (до 6—15) выходами. От главного хода норы отходит ряд отнорков или тупиков, в которых сурки устраивают уборные. На глубине 2—3 м располагается гнездовая камера, объёмом до 0,5—0,8 м³, в которую сурок натаскивает сухой травы и корней. Зимние (зимовочные) норы могут быть устроены проще, но гнездовые камеры в них располагаются глубже, в непромерзающих горизонтах почвы — до 5—7 м от поверхности. Бывают и летне-зимние норы. Общая протяженность ходов и отнорков постоянной норы достигает 57—63 м. В особенно сложных норах бывает по нескольку камер разных размеров, и ходы образуют несколько этажей. При устройстве постоянной норы на поверхность выбрасывается до десятка кубометров грунта, образуя холм-сурчину. Обычно сурчина резко выделяется на фоне степного чернозёма более светлым цветом; почва здесь суше, насыщена азотом и минеральными веществами из помёта сурков. Высота холма достигает 40—100 см при поперечнике 3—10 м. На сурчине близ обитаемой норы находится утоптанная площадка, откуда сурки осматривают окрестности. Остальная часть сурчины постепенно покрывается растительностью, сильно отличающейся от окружающей флоры: здесь вырастают полынь, пырей, кермек. В густонаселенных сурками местах сурчинами покрыто до 10 % поверхности, отчего ландшафт приобретает своеобразный волнистый характер.

Питание

Питаются байбаки растительными кормами. Их излюбленными растениями являются дикий овёс (Avena sativa), пырей (Agropyrum cristatum), цикорий (Cichorium intybus), клевер (Trifolium repens) и полевой вьюнок (Convolvulus arvensis); овощные и сельскохозяйственные культуры повреждают редко. Кормовая специализация сезонная, заключается в предпочтении различных частей растения. Так, ранней весной сурки поедают в основном перезимовавшие корневища и луковицы; летом — молодые ростки злаков и разнотравья, а также цветы. Во второй половине лета, когда степная растительность выгорает, байбаки всё дальше отходят от своих нор в поисках влажных участков с сочной травой. Зрелые плоды и семена в их желудках не перевариваются, рассеиваясь вместе с помётом. За день нажировки байбак съедает до 1—1,5 кг растительной массы. Воды обычно не пьёт, довольствуясь влагой, содержащейся в растениях, или утренней росой. Потребляет и животные корма — саранчовых, моллюсков, гусениц, муравьиных куколок, обычно поедая их вместе с травой. Однако в неволе сурки охотно едят мясо, в том числе мясо сородичей, хотя в природе позвоночными не питаются. Запасов на зиму байбак не делает.

Образ жизни

Из зимней спячки байбаки выходят в конце февраля — начале марта. Немного откормившись, они принимаются ремонтировать или рыть новые защитные норы; позднее — поправлять и расширять жилые норы. Деятельность начинается с восходом солнца, когда зверьки просыпаются и отправляются на кормёжку. На поверхности сурки поддерживают зрительную (позы столбиком) и звуковую (перекличка, сигнал опасности) связь. Обычно двое сурков в колонии играют роль часовых, пока другие кормятся. Слух у сурка развит слабее, чем зрение, поэтому главным сигналом опасности является не столько свист, сколько вид бегущего к норе сородича. Увидев это, другие сурки тоже бросаются к норам, даже если при этом не было крика. В полдень байбаки обычно отдыхают в норах, а к вечеру опять выходят на кормёжку. На поверхности земли они проводят 12—16 часов.

Передвигается сурок порывистыми перебежками, временами останавливаясь и замирая на месте. Спасаясь от преследования, бежит довольно быстро, достигая на ровных участках скорости 12 — 15 км/ч, и старается укрыться в ближайшей норе.

