Стефанидес, Теодор

Теодор Стефанидес
Theodore Stephanides
Портрет Теодора Стефанидеса, 1973 год.
Дата рождения:	1896(1896)
Место рождения:	Бомбей, Британская империя
Дата смерти:	13 апреля 1983(1983-04-13)

Тео́дор Стефани́дес (греч. Θεόδωρος Στεφανίδης; 1896, Бомбей, Британская империя, — 13 апреля 1983) — греческий поэт, писатель, врач и натуралист. Широкой публике наиболее известен как друг и учитель писателя и натуралиста Джеральда Даррелла, изображённый в ряде автобиографических произведений последнего.

Разносторонне одаренный, Стефанидес, помимо занятий наукой и медициной, также получил признание и в греческой, и в англоязычной литературе как поэт, писатель и переводчик; он перевел на английский язык значительное число греческих поэтических и эпических произведений.

В его честь названы три новых вида ракообразных: Cytherois stephanidesi (Ostracoda), Thermocyclops stephanidesi и Schizopera stephanidesi (Copepoda). Его труды по пресноводной флоре и фауне острова Корфу до сих пор считаются наиболее авторитетными.

Биография

Теодор Стефанидес родился в Индии в греческой семье, приехавшей из Фессалии. Ранние годы провёл в Бомбее. В возрасте 11 лет, когда его отец вышел на пенсию, вернулся с семьёй в Грецию, на остров Корфу, где выучил греческий язык.

Во время Первой мировой войны Стефанидес служил артиллеристом, воевал на Македонском фронте. Затем участвовал в войне против Турции 1919—1922 годов.

В 1925 и 1926 годах опубликовал две книги переводной поэзии, но решил избрать другую профессию и в 1929 году отправился в Париж, чтобы изучать медицину.

Стефанидес вернулся на Корфу в 1930 году и открыл первый на острове рентген-кабинет. Вскоре после этого он женился на Марии Александер, внучке бывшего британского консула, имевшей английские и греческие корни.

В 1933 году, по заданию органов здравоохранения Корфу, занялся полевыми исследованиями с целью установления мест, требующих проведения антималярийных мероприятий. Примерно в это время, в 1936 году, Стефанидес был представлен семье Дарреллов, в том числе Джеральду и Лоуренсу Дарреллам, для которых стал другом на всю жизнь. Позднее Стефанидес организовал отправку лекарств от Лоуренса Даррелла в британское посольство на Кипре (о чём упомянуто в книге «Spirit of Place: Letters and Essays on Travel», 1969). Он также стал одним из первых читателей книг «Моя семья и другие звери» Джеральда Даррелла и «The Greek Islands» Лоуренса Даррелла, став их неформальным, но крайне дотошным редактором.

В 1938—1939 годах Стефанидес работал в Салониках в антималярийной службе, организованной Фондом Рокфеллера, периодически возвращаясь на Корфу. В июне 1940 года Стефанидес окончательно покинул Корфу, отправившись на Кипр, где вступил в ряды медицинского корпуса британской армии.

С 1939 по 1945 годы, во время Второй мировой войны, Стефанидес был врачом в медицинском корпусе британской армии в Греции, на Крите, Сицилии и в Сахаре. В своей статье «Climax in Crete» он критиковал военную политику союзников. Родители Стефанидеса и многие друзья погибли на Корфу из-за обстрелов и бомбёжек. Жена и дочь Стефанидеса, жившие в Лондоне, из-за налётов германской авиации в 1940-41 годах переехали к Дарреллам в Борнмут.

После войны Стефанидес вернулся к семье в Лондон, получив работу радиолога в госпитале Святого Фомы. Здесь он проработал с 1946 по 1961 год. В 1946 году Стефанидес опубликовал военные мемуары «Climax in Crete», получившие широкую известность. В этот же период им были изданы две известные научные работы: «The Microscope and the Practical Principles of Observation» (1947) — руководство по микроскопии, и главный его труд «A Survey of the Freshwater Biology of Corfu and of Certain Other Regions of Greece» (1948).