В марте—апреле у байбаков наступает брачный период. Беременность длится 30—35 дней; обычно в выводке 3—6 детёнышей. Новорожденные сурчата голые и слепые, длиной 9—11 см и весом 30—40 г (это около 1 % от массы матери). Глаза у них открываются только на 23-й день. На время беременности и молочного вскармливания самец отселяется в другую нору. Молоком самка кормит до 50 дней, хотя в возрасте 40 дней, в конце мая — начале июня сурчата уже начинают питаться травой. Раньше полагали, что семьи сурков состоят из родителей и двух выводков детёнышей-погодков. Но наблюдения за мечеными зверьками показали, что часть сеголетков уходит из своей семьи и поселяется в других семьях как приёмыши, а их родители в свою очередь принимают чужих детёнышей. Сурчата остаются с родителями до следующего лета, после чего строят собственные норы. Но и вторую зимовку они проводят вместе с родителями. В целом, характер у сурков миролюбивый; они редко дерутся и прогоняют только пришлых зверьков.

К концу лета сурок накопляет до 800—1200 г жира, что составляет до 20 — 25 % его веса. Зверьки всё реже покидают норы; они обновляют гнёзда, натаскивая в них сухую траву. В конце августа — сентябре (не позже 20-х чисел) сурки собираются в зимовочных норах группами от 2—5 до 20—24 особей. Все входы в нору они забивают плотными пробками из смеси кала, земли и камней и впадают в глубокую спячку, которая длится 6—8 месяцев. Температура воздуха в норе даже в сильные морозы не опускается ниже 0 °C. Во время спячки жизненные процессы у сурков почти замирают: температура тела падает с 36—38 до 4,6—7,6 °C, дыхание замедляется до 2—3 вдохов в минуту вместо нормальных 20—24, а сердцебиение — до 3—15 ударов в минуту вместо 88—140. Зимой сурки не питаются и почти не двигаются, существуя за счет запасов накопленного жира. Однако, поскольку расходы энергии во время спячки низкие, весной сурки нередко просыпаются достаточно упитанными, с запасом 100—200 г жира.

Половой зрелости сурки достигают на 3 год жизни. Врагов у сурка в настоящее время немного, в основном это бродячие собаки и лисы. Из-за их нападений к осени в выводке редко остаётся более 3 сурчат. На них охотятся волки и хищные птицы (орлы), а также барсуки, хорьки, корсаки.

Численность

В связи с распашкой степей, лесовосстановлением и интенсивным промыслом численность байбаков к XX в. резко сократилась. Наиболее критическим положение было в 40—50-х гг. XX в., но принятые меры охраны обеспечили сохранение вида в локальных очагах на Украине, в Ульяновской и Саратовской областях, Татарстане и последующую его реакклиматизацию и интродукцию в ряде областей. В последние десятилетия ареал начал расширяться и поголовье байбаков расти. Наиболее многочислен байбак в Ростовской и Ульяновской областях. Довольно стабильны колонии его казахстанского подвида в Оренбургской и Челябинской областях. Численность европейского подвида байбака на 2004 г. достигла 209 700 особей, казахстанского — 112 800 особей. Несмотря на разрешение лицензионной охоты в Центральном, Приволжском и Южном федеральных округах численность байбаков продолжает расти. В Омской области животное занесено в Красную книгу.

Байбак промышляется ради тёплого и лёгкого меха. Его мясо съедобно (оно высоко ценится в некоторых районах Монголии), а жир использовался в технике и народной медицине. Для сельского хозяйства байбак практически безвреден — он редко трогает культурные растения; изредка поедает люцерну и подсолнух. На огородах, разведенных в колонии сурков, они иногда едят капусту и надземные части моркови. Байбак — популярный объект специальной охоты — Варминтинга, при которой стрельба ведётся с большого расстояния из специального оружия.

Символика

Байбак — один из символов Луганской области Украины, он изображён на её гербе.

Ссылки

• [www.sevin.ru/vertebrates/index.html?Mammals/102.html Позвоночные животные России: Сурок-байбак]
• [www.youtube.com/watch?v=ef9ZGkzB6fU Сурок-Байбак в Белгородской степи.] (youtube.com)
• [www.youtube.com/watch?v=BMdb7NFCMtU Байбак] (youtube.com)

Отрывок, характеризующий Байбак

– Я думаю нет, – сказал он, – а впрочем да. Она не удостоивает быть умной… Да нет, она обворожительна, и больше ничего. – Княжна Марья опять неодобрительно покачала головой.
– Ах, я так желаю любить ее! Вы ей это скажите, ежели увидите ее прежде меня.
– Я слышал, что они на днях будут, – сказал Пьер.
Княжна Марья сообщила Пьеру свой план о том, как она, только что приедут Ростовы, сблизится с будущей невесткой и постарается приучить к ней старого князя.


Женитьба на богатой невесте в Петербурге не удалась Борису и он с этой же целью приехал в Москву. В Москве Борис находился в нерешительности между двумя самыми богатыми невестами – Жюли и княжной Марьей. Хотя княжна Марья, несмотря на свою некрасивость, и казалась ему привлекательнее Жюли, ему почему то неловко было ухаживать за Болконской. В последнее свое свиданье с ней, в именины старого князя, на все его попытки заговорить с ней о чувствах, она отвечала ему невпопад и очевидно не слушала его.
Жюли, напротив, хотя и особенным, одной ей свойственным способом, но охотно принимала его ухаживанье.
Жюли было 27 лет. После смерти своих братьев, она стала очень богата. Она была теперь совершенно некрасива; но думала, что она не только так же хороша, но еще гораздо больше привлекательна, чем была прежде. В этом заблуждении поддерживало ее то, что во первых она стала очень богатой невестой, а во вторых то, что чем старее она становилась, тем она была безопаснее для мужчин, тем свободнее было мужчинам обращаться с нею и, не принимая на себя никаких обязательств, пользоваться ее ужинами, вечерами и оживленным обществом, собиравшимся у нее. Мужчина, который десять лет назад побоялся бы ездить каждый день в дом, где была 17 ти летняя барышня, чтобы не компрометировать ее и не связать себя, теперь ездил к ней смело каждый день и обращался с ней не как с барышней невестой, а как с знакомой, не имеющей пола.
Дом Карагиных был в эту зиму в Москве самым приятным и гостеприимным домом. Кроме званых вечеров и обедов, каждый день у Карагиных собиралось большое общество, в особенности мужчин, ужинающих в 12 м часу ночи и засиживающихся до 3 го часу. Не было бала, гулянья, театра, который бы пропускала Жюли. Туалеты ее были всегда самые модные. Но, несмотря на это, Жюли казалась разочарована во всем, говорила всякому, что она не верит ни в дружбу, ни в любовь, ни в какие радости жизни, и ожидает успокоения только там . Она усвоила себе тон девушки, понесшей великое разочарованье, девушки, как будто потерявшей любимого человека или жестоко обманутой им. Хотя ничего подобного с ней не случилось, на нее смотрели, как на такую, и сама она даже верила, что она много пострадала в жизни. Эта меланхолия, не мешавшая ей веселиться, не мешала бывавшим у нее молодым людям приятно проводить время. Каждый гость, приезжая к ним, отдавал свой долг меланхолическому настроению хозяйки и потом занимался и светскими разговорами, и танцами, и умственными играми, и турнирами буриме, которые были в моде у Карагиных. Только некоторые молодые люди, в числе которых был и Борис, более углублялись в меланхолическое настроение Жюли, и с этими молодыми людьми она имела более продолжительные и уединенные разговоры о тщете всего мирского, и им открывала свои альбомы, исписанные грустными изображениями, изречениями и стихами.
Жюли была особенно ласкова к Борису: жалела о его раннем разочаровании в жизни, предлагала ему те утешения дружбы, которые она могла предложить, сама так много пострадав в жизни, и открыла ему свой альбом. Борис нарисовал ей в альбом два дерева и написал: Arbres rustiques, vos sombres rameaux secouent sur moi les tenebres et la melancolie. [Сельские деревья, ваши темные сучья стряхивают на меня мрак и меланхолию.]