Вышедшие один за другим сборники стихов «The Golden Face» (1965) и «The Cities of the Mind» (1969) получили тёплый приём и закрепили за Стефанидесом репутацию поэта. В 1973 году был опубликован следующий поэтический сборник «Worlds in a Crucible». Одновременно Стефанидес выпустил множество переводов стихов известного греческого поэта Костиса Паламоса. В завершение этого цикла, уже после смерти Стефанидеса, в 1985 году вышла книга «Kostis Palamas: A Portrait and an Appreciation including Iambs and Anapaests and Ascraeus». Другой широко известный перевод с греческого, поэма «Эротокритос», также вышла посмертно, в 1984 году. Среди других известных книг Стефанидеса— «Island Trails» (1973), документальное описание Корфу и Ионических островов, ставшая библиографической редкостью.

В 2011 году была опубликована книга «Autumn Gleanings», в которую вошли воспоминания о Корфу (главным образом, о Лоренсе Даррелле и его первой жене Нэнси) и сборник стихов под одноимённым названием, ранее не издававшихся.

Теодор Стефанидес умер 13 апреля 1983 года. Ему посвящены книги: «The Greek Islands» (1978) Лоуренса Даррелла; «Птицы, звери и родственники» (1969) и «The Amateur Naturalist» (1982) Джеральда Даррелла. В посвящении «The Amateur Naturalist» Джеральд Даррелл написал:

Эта книга посвящается Тео, моему учителю и другу, без чьей помощи я бы ничего не достиг.

Оригинальный текст (англ.)  

This book is for Theo my mentor and friend, without whose guidance I would have achieved nothing.

— Джеральд Даррелл, посвящение "The Amateur Naturalist"

Отрывок, характеризующий Стефанидес, Теодор

Остров отрадненского заказа виднелся саженях во ста, и доезжачие подходили к нему. Ростов, решив окончательно с дядюшкой, откуда бросать гончих и указав Наташе место, где ей стоять и где никак ничего не могло побежать, направился в заезд над оврагом.
– Ну, племянничек, на матерого становишься, – сказал дядюшка: чур не гладить (протравить).
– Как придется, отвечал Ростов. – Карай, фюит! – крикнул он, отвечая этим призывом на слова дядюшки. Карай был старый и уродливый, бурдастый кобель, известный тем, что он в одиночку бирал матерого волка. Все стали по местам.
Старый граф, зная охотничью горячность сына, поторопился не опоздать, и еще не успели доезжачие подъехать к месту, как Илья Андреич, веселый, румяный, с трясущимися щеками, на своих вороненьких подкатил по зеленям к оставленному ему лазу и, расправив шубку и надев охотничьи снаряды, влез на свою гладкую, сытую, смирную и добрую, поседевшую как и он, Вифлянку. Лошадей с дрожками отослали. Граф Илья Андреич, хотя и не охотник по душе, но знавший твердо охотничьи законы, въехал в опушку кустов, от которых он стоял, разобрал поводья, оправился на седле и, чувствуя себя готовым, оглянулся улыбаясь.
Подле него стоял его камердинер, старинный, но отяжелевший ездок, Семен Чекмарь. Чекмарь держал на своре трех лихих, но также зажиревших, как хозяин и лошадь, – волкодавов. Две собаки, умные, старые, улеглись без свор. Шагов на сто подальше в опушке стоял другой стремянной графа, Митька, отчаянный ездок и страстный охотник. Граф по старинной привычке выпил перед охотой серебряную чарку охотничьей запеканочки, закусил и запил полубутылкой своего любимого бордо.
Илья Андреич был немножко красен от вина и езды; глаза его, подернутые влагой, особенно блестели, и он, укутанный в шубку, сидя на седле, имел вид ребенка, которого собрали гулять. Худой, со втянутыми щеками Чекмарь, устроившись с своими делами, поглядывал на барина, с которым он жил 30 лет душа в душу, и, понимая его приятное расположение духа, ждал приятного разговора. Еще третье лицо подъехало осторожно (видно, уже оно было учено) из за леса и остановилось позади графа. Лицо это был старик в седой бороде, в женском капоте и высоком колпаке. Это был шут Настасья Ивановна.
– Ну, Настасья Ивановна, – подмигивая ему, шопотом сказал граф, – ты только оттопай зверя, тебе Данило задаст.
– Я сам… с усам, – сказал Настасья Ивановна.
– Шшшш! – зашикал граф и обратился к Семену.
– Наталью Ильиничну видел? – спросил он у Семена. – Где она?
– Они с Петром Ильичем от Жаровых бурьяно встали, – отвечал Семен улыбаясь. – Тоже дамы, а охоту большую имеют.
– А ты удивляешься, Семен, как она ездит… а? – сказал граф, хоть бы мужчине в пору!
– Как не дивиться? Смело, ловко.
– А Николаша где? Над Лядовским верхом что ль? – всё шопотом спрашивал граф.
– Так точно с. Уж они знают, где стать. Так тонко езду знают, что мы с Данилой другой раз диву даемся, – говорил Семен, зная, чем угодить барину.
– Хорошо ездит, а? А на коне то каков, а?
– Картину писать! Как намеднись из Заварзинских бурьянов помкнули лису. Они перескакивать стали, от уймища, страсть – лошадь тысяча рублей, а седоку цены нет. Да уж такого молодца поискать!
– Поискать… – повторил граф, видимо сожалея, что кончилась так скоро речь Семена. – Поискать? – сказал он, отворачивая полы шубки и доставая табакерку.
– Намедни как от обедни во всей регалии вышли, так Михаил то Сидорыч… – Семен не договорил, услыхав ясно раздававшийся в тихом воздухе гон с подвыванием не более двух или трех гончих. Он, наклонив голову, прислушался и молча погрозился барину. – На выводок натекли… – прошептал он, прямо на Лядовской повели.
Граф, забыв стереть улыбку с лица, смотрел перед собой вдаль по перемычке и, не нюхая, держал в руке табакерку. Вслед за лаем собак послышался голос по волку, поданный в басистый рог Данилы; стая присоединилась к первым трем собакам и слышно было, как заревели с заливом голоса гончих, с тем особенным подвыванием, которое служило признаком гона по волку. Доезжачие уже не порскали, а улюлюкали, и из за всех голосов выступал голос Данилы, то басистый, то пронзительно тонкий. Голос Данилы, казалось, наполнял весь лес, выходил из за леса и звучал далеко в поле.
Прислушавшись несколько секунд молча, граф и его стремянной убедились, что гончие разбились на две стаи: одна большая, ревевшая особенно горячо, стала удаляться, другая часть стаи понеслась вдоль по лесу мимо графа, и при этой стае было слышно улюлюканье Данилы. Оба эти гона сливались, переливались, но оба удалялись. Семен вздохнул и нагнулся, чтоб оправить сворку, в которой запутался молодой кобель; граф тоже вздохнул и, заметив в своей руке табакерку, открыл ее и достал щепоть. «Назад!» крикнул Семен на кобеля, который выступил за опушку. Граф вздрогнул и уронил табакерку. Настасья Ивановна слез и стал поднимать ее.
Граф и Семен смотрели на него. Вдруг, как это часто бывает, звук гона мгновенно приблизился, как будто вот, вот перед ними самими были лающие рты собак и улюлюканье Данилы.
Граф оглянулся и направо увидал Митьку, который выкатывавшимися глазами смотрел на графа и, подняв шапку, указывал ему вперед, на другую сторону.
– Береги! – закричал он таким голосом, что видно было, что это слово давно уже мучительно просилось у него наружу. И поскакал, выпустив собак, по направлению к графу.
Граф и Семен выскакали из опушки и налево от себя увидали волка, который, мягко переваливаясь, тихим скоком подскакивал левее их к той самой опушке, у которой они стояли. Злобные собаки визгнули и, сорвавшись со свор, понеслись к волку мимо ног лошадей.