В другом месте он нарисовал гробницу и написал:
«La mort est secourable et la mort est tranquille
«Ah! contre les douleurs il n'y a pas d'autre asile».
[Смерть спасительна и смерть спокойна;
О! против страданий нет другого убежища.]
Жюли сказала, что это прелестно.
– II y a quelque chose de si ravissant dans le sourire de la melancolie, [Есть что то бесконечно обворожительное в улыбке меланхолии,] – сказала она Борису слово в слово выписанное это место из книги.
– C'est un rayon de lumiere dans l'ombre, une nuance entre la douleur et le desespoir, qui montre la consolation possible. [Это луч света в тени, оттенок между печалью и отчаянием, который указывает на возможность утешения.] – На это Борис написал ей стихи:
«Aliment de poison d'une ame trop sensible,
«Toi, sans qui le bonheur me serait impossible,
«Tendre melancolie, ah, viens me consoler,
«Viens calmer les tourments de ma sombre retraite
«Et mele une douceur secrete
«A ces pleurs, que je sens couler».
[Ядовитая пища слишком чувствительной души,
Ты, без которой счастье было бы для меня невозможно,
Нежная меланхолия, о, приди, меня утешить,
Приди, утиши муки моего мрачного уединения
И присоедини тайную сладость
К этим слезам, которых я чувствую течение.]
Жюли играла Борису нa арфе самые печальные ноктюрны. Борис читал ей вслух Бедную Лизу и не раз прерывал чтение от волнения, захватывающего его дыханье. Встречаясь в большом обществе, Жюли и Борис смотрели друг на друга как на единственных людей в мире равнодушных, понимавших один другого.
Анна Михайловна, часто ездившая к Карагиным, составляя партию матери, между тем наводила верные справки о том, что отдавалось за Жюли (отдавались оба пензенские именья и нижегородские леса). Анна Михайловна, с преданностью воле провидения и умилением, смотрела на утонченную печаль, которая связывала ее сына с богатой Жюли.
– Toujours charmante et melancolique, cette chere Julieie, [Она все так же прелестна и меланхолична, эта милая Жюли.] – говорила она дочери. – Борис говорит, что он отдыхает душой в вашем доме. Он так много понес разочарований и так чувствителен, – говорила она матери.
– Ах, мой друг, как я привязалась к Жюли последнее время, – говорила она сыну, – не могу тебе описать! Да и кто может не любить ее? Это такое неземное существо! Ах, Борис, Борис! – Она замолкала на минуту. – И как мне жалко ее maman, – продолжала она, – нынче она показывала мне отчеты и письма из Пензы (у них огромное имение) и она бедная всё сама одна: ее так обманывают!
Борис чуть заметно улыбался, слушая мать. Он кротко смеялся над ее простодушной хитростью, но выслушивал и иногда выспрашивал ее внимательно о пензенских и нижегородских имениях.
Жюли уже давно ожидала предложенья от своего меланхолического обожателя и готова была принять его; но какое то тайное чувство отвращения к ней, к ее страстному желанию выйти замуж, к ее ненатуральности, и чувство ужаса перед отречением от возможности настоящей любви еще останавливало Бориса. Срок его отпуска уже кончался. Целые дни и каждый божий день он проводил у Карагиных, и каждый день, рассуждая сам с собою, Борис говорил себе, что он завтра сделает предложение. Но в присутствии Жюли, глядя на ее красное лицо и подбородок, почти всегда осыпанный пудрой, на ее влажные глаза и на выражение лица, изъявлявшего всегдашнюю готовность из меланхолии тотчас же перейти к неестественному восторгу супружеского счастия, Борис не мог произнести решительного слова: несмотря на то, что он уже давно в воображении своем считал себя обладателем пензенских и нижегородских имений и распределял употребление с них доходов. Жюли видела нерешительность Бориса и иногда ей приходила мысль, что она противна ему; но тотчас же женское самообольщение представляло ей утешение, и она говорила себе, что он застенчив только от любви. Меланхолия ее однако начинала переходить в раздражительность, и не задолго перед отъездом Бориса, она предприняла решительный план. В то самое время как кончался срок отпуска Бориса, в Москве и, само собой разумеется, в гостиной Карагиных, появился Анатоль Курагин, и Жюли, неожиданно оставив меланхолию, стала очень весела и внимательна к Курагину.
– Mon cher, – сказала Анна Михайловна сыну, – je sais de bonne source que le Prince Basile envoie son fils a Moscou pour lui faire epouser Julieie. [Мой милый, я знаю из верных источников, что князь Василий присылает своего сына в Москву, для того чтобы женить его на Жюли.] Я так люблю Жюли, что мне жалко бы было ее. Как ты думаешь, мой друг? – сказала Анна Михайловна.
Мысль остаться в дураках и даром потерять весь этот месяц тяжелой меланхолической службы при Жюли и видеть все расписанные уже и употребленные как следует в его воображении доходы с пензенских имений в руках другого – в особенности в руках глупого Анатоля, оскорбляла Бориса. Он поехал к Карагиным с твердым намерением сделать предложение. Жюли встретила его с веселым и беззаботным видом, небрежно рассказывала о том, как ей весело было на вчерашнем бале, и спрашивала, когда он едет. Несмотря на то, что Борис приехал с намерением говорить о своей любви и потому намеревался быть нежным, он раздражительно начал говорить о женском непостоянстве: о том, как женщины легко могут переходить от грусти к радости и что у них расположение духа зависит только от того, кто за ними ухаживает. Жюли оскорбилась и сказала, что это правда, что для женщины нужно разнообразие, что всё одно и то же надоест каждому.
– Для этого я бы советовал вам… – начал было Борис, желая сказать ей колкость; но в ту же минуту ему пришла оскорбительная мысль, что он может уехать из Москвы, не достигнув своей цели и даром потеряв свои труды (чего с ним никогда ни в чем не бывало). Он остановился в середине речи, опустил глаза, чтоб не видать ее неприятно раздраженного и нерешительного лица и сказал: – Я совсем не с тем, чтобы ссориться с вами приехал сюда. Напротив… – Он взглянул на нее, чтобы увериться, можно ли продолжать. Всё раздражение ее вдруг исчезло, и беспокойные, просящие глаза были с жадным ожиданием устремлены на него. «Я всегда могу устроиться так, чтобы редко видеть ее», подумал Борис. «А дело начато и должно быть сделано!» Он вспыхнул румянцем, поднял на нее глаза и сказал ей: – «Вы знаете мои чувства к вам!» Говорить больше не нужно было: лицо Жюли сияло торжеством и самодовольством; но она заставила Бориса сказать ей всё, что говорится в таких случаях, сказать, что он любит ее, и никогда ни одну женщину не любил более ее. Она знала, что за пензенские имения и нижегородские леса она могла требовать этого и она получила то, что требовала.
Жених с невестой, не поминая более о деревьях, обсыпающих их мраком и меланхолией, делали планы о будущем устройстве блестящего дома в Петербурге, делали визиты и приготавливали всё для блестящей свадьбы.


Граф Илья Андреич в конце января с Наташей и Соней приехал в Москву. Графиня всё была нездорова, и не могла ехать, – а нельзя было ждать ее выздоровления: князя Андрея ждали в Москву каждый день; кроме того нужно было закупать приданое, нужно было продавать подмосковную и нужно было воспользоваться присутствием старого князя в Москве, чтобы представить ему его будущую невестку. Дом Ростовых в Москве был не топлен; кроме того они приехали на короткое время, графини не было с ними, а потому Илья Андреич решился остановиться в Москве у Марьи Дмитриевны Ахросимовой, давно предлагавшей графу свое гостеприимство.
Поздно вечером четыре возка Ростовых въехали во двор Марьи Дмитриевны в старой Конюшенной. Марья Дмитриевна жила одна. Дочь свою она уже выдала замуж. Сыновья ее все были на службе.